Одно время, работая в охране, я иногда слушал по ночам радио. Одна радиостанция постоянно передавала по ночам речи Брежнева. Было это уже после распада СССР. Я не знаю, с какой целью пускались в эфир эти выступления Лёни, но звучали они в тишине ночи просто дико. По крайней мере, мною выступления Лёни воспринимались не как юмор, а как нечто абсурдно-нелепое. К чему я вспомнил мои бдения под монотонное бормотание Лёни? Дело в том, что сейчас, находясь на пенсии, я решил почитать сборник поэм Эдуарда Асадова. Есть у меня, в моей личной библиотечке некоторое количество непрочитанных книг. А так как времени свободного прибавилось, то и стремлюсь ликвидировать пробелы в своём литературном образовании. И вот, читая поэмы Асадова, я невольно вспомнил те дежурства под монотонный бубнёж, абсолютно абсурдных речей Лёни. Невольно подумал и вообще о советской литературе в целом. Ведь что такое советская литература? По сути дела это одна большая ложь в красивой упаковке. Советская литература вся состоит из неких незыблемых канонов, которые представляют из себя трафареты желаемого, но никак не жизненного. И вот читая поэмы Асадова, я невольно подумал о том, насколько же советская власть ломала души не только читателей, но в первую очередь души писателей и поэтов, которые просто обязаны были принимать правила игры коммунистической пропаганды. Дело даже не в том, что автору приходиться петь панегирики коммунистической партии.
- мы шли к огромной цели.
- ленинская сила нас не покидала никогда.
- утром мне вручают партбилет.
Бог бы с ними, со славословиями. Но ведь эти славословия порой звучат просто как издёвка, настолько они дики. Ведь, к примеру, данные цитаты я взял из поэмы Асадова «Галина». А кто их говорит? Да человек, который отбухал семнадцать лет каторги в советском концлагере. Человек чудом выжил. Но эти семнадцать лет рабства и полного бесправия вроде бы и не изменили человека и, даже, никак не отразились на его здоровье. Ну, подумаешь, семнадцать лет каторжных работ, ужасающих условий и постоянно голодного существования. А ведь работы зарубежных психологов, хотя бы на тему адаптации бывшего заключённого, говорят обратное. А вот наши трусливые психологи, хотя и имеют более богатый материал, всё же не публикуют в открытой печати исследования на данную тему. Точно так же не было в советской печати и работ о голоде. В советских концлагерях умирало миллионы человек именно от истощения, но, например, в «Блокадной книге» Адамовича и Гранина так и написано, что в СССР просто никогда не сталкивались советские врачи с симптомами голода до блокады Ленинграда.
Вот и в этой поэме Асадова одно сплошное счастье. Ну, подумаешь, семнадцать лет у человека из жизни вычеркнула советская власть. Смотрите как всё хорошо. Человека даже вновь ставят директором предприятия. Да человек за семнадцать лет забыл, растерял все знания и навыки. Но дело даже не в этом, а в том, что поэт, в угоду власти, пишет ахинею, изображая счастливого гражданина, который даже здоровье не потерял в советских концлагерях, который через семнадцать то лет, наконец, стал «товарищем», а не «лагерной пылью». Бредовая ситуация. Точно также бредово выглядит профессия дочери этого бывшего заключённого. Ведь Галина работает преподавателем и не где-нибудь, а в столичной школе. К тому же преподаёт женщина не уроки труда, не технические дисциплины, вроде математики, а обучает детей советской литературе. Да как вообще дочь политзаключённого осталась в Москве, как она вообще сумела получить высшее образование? Но, нет, оказывается, арест папы никак не повлиял на судьбу дочери, которой власть не только дала возможность поступить в институт, окончить вуз, но и дала возможность воспитывать в коммунистическом духе подрастающее поколение. У этого заключённого даже жилплощадь в Москве не отобрали, оставили семью в директорской квартире в престижном районе столицы. Более того, эта дочь «врага народа» даже вышла замуж за геолога. А что такое геолог вообще и в частности в СССР? Да это человек, который допущен к государственным секретам. Ведь муж этой самой Галины ищет месторождения стратегического материала вольфрам. Да и вообще, допуск к картографии, к картам надо было иметь. Ведь в СССР даже отметка местности над уровнем моря имела гриф секретности. А ведь помимо карт геологи и массу других вещей знают, к которым просто обычного человека не допускали и близко. Но нет, оказывается у Лёшки и Галины всё складывалось очень даже «славно». Вот ведь как, «славненько». И эту ахинею пишет офицер, человек с высшим образованием. Как надо ломать себя, чтобы в угоду власти преподносить читателю такую сладенькую клюкву? Но Асадов, как и любой другой писатель СССР, преподносит. Ладно, человека понять можно, инвалид, потерявший на фронте зрение. А поэма? Ну, что поэма. Она описывает, в конце концов, ситуацию, в которой оказались многие тысячи фронтовиков офицеров, которые на фронте имели полковых жён. Но, вот война закончилась, и они оказались перед ситуацией к кому идти: к законной супруге или оставаться с женщиной, с которой сошёлся на фронте. Подавляющее большинство офицеров вернулись к законным жёнам. Кстати, в 1942 году в СССР даже вышел закон, освобождающий мужчин от всякой ответственности за ребёнка, которого родила «полковая жена». Об этом даже в романе Константина Симонова упомянуто. А уж на что тот был лжив в своей писанине, теперь то можно сказать открыто. Нет, Асадова я не осуждаю. Но вот к советской власти, когда читаешь поэмы этого поэта, испытываешь чувство гадливости и презрения.
Вот и поэма Асадова «о первой нежности» омерзительна не столько своим вычурным славословием.
- У сердца уже комсомольский билет.
Да что славословие? Пустяк по сравнению с оголтелым советским лицемерием, который вроде бы незаметно, но всё же вполне ощутимо, так и прорывается сквозь строки поэмы.
Например.
- Твои, по-польски чуть-чуть лукавые,
Глаза редчайшей голубизны.
А ведь поляки в СССР вполне официально считались людьми третьего или даже более низкого сорта. Да поляки и у себя в стране вели активную подпольную борьбу против советских войск и вообще против коммунистической партии. Активная подпольная борьба означает просто террор против коммунистов. Да что там вели борьбу. Поляки никогда и не переставали ненавидеть своих оккупантов, какими являлись СССР и, в частности, советская армия. По крайней мере, поляки советскую армию по-другому и не воспринимали. Так что у поляков, оказавшихся в СССР, глаза, в первую очередь, затравленного зверя могут быть. А когда смотришь на затравленного зверя, то, даже если у того и расчудесные глазки, но как то язык не поворачивается сравнивать их с небесной чистотой.
Естественно, в поэме о подростках нельзя не сказать и о моральной чистоте советских юношей и девушек. Только прежде чем писать сиропные вещи, надо всё же упомянуть для честности то, что СССР был единственным в мире государством, где, начиная с двенадцати лет, детей могли и пытать, и казнить на вполне законных основаниях. Наверное, советская власть имела какие-то вполне конкретные причины для введения в стране столь драконовского закона, касающегося детей.
Я не отвергаю чувство нежности, которые возникают у подростков в период влюблённости. Но я, чуть ли не полвека проработавший на советских предприятиях, несколько скептически отношусь к словам, зная нашу советскую действительность.
Вообще, поэмы Асадова можно воспринимать сегодня как некую насмешку над советской властью. Взять, хотя бы, поэму поэта «Петровна», где в розовом свете изображена сельская глубинка.
Сами судите, как иначе можно воспринимать, например, такие строки из этой поэмы.
- Заговорили хором –
Грусть как рукой смело, -
Каким будет очень скоро
Вот это у них село.
Какая будет больница
И сколько новых домов.
Телецент подключится.
А ведь сельское убожество мы могли наблюдать не только после наших девяностых годов. Ведь крестьяне, когда им в начале шестидесятых годов стали выдавать паспорта, просто массово ломанулись из «такой хорошей деревни». Ездил я по нашим сёлам в семидесятых годах. Доярки получали тридцать – сорок рублей в месяц. Это в совхозе, а в колхозе люди вообще кроме трудодней в учётной тетради, ничего не видели. Не было ни отпусков, ни пенсии. Нищенская зарплата. Крестьяне массово воровали всё, что только могли: урожай, комбикорма. Да крестьяне в СССР всегда разворовывали свои колхозы. Недаром же в СССР появился закон о «пяти колосках», когда людей за то, что они принесли домой с поля немного зерна, сажали на десятки лет. Такого вообще нигде в мире не наблюдалось, чтобы фермер тащил с поля домой урожай или то, что осталось случайно не убранным на поле, тащил для того, чтобы не умереть с голоду. Фермеру, частнику, который владеет землёй, не надо воровать зерно у себя. А вот нашим крестьянам, без воровства просто невозможно было зачастую выжить. И вообще на селе превалировало оголтелое пьянство, наблюдалась низкая производительность труда. В общем, полный развал. А вот автор как бы упрекает кандидата медицинских наук в том, что тот не остался врачом в далёкой деревне, восхваляя женщину врача, которая осталась в глуши, вопреки всем трудностям. Интересно, как такую писанину воспринимали сами сельские жители, которые очень хорошо понимали своё житиё-бытиё?
А вот поэма Асадова «Снова в строй».
Разумеется, начинается она с пустозвонства.
- Ты – комсомолец, и твой путь известен.
Тебе идти по ленинским стопам.
Ты – комсомолец. Значит, в целом мире
Задачи нет не по плечу тебе.
Разумеется, герой мечтает продолжить образование в институте. А как же иначе? У нас все школьники просто поголовно только и мечтали о том, чтобы получить высшее образование. Вот и герой поэмы просто мечтает об этом.
- А примут ли? Должны, должны принять.
Только Асадов забывает сказать о том, что многим в СССР путь к высшему образованию был попросту заказан, запрещён. Не потому, что люди были глупы. Дураков-то, как раз, зачастую и принимали. Было бы соответствующее классовое происхождение. Только ведь после революции прошло совсем ничего времени и в стране осталось очень много «классово чуждых элементов». Зажиточные крестьяне, бывшие военнослужащие не красной армии, купцы, банкиры, дворяне. Да таких, социально неполноценных, набиралось в СССР тьма-тьмущая.
Интересно Асадов изображает момент, когда люди узнали о начале вторжения. Например, в поэме есть такая строка:
- С бульвара няньки повели детей.
Эта фраза говорит вовсе не о высоком благосостоянии народа. Эта фраза говорит о том, что в СССР все женщины должны были работать. В отличие от Германии, например. А так как детских садиков было мало, то в няньки брали сельских пожилых женщин, которые сбежали из голодного колхоза, но которым и в городе было тяжело найти работу.
А потом, разумеется, следуют высокопарные слова о коммунистах.
- И в то же утро встали коммунисты
В железные военные ряды.
Вот так вот «железными рядами» и сдавались сотнями тысяч человек в плен немцам за раз.
Но, бог с ними, с «железными рядами». Ведь далее-то идёт такое слащавое лицемерие, что просто противно делается. Почему? Да потому, что автор вдруг вводит персонаж сироту, который жил в детском доме, но, при своей нищенской жизни, поступил в техникум и, живя впроголодь, всё же заимел невесту, а с началом войны поступил в военное училище. Это детдомовский-то, у которого непонятно кто отец, да и знаний то нет соответствующих.
Асадову зачем-то понадобилось ввести в сюжет сценку, где этот детдомовец Никита просит медсестру дать ему бинтик. На первый взгляд, вроде бы невинная просьба. Мало ли зачем курсанту понадобился бинт. Но вспомним. Ведь бинтов в советской армии катастрофически не хватало. Женщины из банно-прачечных батальонов стирали не только солдатскую одежду, нижнее бельё солдат, но и бинты в том числе. Ведь эти самые бинты СССР получал от американцев по ленд-лизу, как и скальпели, другое медицинское оборудование, лекарства. Так что никаких бинтов ни одна медсестра никогда солдату не выдавала. Затем Асадов описывает, как главный герой поэмы, выходя из окружения, хоронит в лесу этого самого Никиту. И вот тут необходимо внести ясность. Дело в том, что советские войска не отрывали людей и время при отступлении на похороны. Тем более, не делали одиночных могил. Кстати, на братских могилах мы не писали фамилии павших. Вероятно, это делалось для того, чтобы немецкая разведка не могла воспользоваться реальными данными. Не знаю. Но для немцев такое пренебрежение к погибшим было непонятно. Сами-то немцы старались в любом случае устроить кладбище по всем правилам. И хоронили своих павших товарищей, указывая на индивидуальных крестах и фамилию, и имя.
Но, оставим в покое покойника Никиту и всё, что с ним и с прочими павшими связано.
Асадов в поэме душещипательно изображает горестное положение жителей в оккупированных районах.
- Потом враги пришли ордою пьяной,
Бьют, истязают, в грудь стволом суют:
- Где муж, где сын? Где брат, где партизаны? –
И снова истязают, снова бьют.
Да ведь ничего такого не было. Кстати, это именно в советской армии с августа 1941 года стали выдавать солдатам на передовой водку или спирт ежедневно. В немецкой армии такого не было. Впрочем, и в остальных армиях мира военнослужащим не выдавали ежедневной порции спиртного. Кстати, никто из вермахта никого из местного населения не истязал. По крайней мере, без необходимости. Более того, население оккупированных районов при немцах жило гораздо лучше в материальном плане. Ведь у нас в колхозах люди буквально умирали с голоду. Вспомним вновь закон о «пяти колосках». От хорошей жизни что ли люди воровали зерно с поля? Да с голодухи. Колхозники воровали выращенный урожай, чтобы не умереть с голоду. Причём, тащили с поля буквально по горсти зерна. Другими словами, в советских колхозах наблюдалась массовая степень нищеты. Ниже просто некуда.
А теперь давайте немного отвлечёмся и вспомним, сколько в СССР было депортировано народа. В СССР было депортировано шестьдесят одна народность. С чем это связано? Да с тем, что крестьяне при немцах получили возможность свободной торговли, а так же получили возможность для свободного предпринимательства, что в СССР было запрещено. Вспомним, хотя бы первые декреты советской власти, где прямо говорится о том, что предпринимательская деятельность отныне запрещена.
Да, немцы имели план снабжения своей армии местными ресурсами. Но это не означает, что они грабили у населения продовольствие. Немцы вовсе не действовали как советские продотряды. Немцы не отбирали подчистую урожай у крестьян, а закупали его по твёрдым ценам. Для примера приведу Крым и крымских татар. Возьмём для примера колхозника пастуха. Сколько он получал в колхозе? Да ничего не получал. Палочку трудодня учётчик поставит в книге учёта, и всё. И никаких денег. Деревня в СССР была нищая. Вспомним, хотя бы произведения Валентина Распутина, где он изображает сибирскую деревню в военное и послевоенное время. Колхозники картошку за столом считали поштучно. Дети не имели понятия, что такое яблоки. Заметим, не ананасы, не киви, не бананы, а простые яблоки. У мальчика, который живёт в городе на квартире, хозяева воруют картошку, которую ему присылает мать. Мальчишка ходит настолько голодный, что у него постоянно от голода кружится голова. Колхозники, проживая у крупной реки, не имеют в рационе рыбы. Но вернёмся к нашему крымскому пастуху. Если в колхозе этот пастух получал лишь палочку в книге учёта, то при немцах он стал получать реальную заработную плату. Немцам было наплевать, сколько крестьянин имеет голов скота. Может человек содержать сто голов, пусть содержит. И никто не гнал его в колхоз. Может человек содержать тысячу голов скота, пусть содержит. Да, немцы закупали у крестьян и мясо, и шерсть и прочее продовольствие. Именно закупали. Никто не выгребал дочиста у крестьянина продукты. Немцы платили крестьянам вполне приемлемые деньги. Именно поэтому-то эти самые крестьяне и жили материально лучше, чем при советской власти. И именно поэтому шестьдесят одна народность и была советской властью депортирована в места негодные для проживания. Не могла же советская власть оставить без последствий то, что люди при немцах жили материально лучше. И не могла советская власть оставить на местах народ, который при оккупантах жил лучше, чем в советском колхозе. Кстати, о зажиточной жизни людей при оккупантах мы можем увидеть и в советских военных фильмах. Вспомним, как изображают население освобождённых районов наши кинематографисты. Прекрасная одежда, на мужчинах белые брюки, у всех сытые физиономии.
Кстати, в поэме «Шурка» Асадов как раз и показывает богатую жизнь в освобождённых районах. Вот как Асадов изображает ситуацию.
О, как дорог незнакомый дом,
Где ты мог с удобствами побриться,
Не спеша до пояса умыться
И поесть ватрушек с творогом,
Где хозяек щедрые сердца
Так приветить воина стараются,
Что тот дом и люди вспоминаются
Иногда до самого конца!
Хочу заметить, что это Асадов описывает жизнь и достаток людей в освобождённом от немцев селении в Крыму. Кстати, местное население Крыма во время оккупации создавали в сёлах охранные отряды, которые защищали добро от советских партизан. Ведь те забирали всё подчистую и никогда ничего не платили. Да, я понимаю, патриотизм обязывал советских колхозников снабжать продовольствием партизан. Но ведь и жить то на что-то крестьяне должны были. А немцы ничего не отбирали. Немцам было выгодно, чтобы крестьяне как можно больше производили продукции, потому что, в таком случае, они и продавали больше. И, повторяю, для немцев вовсе было неважно, сколько имеет крестьянин скота. Можешь тысячу содержать, содержи. Больше продашь немецкой армии.
Вот за такую-то жизнь при немцах и организовала советская власть депортацию народов. Ведь была депортирована шестьдесят одна народность.
Кстати, вот такие строчки хочу прокомментировать.
Орловщину терзали чужестранцы.
На площади у сиротливых стен
Они орали: «матка, яйки, хлебца!»
И гнали молодёжь на запад, в плен.
Я уже говорил в одном из своих очерков, что слово «матка», с которым немецкие солдаты обращались к местным женщинам, в переводе с польского означает уважительное «мамаша». И насчёт угона молодёжи. Дело в том, что первые эшелоны с местным населением никто не угонял. Народ нанимали для работы в Германию по контракту. И чтобы уехать на работу в Германию, местное население буквально устраивало драки друг с другом, настолько привлекательным был контракт. Ведь совсем не случайно таких рабочих советская власть впоследствии судила как изменников родины.
Немцы, хотя и называли себя социалистами, у которых даже в армии все получали одинаковые продовольственные пайки, независимо от того, кто ты по званию, генерал или рядовой, но, всё же Германия была капиталистической державой. А теперь давайте вновь вернёмся к крестьянам и сравним советского колхозника и обычного фермера в стране свободного предпринимательства. То, что наш колхозник просто нищий, это факт. А теперь вдумаемся в то, что такое фермер? Это, как правило, миллионер. В самом деле, ведь фермер владеет угодьями земли. Это не паршивые советские шесть соток, которые способны прокормить лишь одну семью, экономя небольшую часть для продажи горожанам. А сельскохозяйственные угодья фермера стоят больших денег. Так же стоит больших денег поголовье домашнего скота, которым владеет фермер. Ведь фермер держит не одну коровёнку, а стадо и, даже стада. А домашний скот стоит немалых денег. Да ко всему прочему фермер владеет всевозможной сельскохозяйственной техникой, которая то же стоит немало. Оборудование сельскохозяйственное тоже у фермера имеется. То есть, фермер, пусть даже и не миллионер, но всё же весьма состоятельный человек. А что такое наш колхозник по сравнению с таким трудягой? Да чмо обыкновенное, которое гонит самогон, работает спустя рукава, так что государство вынуждено посылать ему в помощь с заводов людей, которые ни черта не понимают в сельском труде. Так вот при оккупантах наши колхознички стали именно фермерами. И если этот фермер снабжал мясом и прочими продуктами немецкую армию, то он и получал за это деньги, а не пустые голодные трудодни.
Хочу обратить внимание читателя на то, как Асадов изображает выход из окружения остатка дивизиона «Катюш». Оказаться в окружение с новым оружием для советского бойца было хуже смерти. За потерю боевой машины, особенно, если техника попадала в руки немцев, расчёт ожидала смерть не только личная, но и жесточайшие репрессии всех родственников человека. А вот этого-то страха Асадов и не изобразил.
Изображает Асадов и пленных немцев.
А с запада навстречу беспрестанно
Шли под конвоем или просто так
Нестройно вдоль обочин, как бараны,
Фашистские солдаты – битый враг.
А ведь наши-то солдаты сдавались в гораздо большем количестве. Немцы вообще охеревали от такого наплыва пленных. Они даже миллион человек вынуждены были просто отпустить по домам. Это относилось к украинцам, белорусам, прибалтам и мусульманам Крыма. Но, разумеется, наши пленные солдаты не шли, как бараны. Наверное, они шли с гордо поднятой головой и с презрением во взоре к презренному врагу.
Но, я уж не буду комментировать дальнейшее «бла-бла-бла», насчёт комсомола, партии, Ленина. Весь этот пропагандистский трёп, который, если говорить честно, вообще воспринимается как шизофренический бред. Так что перейдём к следующей поэме, которая называется «Шурка».
Шурка, это фельдшер. Разумеется, девица блюдёт чистоту нравов. Шурка чистой платонической любовью любит офицера подразделения «катюш». Я уж не буду повторяться насчёт чисто советского поветрия под названием «полковая жена». Да что там «полковые жёны». Если уж говорить насчёт морали в советской армии, то нелишне будет вспомнить о том, что у нас за венерическое заболевание, которое подхватывал военнослужащий, отправляли в штрафные подразделения. И дело не в том, что на таких воинов трибунал смотрел как на уклонистов от передовой, которые нарочно подхватили заразу, чтобы не погибнуть в бою. Но дело ещё и в том, что венерических заболевания в советской армии было не меньше, чем при эпидемии гриппа затемпературивших. Вспомним хотя бы тот факт, что Лаврушка Берия умудрился заболеть сифилисом. Маршал, всесильный министр у которого в окружении лишь проверенные люди, заболевает сифилисом. Как это характеризует советскую армию?
Но в данной поэме все, а это приблизительно околы тысячи человек, влюблены в недотрогу Шурку. В конце-концов, может быть у людей и такая любовь. Не буду спорить. Но вот когда читаешь про этого фельдшера Шурку, то невольно понимаешь, что автор изображает из рук вон плохо поставленное медицинское дело в советской армии. В самом деле, вдумаемся, зачем фельдшеру, которая способна делать операции, собственноручно вытаскивать с поля боя раненых. Кстати, во всех армиях мира, раненных выносили с поля боя санитары. Клали на носилки и уносили в полевую операционную, которая находилась в непосредственной близости от передовой. Взять, хотя бы, воспоминания немецкого военного врача Генриха Хаапе. Именно так он и описывает медицинскую службу в немецкой армии. Да и в других армиях мира хрупкая женщина не волокла одна солдата на перевязочный пункт. Здесь стоит подумать вот над чем. Сколько человек может вынести женщина волоком и сколько за это же время вынесут раненных два здоровых санитара? А ведь в медицине есть такое понятие, как «золотой час». Всё, что сверх этого времени, легко покрывается траурным крепом. Но, в поэме сплошное геройство. Я уже приводил строки из этой поэмы, где показан материальный достаток крестьян, освобождённых советской армией от оккупантов. Приведу ещё.
Возле хаток расстилали скатерти
С молоком и горками еды
Русские украинские матери,
Всем нам, всем нам дорогие матери,
Вдовы и столетние деды.
И в толпе разноголосой стоя,
Хлопцы, улыбаясь широко,
Часто не остывшие от боя,
С уваженьем пили молоко.
Невольно вспомнилась повесть Валентина Распутина «Уроки французского». Герой этой повести, мальчик, начал играть на деньги, чтобы иметь возможность купить себе кружку молока. А тут женщины без мужчин хозяйство в оккупации сохранили в полном порядке и могут легко угощать солдат, выставляя горки еды и молоко без счёта. Автор, вероятно, воспринимал такое гостеприимство как нечто само собой разумеющееся. Только у нас в тылу люди от голода пухли в это время.
Но, оставим эту поэму о фельдшере Шурке, которая рассталась с ослепшим офицером дивизиона. Остановимся на другой поэме под названием «Волжанка». Нет, я не буду анализировать данную поэму. Не буду потому, что у меня в сборнике всего лишь главы из этой поэмы. Имея столь куцею поэму, я, естественно, решил почитать её целиком. Сначала заглянул в интернет. И что? Да ничего в прямом смысле этого слова. Я просто не нигде на просторах нашего интернета, где, якобы, можно найти всё, что угодно, не смог отыскать текст поэмы целиком. В лучшем случая эти же куцые главы и всё. Не было данной поэмы и в книжных магазинах. Во всех сборниках Асадова поэма попросту отсутствовала. Я не знаю, почему данную поэму так засекретила наша цензура. Может быть, Асадов восхваляет неумеренно в ней Сталина, может ещё кого. Не знаю. Но текста этой поэмы в нашем российском интернете просто-напросто нет. Её нет ни в одной электронной библиотеке. Даже в научной библиотеке невозможно прочитать эту поэму целиком. Страница недоступна. Вот ведь как. Невольно вспомнишь роман Оруэлла «1984». А ведь такая неумная цензура может вызывать к родине лишь презрение. Мало ли наших государственных бонз с экранов вещают нам про демократию, свободу слова, гласность. Лучше бы они подумали о том, как будет всю эту высокопарную болтовню воспринимать человек, сталкивающийся с запретом на книгу, тем более на такую, которая совсем недавно выпускалась многомиллионными тиражами. Неплохо было бы нашим бонзам подумать и над тем, как будут работать иностранные государства при такой цензуре с нашими интеллектуалами. Но, кажется, наши государственные мужи вообще не сильны интеллектом. Ведь этот случай с поэмой «Волжанка» отнюдь не единичный.