Старожилы

Дмитрий Гостищев
Наш дом, приговорённый к сносу,
Устал стоять на эшафоте...

                1
     Теперь в этом дворе тихо и пусто… Прежние хозяева, жильцы нескольких квартир, продали землю хозяевам нынешним, после чего разъехались. Но никуда не девались три одноэтажных дома, готовые к сносу, дворовая кошка и кусты сирени… К ним-то и направлялся тщедушный пожилой мужчина в старых джинсах и ветровке, из оттопыренного кармана которой торчали красные ручки секатора… Для всех знакомых он – дядя Илья.
     Вот уже несколько лет дядя Илья из соседнего двора торгует цветами. Он засадил свой огород нарциссами; он знает, на каких заброшенных дачах можно нарвать гиацинтов или ландышей; летом он регулярно ездит в поля – за мелкой ромашкой… Другие цветочники, коих с каждой весной становится всё больше, наведываются в чужие палисадники и даже на кладбище. Год назад дяде Илье и в голову не пришло бы рвать соседскую сирень. Но теперь…
     Он сделал два-три шага, стараясь не наступать на битое стекло. Казалось, кто-то захватил с собой пригоршню камней и расстрелял одно окно за другим. Дядя Илья выругался, осуждающе покачал головой с поредевшими волосами и вдруг остолбенел: у куста белой сирени кто-то стоял… Дядя Илья узнал соседку из его дома и ощутил себя уличённым в чём-то предосудительном…
- Помоги наломать! – оживилась та. – Продам хоть по десятке… На мороженое заработаю…
     Вскоре они появились на улице с охапками душистых веток.
     Всего неделю назад отгремел День Победы. К месту, где обычно кучкуются цветочники, - рядом с остановкой, крупным торговым центром и автовокзалом – жители городка, что в часе езды от Ставрополя, пригнали целую машину сирени! Не отставали и местные… Чего не скажешь о дяде Илье. Он плохо подготовился и заработал не больше обычного.
     Дядя Илья шёл по улице и  чувствовал свежий, ненавязчивый запах; порой он забывал о ведре в собственной руке, букетах, составленных из сирени разных оттенков, и едва не оглядывался в поисках цветущего куста… «Поздняя весна… - думал он. – В былые годы на середину мая приходилось время пионов…»
     Неожиданно он увидел давешнюю соседку. Её охапка уменьшилась разве что на несколько веточек…
     За углом восседала не старая, грузная торгашка, перепрофилировавшаяся с жареных семечек на цветы…
     Ещё минуту спустя навстречу дяде Илье попались возбуждённо галдящие мальчишки с измочаленной сиренью в руках…
     Наконец, впереди замаячила фигура сгорбленного армянина, который до этой весны торговал зеленью. Дядя Илья поздоровался, опустил ведро на тротуар, пробурчал:
- Сиреневая лихорадка… Попробуй продай...
     Его сомнения рассеялись, как только был куплен первый букет. Люди шли и шли… Одних пугала цена, другие даже не требовали сдачи…

               
                2
     Он долго не мог заснуть, потому что злился! За окнами ветер гонял взад-вперёд тучи пыли. Или праха? Телефон не работал. Да ещё завтра – понедельник...
     Выходные были испорчены... А сбежать нельзя: чего доброго экскаватор прихватит кусок  дома, который ничем не отличается от тех ветхих строений, что обречены на снос... Машина, управляемая каким-то работягой не отличалась хорошими манерами. Она буквально пожирала стены и крыши, нещадно крошила, громко чавкала и отрыгивала! Пыль стояла столбом высотой с десятиэтажку. Пользуясь общей суматохой, во все стороны разбегались мыши и домовые... 
     Но Серафим – и тогда, и сейчас – думал о другом... Ладно деревья, поваленные, растерзанные, но птицы... В гуще ветвей и на чердаках могли быть и наверняка были гнёзда! Ни песен, ни птенцов... Конечно, людей тоже согнали с насиженных мест; одна семья вообще оказалась на съёмной квартире: застройщик сбежал, работы не закончены, а новые хозяева участка торопят... В довершении всех бед глава этого семейства, тот ещё забулдыга, ушёл к многодетной дурнушке, живущей неподалёку. Теперь каждое утро и каждый вечер трусцой выгуливает здоровенного пса... Серафим с улыбкой представил пыльную бурю местного значения, сквозь которую прорывается эта колоритная парочка...
     Для своего круга общения у Серафима имеются аж две градации: на бывших и настоящих и по типу связи. Например, те, с кем он общается по стационарному телефону, никогда не звонят на мобильный и наоборот. А исключительно виртуальные друзья практически никогда не беспокоят за пределами социальной сети. Словом, на этих выходных он был доступен лишь для трети знакомых... Всё у них тут, в старом фонде, по телефонным проводам: что Интернет, что многоканальное телевидение...
     За стеной ходила, по-видимому, из угла в угол, и вздыхала соседка. Для неё телевизор – и досуг, и колыбельная. Вот теперь не спит, шаркает по голым доскам пола...
     На протяжении всей субботы и всего воскресенья то он, то она, а чаще – вместе, приставали к строителям, которые, несмотря на каски и робы, походили на бомжей или уголовников... Грубить не грубили, но внимания, по большому счёту, не обращали... Пыль оседала в горле, покрывала волосы, кожу, одежду, а явное  так и оставалось тайным. Работяги кивали на телефонистов, якобы давших добро на расчистку участка, телефонисты, в свою очередь, откладывали всякое выяснение до понедельника...
     Вот и Катя, его жена, хлопнула дверью и с дочкой на руках отправилась в отчий дом. Будто стройка, вернее, снос, - исключительно вина Серафима...
     Часы тикали и тикали, одновременно уводили от чего-то и подталкивали к чему-то, возвещали о наступлении нового часа громким щелчком - только при свете дня за ним следует птичья трель...
     А Серафим боялся, что часы упадут со стены, которая поминутно вздрагивала...

               

                3
     Всему городу он известен как Деня. Одни считают его чёрным риелтором, другие – пешкой в чьих-то руках, а третьи вообще держат за дурачка: разве серьёзный человек стал бы называться «детским» именем? Ему удобна такая репутация!
     Начиная прощупывать новый двор, Деня обзванивает жильцов. В умах – брожение, которое усиливается после общей встречи. Каждому надо подсчитать, сколько причитается ему и соседу... Деня может зачастить в отдельно взятую квартиру; может свозить кого-то на «смотрины» нового жилища; может и пропасть надолго... Кажется в исторической части города нет места, где бы он не побывал.
     Клавдии было слегка за шестьдесят. Седая, плаксивая, с маленькой головой и фигурой сумоиста, она почти не выходила из дому, жаловалась на больные ноги и свою заброшенность. Сын-выпивоха давно умер. Внучка отродясь не видела бабушки. Муж – и тот её бросил, не проснувшись одним страшным утром...
     Долгие годы проработала она в психбольнице медсестрой. Там-то и нашла себе спутника на вторую половину жизни... Юрий Васильевич был мал и неказист, говорил неразборчиво – будто с набитым ртом – но главным его недостатком оставались регулярные запои.
     Обо всём этом Деня узнал гораздо позже. Юрия Васильевича уже не было в живых и он смог подступиться к безутешной вдове. Именно Клавдия была выбрана им как слабое звено двора. Квартирка без удобств. Бабушка одинокая. В отличие от мужа она возражать не будет...
     Деня стал частым гостем убогого жилища окнами на улицу: то сетку лука подбросит, то нужное лекарство завезёт...
     От Клавдии он знал, как относится к нему остальная дворня... Деня советовал своей подопечной не слушать глупых людей, прекратить с ними общаться, подумать о переезде в благоустроенную однушку...
     Вскоре округа услышала о скоропостижной кончине Клавдии и новом собственнике её квадратных метров, а значит, и сотки земли!..
      Зовут его Деня.