53. На террасе близ конопляника...

Александр Ортяков
   За редакторскую бытность мне не раз приходилось принимать на работу
корректора-машинистку с определёнными требованиями к ней.  Хотелось при этом
замужнюю женщину, в меру воспитанную, симпатичную, трудолюбивую, не болтливую,
конечно же, хорошо владеющую печатной машинкой, со знанием русского языка. И
всегда они, бедные, вынуждены были сдавать своеобразный экзамен. Им давалось на
слух всего лишь одно предложение, которое требовалось напечатать: «На дощатой
террасе близ конопляника и малинника, под аккомпанемент виолончели, веснушчатая
вдова местного подьячего Агриппина Саввична потчевала своего суженого
небезызвестного коллежского асессора Апполона Филипповича винегретом с моллюсками
и прочими яствами, исподтишка подтрунивая его». В трёх десятках слов, бывало,
допускалось до 30 и более ошибок – о чём было говорить в таком случае?

   Однако фишка заключалась в другом. Главный смысл «кастинга» состоял у меня
далеко не в определении грамматических познаний. Признаюсь, сам  допускал ошибки.
Более того, для своих конкурсанток считал вполне дозволенным ошибиться
неоднократно. С самого появления женщины в редакции внимательно наблюдал за ней,
долго беседовал, затрагивая даже потусторонние темы. Короче, изучал. Особое
внимание уделял машинописи.

   Претенденток немало в военных городках. Женщины ехали за своими мужьями порой
в тьму-таракань, где зачастую для них работы не было. Моя задача всегда
оставалась сложной ещё и потому, что среди офицерских жён были и так называемые
вышестоящие. Требовалось известное мужество, чтобы отказать именно им. А тут вот,
перебрав на «подиуме» желающих работать, я остановился лишь на одной. Среди
многих не прошла отбор жена заместителя командира дивизии. Что тут началось!

   Во-первых, она сама запротестовала, в откровенно напористой форме. Мне
пришлось сослаться на количество ошибок – чем ещё убеждать в непригодности? Во-
вторых, со мной серьёзно поговорил временно исполняющий обязанности начальника
политотдела, который засомневался: «Такого быть не может – 20 ошибок!». Ничего не
оставалось делать, как переубеждать своего непосредственного начальника практикой
- «На террасе близ конопляника …». Подполковник, согласившись на «экзекуцию», 
допустил с десяток личных опусов, отошёл от темы. Наконец, приглашают к
начальнику особого отдела дивизии.

   Здесь, пожалуй, надо отобразить мои отношения с КГБ – Комитетом
государственной безопасности. При штабе, в соседнем доме, размещался отдел со
своим штатом сотрудников. Естественно, редактор газеты попадал в зону их
ответственности. С самого моего прибытия в Шверин был под наблюдением. Тем более,
что владел современной фотоаппаратурой, имел доступ к секретным документам и
контакты с немцами. При встречах Общества германо-советской дружбы, например,
всегда присутствовал переводчик – считай, особист. Так что я, естественно,
находился в поле зрения. Правда, отчитываться перед кем-либо не приходилось, и
тем более, подписывать какие-либо обязательства. Могу лишь заметить, никогда даже
и не пытался подвергать сомнению какую-либо деятельность КГБ. Сотрудники
ведомства вызывали уважение, особенно здесь, в заграничных условиях.

   Прибыл в особый отдел в назначенное время. Начальник, старший по званию,
излучал полное дружелюбие, и объяснил причину вызова своей личной просьбой.
Беседа велась как со штатным сотрудником, хотя и не подчиненным. При этом,
казалось, очень откровенно. Предстояло в один из выходных дней выехать с группой
туристов в соседний прибалтийский Висмар для нескольких фотографий человека,
бывшего, якобы, под наблюдением. Особого труда мне это не стоило, и я дал
неофициальное согласие. Хорошо понимая - проверяют «на вшивость», буду ли
сотрудничать? Вполне возможно, отделу нужны были оригиналы моей личной
фотоаппаратуры – снимки и плёнка. Уже прощаясь, собеседник спросил: «Как там,
новая машинистка справляется с работой?». «Вполне!» - был ответ. «А чем не
угодила жена замкомдива? Разве в ошибках дело?». «Хотите  проверить себя?» - 
предложение стало неожиданным для подполковника, но он всё-таки заинтересовался:
«Просто продиктуйте для интереса». «На террасе близ конопляника…» - прозвучало
давно заученное.

   На этом байка заканчивалась, но уже на следующий день после публикации пришёл
вопрос моего первого читателя: "Заинтриговали, однако! Чем всё-таки завершился
экзамен КГБешника? Ощущение, словно отобрали любимую игрушку". Я согласился, и
сообщаю. Он оказался достаточно умным человеком. Выслушав фразу, сказал: "Вот
только печатать словоблудие не буду, извините". И был прав, так как предложение во множестве вариантов придумано скорее всего преподавателями, и лишь для того,
чтобы обратить внимание молодёжи на знание русского языка и литературы. Очень
многие, совершив ошибки при написании, ударялись в классику, перечитывая Чехова,
Тургенева... (видимо, пытаясь найти первоисточник). Я ставил совершенно другую
задачу, подбирая в коллектив хорошую машинистку.
               
   На снимках: корректор-машинистка редакции 1971-1973 г.г. В.Куделина (её
выбирал мой первый редактор капитан Н.Бубелев), далее мои избранницы.