Последние годы правления Горбачева проходили под знаменем кооперативного движения, в котором отечественный бизнес начинал свои первые и пока ещё достаточно робкие шаги. Начало оказалось довольно успешным, и через некоторое время удачливые кооператоры, разбогатевшие вдруг до неприличия быстро, стали обращать на себя внимание немыслимым по меркам развитого социализма материальным достатком.
Состояния в это время возникали буквально из ничего, и, казалось, что деньги куются просто из воздуха. Вслед за торговыми спекулянтами и откровенными жуликами, а также авантюристами, добывающими средства на сытую и обеспеченную жизнь с помощью откровенного обмана и хитроумных махинаций с финансовыми документами, быстро появилась и профессиональная преступность, рассчитывающая на свою долю нетрудового дохода.
Впрочем, криминал тут же заполонил и улицы городов. Бандитские шайки росли, как грибы после теплого летнего дождика. Обыватель рисковал быть ограбленным не только на улице, но и в собственной квартире. Народ спешно менял хлипкие советские двери из прессованного картона, любовно обитые рукастыми хозяевами дерматином, на мощные стальные сооружения с хитрыми сейфовыми замками.
Мой второй клиент, с которым я проработал около трех лет, сначала нажил состояние именно на бронированных дверях для обычных квартир, потом он умело расширил и развил свой бизнес, обеспечивая неприступность офисов фирм и банков, а также складских помещений и подвалов, приспособленных для хранения товара.
Он появился в моей жизни уже практически состоявшимся богачом, ворочающим значительными финансовыми средствами. Сейчас я понимаю, что Евсей Дормидонтович, так вычурно его звали – средней руки деловой человек времен закатного социализма-начала бандитского капитализма, был одним из самых приличных моих нанимателей. Отец его был священником, но Евсей Захаров, один из девяти отпрысков своего достойного батюшки, не нашел себя в служении богу, а обрёл свое место в среде стремительно растущего класса капиталистов.
Меня с ним познакомил его родственник Сергей - муж его младшей сестры, с которым мы занимались в одной секции карате во дворце спорта «Мир» на Рижской. Сначала Евсей мне как-то не приглянулся – маленький, рыжий, краснощекий и толстенький, словно бочонок, он ходил, как подслеповатый крот, в круглых старомодных очках-линзах. Очки были настолько толстые, что само собой возникал неизбежный вопрос – как их владелец доберется до дома, если вдруг этот оптический инструмент разобьется или будет случайно потерян.
Лицом и прической Евсей больше всего походил на старорежимного приказчика-пройдоху из советских фильмов, живописующих российский быт времен Николая Кровавого. Одевался мой будущий заказчик тоже в духе того далекого старорежимного времени – в бесформенный, видавший виды костюм-тройку темно-синего сукна в полоску и стоптанные штиблеты. Рубашка, правда, на нем всегда была свежей и белоснежной, галстук аккуратно повязан и отглажен утюгом любящей супруги.
У меня остались достаточно неприятные воспоминания о моем самом первом клиенте, недолгую работу с которым, я потом всегда вспоминал с холодным ужасом, поэтому отнесся весьма настороженно к предложению Евсея Захарова – преуспевающего бизнесмена и скороспелого богача пойти к нему в личную охрану.
Мой первый заказчик – долговязый мошенник по имени Евгений, высмотрел меня на клубных соревнованиях карате кеокушинкай. Он был классический спекулянт, делавший деньги на скупке и перепродаже дешевой китайской бижутерии, каких-то тряпок, слегка напоминающих одежду и, склеенной чуть ли не из бумаги обуви. Товар, которым он торговал, отличался столь отвратительно низким качеством, что его настоящее место могло находиться только на помойке, но никак не на витрине торговой точки. К моему большому удивлению, этот торговый жучок, как правило, находил покупателей даже на этот откровенный мусор и, без тени смущения, как-то впаривал это барахло. Как это ему удавалось, для меня до сих пор остается неразрешимой загадкой.
Этого клиента всегда окружала какая-то излишне нервозная атмосфера обмана, фальши и неотвратимой беды, грозящей обрушиться в любое мгновенье. Все переговоры заинтересованных сторон с его участием проходили непременно с большим шумом в обстановке сплошного крика, угроз и ругани. Однако, как ни странно, до конкретного мордобоя дело дошло только один раз в складском помещении рынка, но дело обстояло настолько серьезно, что мне пришлось пустить в ход налитую свинцом явару из черного дерева, чтобы выдрать клиента из клубка рассвирепевших оппонентов. Отделались мы тогда очень легко – Евгению разбили нос и губы, а мне в клочья изорвали рубашку, оставив на спине и груди несколько синяков и царапин.
К вечеру скандальный клиент обычно сильно напивался и в поисках приключений приказывал останавливать машину у каждой торговой палатки. Казалось, что непутевый заказчик считает меня чем-то вроде гладиатора и ищет возможность, чтобы я продемонстрировал ему и окружающим свои боевые качества.
Поздно ночью в палатках, как правило, уже целыми компаниями пировали основательно подогретые джигиты, и этот болван специально провоцировал кавказцев, ввязываясь с ними в пикировки и обзывая «чурбанами», чтобы затеять ссору, а затем вызвать на драку. Несколько раз я едва успевал утащить дурака буквально из-под носа размахивающих ножами торговцев, жаждущих выпустить ему кишки.
«А ты-то на что? Я тебя как раз и нанял, чтобы ты смог защитить меня!» - искренне удивился он, когда я в сердцах высказал ему свое откровенное мнение о его безрассудном поведении. «А если не можешь, то на хрена ты мне сдался такой! Тоже мне – боец! Пошел к едрене Фене!» - кипятился он.
Почти за два месяца, что я провел с этим ходячим магнитом для неприятностей, мне не перепало от него ни копейки. Наконец, как-то вечером, когда я выводил вдребезги пьяного клиента из ресторана, а он все пытался зацепить кого-нибудь по дороге, чтобы спровоцировать потасовку, мое терпение окончательно лопнуло.
На другой день я решил высказать бизнесмену все, что я о нем думаю. Случилась небольшая эмоциональная пикировка на помойном сленге, столь характерном для отечественных деловых людей, в результате чего я остался без зарплаты за два месяца, а хозяин без телохранителя. Не скрою, у меня было большое желание напоследок «начистить ему сковородку», но, в конце концов, я просто плюнул в похмельную физиономию, пожелав Евгению процветать и дальше, но уже без моего участия .
Этот фрукт оказался одним из примитивных пройдох, каких было полно на начальном этапе становления отечественного бизнеса, и кто считал своим святым долгом кинуть всех, с кем когда-либо имел дело. Большинство из них вывели из деловой сферы криминальными путями – просто физически устранили. Только впоследствии я понял, что, хотя и потерял внушительную сумму в деньгах и массу времени, но еще легко отделался.
Я провел почти двадцать лет в охранном бизнесе. За такой срок, так или иначе, человек обрастает устоявшимися связями и знакомствами. Мир тесен, иногда старые связи неожиданно оживают и дают о себе знать отголосками давних слухов. Но о своем первом клиенте Евгении я ничего и никогда больше не слышал. Он так и сгинул в криминальной сутолоке переходного периода в самом начале «лихих девяностых», не оставив никакого следа, кроме недоброй памяти.
Евсей Дормидонтович снимал несколько помещений под офис своей фирмы на самом верхнем этаже в старинном двухэтажном особняке на Остоженке. Причиной, по которой он решил нанять себе телохранителя, послужило небольшое недоразумение, приключившееся с ним в начале лета 1991 года.
На выходе из здания его как-то остановили несколько крепких молодых людей. Двое из них подхватили Захарова под руки, а третий, не пускаясь в досужие разговоры, и, не теряя таким образом драгоценного времени, молча снял с него очки, аккуратно сложил их и сунул ему же в карман, потом презрительно глянул в его подслеповатые глаза и вдруг основательно заехал бизнесмену пудовым кулаком по физиономии.
«Такое впечатление, что меня приложили увесистой кувалдой…», - рассказывал мой будущий клиент впоследствии. От мощного удара у него в глазах засверкали яркие огоньки, наподобие тех, что расцвечивают ночное небо при праздничном фейерверке и сразу отнялись ноги. Обмякшего Евсея угрюмые молодцы затащили в машину, всего обмотали бельевой веревкой, завязали платком глаза и заклеили рот липкой медицинской лентой. Потом очень долго везли куда-то, время от времени отвешивая пленнику дежурные подзатыльники, чтоб не дергался и вел себя тихо.
По дороге Евсей передумал много чего, теряясь в догадках и строя предположения о своей дальнейшей, без всяких сомнений, печальной участи.
Наконец, беднягу доставили до нужного места, вытащили из машины и сняли с глаз повязку. Перед собой он увидел большую и уже основательно подогретую компанию, с шашлыками и девочками, расположившуюся в тенистом уголке на берегу лесного озера.
Вид его разбитой физиономии с багровым отеком в пол-лица и заплывшим до узкой щелочки глазом, привел отдыхающую публику в полный восторг. «Что же вы его так уделали-то, костоломы?» - ласково пожурил похитителей серьезный пожилой дяденька, царственно восседавший в центре уставленного бутылками и закусками стола: «Неаккуратно сработали, ребята!.. Прямо узнать нельзя старого знакомого!»
«Да это же не он, босс!» - воскликнул вдруг один из клевретов, когда Евсея подвели поближе к столу и отодрали кляп.
«Ты кто, чучело?» - с немалым удивлением спросил дяденька, разглядывая стоящего перед ним человека. Захаров с присущей ему скромностью назвался.
«Вы кого сюда притащили, идиоты!» - загремел рассерженный босс, обращаясь к опешившим от осознания собственной ошибки молодцам.
«Я вам кого сказал доставить?»
«Шеф, да они же похожи с Филаретом, как две капли воды! Сами посмотрите – рост, цвет волос, прикид… Мы думали…»
«Заткнитесь, ублюдки! Сила-то есть у вас, просто мозгов нет… Мы думали! Индюки хреновы!.. Думать – не ваше призвание!.. Да вы и не умеете!..»
И тут босс, вконец осерчав, запустил в проштрафившихся недопитым стаканом: «Развяжите этого балбеса!»
«Подсаживайся-ка сюда, сынок…» - уже мирно предложил он, когда Евсея освободили от пут: «Угощайся, дорогой! Эй, кто там, налейте ему коньяку и ещё один прибор поставьте…Ошибочка вышла… Извини! Мои болваны тебя за другого приняли.»
«За Филаретова, что ли? - поинтересовался Евсей, осторожно ощупывая внушительный фингал на своем перекошенном лице и водружая окуляры на конопатый нос: «Так он уже с неделю, как съехал от нас и адреса не оставил…»
«Вот как? А строительная фирма ЗАО «Ремстроймонтаж-18», где генеральным директором Зейнетдинов Асхад, тоже слиняла?»
«Про этих ничего не знаю. Но у них на первом этаже до сих пор находится склад с лаками, красками, растворителями и прочей химической фигней…»
«Так-так… Интересно! Ну, а ты-то чем занимаешься, Евсеюшка? Да ты пей, не стесняйся!»
Захаров не стал откровенно хвастать бизнесом, так как понимал, что быть преуспевающим у нас в стране считается большим грехом, и ему тут же предложат поделиться нажитым богатством. Поэтому он рассеянно пил щедро наливаемый ему в стакан коньяк, слегка закусывал, печально сетовал, что его бизнес зажимают, не дают развернуться в полную силу, и что, в конце концов, нужно будет менять сферу деятельности.
Босс внимательно слушал его, соглашался и сочувственно кивал головой. Вскоре Евсей здорово наклюкался, его погрузили в машину, снова завязали глаза, отвезли к автотрассе, ведущей к Москве, и там отпустили, сунув ему в карман пиджака десятидолларовую бумажку (по тем временам большие деньги) на дорогу.
Подпорченная физиономия Евсея и его похищение прямо у главного входа в офисное здание, а также описание происшествия, поведанное им с правдоподобием талантливого документалиста всем без исключения арендаторам, произвели на деловых людей надлежащее впечатление.
Закона о частной охранной деятельности еще не было, но бизнесмены уже вовсю нанимали спортсменов и просто физически сильных людей для собственной персоны и охраны офисов.
Сначала, правда, пробовали приглашать для этих целей милицию, но вскоре поняли, что стражи порядка несут службу из рук вон плохо, не дружат с дисциплиной, нередко пьют на работе, а то и собирают жареные факты о самом бизнесмене, сфере его личных интересов и круге делового общения, чтобы потом шантажировать добытой информацией.
Серьезные проблемы в советской милиции назревали давно, но руководство страны предпочитало не замечать сбоев в работе этой некогда весьма эффективной машины социалистической законности, не допуская в её адрес никакой критики, пока она не стала превращаться в ещё одну криминальную структуру.
Полная и быстрая деградация милиции произошла после падения коммунизма, уже в первые месяцы правления президента Ельцина. С последствиями этого прискорбного явления не могут до конца справиться до сих пор. Впрочем, речь здесь идет совсем не об этом.
Деловые люди, снимавшие офисы в здании, скинулись и наняли сначала именно сотрудников местного отделения милиции, которые в свободное от основной службы время и стали обеспечивать покой и порядок в тихой заводи кооперативного движения.
Работать с Захаровым мне вскоре понравилось. Он оказался исключительно порядочным и аккуратным человеком. Рабочий день у него был предварительно расписан буквально по минутам. Я всегда знал деловой распорядок клиента и маршруты предстоящих поездок. Евсей сообщал их мне накануне. В штате офиса его фирмы, кроме меня состояли еще четыре человека: секретарша Светка, бухгалтер Валентина Ивановна, водитель Володька Козлов (все уважительно величали его Козлевичем), и Марк Аронович Шляфман – грузный пожилой мужчина-юрист, совладелец компании, имевший четвертую часть от прибыли.
Производственный отдел, который непосредственно и выполнял заказы на установку дверей и ворот располагался на одном из заводов, где Евсей арендовал часть цеха. Там же располагались и люди, отвечающие за изготовление, доставку и установку продукции. Всего на фирму Захарова работало порядка пятидесяти человек.
Спрос на такие изделия был огромен, и работники были загружены сверх меры, оставаясь работать даже ночью, когда поступал срочный заказ. Платил Евсей своим работникам в отличие от моего первого хозяина очень прилично. Зарплата на его фирме была в два-три раза выше, чем на аналогичных производствах у конкурентов.
«Скоро все толковые ребята будут работать у меня!» - хвастался он нам. «Что такое зарплата?» - пояснял Евсей: «Это, скажу я вам, настоящий дифференцирующий инструмент для создания высокоэффективного коллектива! Надо понимать, что высокая зарплата стимулирует добросовестных людей к производительной и качественной работе. Кроме того, на место неизбежных в любом трудовом коллективе лодырей, пьяниц и неумех стремятся попасть толковые люди, то есть хорошие работники постепенно вытесняют плохих на рабочих местах. Таким образом, щедро оплаченный труд ведет к настоящему процветанию фирмы. Только алчные дураки не понимают этого!
А, скажем, что происходит, если бизнесмен туп и жаден? Тогда неизбежно хорошие работники уходят на другое предприятие, где более высокая оплата их квалифицированных навыков, а на их место приходит пьянь и рвань, которая только и может притворяться работниками за ничтожные деньги. И что в остатке? А в остатке у эксплуататора, почти даром выжимающего пот из сотрудников, в перспективе – только дешевая, но некачественная продукция, произведенная похмельным люмпеном, потеря клиентуры, заказов и неизбежное разорение!»
С клиентами и смежниками Евсей вел себя исключительно корректно и честно. С сомнительными людьми предпочитал совсем не иметь дела, если проходила информация об их нечистоплотности в финансах или в совместных проектах.
Евсей в роли заказчика оказался малопроблемным и вполне предсказуемым. Риск получить разные неожиданные неприятности, связанные с его бизнесом или персоной, конечно, был, так как криминал все сильнее заявлял о себе во всех сферах общественной и деловой жизни; в стране уже вовсю шли этнические разборки, на окраинах советской империи сильно постреливали, и оружие из зон межнациональных конфликтов разбредалось по стране, время от времени подавая голос на дорогах, в подъездах жилых домов и автостоянках. Однако в то время бизнес ещё не стал ещё таким откровенно опасным, каким он оказался после провала ГКЧП и триумфального торжества демократии.
Офис евсеевой фирмы располагался на самом верху двухэтажного здания, которое когда-то еще до революции входило в ансамбль дворовых построек местного земства. От главного входа на второй этаж вела гулкая чугунная лестница с эффектными литыми перилами и металлическими ступенями, лихо закрученная вокруг чугунного же столба.
Захаров бережно отремонтировал и реставрировал арендованную часть этажа. На высоких потолках аккуратно расчистили от почти столетних наслоений краски гипсовые барельефы ангелов и воспроизвели старинную лепнину на стенах. Похоже, что моему клиенту очень нравилось помещение. Он постарался воссоздать весь первозданный облик второго этажа и преуспел в этом.
Во время ремонта выяснилось, что особняк, внешне выглядевший монолитной каменной громадой, просто деревянный, возведен из высушенных до музыкального звона бревен лиственницы, но так умело оштукатурен, что производил впечатление надежной основательности. Представители пожарной охраны, регулярно наведывавшиеся в особняк за очередным подношением, откровенно предупреждали, что в случае пожара, здание вспыхнет, как куча деревянных стружек.
В стенах строения проложены деревянные желоба для вентиляции, благодаря которым в помещениях так легко дышать. Но в случае загорания, огонь по этим желобам мгновенно распространится по всему зданию. Тем не менее, каким-то невероятным образом (скорее всего, с помощью тривиальной взятки) одному из арендаторов разрешили устроить на первом этаже склад лакокрасочной продукции.
Вся мебель для офиса собиралась по старым домам, идущим под снос и даже на помойках, куда бездумно выбрасывались продавленные диваны, кресла, стулья и обшарпанные письменные столы из дорогих пород дерева. Тщательно отреставрированная и восстановленная мебель, заново отполированная и обтянутая душистой кожей, придавала офису основательный, солидный и, отдающий добротной стариной, вид.
В приемной Захарова рядом со столом секретарши, олицетворяя финансовую мощь его фирмы, стоял здоровенный стальной сейф, тоже старинный, произведенный в конце 19 века на фабрике Круппа в Германии.
Евсей с гордостью показывал клиентам крупповское фирменное клеймо на его внушительном боку с цифрой 1890. Похоже, что сейф стоял здесь со дня постройки здания, и пережил все исторические катаклизмы, выпавшие на долю людей, занимавших особняк в разные годы. Здание неоднократно перестраивали, ремонтировали, меняли мебель, но крупповский сейф незыблемо оставался на своем месте, так как возиться с ним и каким-то образом перемещать эту неподъемную тяжесть, не было никакой возможности.
Сохранился даже один комплект ключей, замки сейфа отлично функционировали без всяких проблем, открывались и закрывались, солидно пощелкивая, а восьмизначный код гарантировал полную невозможность случайного вскрытия.
В сейфе лежала вся наличность фирмы. Евсей бессовестно уходил от налогов, предпочитая не связываться с банковскими документами. Впрочем, его клиентов это тоже устраивало. Сколько денег лежало у него в сейфе, никто из офисных работников не знал достоверно. Но деньги там были и немалые.
Однажды ночью мы встречали в Шереметьево юриста Шляфмана, прилетевшего из Ташкента, у которого при себе находились два внушительных баула, общим весов 54 кг. Мне пришлось тащить их до машины, а потом заносить в офис. Как потом оказалось, в сумках лежали пятидесятирублевые банкноты в пачках… Я случайно увидел, что сейф почти полон, когда его открыли, чтобы втиснуть туда привезенные деньги.
Времена предзакатного социализма-начала криминального капитализма были совершенно удивительные! Состояния возникали буквально из воздуха, огромные массы денег переходили из рук в руки. Шальное богатство туманило разум и уже начинало разлагать общество. Однако тратить бешеные деньги тогда было особенно не на что. Железный занавес только-только приподняли, и предметы роскоши не стали обыденностью, встречались не так часто и еще не изменили ориентиры человеческого поведения.
Нарождающиеся перестроечные бандиты тоже только набирали силы, но серьезные ребята с «низкими лбами, широкими плечами и тупым взглядом» уже заявляли о себе как о непременной составляющей идущих демократических перемен.
Юрист Шляфман был стар, мудр и предусмотрителен. Он прекрасно понимал, ни мало не обольщаясь достоинствами человеческой природы, что шальные деньги «собьют с панталыку» любого, кто окажется в сфере их влияния.
Любимая жена насыплет цианистого калия в кофе беспечному мужу, а лучший друг наймет полусумасшедшего наркомана, чтобы тот, очумевший от подступающей ломки, шарахнул приятелю по голове в подъезде кирпичом или обрезком арматуры, если в результате этих нехитрых операций деньги окажутся в их руках.
Он прекрасно понимал, что отечественный рэкет тоже обладает нехорошей способностью развязывать языки и открывать запертые замки. Поэтому он предложил Захарову разделить ключи от крупповского сейфа. Ключ верхнего замка берет себе Евсей, а нижний будет хранить он сам – старый и многоопытный юрист.
А восьмизначный код они тоже поделят пополам. Код можно настроить так, что четыре цифры будет знать только Захаров, а четыре последних - Шляфман. Таким образом, деньги они смогут взять только при совместном согласии и таким образом смогут избежать недоверия между собой и недоразумений, связанных с подсчетом наличности.
Небольшие суммы на текущую деятельность фирмы Евсей может держать у себя, где хочет, то же самое сделает и Шляфман. А в конце месяца они подведут баланс с помощью Валентины Ивановны и подведут итоги. Евсей согласился. С тех пор, компаньоны всегда собирались вместе, если появлялась нужда изъять из сейфа крупную сумму денег.
Время шло быстро. В августе 1991 года случился ГКЧП. Болтливый национальный лидер, сделав свое паскудное перестроечное дело, трусливо спрятался в политическую тень, а СССР стремительно понесся к своему финалу.
По всем долам и весям огромной советской империи ликовали или ждали благотворных перемен люди, которые вскоре лишатся средств к нормальному существованию, так как будут бессовестно ограблены гуманистами-реформаторами – творцами революционных реформ.
Радовались даже те жители разваливающейся страны, которых потом беспощадно убьют в межнациональных разборках или зарежут в подворотнях уличные грабители.
Об унылом и донельзя надоевшем социализме с вечно пустыми полками магазинов, тотальными ханжескими запретами и зажравшимся, погрязшем в интригах, руководством во главе с языкастым поборником трезвости, тогда не пожалели, во всяком случае на защиту завоеваний Октябрьской революции не вышел никто из жителей СССР.
В конце октября, когда начались первые морозы, и стала сыпать с неба мелкая крупа вместо снега, офисное здание подожгли. В два часа ночи подъехали шустрые ребята, подставили к стене короткую лестницу, ломами пробили фанеру в окнах склада, где хранились лакокрасочные товары строительной фирмы и бросили внутрь несколько бутылок с коктейлем Молотова.
Огонь полыхнул широко и жарко. Надо сказать, что милицейские ребята, которые дежурили у нас при входе, оказались на высоте. Они, хоть и прозевали сам момент нападения и поджога, по причине глубокого сна, но среагировали очень быстро.
После нескольких взрывов горючих веществ в помещении склада, они вызвали пожарных, своих коллег из местного отделения милиции и попытались тушить пожар с помощью огнетушителей. И даже ухитрились сообщить о несчастье большинству арендаторов по телефону.
Когда мы с Козлевичем подъехали к пылающему зданию, там уже работали три пожарных расчета и стояло хлипкое оцепление из милиционеров и местных жителей. Правое крыло строения, где находился склад стройматериалов, полыхало до самой крыши.
Из окон с ревом вырывались свирепые языки пламени и подымались целые облака черного вонючего дыма. Время от времени внутри здания раздавались взрывы и в окна вылетали красно-серо-черные, лихо закрученные клубки огня.
Пожарные закачивали в разбитые окна пену и поливали второй этаж из полудюжины брандсбойтов. Милиционеры отгоняли зевак, а ещё двое в штатском держали за руки Евсея, который порывался броситься внутрь здания, и кричали ему: «Да угомонись ты! Туда нельзя! Слишком опасно!»
Прямо перед входом, в десяти метрах от ступенек, стоял крупповский сейф, на боках которого весело отражались отблески пламени из горящего здания, и валялись несколько старинных стульев из нашего офиса.
Вокруг сейфа, касаясь его обеими руками и недоверчиво ощупывая его стальную плоть, медленно бродил Шляфман, как мне показалось, с выражением полнейшего изумления на лице. Он был в короткой шубе и без шапки.
Казалось, юрист находился в состоянии полной прострации, он периодически втыкался лысым лбом в металл сейфа и только повторял: «Не может быть!»
Один из рослых милиционеров грубо сгреб толстяка в охапку и, отодрав от железного хранилища денег, повел прочь от горящего здания.
«Где вы были!» - с запальчивостью классической тещи завопил он, когда мы с водителем оказались в зоне видимости. Володька проигнорировал его истерические вопли и прошел мимо, а я, дабы не прослыть невежей, бросил на ходу: «Вы не поверите, Марк Аронович, был дома и спал, как младенец!»
Когда мы с Козлевичем подошли к группе граждан, пытавшихся сдержать героический пыл бизнесмена Захарова, и попросили товарищей отпустить его, то поразились совершенно расхристанному виду хозяина.
Евсей был без пиджака в одной разорванной рубашке, поверх которой болтался массивный бронзовый крест. Мне показалось странным, что брюки у него лопнули сзади по шву и прореху выглядывали светло-голубые трусы в мелкий горошек.
Володька с догадливостью мольеровского слуги тут же сбегал к машине, принес военный бушлат с меховым воротником, который он возил с собой в багажнике на всякий случай, и набросил Захарову на плечи. Евсей, казалось, уже пришел в себя, молча пожал нам с водителем руки и попросил закурить.
Пока бизмесмен пыхтел сигаретой, которую сунул ему Володька, подошел уже вполне адекватный Шляфман. Только тут я догадался спросить, как наш знаменитый сейф оказался во дворе.
Старый крючкотвор был снобом, любил порисоваться и поиграть на публику. Иногда мог разыграть для пущего эффекта целые театральные сценки. Он никогда не спешил.
Вот и сейчас картинно не торопился. Сначала юрист посмотрел на меня с каким-то сожалением, не торопясь вытащил из внутреннего кармана кожаный тубус, вынул сигару, блеснув массивным перстнем с печаткой, аккуратно щелкнул сигарной гильотинкой, тщательно обжег кончик ронсоном, вставил в рот, пыхнул несколько раз, раскуривая, и только потом веско сказал: «Евсей притащил!» Он немного помедлил, оценивая, как реагируют на сказанное, потом добавил: «Один!..»
Я невольно проследил взглядом в направлении, которое он указал, небрежно махнув мясистой рукой. Евсей Дормидонтович досасывал бычок, прищемив его короткими пальцами, и жадно заглатывал табачный дым. Он мрачно смотрел на горящий офис, и в толстых линзах очков на его носу плясало угрюмое пламя пожара.
«То есть… это как?» - не понял я, хотя смутные догадки уже начинали вспыхивать в моей голове.
«Да вот так!..» - надменно ответствовал Шляфман и стряхнул пепел с сигары.
«То есть… Вы хотите сказать?...»
«Вот именно!.. Таки хочим, сынок!.. Шеф лично… самостоятельно… один… справился без всякой помощи разного народа. Принес таки этот сейф со второго этажа и поставил туда, где он сейчас таки стоит!»
Видимо, что-то происходило с моим лицом, потому что Марк Аронович внимательно посмотрел на меня и добавил: «3акройте таки уже ваш глубокий рот, любезный!»
Скорее всего, последовать его совету у меня не получилось, потому что старый юрист хмыкнул, досадливо передернул плечами, отвернулся и пошел к своей машине, нещадно пыхтя сигарой.
Козлевич усадил Евсея в машину и прибежал ко мне, чтобы передать последние распоряжения шефа. Он сказал, что отвезет Захарова домой, а меня хозяин просит остаться, так как надо присмотреть за сейфом. Мало ли что…
Потом машины Козлевича и Шляфмана покинули место бедствия, а мне пришлось дожидаться, пока доблестные пожарные обуздают огненную стихию, смотают брезентовые рукава и уберутся восвояси.
Время от времени, кто-нибудь из пожарных, милиционеров или зевак подходил к сейфу и пробовал его стронуть с места. Легче было бы сдвинуть Вандомскую колонну, чем этот железный ящик. Он стоял незыблемо, как египетская пирамида фараона Хуфу (Хеопса).
К пяти часам утра пожар был полностью потушен. Какое-то время из пустых окон сгоревшей части здания еще выходил водяной пар. Потом исчез и он. Левую сторону, где находился наш офис, удалось отстоять.
Пожарные и милиция уехали. Немногочисленные зеваки разошлись. Остался только дежурный милиционер, который тут же, когда убралось начальство, присоединился к своим коллегам при входе внутри особняка.
Один только я, словно погорелец, потерянно бродил по черным от сажи лужам перед фасадом, время от времени пробуя сдвинуть стоящий перед входом сейф.
Потом один из дежурных выскочил на площадку перед входом, свистнул в два пальца и крикнул: «Иди сюда, чего мерзнуть-то! Ничего с твоим сейфом не сделается! Его только подъемным краном можно своротить!»
Я не стал заставлять долго себя упрашивать, но сначала решил заглянуть в евсеевский офис. Дверь была распахнута настежь, и из неё тянуло гарью. Внутри стоял сырой и удушливый смрад только что укрощенного пожара, пахло химией, сажей и сырым дымом. На полу стояли лужи, валялись мокрые бумаги и куски штукатурки. Мебель была поломана и навалена кучей у стены. Конторка, за которой сидела секретарша, оказалась тоже разбита, Светкин стол стоял с вынутыми ящиками, сами ящики и их содержимое валялись на мокром паркете. Огромный и уже пустой финский холодильник лежал открытым на боку. Вся офисная техника исчезла. Содержимое бара тоже. Кто-то лихо пошарил на пожаре. Унесли даже дорогущее Светкино кожаное кресло. Но кабинет шефа не тронули. Видимо, просто не смогли открыть стальную дверь, замаскированную под мореный дуб.
Уже потом Евсей ходил на прием к начальнику местной пожарной охраны и, к своему изумлению, признал собственный факс, телефон и кресло секретарши у него в приемной. Промолчал, естественно.
«Долго ты тут будешь бдеть над хозяйским добром?» - окликнул меня один из дежурных, которому, видимо, надоело ждать, когда я приду. «Сейчас!» - сказал я, заметив в углу упавшую вешалку с бесформенной кучей под ней, которая оказалась черным пальто шефа и его пиджаком. В одежде Евсея оказались почему-то вывернуты все карманы.
Я поднял пальто и пиджак и пошел в комнату охраны. Там было еще тепло в отличие от других помещений, где гулял сквозьняк, а дежурные и милиционер уже восседали за богато накрытым столом с фирменными напитками и яствами, точно такими же, что хранились в евсеевском баре и холодильнике.
Дежурные менты и их коллега-милиционер в форме, похоже, уже основательно приняли на грудь и находились в том состоянии хмельного русского человека, когда все люди, севшие за общий стол, кажутся братьями.
«Давай, сажай!» - сказали они просто и накатили мне целый граненый стакан «Наполеона»
«Ну ты чего?.. Нет, ну вы посмотрите на него!» - возмутились они, когда я изрядно отхлебнув из стакана, попытался отставить его в сторону.
«Не уважает!...»
«Выпендривается!..»
«Трезвенник, что ли?»
«У нас в России, как трезвенник, так враг народа или предатель!.. Ты кто будешь?.. А? Горбачевский прихвостень? Слушай, а может, ты - иностранный шпион?»
Я счел за благо допить стакан, лишь бы не объяснять, почему не добираю норму, после которой, собутыльник у нас становится дороже отца родного, а трезвенник – хуже Гитлера.
Наконец, коллектив меня принял и поделился впечатлениями от происшествия.
«Твой Захаров прискакал первым, через пять минут после того, как ему сообщили о пожаре. Даже раньше, чем приехали пожарные!»
«Пока мы туда-сюда бегали, все огнетушители использовали, твой шеф забрался на второй этаж и открыл офис и…»
«Смотрим – он выносит сейф на улицу… Сколько он весит, ты представляешь?...»
«Черт его знает! Даже вообразить не могу!»
«Твой шеф вынес его на своих плечах, как простую тумбочку!»
Другой дежурный икнул, посмотрел в свой стакан и сказал: «Уважаю!..»
«Ребята, вы что, серьезно? В нем весу около тонны, не меньше!..»
«То-то и оно, что тяжеленный!»
«Да ладно! Евсея я знаю, большего веса, чем кружка пива, он никогда не поднимал!»
«Плохо ты его знаешь!..»
«Ребята, вы меня разыгрываете! Это невозможно! С сейфом на винтовой лестнице не развернуться!»
«Где сейф? На улице стоит?»
«Ну да!..»
«Мы тебе ещё раз говорим – это твой хозяин Захаров…», - первый дежурный мерно постукивал указательным пальцем по столу, вслед за каждым сказанным словом: «Этот недомерок… взял эту железку, словно ящик с сигаретами, спустил со второго этажа по винтовой лестнице и поставил у входа… Никому бы не поверил, но сам лично видел!»
«Ничего не понимаю!»
«Мы тоже!.. Пей давай!»
«Пойду, посмотрю на эту махину…»
«А чего на неё смотреть?.. Никуда не денется без грузоподъемных механизмов… Ну, если хочешь, пойди и ещё раз попробуй его сдвинуть!»
Мы вышли на улицу. Сейф стоял чуть в стороне от входа, незыблемый, как скала. Все наши попытки стронуть его с места оказались тщетными. Он только слегка дрогнул, когда мы дружно навалились на него все четверо сразу.
Потом мы с ментами хорошо посидели, дегустируя драгоценные, очень похожие, на евсеевские, напитки из бара, невесть как оказавшиеся в комнате охраны, закусывали их балыком, салями и просто икрой, которую приходилось черпать из банок ложками и есть, так как хлеба не было. Потом боролись на руках, пытаясь прижать кисть противника к столешнице. Хохотали и рассказывали анекдоты.
Утром приехал Шляфман с грузчиками на грузовике, оборудованном стрелой и лебедкой. Забрали уцелевшую мебель из офиса, а сейф ловко закинули в машину и увезли в цех, где монтировались бронированные двери для банков. Там он и стоял, пока Захаров не снял новый офис на Новинском бульваре и не перебросил его туда.
Через два года мне предложили работу в иностранной фирме и мы с Евсеем Захаровым расстались, но сохранили добрые отношения.
А тот самый крупповский сейф бывший клиент подарил мне для установки в комнате хранения оружия, когда я организовал собственный бизнес и стал владельцем охранной фирмы.
Мы с Евсеем до сих пор перезваниваемся, иногда встречаемся и даже немного бражничаем. Если мы начинаем спорить за столом, обсуждая внутреннюю и внешнюю политику России, а также острые международные проблемы, и у Захарова не получается отстоять свою точку зрения, то он, как правило, сразу начинает сердиться от нехватки аргументов в споре.
А в гневе Евсей страшен, может стукнуть кулаком по столу, веско крякнуть, глянув на тебя сквозь толстые очки огромными глазами, многократно увеличенными чудовищными линзами, и пригрозить: «Молчи, салажонок! Не смей мне перечить! На одну ладонь посажу, другой прихлопну – только мокрое место останется!»
Я с испугом смотрю на его покрытые веснушками руки, примирительно говорю: «Верю!» и умолкаю. А что? Евсея Захарова лучше не сердить.
Человеку, который может в одиночку поднять, спустить со второго этажа и вынести из здания стальную махину, почти в тонну весом, сделать это - раз плюнуть.