Боец невидимого фронта

Андрей Абинский
- Шпион проваливается на мелочах, - говорил мне бывший разведчик Виктор Чубарин.

Однажды, Мюллер говорит Штирлицу: «Штирлиц, вы - русский!»
- Почему вы так думаете? – спрашивает тот.
- Когда вы пьете чай, то не вынимаете ложечку из стакана. Так делают только русские.

     Штирлиц положил  ложечку на блюдце.

- А теперь?
- Все равно, вы – русский. Вы  держите палец, будто прижимаете ложечку.

     Штирлиц убрал палец с кромки стакана.

- А сейчас?
- Еще хуже, - сказал Мюллер, - вы прищуриваете глаз, словно боитесь проткнуть его ложкой.

     Чубарин вынул из кармана спичечный коробок, достал оттуда спичку и сунул мне в нос. Его глаза при этом смотрели в разные стороны.

- Мелочь вроде бы, но на этом попался Эрнст Эрнхардт ! Американский шпион. Слыхал?
- Нет, откуда?
- Про это в газетах писали. Его обменяли на полковника Абеля.
- Абеля обменяли на Пауэрса, - говорю.
- Ха! – выдохнул Чубарин. Пауэрс – мелкая сошка, его пристегнули к Эрнхардту. Для отвода глаз.

     Я начал подозревать неладное. Дело в том, что Виктор Чубарин был сопровождающим вино-водочного груза на нашем судне. Его задачей было не допустить расхищения горячительных напитков и доставить их в сохранности в пункт назначения - северный поселок Чайбуха. Каждые полчаса Чубарин бегал к третьему трюму и проверял на люках свинцовые пломбы. В паузах он околачивался в радиорубке и рассказывал занимательные истории из своей жизни. В прошлом Чубарин был агентом Второго управления ГРУ, засланным резидентом в Чикаго и на излете карьеры расшифровал американского шпиона  Эрнста Эрнхардта.

***

     В море мне доводилось сталкиваться с психами. И не один раз. Однажды, когда я был на плавательской практике, «поехала крыша» у второго механика Алмаева. Он начал подозревать, что его хотят убить. Красным маркером больной исписал все переборки в своей каюте. Текст был простой и категоричный: «В МОЕЙ СМЕРТИ ПРОШУ ВИНИТЬ КАПИТАНА И ЭКИПАЖ!!!» Потом такую надпись обнаружили даже на обратной стороне его матраса. Чтобы избежать отравления, механик питался свиной тушенкой из консервных банок, которые открывались при нем. Потребовал себе противогаз и снимал маску только для приема пищи или когда мастерил из бумаги японских журавликов. Механику дали резиновую маску с гофрированной трубой, но без противогазовой коробки. Когда он мотал головой, резиновая трубка била его по щекам.

     Меня попросили дежурить у постели больного, абы он чего не выкинул.  Док сказал:

- Не дрейфь, студент. Я накачал больного антидепрессантами. По уши. Он будет смирным и скоро заснет. Если что – кричи!

     Алмаев лежал на кровати и пыхтел в своей маске. Потом стянул резину с лица и долго смотрел мне в глаза. Было трудно выдержать этот взгляд. Мне было очень не по себе.

- Слушай, парень, - вдруг нервно сказал псих, - убери вон то со стола!

     На столе ничего не было. Вообще ничего.

- Что убрать, там же нет ничего, - растерянно сказал я.
- Я тебе говорю, убери вон то со стола! В последний раз говорю!

     Я испугался:

- Слушай, да пусть оно лежит!
- Ну ладно, пусть лежит, - согласился больной, повернулся к стенке и сразу захрапел.

     Бедолагу сдали в ближайшем порту и дальнейшая его судьба мне неизвестна.

***

     Чубарин не был похож на психа, но иногда его сильно заносило.  На всякий случай, я старался держаться с ним ровно и, по возможности, не возражать.

- Можешь называть меня Полюсом, - сказал мне Чубарин при первой встрече, - это моя конспиративная кличка.
- Какой полюс, северный или южный? – пошутил я.
- Чудак, - снисходительно протянул он, - Полюс – значит, положительный!

     Меня несколько смутила такая логика, но, видимо, у разведчиков свое понятие об электричестве. Ну, Полюс, так Полюс.

- Лучше бы назвали Плюс, - сказал я Полюсу.

     Внешний вид Чубарина никак не годился для резидента. Он был слишком заметен. В любой толпе. Двухметрового роста, худой, ярко рыжий, с выдающимся носом и сильным косоглазием. Но, может быть, в ГРУ легенда разведчика построена на ярких контрастах. Как в театре.

- Так вот, мелочь, - продолжал свой рассказ Чубарин, - Эрнст чиркал спичкой и прикуривал вот так.

     Полюс сунул в рот сигарету и зажег спичку.

- А русские делают вот так!
     Честно говоря, я не уловил разницы, но понимающе кивнул.

- Где вы его прищучили? - спрашиваю.
- Он внедрился в «ящик», зараза, простым рабочим. Точил шпульки для ракет. Понятно, что у него были чертежи секретных изделий и он сумел передать их на Запад. Если бы Эрнхардт не выкрал эти схемы, ихний шаттл никогда бы не полетел! Я, конечно, вычислил вредителя, но оказалось, что поздно. После размена шпионами, Андропову дали орден, Аристова перевели в седьмое Управление, а меня законсервировали. До лучших времен. С подпиской не разглашать.

     На флоте чудиков хватает, но резиденты мне еще не встречались.

- Да, суровая у вас жизнь, у засланцев, - искренне посочувствовал я, - и что вы теперь?
- Теперь  у меня другая сверхзадача, - сказал Полюс и затвердел лицом, - доставить ценный груз в полном объеме и в полной сохранности. Чтобы ни один штоф не разбился и ни один ящик не пропал.
- Мечтать не вредно, - скептически сказал я, - но, это невозможно. У вас всего два глаза, за всем не углядишь. Вам придется следить за выгрузкой одновременно – и на судне, и на берегу.
- Легко! – уверенно заявил бывший разведчик, - я разработал прогрессивную схему: грузим плашкоут на рейде, я – в трюме. Слежу, чтобы экипаж не умыкнул чего. Потом еду с грузом на берег и сдаю там чисто…
- Ну, если так…

     Надо сказать, что сообщение с поселком Чайбуха имеет свою специфику. Катер с плашкоутом  может пройти мелкий бар только по большой воде, во время прилива. Экипаж судна грузит две баржи и они до вечера ждут большой воды.  Потом приходят буксиры и тянут плашкоуты к берегу. Поселок расположен  за далеким мысом и УКВ связь туда не дотягивает. Поэтому радиотелефон устраивали  из радиорубки на промежуточных волнах. В поселке было три таких радиостанции – в конторе порта и на двух катерах-буксирах.

- Бу, бу,бу… «Суджа»- неразборчиво донеслось из динамика. - Добрый вечер!

     Я взял микрофон и включил передатчик:

- Добрый день, «Суджа» на связи!
- Бу, бу, бу, добрый вечер!
- Добрый день, - опять повторил я.

     Выручил меня Полюс-Чубарин:

-  Это они сопровождающую по конфетам зовут, - сказал догадливый резидент, - у ей фамилия такая необычная – Добрывечер. Пойду, позову ее.

     Сопровождающую по конфетам я знал, ее звали Мария. Миловидная, сильно накрашенная блондинка, лет сорока, в бархатном цветастом платье. Однажды, Мария развлекала меня разговорами всю вахту. С собой она принесла тяжелый кулек экзотических конфет и банку индийского кофе. Как говорится, что охраняешь, то и имеешь.  Уходя, Марья подарила мне томный взгляд и приглашение на чашку чая. Она не знала, что я не люблю сладкого.

     На следующий день мы загрузили один плашкоут «Столичной» и «Пшеничной», а другой – коньяком, «Агдамом» и портвейном. Полюс-Чубарин носился между трюмом и баржами и смотрел, как бы чего не умыкнули. Наивные люди, эти разведчики – экипаж начал дегустировать напитки еще с выходом в рейс.

- «Плиска» - так себе, - говорил токарь Лалетин, - а вот «Арарат» - вполне!
- Это дело вкуса, - возражал ему плотник, - по мне, так «портвешок» - за милую душу. И торкает, и под разговор…

     Вечером пришли буксиры и зацепили плашкоуты. К несчастью, это случилось во время ужина. Услышав гудок буксира, Чубарин выскочил из-за стола и, давясь котлетой, полетел на палубу.

- Спущай трап! Спущай трап! – услышали мы истошный голос разведчика.

     Но было поздно. Обе баржи отвалили от судна и неспешно направились в сторону Чайбухи.  Я думал, что резидент в панике бросится в воду и вплавь догонит сбежавший караван. Обошлось, слава богу…

     Потом Чубарин был у капитана и переругался со всеми его помощниками. И все только руками разводили. Несчастный агент ГРУ ввалился в радиорубку и упал на диван. Мне показалось, что у него загремели кости.

- Давай связь, начальник! – сказал он, задыхаясь, - надо говорить с Центром!
- Нет проблем, - говорю я и передаю ему микрофон.
- «Чайбуха»! «Алмаз»!!«Сапфир»!!!  - отчаянно кричал в трубку Чубарин, - вызывает Полюс! Перехожу на прием!

     Глас вопиющего в пустыне. Равнодушный эфир шуршал космическими звуками без признаков модуляции.

- Я Полюс! Кто меня слышит?! …разэтак вашу мать! – заорал резидент.

     Я отобрал у него микрофон:

- Не путай Чайбуху с Чикагой, - сказал я, - здесь нельзя выражаться.

     Через два часа ответила «Чайбуха». Совершенно пьяный голос едва произнес:

- Усе под контролем, шеф… коньяк уже выгрузили… переходим на водку…
- Все! Это конец! – сказал обессиленный Полюс и натурально заплакал, - все пропало!

     У разведчика сдали нервы. Он был готов посыпать голову пеплом из моей пепельницы. Надо было спасать резидента.

- Тащи сюда коньяк, - сказал я.
- У меня нет.
- Неси из трюма.
- Теперь уже все равно, - дрогнувшим голосом произнес Чубарин и застучал ботинками по трапу.

     Скоро Чубарин вернулся с бутылкой «Арарата». Я налил ему полный стакан и протянул толстую конфету из своих запасов:

- Пей, разведчик, это поможет.

    Полюс выпил коньяк, как воду и зажевал конфеткой. Его разноцветные глаза остановились и смотрели в разные углы радиорубки.

- Все не так плохо? Уже лучше? – сказал я вкрадчиво, - теперь ступай к конфетной Марье, она тебя спрашивала.

     Чубарин встал с дивана, покачался на тонких ногах и, прихватив недопитую бутылку, ушел на конспиративную явку.

     На три дня Виктор Чубарин «лег на дно». Прикрытием ему служила знойная женщина, конфетная Марья. Из подполья он вышел еще более худым, слегка помятым и равнодушным к окружающей действительности.

     Я проверял аппаратуру и готовился к выходу в море, когда в радиорубку явились оба ангелочка – улыбчивая и довольная Марья и рыжий взлохмаченный Полюс. У него был взгляд ребенка, только что явившегося в этот незнакомый мир. С собой они принесли коробку невиданных конфет «Вишня в коньяке» и отдельно коньяк в темной пузатой бутылке.

- Веришь, Андрей, -  растерянно сказал Чубарин, - все сдал … и сдал чисто, без недостачи!
- У нас по-другому не бывает, - говорю я, - недаром же мы – бойцы невидимого фронта!
- Это в прошлом, - легко улыбнулся Чубарин, - сегодня летим в Магадан, а потом – домой.
- В добрый путь.

     Я смотрел с мостика на отходящий катер. На его корме стояла влюбленная парочка и махала нам руками.

- Жизнь – забавная штука, - сказал капитан Потапов у меня за плечом.