Эмиграция как гильотина 1

               
Глава 1.

Россия, Белгородская область. Осень 1998 года.


"И поплакаться некому.
На самом деле есть кому - подруге Ирке. Но ведь не хочется же, чтобы она,  отдав последние деньги за билеты, примчалась сюда, на другой конец страны, пытаясь вытащить меня из депрессии, сочувствовала бы и уговаривала бы вернуться... Нельзя. Пусть думает, что у нас здесь всё хорошо. Но, какая гадость! Какая дрянь вот эта наша жизнь! Дрянь и есть!"

Поговорив сама с собой, Ева ещё плотнее укуталась в одеяло. Полежала неподвижно, потом со стоном плюхнула подушку на голову, сооружая душный, непроницаемый для света и шума колокол.


Позитивные мысли давно покинули её - остались, вяло копошились и выкатывались наружу только шершавые, тяжёлые как каменные жернова думы, они же выгрызали острыми крысиными зубками нутро.

Вот уже вторую неделю Ева валялась на своей широкой финской, из белой кожи, кровати (остатки прежней роскоши, - так в семье теперь называлось уцелевшее имущество) и не находила ни сил, ни желания вставать.


Ева пыталась "сочинить" продолжение бытия после полного финансового краха, но дальше оригинальной мысли, что "жизнь - это совсем не десерт, а наоборот - говно", дело не двигалось.

Прошлое представлялось  чёрной воронкой трагического размера, которая всосала достаток, стабильность, надежды на обеспеченную жизнь, уверенность в будущем.
Будущее? А будущее совсем не просматривалось.


Надо признать, что назойливый запах тухлятины из помойного ведра, настойчиво проникавший из кухни в спальню, абсолютно не сочетался с депрессией.

Он - этот липкий как пластилин запах, мешал думать о возвышенном: о том, как хорошо и кстати было бы умереть. Взять и умереть, прямо так как есть: без косметики на лице, в жёлтых хлопковых трусах и футболке с Микки Маусом.

"А что? Умер - и никаких проблем...  не надо думать, где искать работу ... чем завтра семью кормить... как вообще выжить... и всё тебе по-фигу... Мёртвые не огорчаются." - размечталась Ева.

Но если смерть в виде беззаботного катания на мягком белоснежном облаке казалась привлекательной, то смерть в виде окоченевшего трупа на ледяной клеёнке морозильной камеры морга выглядела слишком отталкивающей в своей неприкрытой лаконичности.

- Кашик! - позвала она своего мужа Аркадия, - Каша!! Кто-нибудь...

- Что, любимая? Звала? Ну, как ты? - возникла в дверном проёме голова супруга.
-Хочется залезть в тёмное, тёплое, тихое место.
- В жопу?
- Нет, в шкаф. Вынесите из ведра, дышать невозможно. Воняет!

- Какое ведро? Зачем ведро? Из ведра совсем не пахнет. - В подтверждение сказанного, он принюхался и активно подёргал носом, отчего две чёрные бородавки, симметрично прикреплённые к ноздрям, заходили вверх-вниз.- Да и нельзя на ночь из ведра выносить. Примета плохая - денег не будет.

- Вот оно оказывается в чём причина! Видать у нас в стране все по ночам на помойку с вёдрами шастают, достаток выносят!

- Ну что ты кричишь, Евочка. Хочешь супчика? Я та-а-а-акой супешник сварганил! Детям понравилось. А то надоело уже каждый день яичницу есть.

- Ты? Ты супчик сварил? Никто не отравился? Столько лет с тобой живу и ни разу тебя у плиты не видела. Ты же не умеешь готовить!
- Вообще-то умею, - скромно скосив глаза в угол, промямлил муж.
- Врал?
- А я не врал, я просто не говорил. Ты же сама на кухне, зачем мне туда лезть?
- Как интересно! А ещё о чём ты мне не говорил?
- Ну, если тебе ничего не надо, я пойду.

...Мужа Евы никто и никогда не назвал бы красавчиком. Росту он был среднего, на пол-головы ниже Евы. Несмотря на щуплое, узкое телосложение, носил округлый животик. На вытянутом дынькой лице красовались усы типа полицай.

Плотно прижатые к черепу кончики ушей, что делало его похожим на злую бойцовскую собаку, компенсировались двумя весёлыми бородавками по обе стороны носа. Он имел высокий лоб, густую шевелюру, голубые глаза и врождённый дальтонизм.
Конечно, они были не самой подходящей парой.

И давно, девять лет назад, после развода с первым мужем-алкоголиком, Ева и не помышляла о втором замужестве.

- Твой, хоть и алкаш был, зато не бил тебя и ты была замужней женщиной. Да будь ты хоть самая раскрасавица, а с двумя детьми  хорошего мужика найти не удастся, - нашёптывали приятельницы.- Теперь ты - женщина с прошлым. Можешь рассчитывать только на статус второсортной любовницы. Какому мужику твои проблемы и твои дети нужны?

- Ну, это кому как повезёт, - отбрыкивалась от неприятной темы Ева. -  Зарплата у меня хорошая, жильё есть, сама детей подниму. Да я и не тороплюсь снова замуж, наелась.

А ведь случилось же. Встретилась Ева с Кашиком случайно: тормознула на дороге "бомбилу", чтобы на работу не опоздать, а оказалось, что тормознула судьбу.

Да, Кашик умел ухаживать и обольщать: был обходительным и всегда точно знал, чего хочется Еве: мгновенно решал мелкие проблемы;  целовал от маковки до пяточек; смотрел на неё, как на богиню; называл Евой-королевой, а не "сукой-дай-денег-на-опохмелку", как это было в предыдущем браке; и в тот день нежданной встречи сразу позвал замуж. Наличие двух малолетних детей его не смутило -  всё вкупе завораживало и обезоруживало.

Она полюбила его за добрую, отзывчивую душу и равнодушие к алкоголю. Забыла , что при встрече с бывшим мужем, желавшим поговорить по душам с будущим, Кашик заперся в автомобиле и орал из-за закрытого стекла, что это не он, что это она, Ева, сама к нему пришла (конечно, это выглядело глупо и комично, но понять и простить внезапную трусость Кашика можно,- всё-таки бывший муж был когда-то боксёром тяжёлого веса и фигуру имел устрашающую, ), и через год вышла за Кашика замуж, а потом, несмотря на робкие надежды мужа: "может рассосётся беременность?" - родила ему сына.

В роддом, проявив необузданную смекалку, Кашик привёз ящик колбасы - царский подарок. Шёл голодный 1990 год. Дефицит был глобальный. Это было время, когда воры стали грабить холодильники, обходя вниманием заношенные вещи.

Впоследствии жизнь внесла дальнейшие  коррективы в светлый образ Кашика, но тут уж была и часть её вины, и называлась она - бабская жалость.

- Ты портишь своего мужа! - говорила Еве подруга. - Сильного мужика жалеть не надо, сильный мужик этого не любит, ему поддержка нужна, сильному, а не жалость, а слабого это только развращает. Твой - слабый. Смотри, станет, как мой: мyдaк, пьяница и похотливый павиан.

- Что ж ты такого отхватила?

- Ой, да сколько мне было-то?! Семнадцать лет всего, - отмахнулась подруга. - А у нас в деревне все такие. Только мой  был самым красивым из мyдaкoв.

Ева с энтузиазмом билась за своё новое семейное счастье. Завтрак, обед, ужин готовила с малышом под мышкой; старших детей в садик-ясли на санках с песнями...

Муж пытался выйти в частные предприниматели - проекты по продаже изделий народного творчества из меха оленя  и бересты; торговля лесом, досками и опилками - потерпели крах. Кашик снова занялся извозом, выпросив у брата автомобиль во временное пользование.

Ева жалела своего незадачливого супруга, подставляя широкую грудь для плача; бескорыстно отдавая остатки декретных денег - для того, чтобы прилично одеть, обуть мужа, сама ходила в старом сарафане, взятом у сестры.

- Нам бы свою машинку купить, Евочка. Я без личного авто и человеком себя не чувствую. И ты бы на права сдала. В лес, на рыбалку будем ездить, по магазинам. Не пристало красивой женщине пешком ходить.

- Купило притупило, Кашик.
- А ты у родителей своих попроси.

Просить Ева не могла. Стыдилась. Раздавать, дарить подарки, помогать - это да, это её.

Что-то было в ней такое, будто родилась она в долгу перед всем миром, что постоянно в чём-то виновата: во всех неудачах; в никак не исполнявшихся мечтах и планах; в том, что не дотягивает до той высокой планки, что установила для самой себя. Комплексы, о которых она и сама не подозревала, формировали её поступки.

Надеясь, что муж не решится, Ева отмахнулась:
- Тебе надо, ты и проси у моих родителей. А я и пешком похожу.

Кашик позвонил в Екатеринбург. Родители, не чаявшие в нём души за то, что мужик взял в жёны их дочку-разведёнку с двумя детьми, выслали деньги, но их не хватало на автомобиль, так приглянувшийся Кашику.

- Не хочет хозяин продавать дешевле, - жаловался Кашик. - Я уж его, козла, как только не уговаривал. Ни в какую.
- Бери пакет с деньгами, пошли покупать.
- Дык.... не продаст же.
- Продаст. Нам главное в помещение попасть, туда, где стол есть.
- На кухне у них стол есть.

- Значит и проходи сразу на кухню. Как до стола дойдёшь, начинай быстро деньги из пакета выкладывать. Не в пакете на стол клади, а из пакета по пачке доставай и на стол выкладывай, пока я с ним разговариваю.
- Он откажет.
- Конечно, откажет.

Кашик возмущённо хрюкнул, подозревая некий подвох.

- Откажет, - повторила Ева. - И тогда ты начинай медленно складывать деньги обратно в пакет. Но медленно. Мед-лен-но!! Понял.
- Понял. А в чём фокус?
- Фокуса нет. Человек видит деньги на своём столе. И вдруг, практически ЕГО ДЕНЬГИ уплывают в чужой пакет... не всякий это выдержит. Дело в психологии. Когда я училась в университете, то прогуливала историю научного коммунизма, а вот психологию – никогда! Пора воспользоваться полученными знаниями, - хихикнула Ева в предвосхищении успеха

Этим вечером они стали обладателями своего первого авто.

Через неделю, 22 января 1991 года в вечерней программе "Время" сообщили об изъятии из обращения 50-ти и 100-рублёвых купюр, а снятие наличными ограничивалось 500 рублями,  магазины и банки были уже закрыты.

Люди в панике бросились спасать свои кровные. Приверженцы хранить деньги в тайниках: платяном шкафу, под кафельной плиткой, в банке с крупой - оказались в более выигрышном положении.

Самые сообразительные, за оставшиеся до полуночи три часа, ринулись покупать билеты на поезда и самолёты - в разные направления, чтобы в следующие дни сдать билеты назад. Но таких везунчиков было мало.

Еву и Кашика катаклизм с обменом не задел - у них просто не было денег.

Страна быстро и уверенно катилась к развалу. Население давилось в гигантских очередях хоть за чем-нибудь и травилось суррогатным алкоголем.

Намаявшись в кулинарных изощрениях, когда из одного куриного окорочка надо сготовить салат, первое, второе и компот - Ева решительно заявила мужу:
- Прекращай свои бессмысленные затеи. Будем торговать качественной водкой. Но не на рынке, а на предприятиях, с которыми заключим договор.
- А где мы возьмём деньги?

-  Пообещаем поделиться прибылью с профсоюзными лидерами предприятий. Они нам предоплату организуют за определённое вознаграждение.
- Что ты какую-то ерунду придумала, - возмутился Кашик.

- Это не ерунда, а чётко выверенный план.
- Ну раз такая умная, то и занимайся сама, всё равно ничего не выйдет, - фыркнул Кашик.
- Спорим?
- Спорим.

Через месяц Ева по-королевски возлежала на кровати, а Кашик, прыгая козликом, осыпал её денежным дождём, подбрасывая купюры высоко к потолку.

Затея Евы принесла куш, на который был куплен их первый дом. Кашик, в свою очередь, пока Ева моталась по складам в Екатеринбурге, заключая договора и проворачивая сделку, принёс мандавошек.               

- Ей богу, в бане подцепил! - Клялся и божился муж. - Ты что, мне не веришь? Да я тебя же люблю... да я для тебя же всё же...

- Ты бы, Кашик, познакомился, наконец, со своей совестью.
- С какой совестью? Зачем?
- И правда, зачем?

Устраивать маленькую революцию не хотелось. Опять развод? Остаться одной, теперь уже с тремя детьми? Начнут шептаться, что второй брак не удержала, что дело в ней, в Еве. Разведёнка - второй сорт, разведённая дважды - мусор. Есть правило: " Если ты выбираешь в мужья сплошных придурков - значит ты - центральная дура."

Лучшая мантра:" Все так живут", - помогла смириться. Если ты несчастлив сегодня, спрячь свою боль за улыбкой.

С водочного рынка их вскоре вытеснила грузинская группировка.  Теперь, когда Кашик возвращался домой после поисков работы, Ева уезжала "бомбить", не хотелось находиться подолгу рядом с мужем, благо, успела получить водительское удостоверение.

Кашик вился мелким бесом, пытаясь загладить "мандавошечное недоразумение" : таскал букеты, конфеты и кричал на весь мир о своей любви к Еве.
- Надо же, как тебе повезло, - завидовали подруги. - Вон уже сколько замужем, а конфетно-букетный период всё не кончается.

Кашик, слушая дифирамбы в свой адрес, загордился и поверил в свою уникальность.
Ева никому ничего не рассказывала, не спорила, невольно раздувая покуда спящее тщеславие супруга, расчищая выход его душевной гнильце наружу.

Да, Ева была дурой.

                ***

... Всё-таки ведро  источало ядовитые миазмы, и Еве казалось, что из под смятых упаковок и куриных косточек  начнут выползать отвратительные, белые, толстые опарыши. Кого обрадует такая картинка?

Ведь надо понимать, что опарыши на рыбалке - а Ева была заядлой рыбачкой - и опарыши, ползающие по твоей кухне, - это совсем разные опарыши. Там, на рыбалке, - это  насадка, но когда дома по полу, по  шкафчикам, по посуде, в разные стороны... А собирать червей потом придётся ей.

 
- Ни жить, ни умереть красиво! - пробормотала Ева и надев тёплый плисовый халат, отправилась на кухню. Проходя, остановилась у зеркала. Отметила, что добровольная голодовка пошла ей на пользу: она изрядно похудела, тёмные круги под глазами, зелень глаз приобрела изумрудный оттенок.
" Ну чисто ведьма!"- усмехнулась Ева.   

Кашик увлечённо смотрел боевик, и было понятно, что оторвать его от этого зрелища, в течение полутора ближайших часов, не получится.

"Придётся самой",- подумала Ева, накинула куртку и вышла в густую темень двора...

Ева постояла на обледеневшем крыльце, кутаясь в меховой воротник, докурила сигарету и направилась к мусорным бакам в промозглую темноту.

- А-а-а-а, бlя    !

Кобель неожиданно и резко высунулся из вонючего бака, рыкнул, ощерился, недвусмысленно предъявив права на зловонное содержимое помойки и щелкнул, в трёх сантиметрах от её носа, крепкими жёлтыми клыкaми.
 
В соседних контейнерах тоже кто-то шевелился - стая собак, брошенных или рождённых от бродячих уже сук, одичавших в убогом и враждебном для них мире. Они высунули морды из баков, насторожились и подались в её сторону.

- Ну сожрите меня теперь!!! Сожрите!!! Ненавижу-у-у-у!!! Надоело! Всё надоело! Гады, сволочи! Заразы! - Творческое сквернословие иссякло и следующие несколько минут, размазывая дрожащими пальцами слёзы по щекам, Ева выла, а мохнатая стая вторила ей нестройным хором.

А потом все внезапно успокоились.

Кстати, Ева - это я.

Думаю, что кобель меня зауважал, он уже не выл, а лишь удивлённо крутил линялой мордой. Морда у собаки была умной и негаданно обретя слушателя, я поделилась с ним своими бедами..

-Псина! Ты знаешь, что такое конфискационная денежная реформа?

Пёс не знал, и я ему рассказала.

- Это когда ты думаешь, что родился очень удачливой и просто таки счастливой собакой, потому что живёшь в квартире, не гадишь где попало, вовремя приносишь налоги, тьфу, тапочки и доволен косточкой, кинутой с  обеденного стола. А хозяин вдруг решает, что с тебя надо бы и шкурку ободрать.

“За что?” - хочется спросить хозяина, но тут уж не до выяснений, надо шкуру спасать. У тебя сколько детей, псина? Не в курсе? Ай, какой с тебя спрос,- кобель и есть кобель, будь ты собакой или человеком. А у меня трое и  надо как-то выживать. И страх подъедает, и неизвестность.
      
Но ты ещё веришь, что всё устроится, что это временное явление. Всё "сгорело" в один день. И ты в дерьме. И вся страна в этом дерьме. И все твои друзья и родственники в таком же дерьме.

Но ты начинаешь отстраивать заново свою маленькую "империю". И шьёшь детям игрушки в подарок на Новый год, потому что они будут надеяться на подарки.  Себе и Кашику варганишь новые трусы из старых футболок, потому что ни на что не хватает денег.

И распустив свой тёплый свитер, вяжешь варежки и носки, вышиваешь зайцев и чебурашек на них, не потому, что хочется, а потому что надо как-то приукрасить эту жизнь. Хотя бы красивыми носками.

   
И продаёшь единственную шубу, чтобы купить шесть килограммов ветчины. И ешь её - сначала без хлеба, не экономя, назло всему, чтобы насладиться, насытиться этим вкусом. Потом с хлебом - потому что так вкуснее, потом снова без хлеба - потому что уже не лезет с хлебом. И веришь, что скоро всё будет хорошо, хоть и забыла как это - хорошо.

А потом - нет не сразу, постепенно - жизнь налаживается. И появляется в хозяйстве купленная для Кашика, " Тойота Королла". И пусть не новая, но иномарка! А потом и вторая, для меня. Нет, собачка, не иномарка, а вполне уютная, маленькая "Ока".

И если ты, пёс породистый, тоже не принимаешь "Оку" за автомобиль, то я тебе не друг. И Кашик тебе не друг, потому что он-то понимает - главное в автомобиле что? Главное, чтобы автомобиль ездил!

И ты веришь, что уж теперь-то всё будет отлично, что пора уже и отдохнуть и бегаешь по тур-агентствам, выбирая страну подешевле, но чтобы за рубеж, потому что впервые, потому что хочется удивить всю семью, хочется поразить невиданными красотами и просто забыть на время про все проблемы. Будь они неладны!

Забыть про "войны с бандитами",  не вспоминать про неурядицы с партнёрами -поставщиками, про разбой на дорогах, когда теряется чужой товар, за который ты отвечаешь головой, теряется вместе с твоим "КАМАЗом" и водителем, а ты в отчаянии водкой глушишь страх, но не можешь опьянеть.

Нет, не пьянеешь. И Кашик пьёт и тоже не пьянеет, а только зеленеет и жалуется на желудок - единственное место в организме, которое ещё подаёт признаки жизни.

Псина лениво роется в отходах, изредка поглядывая в мою сторону, но уши топырит, слушает.

-Это я тебе ещё не всё рассказываю, да.... И проблемы эти, непробиваемые, как окаменевшее яйцо динозавра, - решать мне. Потому что я - местная и надо искать выход из ситуации, поднимая в очередной раз друзей, врагов, всех тех кто,- чего уж там таить, - спортивная среда, играют не последнюю роль в известной на всю страну Уралмашевской группировке. И друзья помогают, ничего не требуя взамен, на то они и друзья.

 
И всё складывается удачно. На редкость удачно! И по возвращении с Кипра, не без кокетства щеголяешь "импортным загаром" на фоне бледных горожан. И ты счастливa. Абсолютно! До следующего утра. Потому что утром - дефолт! - очередная "чёрная метка". Жалко, что ты не куришь, собачка, а то я бы стрельнула у тебя сигаретку.

И ты продаёшь все, почти всё: грузовые машины, квартиру, остатки товара, чтобы раздать долги. Ты ещё можешь купить жильё, но только вот в этом захолустье, где ты, собака, подъедаешься на помойке и где нам обещали работу на таможне. Но обманули.
   
Видимо, некурящему самцу надоело слушать мою жизнь и он, осторожничая и оглядываясь, мелькнув пегим боком, выпрыгнул из бака и потрусил со двора. За ним, в темноту потянулась вся свора.

- Ну и чёрт с вами! - Kрикнула я вслед им и закинула треснувшее красное ведро в помойку.


        ***

По телевизору шла реклама. Мы с Кашиком стояли на балконе, молча курили, облокотившись на холодные железные перила, всматривались в темноту двора.

Там не было ничего интересного.

Муж изредка поглядывал на меня, виновато, как щенок, который порвал меховую шапку и ждёт прощения, и это было невыносимо.

- И как дальше жить? - спросила я, чтобы прервать мучительное молчание.
- Ну что ты опять начинаешь, Ева? Придумаешь что-нибудь.


Конечно,  опереться на Кашика в трудной ситуации можно было с тем же успехом, что и на болотную кочку - не увязнуть бы в трясине. Ждать от Кашика инициативы - глупое занятие.

- Знаешь, Кашик! Я достаточно раз вытаскивала нас из дерьма. Я перегорела, меня больше нет.... Давай уедем из этого захолустья.
- Куда?
- Давай совсем уедем, в какую-нибудь другую страну или даже на другой континент.
- Ох, не искушай!
- Я очень устала. Давай уедем. И начнём всё сначала. Хотя бы будет ощущение, что сами накосячили, самим и разгребать, а не какие-то политики там за тебя всё решили, а ты сиди и обтекай.

- В другую страну. Эмигрировать. Давай уедем,- прохрипел Кашик и зашёлся кашлем, подавившись собственной смелостью.

Конечно, простое и красивое радикальное решение было откровенно паллиативным.  Главное, что у нас появилась мечта и цель. Направление и выбор страны, всё это тоже было не важно сейчас, этим мы займёмся завтра.

Мы не знали, как мы это сделаем и, конечно, не подозревали через что придётся пройти, но именно эта непогожая осенняя ночь развернула "наш кабриолет" на сто-восемьдесят градусов.

... Интернета тогда  НЕ БЫЛО!!
Я помню перьевые ручки и чернильницы-непроливашки на партах. Если бы родители затеяли меня лет на десять раньше, то я могла бы быть современницей Сталина. Просто я уже давно живу. Да, интернета не было.

Конкретных мыслей о том как, каким образом и куда мы можем эмигрировать - тоже не было. Информацию пришлось черпать в местных газетах, которые сейчас, после детального исследования, ворохом валялись на полу. Отдельные объявления и предложения были обведены синим фломастером, особо интересные - красным.

Выяснили следующее:
1) Местный знакомый  подполковник-таможенник, ловко обманул Кашика не только с работой , но и с жильём и продал  нам квартиру  за цену вдвое превышающую её стоимость.
2) Мы оба не знаем, где были наши мозги в тот момент, когда мы покупали эту квартиру.
3) Ехать надо в Аргентину.
4) В Аргентине говорят на испанском.
5) Никаких языков, кроме русского, мы не знаем.
6) У меня есть зачатки знаний английского на уровне: читаю и перевожу со словарём. Ну и несколько забавных предложений, сохранившихся в памяти ещё со школы, типа: "как тебя зовут?"; "сколько тебе лет?"; "я живу в Екатеринбурге"; "за домом находится красивый парк" и прочая ерунда, которая вряд ли поможет положению.
7) Нам страшно, но очень хочется уехать. 

Аргентина привлекла тем, что находилась далеко-далеко, на другой стороне нашей планеты, а главное - одна из фирм предлагала оформление документов на эмиграцию в Аргентину не по принципу: "утром деньги, а документы как получится, а может быть и не получится никак, но деньги вперёд", а по факту - сделали документы, извольте получить и заплатить.

Мы объявили детям о решении уехать. Дети сразу же перестали учиться. В их дневниках поселились, словно экзотические лебеди - красные двойки. Но учебный год надо было дотянуть до завершения.

Так, в наставлениях: пряник-ежовая рукавица-задушевная беседа-кулаком  по столу, удалось прийти к консенсусу.

Жизнь превратилась в подвешенное ожидание. Подвешенное - потому что мы явно ощущали, что находимся уже не совсем здесь; ожидание - мы всё более неохотно покидали пределы квартиры, надеясь, что вот именно сегодня явится покупатель на жильё. Нудное, выматывающее, подвешенное состояние.

... приходили чужие люди, прочитавшие о глобальной распродаже. За бесценок,  кто сколько даст. Такое расточительство явно играло против нас.

Но желание уехать опьяняло, будоражило и подвигало на нерациональное разбазаривание имущества.  Любая проданная вещь, пусть косвенно, но приближала нас к переезду.

Время шло, а мы безжалостно "рубили концы", но, если честно, некоторые вещи было жалко. И если громоздкий диван "Ромашка" - произведение кустарной пост-перестроечной артели, я отдала без боя и даже с радостью, то:

- "Цептер" не отдам, - рычала я, вцепившись в ручки блестящей пятилитровой кастрюли. - Мы бешеные деньги за него заплатили, - голосила я.

- Ну и понесёшь сама, - плевался муж. - Сама же называла эту посуду "памятником  идиотизму".

- Да, сама и понесу! Хотя, она и весит как памятник,- сдалась я, но ложки, вилки, столовые ножи и три самых маленьких кастрюльки  припрятала в один из двух необъятных рюкзаков, уже купленных для отъезда.

Вместительные рюкзаки - это всё , что мы позволили себе купить в последнее время. Остальное: одежда, обувь, косметика, посуда, разные приятные мелочи - всё потеряло смысл.

Ещё недавно, готовясь переехать из Екатеринбурга в Белгородскую область,  перелезая через коробки, чемоданы, узлы и связки,  чертыхаясь, спотыкаясь и падая, упаковывали мебель, матрасы, зеркала, сувениры, лекарства ( надо бы отдельно, вдруг пригодятся в дороге), распаковывали снова короба, чтобы найти вдруг срочно понадобившийся утюг, - ворчали: " Переезд - это равнозначно пожару."

Переезд на другую квартиру, пусть и в другом конце страны - это не пожар, это хаос, масса неудобств и горящие как фитиль нервы.

ПЕРЕЕЗД В ДРУГУЮ СТРАНУ - это сродни пожару - надо начинать всё с нуля. И из всех милых тебе вещей, надо отсортировать необходимое. Самое необходимое.
От остального придётся отказаться. Акт добровольной конфискации.

Это катастрофа какая-то! Из целого шкафа одежды надо выбрать всего несколько вещей и пару обуви. А французские духи? (по заказу привезли знакомые), электрическая мясорубка ( я так радовалась, когда купила её), блендер, кофемолка, фен, депилятор, электрический маникюрный набор для шлифовки ногтей (фиг с ними, обрасту ногтями и волосами как зверь). Всё  к чёрту, рюкзак не безразмерный.
 
В один из весенних четвергов пришла семейная пара среднего возраста.
Мужчина с внешностью Чикатило или школьного учителя и его жена -  дама плотная, глазастая, с мелкими кудряшками на коротких рыжих волосах, убранных под чёрный бархатный ободок.

Из сумки, которую они оставили в прихожей, недвусмысленно торчало горлышко бутылки и пахло салом - хорошим копчёным салом. Это настораживало.

НЕ зазвенели колокольчики, НЕ грянул гром, звёзды НЕ выстроились в треугольник - ничего такого, чтобы стало понятно, что их визит - это стечение обстоятельств, которое именуется  "перст судьбы". 

Они дотошно и с интересом разглядывали ВСЁ.  Щупали шкафы, стулья, занавески, подвесную полочку в ванной и понюхали медный, с халепским орнаментом, чайник. Спросили, работает ли раритетный патефон и даже послушали пластинку Утёсова.
 
Потом, подперев дверной косяк и перегородив дорогу к выходу, решились перейти к главному - истинной цели визита.

- Скажите, а по какому поводу распродаётся имущество? - произнёс мужчина.

- Если ЭТО, конечно, не секрет, - вроде стыдясь провинциальной прямоты, смущённо добавила женщина.

Видя наше явное нежелание общаться, гости решили  "додавить" и представились:   

- Молотковы. Георгий. Можно Гера.

-Тамара. Можно Тома.

- Ева-королева. Можно “Просто Ева”, - взбрыкнулось чего-то. Последние события изрядно испортили мой характер.

- Королева - это ваша фамилия?

- Нет, семейное положение.

- Аркадий.

- Можно Каша, - добавила я.
    
Я не хотела и не собиралась первым встречным-поперчным распространяться о наших планах - а вдруг это мошенники или воры, в нашей стране с детства учат не доверять незнакомцам - но всё-таки пригласила гостей пройти на кухню.    

В России все важные вопросы решаются на кухне за "Большим Русским Чаепитием", - обильным застольем с салатами, богато приправленными майонезом; нарезкой из колбасы и сыра на скорую руку; банкой шпрот из неприкосновенного запаса и "чего там притаилось в сусеках?"; и обязательной запотевшей бутылкой водки, только что из холодильника, чтобы разговор пошёл мягко и конструктивно.

Интерес оказался обоюдным. Чета Молотковых давно и безрезультатно мечтала выехать за рубеж.

Разузнав где, каким образом и за какую цену делаются выездные документы; обсудив перспективы жизни за рубежом; прикинув неизвестные "За" и невнятные "Против", мы непринуждённо вошли в одну тональность.

Кашик рассказал два своих любимых анекдота,- а больше он и не знал, - которые рассказывал всем и всегда, к месту и не к месту. На сей раз анекдоты пришлись к месту.

Гера стал для нас, по-свойски, - Герчиком, Тамарка возбуждённо хихикала, а я горела идеей. А когда я горю идеей, то как стафилококк, заражаю ею окружающих.

-Аргентинцы говорят на испанском, одеваются как французы и думают, что они британцы...

Я расписывала экзотические прелести Южного Полушария, где январь - это лето, а июль - зима; где в небо, вместо привычной Большой Медведицы, воткнут Павлин; где в провинции Хухуй выращивают сахарный тростник и хранят остатки древней цивилизации инков, а по полям Копакоганы бродят шортгорны - откормленные люцерной чёрно-белые коровки из которых готовят толстые, сочные с кровью - бифштексы на гриле.
   
Гости настолько увлеклись, что здесь же, на кухне, не выходя из-за стола  ими было принято судьбоносное решение: Молотковы тоже начинают распродажу всего имущества: квартиру, машину, гараж и дачу - всё, вплоть до последних носков,  если найдутся желающие купить носки, и едут с нами. И нас стало девять - четверо взрослых и пятеро детей.

С точки зрения здравого смысла ... здравый смысл в нас даже не ночевал.      


( продолжение следует)