Моя студенческая весна
И вот началась моя НОВАЯ жизнь! Я бросился в нее с головой и напрочь забыл о старой. Сразу появилось много новых друзей. Где-то я с ними и раньше пересекался, а сейчас мы СТУДЕНТЫ!!! И мы вместе!!! И это так было остро, ново и привлекательно. В основном, мои новые друзья были с других факультетов. Мой-то был почти весь «девчоночий», а парни почти все отличники и поступившие по национальным льготам из сельских школ и поначалу напуганные городом. Я их как-то мало замечал с высоты своего жизненного опыта.
Первая моя лекция состоялась в аудитории 317 на 3-м этаже главного корпуса университета.
Но поначалу через пару дней после нас первокурсников направили на работу в колхоз. В ожидании автобусов мы в вольных позах расположились на газоне перед главным корпусом универа. И вдруг к нам подходит какой-то парень и после приветствия говорит – Я к вам на курс зачислен только что. Звать меня Слава. Фамилия Светличкин. Вот. Угощайтесь. Это вам от меня. Достал из рюкзака приличную снизку вяленой рыбки и бросил ее перед нами на траву.
Некоторые из нас сорвали со шнурка по рыбке и быстро направились вместе со Славой в ближнюю пивнушку. Тогда я впервые ощутил вкус вяленой чехони. Оказалось, что наш новый товарищ был из приволжского городка Фролово, а оттуда и прибыла эта великолепная рыбка. Которую кстати, во время нашего похода в пивнушку, по-тихому прибрал наш однокашник Васька Капитанов.
В общем прибыли мы в один из колхозов Ромодановского района. Разместили нас шестерых парней в доме у одинокой старушки. Четверо спали на большой кровати в горнице поперек и ноги ставили на подставленной лавке. Меж прочим очень неудобно, когда ноги постоянно ниже туловища. А еще двое на полу на матрасе набитом сеном. Сама бабка спала на печке.
В честь такого события в колхозе забили престарелого быка и выдали хозяевам домов, где жили студенты это жилистое мясо. Бабка ежедневно уваривала нам его в чугуне в русской печи с картофелем и макаронами. Утром перед нашим выходом на работу она вываливала это варево в таз. Старший нашей группы Володька Атяшкин крошил кус мяса и сыпал кусочки в тазик. Проверял варево на соль и подавал команду – хлебай!
Потом мы расходились по работам. Ребят деревенских направили на ферму в помощь ветеринарам делавшим прививки колхозной животине. Понятно, что они знали с какой стороны к коровам надо подходить. Ну, а мы в компанию к многочисленным девчонкам на сбор картофеля из под уборочного комбайна, и погрузке собранного в тракторные тележки. Так и прошла наша первая трудовая практика на первом курсе.
А на втором курсе в наши ряды влился демобилизованый из армии Сергей Беспалов. Его призвали после окончания первого курса и вот он восстановился уже на втором. Вообще-то история достаточно мутная т.к. с дневного отделения в армию не призывали. Но может он учился на заочном?
В общем прибыли мы на его родину в село Курилово того же Ромодановского района. Несколько человек и он сам конечно поселились в доме его родителей. Что интересно в этом селе были только парни с нескольких факультетов. А девчонки были распределены по окрестным соседним деревням. Это было неудобно так как для общения и вечерних посиделок с прекрасным полом приходилось идти пешочком несколько километров. Работы были те же самые – в полях по уборке картофеля и сахарной свеклы.
И вот однажды вечером я с напарником шел по полевой дороге к девчонкам в соседнюю деревню. Сзади проявился свет фар и рядом с нами скрипнул тормозами бортовой газон. За рулем соседский парень годочков 14-15. Там же в кабине еще трое(!). Один из них с гармошкой.
– Лезьте в кузов. Довезем.
Залезли, а там десяток деревенских пацанов в отцовских длинных фуфайках. Скамеек нет и все теснятся у переднего борта. Погнали. Гармошка в кабине пиликает, а водила гоняется за тушканчиками, что попадают в свет фар. Проскочили мимо нужной деревни и тут машина не сбавляя скорости вошла в плавный поворот. Как-то сразу понял – сейчас перевернемся! И точно! ГАЗон кувыркнулся по продольной оси и вновь встал на колеса. Нас и стоящих впереди пацанов выбросило из кузова, но никто не пострадал. А я счастливо угадал между передними колесами и на меня текла струя горячей воды из радиатора. Водителя с друзьями выбросило из кабины через вырванные двери. А вот гармонист, припадая на одну ногу с дикими воплями бегал вокруг машины. Фары у ней горели и паренек -водитель в шоке и с плачем руками судорожно дергал за расквашенные вдрызг крылья помятой кабины, пытаясь их выправить.
Поймали гармониста. Тому в задницу вошла большая щепка-заноза от кузова. Выдернули ее, обвязали ремешком разорванные меха гармошки и молчаливой цепочкой пошли в сторону своей деревни.
Уже утром отец того самодеятельного водителя колхозный бригадир свел со двора корову на продажу в погашение долга за ремонт. Через день ГАЗон наладили. Уборочная. Каждое колесо на счету. А Сергей потом рассказывал, что бригадир впоследствии еще несколько месяцев жестко воспитывал своего отпрыска.
А на входе в главный корпус универа был огромный вестибюль с гардеробом-раздевалкой, где за час перерыва между первой и второй сменой шла студенческая тусовка. Там было все - встречи, знакомства, свидания - расставания, новые анекдоты, уговоры о встречах и пр. пр.
В то время в Мордовии была обязательная льгота на поступление по национальному признаку. Да, и во всех автономных республиках это было. Мы знали про этих своих сокурсников. В сущности, жили с ними дружно. Ну, может, иногда позволяли себе замечания-приколы типа – на первом курсе ты мордвин, а на последнем будешь великий русский ученый.
А вот на тусовке в том вестибюле-рекреации был исполнен такой анекдот-повествование.
Начинать надо было нейтрально, но обязательно рядом с группой или человеком при должности (староста, председатель профкома курса и т.д.) из той самой коренной или, как сейчас говорят титульной национальности.
- А ты слышал вчера – это собеседнику – рассказ по мордовскому радио о Советской границе?
- Да, нет!
- Да что, ты! Интересно и очень познавательно. Слушай!
- Вага, Соловьи! Вага, тишина! (Вага по-мордовски сейчас или теперь)
Советськай границась. ( В мордовском языке все новые слова применялись с добавлением в окончании НЬ или СЬ).
Пограничной заставонь. Кафта (два) нарушителэнь кустикась за кустикась
-Заставонь в ружье!
Бульдогось - поводогось, мордань Атяшево, ( название райцентра в Мордовии) гав! Гав!!
Нарушителень пистолетань пук-пук-пук! Советскай автоматонь трах-тах-тах!
Бульдогось-поводогось мордань Атяшево нарушителень кусь-кусь!
Нарушителень. Потьма. Каторга! ( Потьма - в Мордовии зона лагерей из системы Гулага).
Веселились вокруг все и признаков национализма тогда, практически, не наблюдалось.
Лучшее общежитие нашего универа было №5 на улице Пролетарской. Потом общага за сельхозфаком на Богдана Хмельницкого. Ну и еще довольно большой студгородок на Республиканской улице и совсем уж какие-то выселки под жутким названием «Бухенвальд».
Жили там и некоторые мои сокурсники. И рассказывали о деревянных бараках, койках в два яруса, о печном отоплении и дровах, что приходилось пилить и колоть самим. Но тогда туда таких стойких деревенских ребят и селили. Они привычные к подобным трудностям радовались даже такому прибежищу.
А я нашел себе множество друзей в общежитии на улице Пролетарской. Там образовался, практически, неформальный студенческий клуб. В вестибюле первого этажа почти каждый вечер танцы. Живая музыка в исполнении моих же друзей. Причем, музыка без всякой цензуры. И, особенно, Битлы!!! Они тогда в нашей среде набирали невероятные обороты по популярности. Подражали мы им во всем. В прическах, одежде, а музыкой попросту упивались. Мерилом качества любого самодеятельного ансамбля были электрогитары и обязательные песни из репертуара наших обожаемых кумиров.
А в общежитии не было никакого разделения на женские и мужские этажи. Комнаты в разнобой. Жили по факультетам и дружили по-хорошему. Был там у меня товарищ Боря Тюков. Из Подмосковья. Родители в разводе и о нем очень редко вспоминали. Он очень прилично пел и играл на гитаре.
Если где-то на этажах намечалась студенческая свадьба или день рождения его обязательно приглашали. А для него это была и выпивка и гарантированный ужин. И еще он играл в карты на деньги. Это, кстати, в общаге было у некоторых достаточно популярным занятием.
А если, совсем туго приходилось, то собирал пустые бутылки по женским туалетам. Девчонки по своим комнатам тоже немного выпивали, а пустую тару под халатиками, уносили в туалеты.
А еще Боря очень любил приглашения товарищей в свои деревни на выходные. Знал. Там накормят качественно и досыта. Помню его стишок на эту тему:
- Здравствуй, село Зубарево!
- Людям и хатам, привет!
- Вот и приехал я снова:
- Пробовать сельский обед.
- А под ногами дорога,
- Пылью клубиться. Шуршит.
- Знаю идти мне немного,
- Вон! Уже крыша блестит!
Конечно, не обходилось без разных шуток и приколов. Как-то на нашем факультетском этаже кто-то поменял номера комнат на дверях. Квадратики с цифрами были зажаты усиками металлической подложки. И их шутники попросту отогнули, а номерочки поменяли – с мужских на женские комнаты.
И вот просыпается дежурный моих сокурсников Саша Жиленков. Тихий, беленький, тощенький, невысокий. Берет с подоконника чуть ли не ведерную кастрюлю со щами из баночных концентратов (ее варили на неделю) и, полусонный бредет на кухню ее разогревать. В комнате живут четверо и это их завтрак, как впрочем, обед и ужин. Разогрел и осторожно - горячая кастрюля в руках, шаркает по коридору назад. На номера не смотрит. Знает, после простенка, где висит огнетушитель их комната. Только собрался к дверной ручке приспособиться, как его отпихивает какая-то плотная деваха;
– Ну – ка, отойди!
Она-то как раз на номера смотрела. Залетела после похода в туалет в темную комнату и, снимая халатик, быстро направилась к койке у окна досыпать. А там лежал уже проснувшийся Васька Капитанов. Обалдел. Но в самый последний момент успел спросить :
– Ты куда?
Та резко тормознула, огляделась. Поняла, что не туда попала, рванула назад, вышибла наружу дверь и налетела на Саню, что с горячей пищей стоял и тупо смотрел на огнетушитель и номер на двери. Куда Саня и куда кастрюля!
А напротив главного корпуса универа стоял буфет- пивнушка. Кирпичный павильончик у входа на стадион «Спартак, куда мы иногда забегали в перерыве между занятиями и «вонзали» кружечку пивка в свои молодые организмы
И в том же общежитии я познакомился со студентом – ночным сторожем того уникального заведения.
Надо сказать, что место сторожа там было очень престижное и передавалось отучившимися студиозусами по наследству самому достойному. Вот он и рассказал о некоторых нюансах советской торговли пивом.
Ни водопровода, ни канализации там не было, а потому за вечер он должен был натаскать воды из колонки и заполнить десяток двухведерных кастрюль. Утром их выставляли в ряд на столах за спиной продавщицы.
Помощница собирала кружки со столиков и вязанками по 2-3 в каждой руке окунала в первую кастрюлю, потом во вторую и затем в третью. Когда вода в первой кастрюле становилась уже совсем похожая на пиво, ее отодвигали аккуратно в сторону. На ее место придвигалась вторая, на место второй ставили третью, а там дальше на очереди была следующая с чистой водой.
Бочку до конца буфетчица никогда не продавала: «Ой, мужики! Не свою взяла. Сменщица убьет. Помогите заменить».
А кто в очереди жаждущих откажет. Быстро помогут – прикатят, укатят и никаких лишних вопросов не зададут. А к концу дня набиралось не менее 3-4-х кастрюль с густыми пивными ополосками. После закрытия заведения их аккуратно через воронку буфетчица с помощницей заливали в неполную бочку, добавляли туда бутылку водки и – Гуляй, Вася!
В общем, после той информации я стал предпочитать пиво бутылочное.
Студенческая стипендия тогда составляла 37 рублей. И некоторые мои сокурсники умудрялись на нее как-то выживать. В принципе, в студенческой столовой в главном корпусе можно было пообедать за 30-35 копеек. Но к этому надо было иметь особое пристрастие. Не думаю, что у всех ее посетителей остались здоровые желудки к окончанию ВУЗа.
А у меня со стипендией как-то все сразу не заладилось. Летом 1966-го накануне поступления в универ я однажды пришел к своему другу Олегу Смирнову (он жил один), но дома его не застал. А он тогда уже постоянно сдавал вторую комнату своей квартиры или студентам, или еще там кому. В то время в комнате обитал молодой парень кинооператор с местной студии телевидения. Конечно, со всеми я был близко знаком.
Сижу, жду Олега, смотрю телевизор. Влетает он (Борис): «Володька! Выручай! Снял двух баб. Они в моей комнате. Надо за вином сбегать. Ты их развлеки пока!».
Как откажешь. Пошел. У него на стенах фотографии всякие интересные, кинокамера и пр. прибамбасы.
Дамочки весьма солидного возраста и комплекции внимали мне как-то настороженно. Слышу, пришел Борис и звякает посудой на кухне. Вышел к нему, а подружек запер на ключ, что бы не сбежали.
Уложили мы на поднос вино и закусь, зашли в комнату, а там… В общем, первый этаж. Окно распахнуто. Одной уже нет, а зад второй торчит в раме. Ну, передали им в догон наши «веселые» приветы.
Только вот потом оказалось, что одна из них это моя преподавательница по английскому. Признала, конечно. И, как результат, вечные «хвосты» по иностранному до 3-го курса. А «хвост» стипендии не товарищ!
Потом и с физикой не заладилось. В общем, начались у меня регулярные студенческие подработки. Это государственный резервный холодильник на станции «Ялга». Там выгружали из вагонов мясные туши и складировали их в огромных морозильных камерах. Расчет на месте. Некоторые мои друзья-студенты жили там же в бытовке по неделе и больше. Бесплатное мясо варили тут же, за водкой и хлебом гонцов посылали, а заработок был выдаваемый на месте и постоянный.
Очень престижно было попасть на городской мясокомбинат. И зарабатывали, и колбаску выносили под ремнем – студентов на проходной не обыскивали. Но главное это столовая на территории комбината для своих работников. Огромная порция наваристого супа, второе блюдо с большим куском мяса и компот стоило в пределах 30-ти(!) копеек. А работа привычная – погрузка, выгрузка вагонов.
Однажды нашу проверенную бригаду пригласили на несколько дней в Оброчное (Ичалковский район). Там на местном мясокомбинате мы ломали стены и перекрытия какого-то строения под новый цех. Дали жилье для ночевки. Питались колбасой с комбината. А инструменты наши – ломы, кувалды, лопаты и носилки. Работали с очень небольшими перерывами на сон. Разобрали стены и перекрытия. Вынесли огромные груды мусора и за три дня получили под расчет по 120 (!) рублей. Это были большие деньги в то время. Помню, я на них купил младшему брату ботинки и что-то из одежды. Ну, и себе, конечно, на обновки осталось.
Но были и некоторые необычные варианты подработки. По весне на городском железнодорожном вокзале формировалась постоянная бригада. По-нынешнему ее можно назвать спецназ грузчиков. Руководил ею бывший летчик, как говорили в звании полковника. К тому времени уже опустившийся, но еще держащий крепко вокруг себя определенную гоп-компанию.
Надо было подойти к 5-ти утра, и если кого-то из постоянных грузчиков не было в составе, то тебя могли взять на его место.
Ежедневно где-то в шесть утра к перрону Саранского вокзала причаливал пассажирский поезд Адлер – Воркута. На юге кавказцы скупали билеты в вагоны этого поезда, загружали купе доверху ящиками с ранними помидорами и огурцами, а позднее фруктами. При прибытии из нужных тамбуров семафорили хозяева груза. Стоянка поезда 8-10 минут. Надо было быстро влететь в вагон, построиться в цепочку и передать по ней ящики с товаром наружу.
Поезд уходил, а на обратной от перрона стороне громоздились штабеля ящиков. Это был настоящий «аккорд». За десять минут зарабатывали, как за несколько часов обычной погрузки-выгрузки вагонов.
Заработанные деньги шли, в основном, на одежду. Очень нам хотелось не отставать от моды. Что-то купить приличное, с нашей точки зрения, из готовых изделий было невозможно. А у меня был выход. Мамина подруга портниха тетя Люба Севостьянова с Кавказской улицы меня обшивала в те юношеские годы. Ей было достаточно принести вырезку из журнала с фото какого-либо красавца в невероятном костюме, и она все понимала сразу. Лишь бы был материал для пошива.
И рассекал я в те времена по центральной улице города в приталенных пиджаках, с накладными рамочками карманов или, наоборот, с длинными, необычной формы клапанами. Пуговицы были тоже квадратные или другой формы.
Потом были «битловки» - пиджаки под горлышко без воротников. А последнее ее изделие был мой свадебный костюм. Полустоячий отложной воротник. Неширокий вырез под жабо, а в нем черная большая брошь вместо галстука. Вот такие мы были модники. Остроносые «корочки» заказывали у армян-сапожников.
Ну и еще, как появлялись какие-то свободные деньги, мы непременно проводили вечера в столовой №10 на Коммунистической улице рядом с центральным почтамтом.
Днем она была собственно обычная столовая, а с шести вечера работала, как ресторан. Конечно, совсем непрезентабельный, с простецкой командировочной, в основном, сельской публикой. Но там в оркестре играли наши близкие друзья. И когда они отдыхали, в перерывах кому-то из нас удавалось на подмене слабать немного для ресторанной публики. Довелось и мне там постучать на барабанах.
Был в том оркестре Саша Пакшин. В сущности, неординарный музыкант. Играл на всех инструментах. А однажды он припоздал. Пришел уже под хорошим газом, а в кармане пальто у него порвался пакет с чернильным порошком для заправки авторучек – шариковых тогда еще не было.
На улице шел дождь. А он прическу свою с длинными белыми волосами постоянно поправляет пятерней из мокрого кармана с чернилами. Атас!
Товарищи его приняли, сняли пальто и быстро положили на широкий подоконник у эстрады. Закрыли шторой и прислонили к подоконнику переднюю крышку от фано. Отдыхай, Саша!
Все шло хорошо. Но тут с грохотом упала крышка и пробудившийся музыкант с чернильной рожей проявился из-за шторы на подоконнике! Женские визги были в супердецибеллах!
На каникулах после первого курса много моих знакомых по студенческим путевкам ездили в дом отдыха «Мокша», что недалече от райцентра Ковылкино. Бывал там и я, но больше всего мне нравился отдых в соседнем лесничестве. Каким-то образом мы сдружились с этой семьей, и вместе с моими младшими братьями я проводил там много времени. Главное занятие – рыбалка.
В одиночку целый день на берегу. Ловил на живца закидушками, купался, загорал до черноты. А как приходил с работы старший сын лесничего Михаил, мы с ним непременно лазили с бреднем и добывали рыбки на ужин. На вечерние мероприятия в дом отдыха я не особо рвался. Уж больно публика там была разношерстная. И мы с парой знакомых, что там отдыхали, предпочитали иногда навещать медсестричек из недалекого детского санатория. Девчонки там были молодые, веселые, без особых претензий и с конкретными запросами.
Но вот как-то однажды надо было мне поехать в Саранск. Нет ничего проще. Рано поутру пешочком несколько километров до ж.д. моста через реку Мокша, где в пять с копейками на полустанке останавливается рабочий поезд до конечного пункта Рузаевка.
Идет он около полутора часов, тормозя, как говорится, «у каждого столба», подбирая из окрестных деревень людей на работу в Саранск.
На узловую станцию Рузаевка поезд прибывает в седьмом часу, а оттуда вскоре отправляется такой же состав до Саранска, который менее чем через час прибывает на конечную станцию.
Кто бывал в Рузаевке, тот помнит, что пассажирские платформы там расположены по обеим сторонам длинного здания вокзала. Приходит наш поезд к одной, а посадка на Саранск, с другой. Переход один. Через вокзальный вестибюль. Это широкий проход, где с одной стороны зал ожидания и кассы, а с другой привокзальный ресторан.
И вот сотни пассажиров с прибывшего пригородного поезда плотным потоком проходят через вестибюль на другую сторону для посадки на Саранск.
А работники вокзального ресторана, подсуетившись к этому времени, выставляли с двух сторон составленные в ряды столы. На них сотни стаканов, в которых 200 г. перцовки и сверху на ободке пирожок. Все это удовольствие стоит 90 копеек. Тут же тарелки с мелочью для сдачи и пирамиды сигаретных пачек «Памир» за 10 коп.
Движешься в потоке вдоль столов и многочисленных точек расчета, бросаешь рубль, берешь стакан, сдачу или сигареты, выходишь на перрон. А там справа и слева от выхода такие же ряды столов, но уже для пустой посуды. Притормаживаешь, выпиваешь, ставишь пустой стакан на стол и в вагон. Там уже дожевываешь пирожок и закуриваешь. Вскоре ты в Саранске и вперед - к станку. В то время большинство заводов было недалеко от ж.д.вокзала.
Вот так во времена Леонида Ильича заботились об утреннем самочувствии рабочего класса!
А тем же летом 67-го я поехал к своей родне в Москву. Все близкие родственники моей мамочки жили там, а особенно я любил ездить к ее брату моему тезке. Но в эту поездку я был сражен полностью! Жил мой дядя в Долгопрудном на берегу канала имени Москвы и Клязьминского залива. И вот там я увидел по берегу эллинги – гаражи для хранения маломерных судов и их строительства. По широкой водной глади проносились многочисленные быстроходные катера. На берегу в эллингах его знакомые занимались наладкой моторов и прочими лодочными делами. Довелось и мне, причем впервые в жизни, прокатиться с ветерком по воде. И, заболел я этим делом прочно.
Из Москвы уезжал с большой пачкой журналов «Катера и Яхты». Подарком моего дяди и, особо, книгой – 300 проектов судов для самодельной постройки. Впоследствии я зачитывался этим пособием, представляя себя на своем катере с рубкой, каютой, мощным мотором на большой реке в дальнем путешествии. Потом это стало главной причиной моего переезда на Волгу, а в краткосрочном плане я принял решение специализироваться по ихтиологии. Там были перспективы водных путешествий во время летних практик и, конечно, моя любимая рыбалка.
Полевая практика после второго курса проходила на Суре в Больше Березниковском районе, где мы в том 1968 году начали строительство стационарной биостанции. Жили в больших армейских палатках при огромном количестве комаров. Меня преподаватели, с учетом моего рыбацкого опыта, наладили проводить полевые практикумы по ихтиологии. Выделялись группы по 8-10 девчат и они под моим руководством лазили с бреднем по пойменным озерам. Потом другая группа, следующая и т.д.
А вся мужская часть студентов и преподавателей заготавливали в лесу материал и из него строили наш первый домик. И, конечно, я ждал с нетерпением специализации и летней практики после третьего курса.
И еще надо сказать о студенческом увлечении художественной самодеятельностью. Университетские конкурсы «Студенческая весна» пользовались огромной популярностью. Между факультетами шла нешуточная конкуренция на сцене нашего студенческого клуба. Кстати, я был первым его заведующим. Были сценические постановки и конечно наша факультетская агитбригада. С ней мы ездили с шефскими концертами по районам нашей республики.
Главным нашим «двигателем» и куратором была Люба Артемова комсомольский секретарь нашего факультета, которая потом стала моей женой.
Немного позднее мы с некоторыми особо одаренными ребятами создали свой бит-ансамбль. Название его было «Корона». Репертуар, конечно, почти весь «битловский». С ними мы выступали по учебным заведениям города и даже выезжали по некоторым райцентрам с «левыми» концертами. Печатали через знакомых афиши, билеты и я до сих пор удивляюсь, как мы не попались каким-либо финансовым организациям. С так называемыми «нетрудовыми доходами» тогда было очень строго.
На фото я ведущий нашей студенческой агитбригады.