Чем запомнились на всю жизнь студенческие годы в Одессе? Конечно, оперный театр, верные друзья и искромётный, уникальный одесский юмор. Из друзей я могу выделить Володю Решетняка, который стал талантливым нейрохирургом. Мы общались с ним до известных событий 2 мая 2014г. в Одессе. К сожалению, после этого связь по скайпу прервалась. Но у меня осталась касета с его замечательными песнями, и значит наша дружба длиной в полвека будет до конца моих дней. Здесь традиция - отпевают прах в церкви и в конце включают любимую песню. Я закажу одну из песен Володи. От Аллочки Сарару у меня остался портрет. Смотрю на него, и она встаёт передо мной как живая со своей завораживающей красотой. Её большие бархатные чёрные глаза с длинными пушистыми ресницами с улыбкой смотрят на меня. Боже мой, сколько лет прошло! Это было в 1962 году. Я и сейчас представляю, как она, словно не касаясь ступенек мраморной лестницы в главном корпусе, вприпрыжку сбегает вниз как на крыльях. Я всегда старалась спускаться по этой лестнице осторожно и то как-то упала и покатилась вниз. У Аллочки была удивительно лёгкая парящая походка, как у балерины, а сложена как греческая богиня - всё прекрасно и гармонично. Куда смотрят мальчики? Правду надо сказать, в расцвете девичьей красоты она вела себя как озорной весёлый подросток без тени кокетства. Своя среди всех. Одевалась она с большим вкусом. Не удивительно, ведь её отец и мама были известными закройщиками. И вот, несмотря на такой контраст, что-то её притянуло ко мне. Она подошла ко мне в анатомке. Мы вместе грызли фундамент науки: названия и формы костей, их отростки, ответстия и т.д. увлечённо, не обращая внимания на весьма неприятный запах формалина. Аллочка как истинная одесситка всегда в запасе имела свежий анекдот. Я пыталась запомнить, вскоре поняла: чтобы так по-одесски шутить, для этого нужно родиться в Одессе. Одесса - удивительный город . Другого такого в мире нет. Там шутят с таким серьёзным лицом, что Вы не сразу поймёте, что с Вами таки только что пошутили. Чтобы понять этот язык, нужно иметь чувство юмора, но чтобы разговаривать на нём, надо родиться в Одессе. Аллочка владела одесским юмором виртуозно.
- Что вы знаете? Петя стал держать бардак.
- Перестаньте сказать, я точно знаю, что он пошёл не бандерщиком, а директором библиотеки.
- Разве я говорю Нет? Так во-первых, на дому написано, что библиотека публичная, а во- вторых, как не может быть бардак там, где есть Петя ?
Это - типично одесский анекдот и требует одесской интонации. Ещё немного одесской лексики.
- Ведите себя спокойней, не стоит так громко нервничать. «Алёша, ша! Возьми полтора ниже».
- Они уже довели людей до потери мозгов! У бювета (одесское выражение) очередь длиннее, чем раньше за водкой! Куда мы катимся?
- Ша, граждане, если не хотите в спец курорт! А что такое набрать в рот воды вам хотя бы известно?
Разнополярные заряды притягиваются. Так и мы, абсолютно разные, но чем дальше, тем крепче становилась наша дружба. Мы вместе делали все лабораторки на кафедрах физиологии, патфизиологии, биохимии и т.д. Аллочка давала мне всю подписную литературу. Благодаря ей я прочитала много Фейхтвангера, Бальзака, Томаса Манна и т.д. Все новенькие книги сама прочитает и даёт мне в общежитие. Это ведь небезопасно. Но этот жест свидетельствовал - для друга ничего не жалко. Не знаю, что я вызывала у неё, она у меня вызывала восхищение и красотой, и её энергией, лёгкостью, грациозностью. В первом семестре третьего курса после каникул Аллочка на воскресенье пригласила меня к себе домой. Она жила недалеко от Ланжерона - знаменитого одесского пляжа. Мы спустились с ней с пригорка на лодочную станцию. Здесь она провела всё лето. У неё был ровный шоколадного цвета загар и вид настоящей королевы пляжа. На лодочной станции я расположилась в тенёчке под деревом с книжечкой в качастве сторожа наших пожитков. А Аллочка вместе с несколькими ребятами выбрала себе байдарку. И вот они уже далеко в море. Я чувствую себя обделённой - рождённый ползать летать не может. Мне оставалось наслаждаться запахом моря, плеском волн и вглядываться вдаль, стараясь не потерять из виду байдарку с Аллочкой.
После Нового года я всё чаще замечала мимолетную грусть, тревогу на побледневшем личике Аллочки. Несколько раз она приглашала меня к себе домой. Говорила, что мама уехала в Измаил. Я не распрашивала. Квартира у них двухкомнатная, каждая комната по 10 кв.м., словом, хрущёвка. Обставлена со вкусом. У нас никогда не было типичных девичьих разговоров о мальчиках. Но мы имели общие темы, хотя бы потому, что читали одни и те же книги. Суть своих проблем Алла не раскрывала. Я чувствовала, что в ней кипело раздражение ко всему и всем. Раньше я за ней такого не замечала. Теперь она мне рассказывала в основном политические анекдоты, где главным образом высмеивались КПСС и Хрущёв. И часто это было на лекциях и практических занятиях по философии. Лекции профессора по философии были выше нашего понимания. Хотя, по правде говоря, когда в Алма-Ате читала философию Долина Григорьевна Суворина, увязывая философию с медициной, мне было очень интересно. Но в институте я предпочитала слушать Аллочку. Говорила она мне серьёзным тоном, но порой нельзя было удержаться от смеха. Пример:
«Во время политинформации Рабинович задаёт вопрос докладчику:
- Мы все прекрасно понимаем, что давно опережаем Америку и другие капиталистические страны по уровню жизни. Вот Вы сказали, что мы производим мяса больше всех других стран. И это правильно. Так у меня вопрос, куда оно девается?
- Товарищ Рабинович, я подготовлю на следующий раз все интересующие Вас цифры.
На следующий раз политинформатор, завершив групповой секс (политинформация - единственный из всех видов секса в СССР), спрашивает:
- У кого есть вопросы, товарищи?
Один в зале тянет руку. Политинформатор спрашивает его:
- Вы, товарищ, хотите спросить, куда делось мясо?
- Нет, я хочу спросить, куда делся Рабинович.
Конечно, наш лектор по философии обратил на нас внимание и пообещал на следующий год нам всё припомнить на экзамене. Я получила по полной, осталась без стипендии. Аллочка избежала этого наказания по очень грустной причине.
Весенняя сессия на третьем курсе - одна из сложных в медицине. И всё же, по непонятным причинам в тот год нас послали на прополку свеклы. Ни до, ни после такого просто не было. Мы ездили в колхоз только осенью. Но полоть, так полоть, а обед – это закон. Как-то в обед подъезжает на красивой лошади молодой джигит и, осмотрев всех, обращается к Аллочке:
- Красавица, дай воды напиться.
- Разреши прокатиться на лошади.
- А не забоишься?
- Нет, не из трусливых.
Все наши просто замерли. А Аллочка с лёгкой помощью парня вскочила на лошадь и помчалась как истинная амазонка. Откуда это у неё, я не знаю. Когда она вернулась, все смотрели на неё с восхищением. А наш Женя Назаренко, очкастый отличник, вдруг прозрел и стал обхаживать её. Вечерами они ходили по берегу вдоль речки или ещё в какие-то укромные места, прямо как истинно влюблённые. Две недели быстро пролетели. А впереди был довольно сложный экзамен по фармакологии. Сложность сдачи экзамена усугублялась ещё тем, что принимали два конкурирующих между собой экзаменатора: новый профессор Максимович и непокинувшая ещё кафедру бывшая зав. кафедрой. На некоторые действия препаратов у них было разное мнение. Нужно было сориентироваться как отвечать в зависимости от того, к кому попадёшь. На консультации Аллочка мне говорит:
- Не знаю, что за навождение – каждый день возле наших дверей огромный букет роз.
- Наконец-то оценил тебя настоящий джентельмен. Пока невидимка, но скоро объявится.
Сдали мы этот злополучный экзамен по фармакологии. Аллочка получила 3. Через день я возле главного корпуса встречаю Аллочку и не узнаю её. Она идёт еле-еле и не просто бледная, а открытые места в синяках.
- Ты что, так переживаешь из-за тройки?
- Да нет, сдала анализы, и меня кладут в терапию к Денягиной.
Глядя на неё мне стало как-то жутко. Чтобы развеять грустное настроение, Аллочка в последний раз рассказала мне весёлый анекдот. Но веселей не стало. И мы расстались. Через день я увидела её в палате. Она мне улыбнулась и посоветовала пойти к знаменитому в Одессе парикмахеру по фамилии Школьник. Он тогда единственный в Одессе делал модные причёски феном. На очередь к нему записывались с вечера. Это была шутка. Не до причёски мне было. Я каждый день заходила в больницу. Через 5 дней ночью в общежитии я проснулась и слышу Аллочка зовёт меня. Я оделась и пошла на второй этаж к мальчишкам. Стучу в час ночи:
- Женя, вставай, Аллочке плохо. Пойдём в больницу.
Наш умник, отличник, будущий врач, совсем недавно влюблённый в прекрасную девушку спросонья ответил:
- Ты что, с ума сошла! Ночью будишь людей. Отстань намилость!
Меня просто трясло от возмущения. Я бежала сколько было сил тёмной как смоль ночью по улочкам-переулочкам. Подбегаю к больнице, на крыльце стоит тётя Катя и ждёт меня.
- Аллочка звала тебя, пойдём скорее.
Когда я зашла в палату, Аллочка была уже без сознания. Целую неделю до самой её смерти я не выходила из больницы. Я беседовала с врачами. У неё была особо злокачественная геморрагическая форма острого лейкоза. Причина – возможно, слишком много была на солнце, да и стрессовая ситуация с отцом. Она буквально сгорела за две недели. Что можно сделать - может прямое переливание крови, я согласна. К сожалению, никакого лечения не было. Мы много говорили с тётей Катей. Она мне призналась, что её муж Василий Георгиевич уже 8 месяцев в тюрьме за взятку. Он обслуживал высший свет, и его же коллеги подставили его. Взятки в ателье - это было обычное дело. Конечно, большего наказания, чем потеря единственной дочери, невозможно представить.
20 июня - день рождения Аллочки и у нас последний экзамен по терапии. Экзамен проходил в этом же здании. Я пошла первой. Меня не шибко допрашивали, получила свою пятёрку и вернулась в палату. На какую-то минуту Аллочка пришла в себя, открыла глаза. Мы встретились взглядом. Из её прекрасных глаз выкотилась слеза, и она тихо, спокойно покинула сей мир. В этот день ей исполнилось 20 лет. Вскоре объявился тайный поклонник -интересный юноша лет 25, Семён. Он принял очень большое участие в организации похорон и вообще в помощи тёте Кате. Хлопот, как обычно в этих случаях, много. Никаких родственников ни со стороны тёти Кати, ни со стороны дяди Васи не было, и он - в тюрьме. Семён - абсолютно незнакомый юноша. Я даже не знаю, разговаривал ли он с Аллочкой хоть один раз. Но увидев её, он был до такой степени поражён её красотой, что готов был служить её праху всем, чем только мог. Многие из нашей группы заходили в палату и видели мёртвую Аллочку. Похороны были назначены через два дня. Моя задача была организовать приезд на похороны отца из тюрьмы. Семён сам предложил свою помощь в организации похорон. Тюрьма не так близко, за городом, пришлось мне ехать на автобусе и на попутных. Дежурный выслушал меня и сказал, чтобы я приехала в день похорон и взяла с собой правильно оформленные документы. У меня на руках была только справка от лечащего врача. Через день я в 6 утра выхожу из дома и опять-таки на перекладных к 9 добираюсь (не помню, как называется посёлок, где находилась тюрьма). Начальник выслушал меня, посмотрел справку о смерти и без проволочек дал машину и сопровождающего милиционера. С дядей Васей мы подъехали к дому как раз вовремя. Возле дома было много людей, но из нашей группы было только два человека - Толя Мельник и Вася Барон. Аллочка лежала в гробу как спящая красавица. Такой похоронной процессии я никогда больше не видела. Я клянусь памятью Аллочки, что говорю правду. Гроб от дома до кладбища несли на руках. От Ланжерона до кладбища, через привокзальную площадь, вдоль трамвайной линии - довольно большое расстояние. Прохожие останавливались от недоумения. Как такое может быть!? Тётя Катя шла как в забытьи - ни слов причитания, ни слёз. Могила первоначально была в глубине кладбища. Подъехал профессор патанатомии Леонид Дмитриевич Успенский c огромным букетом белых роз. Он - ценитель прекрасного, ленинградец, интеллигент до мозга костей, любитель и знаток музыки. В институте вёл лекторий о классической музыке. Над гробом он произнёс скорбную, полную патетики речь.
Василия Георгиевича прямо с кладбища увезли в место его постоянной дислокации. Мне туда пришлось ездить ещё много раз, чтобы добиться его освобождения. Помогал мне в этом Семён. Он же часто навещал тётю Катю, которая после похорон была просто в ступоре. Я обращалась к психиатрам за помощью. Чтобы добиться разрешения на досрочное освобождение Василия Георгиевича я со справками, фотографиями поехала в Киев. Когда я вернулась, Василий Георгиевич был дома. Тётя Катя полностью посвятила себя памяти Аллочки. Она каждый день ездила на кладбище. Через какое то время перезахоронила прах в первый ряд, ближе к церкви. Долго искала скульптора, чтобы увековечить образ в камне. Ездила даже на Урал. Мы с тётей Катей постоянно переписывались. Она радовалась моей Иришеньке и высылала нам посылки, приглашала нас в гости, и мы несколько раз приезжали.
В 1980 году я вместе с Ириной приехала на встречу с выпускниками. Через 15 лет все вдруг вспомнили об Аллочке. Мы поехали на кладбище. На постаменте был бюст из белого мрамора, свежие цветы в вазе. Всё ухожено, ни пылиночки. Возложили цветы, вспомнили её. Хотели пойти, навестить тётю Катю, но она отказалась их видеть. Так глубока была её обида.