Петля и пламя

Инспектор По
Глава I "Английская роза, стальной кулак"
и глава II "Соль и ветер" по ссылке: http://www.proza.ru/2013/04/18/900


глава III
Петля и пламя

Ночная Тортуга отличалась от всего, что Уильям видел ранее: ни разу ему не доводилось бывать в дорогих портовых тавернах, готовых поспорить в богатстве убранства и разнообразии блюд с лучшими клубами столицы. При этом вместо чопорной сдержанности Старого Света здесь царил свободный от старых порядков дух беззаботной радости. А в отличие от Порт-Рояла, город был полон женщин, и даже юные девушки не боялись ходить без сопровождения, чувствуя себя в безопасности среди сотен сомнительного вида моряков. Уильям удивлялся такому количеству милых девичьих лиц, не подозревая, что большинство дам на острове когда-то прибыли из французских портов, превратившись из дешевых женщин в почтенных замужних матерей. Некоторые из них, впрочем, вернулись к прежнему ремеслу, но таких было меньшинство, остальные были довольны обретенным семейным уютом и надеждой, что свободных от позорного прошлого дочерей избежит их участь.
Совсем юные девицы разносили сладкое пальмовое вино и фрукты в таверне, где ужинал Уильям. На решетках в открытых жаровнях жарились молочные поросята, сразу пара дюжин, не меньше, нашпигованных испанскими дынями и бататом. Для особых любителей были готовы и более изысканные блюда, но роскошь, обстановка и отличная игра музыкантов удивляли все меньше. Вино лилось рекой, и Уильям поймал себя на том, что все чаще оглядывается в сторону кухни, откуда то и дело спешили с кружками и блюдами румяные дочери хозяев.
Он вышел на крыльцо подышать свежим воздухом и как раз задумался о том, что матери не стоило позволять им щеголять в столь открытых платьях, когда перед ним, поклонившись, встал незнакомец в поношенной, но чистой одежде.
- Ба, Мистер Кроуфорд! Это действительно вы?
Уильям удивился не меньше, узнав в нем одного из бывших моряков "Королевского сокола", Эда Прина, которым не суждено было попасть на Ямайку за выкуп.
Он горячо приветствовал его, хотя раньше они общались только по долгу службы. Оказалось, что моряку посчастливилось попасть к доброму хозяину, который дал ему еду и одежду и, что уж совсем удивительно, иногда отпускает на пару дней, чтобы он смог скорее отработать свой выкуп в двести реалов. Рассказал он немного и о судьбах других проданных в рабство рядовых, кому-то с хозяевами повезло меньше, а некоторые и вовсе остались служить на пиратских кораблях. Там всегда недостаток в крепких руках, и, чего уж таить греха - лучше отработать свободу на одном из кораблей Рида, чем попасть под безжалостное солнце на тростниковые плантации или, еще хуже, в шахты. Даже он скорее предпочел бы иную судьбу, но из-за полученной во время захвата раны пиратам он оказался не нужен.
Сочувствие Уильяма уступило место неприязни, но вскоре он даже опешил: моряк с непозволительной фамильярностью заметил, что на месте офицера поступил бы точно также. А если бы мистер Кроуфорд замолвил перед своим капитаном словечко за старого сослуживца...
- Да как ты смеешь! - Возмутился Уильям, когда к нему вернулся дар речи.
Моряк тут же низко поклонился и затараторил, извиняясь:
- Простите за наглость, мистер Кроуфорд, конечно, кто я, чтобы просить... Простите, сэр...
При виде столь унизительной сцены злость мгновенно растаяла, Уильям корил себя за недостойную вспышку гнева и решил пояснить бывшему моряку его ошибку:
- Я служу Его Величеству, а не Джонатану Риду. И по мне, лучше уж сгнить в шахте, чем продаться пиратам. Но мы не на службе, на твое счастье, где желание перейти на сторону разбойников является банальным предательством. Я ничем не могу помочь, мистер Прин.
Заискивающее выражение на лице бывшего рядового тут же сменилось злой усмешкой.
- Что ж, я ошибался в вас, мистер Кроуфорд. Да и кто бы на моем месте не ошибся? Я же не мог представить, что в вашу службу Его Величеству входят пьянки на Тортуге в обществе пиратов!
Он размашисто по-шутовски раскланялся, а Уильям так и не нашелся, чем ответить. Он не считал нужным оправдываться перед матросом, мало ли, куда заведёт прихоть судьбы, но только теперь понял, что со стороны все может выглядеть совсем иначе. В мрачной задумчивости он вернулся в зал, потом остановился на полпути, решая - не уйти ли прямо сейчас? Все равно вскоре все встанет на свои места, все эти люди - снова станут врагами... Мимо него, смущенно улыбнувшись, прошла девушка с полным подносом фруктов. Уильям не сдержал ответную улыбку, провожая ее взглядом, и все же прошел к столу. Рид, который до этого любезничал о чем-то с весьма вульгарно разодетой дамой, заметил, что он уже не так весел. И Уильям рассказал ему о просьбе бывшего моряка, которая его так расстроила. Но затем, опомнившись, добавил, что один моряк может быть просто исключением, а все остальные, наверняка, предпочли бы страдания предательству.
- Несомненно, - рассмеялся Рид. - К тому же, помимо воинской чести, от пути порока и разбоя ваших бывших сослуживцев уберегли испытания, которые прошли лишь единицы.
- Испытания?! - Уильям не мог поверить своим ушам. - Помимо укоров совести и страха неминуемой казни, люди готовы терпеть еще и это, ради того, чтобы попасть на ваши корабли? Но к чему вам такие сложности?
- Если бы страх смертной казни, как вы верно заметили, не удерживал многих трусов, то тысячи мошенников, которые кажутся честными людьми и которые, тем не менее, не гнушаются обкрадывать вдов и сирот, тоже устремились бы в море, чтобы там безнаказанно грабить. И океан оказался бы во власти каналий, что явилось бы причиной полного прекращения торговли. [1] Но бесстрашие подчас граничит с отчаянием, а то и с безумием. За твердостью духа может скрываться неожиданный подвох, который проявит себя в самый неожиданный момент. Я хочу знать заранее, что может сломить человека, и чего от него потом ожидать.
- Удивительная практичность, - заметил Уильям. - А для меня вы хотели сделать исключение?
Рид пристально посмотрел в ответ, но затем усмехнулся.
- Нет. Исключение я мог бы сделать только для мисс Кроуфорд.
Уильям решил пропустить мимо ушей упоминание кузины, настолько забавной ему показалась новая мысль:
- Я кажусь настолько ненадежным для службы на пиратском корабле? Черт возьми, не могу понять, лестно ли это слышать, или оскорбительно!
- Ненадежной мне кажется только твердость ваших моральных устоев. Если вы можете сказать наверняка, на что готовы пойти за свои убеждения - то сами легко сделаете вывод, стоит этим гордиться или нет.
- Наверняка это известно одному только Господу, - пробормотал после паузы Уильям, призадумавшись.
Рид подлил ему вина, и Уильям не стал отказываться. Таверна на богатом французском острове, полная красивых женщин, с хорошим вином на столе и развеселой музыкой - самое неподходящее место для мрачных раздумий. Мысли давно потеряли стройность, а взгляд снова все чаще падал в сторону кухни.
Уильям ловил себя на том, что улыбается в ответ на все более явные знаки интереса темноволосой девушки. Да и вырез на груди казался уже не откровенным, а досадно скромным.
- К тому же каждую испорченную душу можно излечить? Вы, кажется, так говорили.
Уильям, сморгнув, обернулся.
- Желаете покаяться? - Удивился он.
- О, нет! - Рид расхохотался. - Я скорее развращу вас своим покаянием, чем получу прощение. Видите ту девушку? Она вам нравится, правда?
Уильям поставил кружку на липкий стол, снова подняв глаза в сторону кухни.
- Не понимаю, к чему вы клоните. Готов поспорить, это - невинное создание, чья душа менее всех присутствующих нуждается в облегчении.
Рид улыбнулся столь пламенному заверению.
- Возможно, но падение неизбежно. Будь ты хоть рядовой Его Величества, или юная девица - рано или поздно придется поступиться совестью. Просто у каждого своя цена. И ваше "невинное создание" не исключение.
- Ошибаетесь, - полный презрения ответил Уильям. - В вас говорит отвратительная манера считать людей товаром.
- А в вас - незнание жизни и незнание женщин.
- Потому что я не отказываю им в честности? - Уильям покраснел от негодования. - В конце концов, ваши предположения просто оскорбительны!
- Пари? - Предложил Рид.
- Какая низость - спорить на человека!
- Тем не менее, на Джулию вы спорили, - напомнил Рид. - И ее мнение для вас ничего не значило.
Он жестом стальной ладони подозвал даму, с которой беседовал ранее и что-то шепнул ей на ухо.
Уильям с ужасом посмотрел на девушку, которая улыбнулась ему украдкой и, заметив его внимание, смущенно зарделась. Женщина в ярком декольтированном платье вскоре подошла к ней, и учтиво кивнула Уильяму, встретившись с ним взглядом. Он готов был провалиться сквозь землю со стыда, когда милая девушка тоже подняла головку, но на этот раз вместо улыбки на лице ее был явный испуг.
- Если ее не заставят силой - она откажется, - убежденно выдавил Уильям.
- Тогда обещанные за ночь пять сотен реалов я подарю ей просто так. Но если согласится - вам придется этим воспользоваться.
- Это отвратительно. Я не желаю с вами спорить! Оставьте при себе свои деньги, черт побери!
Уильям хотел было вскочить на ноги, но Рид удержал его, не отпуская тяжелую ладонь с плеча.
- Но разве вам не жаль ее? - Продолжал он. - Вы готовы предложить этой девушке руку, чтобы спасти ее от безнравственного выбора? Нет? Тогда этой чудесной улыбкой судьбы воспользуется кто-нибудь другой, - Рид указал на довольно неопрятного головореза, который то и дело отпускал вульгарные шутки и норовил ущипнуть обслуживающих девиц под хохот собутыльников. - Пятьдесят, или даже сто реалов - самая высокая цена, за которую один из них добьется ее благосклонности рано или поздно.
Уильям окинул взглядом всю таверну, одновременно жалея, что не ушел раньше и испытывая болезненную ответственность за судьбу бедной девушки.
- Мне все равно, - сказал он, наконец, но не слишком убедительно. - Я не стану в этом участвовать.
Рид пододвинул ему кубок.
- Не спешите, мадам идет с ответом.
Уильям опрокинул в себя ром, и бросил отчаянный взгляд в сторону кухни, но у дверей уже никого не было.
Дама, широко улыбаясь, склонилась к капитану, а потом рассмеялась его ответу. Уильям заметил, как она вернула Риду увесистый мешочек, и с облегчением воскликнул:
- Она отказала!
Рид проводил глазами пышную юбку мадам и медленно выдохнул ароматный дым.
- Напротив. Мадемуазель Жанна просила передать, что не возьмет с вас денег.
Он рассмеялся, когда молчание Уильяма затянулось.
- Вы так удивлены ее симпатии? Ну, это уже слишком! Вы отказываете женщинам не только в праве решать свою судьбу, но даже в простых человеческих чувствах и желаниях!
Уильям пил ром, словно воду, не замечая вкуса, а в голове вместо легкости, напротив, становилось все путаней. Только слова Рида казались простыми и понятными, но Уильям не хотел им верить. Это было бы слишком прекрасно, если бы любовь могла родиться без оглядки на мораль и правила, он не готов принять такой дар... Но здесь - не Старый Свет, может быть, это действительно рай, где все люди равны и могут распоряжаться собой как им вздумается, быть счастливыми и любить без страха и осуждения! Зачем ему отказывать себе и этой милой девушке в удовольствии быть самими собой?
Уильям вздрогнул, когда понял, будто слышит голос Джо Рида в своих мыслях - так похоже прозвучал в голове вопрос. Но нет, это были его собственные рассуждения, и он не знал, почему сопротивляется самому себе.
- Я мог бы... просто поговорить с ней? - Уильям встал и тут же снова сел, когда ноги подвели.
Но он решительно встал снова.
Они прошли в дверь в самом конце зала, которая через коридор вела в соседний дом, и попали в китайскую комнату. Уильям бывал в клубах вместе с дядей, отдаленно похожих на нее по обстановке, но ни разу не заходил дальше холла. Но был абсолютно уверен, что такой роскоши в Лондоне ему видеть не доводилось. Только в отличие от Старого света, богатое убранство было доступно не членам закрытых клубов, а разбойникам и бродягам, готовым за одну ночь спустить награбленное за месяцы морских странствий.
Тонкие шелковые занавеси укрывали заваленные расшитыми подушками ложе, Уильям попал в лабиринт струящихся узоров и ароматного дыма, который окутывал его со всех сторон. Он слышал смех, похожий на серебряные колокольчики и шел за ним следом, распутывая ускользающий шелк. Он уже был не уверен, что это все не сон, когда нежные руки легко поймали его в капкан, а белые ладони прижались к его груди. Под пальцами распускались тесемки, ткань сорочки скользила по коже, обнажая грудь. Уильям перехватил ладони, оборачиваясь, но упустил их, вдруг потеряв равновесие от головокружения. Юбки и кружева замелькали перед глазами, Уильям упал на мягкую софу, словно окунувшись в пушистое облако. И не успев опомниться, почувствовал, как что-то опустилось на колени. Он подхватил девушку за талию, когда попробовал привстать, но она, смеясь, наклонилась ниже, прикоснувшись губами к шее, затем к щеке, чуть выше, Уильям поймал ее дыхание, но, дразня, она не тронула губы, и тогда он притянул ее к себе и впился в них жадным поцелуем. Сладкая горячая пелена затуманила мысли, и остальное Уильям помнил картинками из альбома с нежной акварелью.
Очнулся он, мучимый жаждой, в полумраке, не помня о времени. Где-то играла музыка, и слышался тихий смех и стоны, он приподнял голову, в которой от резкого движения гулко зазвенело.
- Месье страдает от жажды? - Донесся до него шепот.
Уильям протянул руку за кубком, но Жанна ловко убрала его, а затем, отпив из него, склонилась и стала поить его из своих губ.
- Месье поможет лечебный дым... От herba panacea не бывает похмельных мучений, как от вина и рома.
Уильям вздрогнул от голоса и обернулся. Рид расположился на большом кресле совсем рядом и курил мадак с помощью изящного китайского наргиле с трубками из змеиной кожи.
Уильям приподнялся, испытывая все нарастающую неловкость. Девушка скользнула с его колен на пол и, поставив кубок на поднос на полу, прилегла рядом, опустив голову ему на плечо. Он порадовался про себя за полумрак, скрывающий его смущение, но когда сел, едва не отшатнулся от открывшейся ему сцены: между ног капитана на коленях сидела темнокожая девушка, а ее голова мерно двигалась над пахом. Шелковая кожа блестела в неверном свете, как вода ночного озера, а заплетенные в тысячи тонких косичек волосы извивались на голове змеями, пряча за темной занавесью тесемки на спущенных брюках.
Рид медленно облизнул янтарный мундштук и протянул Уильяму.
- Попробуйте...
Он завороженно взял трубку, не в силах отвернуться от тяжелого темного взгляда, словно попав в ловушку из своего стыда, неловкости, и тягучего запретного удовольствия, которое распускалось по всему телу предвкушением рая.
Медовая патока пара наполнила легкие, Уильям сделал несколько вдохов, прежде чем отдать мундштук. Его снова охватила жажда, и вскоре он протянул руку за новым вдохом. Музыка, которая до этого играла едва слышно, наполнила все тело вибрациями, он сам стал струнами и трепетал сильнее с каждым новым вдохом. Все ощущения обострились, он хотел смеяться без причины и замирал от восторга, когда из груди готовы были вырваться рыдания от избытка чувств. Уильям посмотрел на свои руки и притянул Жанну ближе, запуская пальцы в мягкие кудри. Она перевернулась и легла ему на колени, давно распущенные шнурки путались тонкими ручейками, Уильям провел ладонью вниз, раскрывая скорлупу корсета. Тонкая кисея прикрывала грудь и сверкающие острой медью соски. Жанна, улыбаясь, обхватила его ладони, притянув к груди. Под пальцами скользила теплая влажная кожа, прикосновения стали в тысячу раз острее, перед глазами все плыло. Совсем рядом мелькнули ремни и сталь на загорелом плече, влажная глянцевая грудь и россыпь темных кудрей. Жар, в котором кипела его кровь, нашел выход, когда его окутала сладость чужой плоти. Он плавился в ее огне, как и все вокруг. Цветы на шерстяном ковре ожили и тянули вверх лепестки и листья, вышитые узоры на шелковом покрывале играли лианами, мерцали нарисованные звезды, клубы дыма слились в танце под потолком; все стало живым, дышащим, наполненным тайным смыслом бытия, в котором оно подчиняется удовольствию и счастью. А потом пришел покой и невесомая пустота, небесная благодать сошла на землю и растворила в себе все сущее.
В следующий раз Уильям очнулся, лежа в постели, нехотя возвращаясь из мира сладостных видений. Он смотрел на закрытое ставнями окно, пытаясь безуспешно угадать время, потом все же встал, потягиваясь. На низкой подставке у окна стояла медная миска с водой, мыльный шарик с венецианским оттиском на блюдце и розовое масло. Прежде, чем умыть лицо, Уильям посмотрелся в маленькое зеркало. На губах запеклись яркие пятна, и он с удивлением понял, что это высохшая кровь, ею же была измазана грудь и пах, и Уильям стал медленно омывать себя, пытаясь вспомнить. Но видел только темный взгляд, бездонный омут в болотных огнях, и шрам, пересекающий черный глаз от переносицы до виска. Длинные смуглые пальцы негритянки на белой груди Жанны, сидящей у него на коленях с задранными юбками, и полные губы на ее шее. Движения, стоны, разметавшиеся локоны, пляска святого Витта в огне, потом, наконец, освобождение, и тогда снова этот взгляд. Рид склоняется над ним, собирает горячую влагу с бедер Жанны и проводит пальцами по его губам.
Уильям чувствовал вкус металла и меда, принимая крещение, и закрыл глаза.
- Ох, месье уже встали! Простите!
Уильям покраснел до корней волос, но быстро оправился. Девушка, не ожидая приглашения, встала рядом, помогая смывать следы вчерашнего сладкого безумия, иногда прикасаясь к его коже легкими поцелуями. Она проводила его на завтрак, или обед, время сдвинулось к чертям, и Уильям, подхваченный его смерчем, не пытался остановиться. В комнате, устланной коврами и подушками, блюда с едой были разложены прямо на полу. Гобелены на стенах изображали "шестнадцать поз", скопированные из откровенно бесстыжего издания Караччи. Рид был уже там, снова дыша дымом, от аромата которого в душе поднималась волна трепета и одновременно покоя.
- Вы не боитесь самозабвенно отдаваться этой страсти? - Спросил Уильям, указывая на наргиле. - Что станет, если жажда настигнет вас далеко от берега?
- О, не переживайте. Моих запасов хватит на несколько жизней...
Рядом заиграла музыка, и девушки в платьях из тонкой прозрачной материи, ничуть не скрывавшей их прелестей, смеясь, стали танцевать перед ними.
- Год назад я захватил корабль, груженный опиумом, - объяснил Рид. - Совершенно случайно, надо признать, меня просто заинтересовал галеон, направляющийся в Картахену под внушительной охраной. Обычно охрана требуется отплывающим кораблям, а не наоборот. Да и серебряные флотилии ходят другими путями и в другое время, а этот галеон шел в Картахену с запада. Но главным открытием стал груз, за который в Китай платят серебром, отправляя корабли не в обход Африки, а через Тихий океан, переправляя грузы по сухопутному пути в Южное море. Подумать только! - Рид усмехнулся, затягиваясь. - Сотни кораблей возят серебро в Китай, получая взамен безотказный способ подчинять самые дикие варварские племена и держать в узде колонии, которые грабит Испанский король.
- Я ничего об этом не слышал.
- О ладане, который защищает прихожан от чумы и другой заразы во время службы или о китайском серебре? О южном маршруте не знал даже я, хотя давно ждал, что удача рано или поздно мне улыбнется.
- Вы собираетесь захватить корабли с серебром? - Удивился Уильям невероятной мысли, но потом одернул себя. - Впрочем, это не мое дело.
Рид пожал плечами:
- Испанцы чувствуют себя настолько свободно на западном пути, что не считают нужным тратиться на военное сопровождение. На серебряную флотилию, идущую в Мадрид, нужна целая армия, но тайный путь в Китай гораздо безопасней. Больше неудобств принесут несколько месяцев морского пути до порта, где я собираюсь устроить испанцам западню. Они забирают товар в Южном море и через двадцать миль сухопутного пути грузят галеоны в Испанию. Если обойти материк с юга и взять порт в Акапулько вместе со всем серебром для Китая… Нужны еще корабли. Второй вариант проще: перехватить их здесь, дав бой охране.
Он задумался, прикрыв глаза от вдоха сладкого дыма.
- Линейный корабль для нападения нужен в любом случае.
- Вы шутите?
- Нисколько.
Рид развернул плотную сатиновую салфетку и нарисовал на ней соусом контур берегов между Карибским и Южным морем. Поставил корабли, и путь, по которому пройдут испанцы. Оба варианта казались Уильяму совершенно немыслимыми, да и никто из берегового братства никогда не станет захватывать линейные корабли. Рид рассмеялся, хотя и не спорил. Конечно, затея может выглядеть безумной. Они тяжелы и медлительны, и больше подходят для нападения на города, чем морской погони.
Он протянул мундштук Уильяму, но тот отказался от дурмана.
- Боитесь потерять себя? – Проницательно заметил Рид. - Я попробовал опий впервые не по своей воле. Однажды, еще в детстве, меня посадили на цепь и, для усмирения или потехи, подмешали отраву в похлебку. Мне не понравилось. От яда рвало и болела голова, а вместо послушания в ответ на издевательства своих мучителей, я смог достать одного и, - Рид провел большим пальцем мимо шеи, - перерезал ему горло. А потом запил яд его кровью. Следующий раз был гораздо приятнее. Опий, не кровь, - пояснил он.
- О не стоит переживать, - обернулся он в ответ на потрясенное молчание. - Это было очень давно. К тому же я не чувствовал ни страха, ни боли, когда прыгал за борт вместе с цепью и обломком якоря, к которому был прикован. С тех пор, за двадцать лет, бывали вещи и похуже…
- Я думал не об этом. Меня удивляет ваша откровенность.
- Вы были не менее откровенны при нашей первой встрече.
- Я был слишком пьян! Да и не мог бы рассказать ничего интересного.
- Всегда можно наверстать, - Рид ослепительно улыбнулся, привлекая к себе закончившую танцевать красавицу.
- Пожалуй, сейчас я слишком трезв, - Уильям опрокинул в себя кубок терпкого рома.
Он не видел больше причин сопротивляться удовольствию, к чему останавливаться, если впереди есть достаточно времени. Он в любой момент может уйти, так зачем уходить так рано?
Под нежный женский смех Рид рассказывал еще истории, которые Уильям пропускал мимо ушей, оставляя в себе лишь восхищение. Настолько его размеренная, определенная на десятилетия жизнь отличалась от урагана боли и удовольствий, крови вперемежку со сладким дурманом, что представляла собой жизнь Джо Рида. Он даже перестал стесняться ласк, наслаждаясь ими одновременно с Ридом, и вдруг поймал себя на странной мысли, что видеть его лицо на пике наслаждения добавляет остроты, а темный взгляд жжет и притягивает. Уильям, не отдавая себе отчета, желал одобрения, и то и дело ловил этот пугающий опасный взгляд. Они переплелись телами с Жанной, или с темнокожей Джоанной, и Джо Рид был так близко, что Уильям ощущал его движения в лоне девушки, которая ласкала его самого, опускаясь сверху тугой горячей воронкой. Он падал в водоворот, тонул в болотном омуте, и захлебываясь, целовал полные соленые губы, жесткие и властные. В них был ветер, и пламя, опасность и восторг, сила и нежность, и ради этого стоило сойти с ума, или даже умереть.

Уильям лежал с открытыми глазами, слушая чужое дыхание. Словно впервые оставшись наедине с мыслями, и внезапно ощутив трезвость ума.
Давным-давно он солгал Риду, что ни разу не познал доступных женщин, но стыд был так силен, что он с радостью бы забыл тот ужасный случай, после которого больше не составлял компанию сослуживцам в увеселительных походах. Он был полон такого отвращения к своему поступку, что надолго запретил себе думать о плотских утехах и объятьях дам, но сейчас сдался и не знал, благодарить ли за это Джо Рида или проклинать. Уильям открыл в себе запертое глубоко желание, и, словно река, прорвавшая плотину, в него хлынул поток слишком долго сдерживаемой страсти. Он вдохнул полной грудью, и, выскользнув в смежную комнату, распахнул окно. На пальце каплей крови блеснуло кольцо с большим красным камнем.
Кровь на губах была его крещением, но кольцо значит куда больше...
Сколь еще в мире неизведанных удовольствий, в которых он себе отказывает? Неужели жизнь и правда стоит большего, чем воинский долг или семейные узы? Один яркий день и горящая в крови ночь взамен тысячи унылых суток, похожих одни на другие. Уильям рассмеялся про себя крамольным мыслям, не боясь их, словно человек, уверенно ступающий по краю пропасти. Ему было любопытно, к чему они могут завести, и он не сомневался в силе совести и чести, которая не даст ему пасть. Но... пропасть так глубока, соблазн заглянуть вниз так велик!
Уильям оделся и тихонько выскользнул через окно, чтобы не возвращаться в спальню. Он захотел пройтись в одиночестве до завтрака, до встречи с Ридом. Если блаженная пустота в голове немного развеется, ему станет проще привести мысли в порядок. Потому что за несколько дней все его принципы и познания мира стремительно плавились, вместо четкой картины, кусочки мозаики перемешались в битые стекляшки. Он прикрыл глаза, вдыхая утренний бриз полной грудью, едва не столкнув с пустынной дороги невесть откуда взявшуюся старуху. Уильям, извинившись на французском, хотел было ее обойти, но она снова преградила дорогу, и тогда только он взглянул на нее. Опустившаяся женщина неопределенного возраста, когда-то светлые волосы стали темно-серыми от седины и грязи, лицо она прятала платком, глядя на него исподлобья сверкающими от злости глазами.
- Простите... - снова неуверенно сказал Уильям. - Мадам?
- Такой учтивый мальчик, - проворковала старуха, поцокав языком. - Да еще и офицер! А пьет и ходит по борделям с самыми отъявленными мерзавцами!
От ужаса Уильям замер, пытаясь вспомнить странную нищенку, но он видел ее впервые в жизни, и это пугало еще больше.
- А Джо хитер! Ах, как хитер, одноглазая собака!
Она вдруг ткнула пальцем в сторону его лица, едва не достав до глаза длинным желтым ногтем, и Уильям попятился.
- Он был чуть старше тебя, когда лишился глаза, Билли, потому что был ревнив, как черт. Но столько страсти в кулаке! Да... Беги от него, иначе застрянешь на его корабле навсегда. Ему хватит безрассудства назвать его и твоим именем! - Она захохотала жутким хрипящим смехом.
Уверенный, что перед ним сумасшедшая, которая каким-то образом, наверняка случайно, узнала его имя, Уильям решил больше ее не слушать, но нищенка не отступала ни на шаг.
- Не бойся старую ведьму, Билли, бойся пропасти, в которую он тебя толкает! Назад пути не будет, а что скажет старый адмирал? Он заплатит за свои грехи тобою!
- Откуда вы знаете мое имя? Кто вы?
Упоминание адмирала привело его в чувство и придало решимости.
- Я не боюсь Джо Рида, - сказал он, больше не отступая от старухи.
Она подняла лицо, откидывая капюшон, обнажая страшную маску из ярко красных рубцов и бугров обгоревшей плоти, заплывшее веко без ресниц и лысый с одной стороны череп.
- Вот что он сделал со мной, видишь? Лучше бы убил, но нет, Джо любит убивать изнутри, а потом оставляет на медленное бесконечное мучение. Я оказалась сильнее. Я простила его... Я простила его, потому что всегда буду любить... Я его Лорелла! Он забыл обо мне, я исчезла, чтобы не мучить его душу раскаянием. Огонь забрал мою красоту и молодость, но не мою любовь. Я стала его тенью…

Теперь он придумал, как достать старого адмирала, о, я знаю его, я всегда буду рядом! Он уничтожит тебя, но не найдет утешения. Беги Билли, потому что потом будет поздно! Беги прямо сейчас!
В доме совсем рядом стали открывать ставни, Уильям обернулся назад, на таверну и большой хозяйский дом, и за это мгновенье старуха успела исчезнуть, юркнув то ли в пахнущую свиным пометом подворотню, то ли спрятавшись за поросшим ядовитым плющом забором. Сердце стало стучать быстрее, будто за ним кто-то гнался, кто-то невидимый, но опасный скоро настигнет его. Уильям быстрым шагом дошел до небольшой площади и пошел вниз, к пристаням. Зачем она говорила про адмирала? Рид ненавидит сэра Кроуфорда, хотя дядя никогда не рассказывал ему о стычках со "Стальным кулаком", но ведь в то время, когда он служил здесь, никакого капитана Рида еще не могло быть. Дядю перевели обратно в Лондон двадцать лет назад, Рид мог быть разве что юнгой или той же пороховой мартышкой, если уж ходил в море с детства. Ему не за что ненавидеть адмирала! Уильям думал о своей роли, вдруг остановившись на месте. Рид же не мог всерьез думать, что Уильям примет его предложение о службе на пиратском корабле? Этот план провалился с самого начала, Уильям никогда не пошел бы на такое предательство!
Уильям вспомнил жадность в темном взгляде и силу, с которой его тянуло к Риду, когда не осталось преград из стыда или смущения, когда волшебный дым унес казавшиеся нерушимыми принципы и нелепую мораль. Когда осталось одно лишь чистое желание познать его до конца. Человека, который искренне восхищал его, завораживал внутренним огнем, силой и умом, его мощи было невозможно устоять.
Уильям закрыл лицо руками от нахлынувших чувств. О, неужели он сам настолько жалок! Но ведь что ужасного в сильных чувствах? Ему не за что винить себя, он был честен... или невероятно глуп. Да, Рид достоин восхищения и прочих его чувств, но как сам он мог подумать, что представляет какую-то ценность? Даже его милая в своей наивности мораль не выдержала натиска, что уж говорить о других хваленых достоинствах. Единственное, на что он годен, так это нанести удар сэру Кроуфорду своим предательством, и он почти согласился на это.

Уильям вышел на пристань, попав в утреннюю суматоху. Голландский бриг ушел прошлым днем, но Уильяму чудом повезло договориться с капитаном шлюпа, который шел на Кюрасао. Без разрешения на торги с Ямайкой, капитан не мог идти через Наветренный пролив, где было слишком много военных английский кораблей. Но даже крюк через Эспаньолу не смутил Уильяма, который желал как можно скорее покинуть Тортугу. Словно бежал от самого себя, боясь остановиться и, оглянувшись, превратиться в столб.
Легкое судно шло быстро, к вечеру достигнув западной оконечности острова, но шторм надвигающегося сезона дождей помешал путешествию. Шлюп кидало по волнам, паруса спустили, пережидая бурю. Ночью на Юге показались незнакомые острова, темные и пугающие неизвестностью.
- Корабль! - Крикнул вахтенный. - Это испанцы!
С севера к ним шел бриг под флагом Коста-гарды. Ветер был не в пользу голландцев, впереди и с юга поджимали острова и неизвестное дно, полное рифов, а испанцы выстрелили, давая приказ лечь в дрейф. Давать бой было бессмысленно – там, где появляется одни корабли Коста-гарды, есть и второй, да и капитан боялся испанцев куда меньше англичан с Ямайки, они не требовали бумаг, давая возможность откупиться. В конце концов, это были не разбойники, славившиеся невиданной жестокостью, а береговая охрана.
Но испанцы вынудили их высадиться на берег для проверки судна и, как они выразились, "истинных мотивов путешествия", обещая отпустить в дальнейший путь, если все будет в порядке. Так бы и произошло, но Уильям и несколько иностранцев из команды вызвали подозрения.
Их провели в темное здание у подножья утеса, Уильям не смог рассмотреть местность или улицы и понять, что это за поселок. В зале с высоким круглым потолком они сложили все вещи, включая кольца, серьги и нательные медальоны вместе с одеждой в отдельные грубо сшитые мешки, потом служащий опросил каждого, записав его имя. Тогда Уильям впервые почувствовал, с какой затаенной ненавистью и плохо скрываемым презрением относились к ним испанцы. Но потом унижение превзошло все ожидания.
Они подверглись неприятной процедуре, когда инквизитор выяснял, не иудеи ли они, ко всем прочим грехам. Голландцев увели в комнату дознания, а инквизитор все еще тщательно осматривал пах Уильяма, дергая и изучая через круглое увеличительное стекло кожу на члене, словно пытался, во что бы то ни стало, найти хоть одну обличающую царапину.
За обитой стальными прутьями тяжелой дверью раздался стон, который сменился низким мычанием, переходящим в крик. Уильям вздрогнул против воли, но допрос "коварного англичанина" решили отложить на другой день, отправив его с конвоем в подземелье, как особенно опасного преступника. Его заперли в крошечной клетушке, все еще раздетого донага. Там с трудом можно было лечь, не упираясь ногами в толстые прутья, а головой - в ледяную каменную стену. Воздух был затхлым, но спустя короткое время Уильям хотя бы перестал ощущать отвратительные запахи своей тюрьмы: сладкий - гнилой разлагающейся плоти, и едкий душный запах нечистот. От отравленного воздуха некуда было деться, он пропитал лежалую солому и тряпье, покрывавшее сырой земляной пол. Он проникал в легкие и пронзал тело насквозь, впитываясь отчаянием и болью. Холодные гадкие щупальца страха зажимали сердце. Такого Уильям не ощущал, даже когда попал в плен первый раз - после захвата Королевского сокола, в трюме Лорели. Тогда у него была явственная надежда на скорое избавление, пираты были понятным врагом, которым нужны только деньги. Но сейчас никого не интересовал выкуп. Уильям не знал, есть ли у него хоть какая-то надежда вернуться на Ямайку, увидит ли он снова Джулию, сэра Кроуфорда или вернется когда-нибудь еще в Лондон к родным. Он не смог забыться, мыслями снова и снова возвращаясь в постоялый двор на Тортуге, и тысячу раз пожалел о своем побеге. Чего он испугался, в конце концов? Запретного удовольствия? Или той пропасти, которую капитан Рид открыл перед ним приглашающим жестом, и в которую было бы так сладко пасть... А теперь его ждет боль, возможно, даже пытки и, если не удастся доказать свою невиновность, позорная смерть! На второй день в соседней клетке заперли еще одного пленника. Уильям вскочил, когда услышал шум и успел разглядеть в свете факелов самбо с окровавленным лицом. Он не знал, сколько прошло времени, считая, что прошли сутки только потому, что еду ему приносили один раз. Еще через день тиски сырого склепа стали казаться невыносимыми. Уильям пробовал лежать без движения, и в сонном беспамятстве пережить положенный до нового дознания срок, но голод и пронизывающий со всех сторон холод не давал покоя. Он чувствовал, как иногда по нему пробегали крысы, и содрогался от отвращения, когда сосед по заключению справлял нужды в нескольких футах от него.
- Ты боишься? - Послышалось в темноте.
Уильям вынырнул из тревожного дрёма и обернулся на голос. Его даже не удивило обращение, хотя раньше ему не приходилось разговаривать с рабами или индейцами. Но заточение в подземелье уравнивало всех, превращая в бесправных пленников и бывших господ, и рабов. Эта мысль мелькнула и погасла, а Уильям вспомнил, что на кораблях Рида все тоже были равны: индейцы, беглые каторжане, женщины, но равны не в бесправии, а свободе.
- Да, - ответил он искренне, но голос охрип от долгого молчания, и он повторил: - Да, меня страшит неизвестность.
- А меня твари, которые смотрят из углов! Разве ты не видишь? - Шепотом спросил самбиец.
На четвертый день Уильяма вывели наверх. Он чувствовал себя восставшим из могилы, а свет нескольких факелов казался нестерпимым для глаз.
В комнате дознания было несколько человек, помимо господ инквизиторов было трое ординариев. Старший служащий тюрьмы на едва понятном Уильяму английском начал зачитывать обвинения, в которых помимо протестантизма, оказалось причастие к еретическим сектам Кальвина, Эразма и Лютера, которые, как зараза, липнущая к слабым телам, всегда преследуют отступников, слабых верой и духом.
- Дабы не подвергать себя тяжелым испытаниям, вы можете искренне покаяться и отречься от своих еретических заблуждений, чтобы мы могли проявить милосердие, - глухо сказал старший ординарий.
- Милосердие? О чем вы говорите? - Словно очнувшись, спросил Уильям.
- За содействие следствию и отречение от еретических сект вас пощадят. После позорного хода по городу вам назначат самое большее - двести ударов розгами и не больше двадцати лет каторги. Вполне может быть, благодаря Господу нашему, хватит и десяти. Вы согласны ответить на обвинение? Или сразу признаете свою вину?
Даже спустя несколько дней в заточении, все происходящее снова стало казаться ошибкой или дурным сном.
- Я со всей искренностью заявляю, что не принадлежу ни к одной секте! Я офицер Британского Флота, подданный Его Величества, и вы легко можете проверить это, отправив запрос господину Мэдифорду, губернатору Ямайки, или коммодору Бейли, под началом которого я служу!
Второй советник склонился и, глядя на Уильяма исподлобья, что-то зашептал на ухо господину инквизитору.
- Каким же образом офицер Британского флота оказался на корабле голландских каперов? - Спросил тот, уже гораздо громче и нетерпеливее. - Возможно, ваши преступления куда коварнее, чем мы предполагали, Уильям Кроуфорд! Вы самостоятельно решили проникнуть во владения испанской короны, или это был приказ вашего коммодора - заразить добрых католиков протестантской ересью? Сколько еще своих подданных Его Величество отправляет с иностранными судами подрывать веру в господа нашего, чтобы осквернить испанские земли? Отвечай!
- Меня доставила на берег коста-гарда, я не собирался проникать сюда обманом! Я направлялся на Кюрасао, чтобы оттуда попасть в Порт-Роял с торговым судном. Да, мне бы пришлось сделать крюк, но у "Морского принца" нет разрешения на торги с Ямайкой.
- Значит, дела у Его Величества так плохи, что его офицерам приходиться путешествовать с каперами?
- Мой корабль захватили пираты, когда я по своей инициативе отправился в обход берегов Ямайки. - Уильям прикрыл глаза, мысленно уговаривая совесть простить ему небольшую ложь. - Я смог сбежать только на Тортуге и уговорил капитана "Морского принца" взять меня с собой. Но из-за шторма мы отошли от курса, войдя в прибрежные воды Эспаньолы. Прошу простить это недоразумение, святые отцы! Ни я, ни кто-либо еще из команды не собирался нарушать покой добрых католиков и искушать их своим обществом!
- Ты еще смеешь насмехаться над нашей верой, отступник?!
- Нет! Я не...
Он запнулся, боясь любым своим словом вызвать еще больший гнев испанских ординариев. Или они просто запугивают его, надеясь услышать обличающие признания? Уильям слышал, что в Новой Испании уже перестали казнить протестантов, но кто знает, что на уме у инквизиторов небольшого города на юге Эспаньолы, во власти которых он оказался.
- Мы продолжим дознание в другой день, - наконец решил инквизитор.

Время текло, сводя с ума бесконечностью. Уильям жил надеждой, что рано или поздно все решится, он не может сгинуть в какой-то дикой испанской колонии, а его ожидание и терпение будет вознаграждено. Он не разговаривал с соседом, тот казался безумным, но Уильям решил, что это каутелас, подселенный к нему, чтобы душевными разговорами вынудить к искренности и сдать инквизиторам. Но самбиец был не единственным соседом, помимо него и крыс в темных углах действительно ощущалось чуждое присутствие. Уильяму чудились комки блестящих змей, завязывающих хвосты узлами, то странные птицы, которые ели плоды с древних деревьев. Плодами же были человеческие внутренности.
Он не знал, сколько времени прошло, пока он медленно погружался в этот мир теней, когда его снова вывели наверх. Может несколько дней, может недель. Иногда ему казалось, что прошли годы.

К инквизиторам присоединились оба духовника, которые раньше молча следили за ходом допроса.
- Возможно, мы ошибались, - с пугающим спокойствием медленно проговорил инквизитор. - И ваше падение куда страшнее, чем мы предполагали.
Он жестом подозвал стоявшего у двери палача. Тот подошел и развернул на столе холщовый мешок с вещами Уильяма.
Привыкший к пронизывающему холоду каменного подземелья, Уильям замер, на этот раз словно почуяв ледяное дыхание ужаса.
Рядом с одеждой палач положил катлас, но внимание инквизитора привлек не искусный испанский клинок, а золотой перстень с крупным рубином, который он нашел в кожаном кармане на шелковом шнуре.
- "Amicus certus in re incerta cernitur", - прочел инквизитор надпись на внутренней стороне. [2]- Что за «верный друг» оставил вам эту вещицу, Уильям Кроуфорд? Я не могу разобрать инициалы.
Уильям сжал губы, обдумывая свои надежды на спасение после того, как он ответит. Шутка капитана Рида может обойтись ему слишком дорого.
- Не стоит упорствовать в молчании и подвергать себя новым страданиям.
- Это перстень пирата, который никогда не был мне другом, и никогда не станет.
- Кем же был для вас Джонатан Рид? - С вызовом бросил чиновник.
И Уильям тут же ответил, не подумав:
- Он был моим врагом!

И только когда инквизитор удовлетворенно хмыкнул, а нотариус поспешил записать новые показания, Уильям понял, как глупо выдал себя.
- И весьма щедрым! - Заметил инквизитор, разглядывая камень на свет факела.
- За его щедростью скрывалась корысть или интрига. Я не знаю, что он хотел сказать этим подарком.
- Возможно, дыба подстегнет вашу память, и вы вспомните другие слова капитана Рида.
- Другие?.. Боюсь, вы переоцениваете гостеприимство капитана по отношению к своим пленникам. Нам не о чем было разговаривать. Я не могу быть вам полезным, потому что не был в его команде, и не в курсе его планов или другой информации.
Инквизитор дал знак нотариусу, чтобы тот перестал записывать протокол, и обратился к Уильяму, понизив голос:
- Капитан Рид позволил вам покинуть его и даже оставил на память дорогой подарок. Кроуфорд, вы называете его своим врагом, но либо вы лжете, либо не понимаете, что любое ваше слово, которое поможет испанским властям справиться с разбоем Рида, зачтется вам в приговоре. Мы готовы проявить неслыханное милосердие, к тому же это ведь и ваша цель - повергнуть армию Стального кулака! Наверняка за то время, что вы провели на его корабле и в его обществе, вам стали известны многие детали... о том, с какими купцами у него есть уговор, где он бывает для встреч или когда уходит чинить корабли. Любой слух или мелочь, которая может его выдать...
Вкрадчивый голос инквизитора казался полным сочувствия и понимания, Уильяму стало почти совестно снова отвечать отказом, но он не мог сказать иначе. Рид не был ему другом, он действительно был врагом Англии, врагом королевского флота, и его, как офицера, но мысль о том, чтобы выдать сейчас хоть что-то, казалась недопустимой. Словно он предавал не пирата, а самого себя! Или дело в том, что его допрашивали испанцы? Будь на их месте английские военные, Уильям наверняка бы не стал сомневаться! В этом все дело: испанским собакам нельзя доверять, даже если они облачены в орденские рясы. Или... всё еще хуже? Неужели Рид сумел так осквернить его душу, что он готов теперь стать ему сообщником? Или он уже стал им, когда капитан раскрывал ему свои тайны?
- Я не могу вам помочь, - выговорил он с тяжелым сердцем.
Уильям обхватил лицо, ужасаясь догадке: он действительно не сможет ничего рассказать испанцам, а может быть, даже своим соотечественникам. Потому что дело не в том, кем для него стал Рид - врагом или уже нет, а в нем самом: он не может идти против своей природы, став предателем. Чёртов Рид! Он предвидел его душевные муки, делясь своими секретами, он знал, что Уильям, вернувшись на Ямайку, не сможет навредить ему, и не скрывался, про себя смеясь над его простотой!
Эта мысль наполнила его злобой. На себя, за невероятную глупость, на Рида, за его коварство, но инквизитор стукнул кулаком по столу, повторяя слова, которые Уильям прослушал, занятый своими мыслями:
- Учитывая новые обстоятельства, вы будете подвергнуты пыткам, пока не будут получены истинные показания. Если во время пыток вы, Уильям Кроуфорд, скончаетесь или лишитесь частей своего тела, повинны будете вы сами, ибо отказывались говорить правду.
Он вышел следом за палачом, подгоняемый сзади помощником-негром, за тяжелую дверь, которая его страшила с первого допроса. Сердце сковал ужас, но вместе с ним пришла отчаянная уверенность, и она придавала сил.
- Вам предстоит тяжелое испытание, - снова монотонно зачитывал нотариус стандартное предупреждение, - которого вы можете избежать, открыв правду. Вы согласны говорить?
Уильям подумал, скольких людей эта фраза спасла от страданий, и спасла ли? Он сморгнул странное видение - с потолка свисала огромная капля, а внутри ее плавал младенец с лицом старика.
- Мне нечего сказать. Я не состою в сектах и не совершал преступлений против своей веры. И я не знаю ничего о делах Джонатана Рида, кроме того, что известно всем.
Уильяму приказали снять грубо сшитую рубаху из небелёного полотна, единственное, что прикрывало срам, и снова предупредили о пытках. Уже перед дыбой его снова охватило оцепенение, все казалось ненастоящим, и палачам пришлось силой заставить его улечься на ложе, чтобы привязать руки и ступни ног к рычагам. Словно сквозь вату донесли слова очередного предупреждения. Страх ледяными кристаллами пронизывал вены, сердце забилось в груди, а на висках, несмотря на царивший в каменном подвале холод, выступил пот. Он повторил, что ничего не знает, снова и снова, хотя понимал, что это бесполезно и не поможет... Палач повернул рычаг, натянутые верёвки впились в кожу, а все тело пронзила боль. Она проходила раскаленной струной по всем членам, внутри костей и мышц, и пульсировала огнем, сжигающим все мысли и ощущения.
Инквизитор нависал тенью над столом и снова спрашивал, его больше не интересовали вопросы веры, он приказывал отвечать про Рида, когда Уильям впервые попал на его корабль и где находился. Уильям с трудом мог отвечать, боль прорывалась сквозь сжатые зубы, но он помнил захват "Королевского сокола" так, словно это произошло вчера. Надеясь только на отсрочку новой волны боли, он ответил правду, или точнее, почти правду, сказав, что его освободили за выкуп у Порт-Рояла, как и других офицеров. Второй раз он попал на борт "Лорели" во время своего отпуска, но вместо того, чтобы снова получить за него выкуп, его выпороли розгами и держали в камбузе. Но потом капитан почему-то передумал и дал ему сбежать.
В горле пересохло, а пот струился по вискам и груди от напряжения.
- Возможно... это казалось ему... забавным, - проговорил Уильям, с трудов выговаривая слова.
- Вам тоже кажется забавной эта жалкая ложь? - Спросил инквизитор прежде, чем дать знак палачу.
Уильям видел его лицо прямо над собой, смуглое лицо в обрамлении иссиня-черных волос под шапочкой ординария, на сухой коже которого острый резак времени расчертил жесткие линии морщин и тонких складок. И вдруг его смазало тяжелой тенью, над ним склонилось рогатое чудовище с клыками до подбородка. Свод потолка упал и стал давить на грудь, а горячей, чистой болью затопило сознание.
Уильям очнулся от прохладных брызг на лице. Он бессознательно пытался поймать влагу губами, чтобы смягчить высушенное горло, потом открыл глаза, с ужасом всматриваясь в лицо черного помощника палача. На мгновение вместо носа ему почудился свиной пятак с золотым кольцом меж ноздрей.
Стоявший за ним лекарь сообщил нотариусу, что обвиняемый очнулся и готов к дознанию. Уильям хотел было прикоснуться к лицу, но не чувствовал рук. Потом над ним снова появилось жесткое, будто отпечатанное на гравюре лицо инквизитора, и отголоски пережитой боли прошли по онемевшему телу.
Он вздрогнул, когда что-то прохладное коснулось его груди, но не смог приподнять голову. Наверно, это змея приползла из гнезда, - решил он. Если не шевелиться, то она уползет обратно в темный угол! Но змея гладила его по груди, и Уильям замер, когда понял, что это ладонь инквизитора лежит прямо над его сердцем.
- Вы можете сейчас же прекратить свои страдания, - сказал тот, держа его цепким взглядом. - Всего несколько слов спасут вас от пыток и боли.
Уильям прикрыл глаза, чтобы сбежать от этого голоса, он сглотнул сухой ком, раздиравший горло. Еще до того, как инквизитор приказал повернуть рычаг, он почувствовал, как дрогнула ладонь на его груди, и ее странная тяжесть внушала куда больше ужаса, чем врезающиеся в запястья веревки, растягивающие плоть.
- Не молчи! - Сказал инквизитор, склоняясь прямо к его лицу. - Тебе станет легче, если будешь кричать. Давай же!
Он сильнее сжал зубы, надеясь выдержать охватившее его безумие. Ему казалось, что каждый член, сустав и частица кожи растянута и вот-вот лопнет, но это не страшно, если еще крепче зажмуриться и сцепить челюсть. Но боль прорывалась наружу, стекала шипящей лавой из глаз и горела в горле. У него охрип голос, когда рычаг вернули на место и растянутые суставы сдвигались обратно.
- Отчего ты готов терпеть это? - Вкрадчиво говорил тихий голос прямо на ухо, сквозь остывающее безумие боли. - Что тебя с ним связывает? Ты познал с ним содомскую страсть, Уильям? Ты познал страсть с Джонатаном Ридом?
Уильям зажмурился, он пробовал ответить, но язык не слушался. Инквизитор провел ладонью по его щеке, размазывая влагу, спустился по шее, гладил судорожно вздымающуюся грудь. Его жесткие пальцы прошлись по соскам и спустились к ребрам, надавливая на живот.
- Нет, нет... - Шепотом кричал Уильям, мотая головой. - Нет! Этого не было...
- Но ты хотел? Признай это, Уильям.
Он очертил пупок пальцами и вдруг накрыл ладонью член. Потом сжал руку в кулак, отпустил, провел по коже дальше, собирая влагу на бедрах. И стиснул член снова.
От этих ощущений в солнечном сплетении разрастался горячий ком ужаса. Боль отпускала истерзанное тело, и на ее место неуправляемой волной хлынуло противоестественное блаженство. Уильям забился от новой невыносимой пытки, не в силах победить предающую его кровь, которая закипала от движения жестких пальцев.
Тысячи змеи обвивали его тело, держали руки и ступни, и паразитами пытались пробраться внутрь его души.
- Скажи это! Ты хотел! Ты жаждал его, жаждал греховных объятий Рида... Его прикосновений... Таких, как эти.
Насколько сильным было страдание до этого, настолько же острым был жар теперь. Уильям сгорал от стыда, чувствуя, как удовольствие туманит разум, и рвет в клочья все его преграды. Он пережил страх, ужас, разбитые надежды, отчаяние и страдания, которых не знал за всю жизнь, но самым ужасным оказалась мерзкая отвратительная ласка, которой подчинялось все его естество.
- Да! Прошу, хватит! Да, это правда... Я виновен! Виновен в этом! Вместе с признанием штормовая волна огня, терзавшая тело, вдруг выплеснула его ввысь. Он выдохнул с невероятной легкостью, словно птица, расправившая крылья в полете, но через мгновение иллюзия развеялась. А вместе с угасающими всполохами удовольствия пришло опустошение.
Инквизитор выпрямился и отошел и, больше не оборачиваясь, отдавал приказания. Уильям не слышал слов из-за шума в ушах. Он едва почувствовал, когда онемевшие руки обрели свободу, а его потянули вверх. Он сел на пыточном ложе, неловко пробуя закрыть посиневшей ладонью горящее лицо. Плечо отозвалась острой болью, и не двигалось. Помощник палача взял его беспомощную руку, пощупав в локте, а потом резко дернул на себя. От боли Уильяма стало рвать желчью, поднявшийся к горлу сок разъедал горло, жажда была невыносимой. Тот же чернокожий тюремщик помог ему добраться до каменного узилища, бросив сверху его тюремную рубашку. Уильям с трудом надел ее только спустя долгое время, когда очнулся от холода и ноющей боли. Соседняя клетка была пуста и убрана, словно там никогда никого и не было. Он заметил это, когда тюремщик принес ему миску с ржаной лепешкой. Он снова остался в полной непроглядной черноте один, если не считать снующих за редкими крошками крыс. Змеи сидели тихо в своих углах, довольные.
Отчаяние, неумолимо накатывающее после пробуждение, не успело захватить его душу, когда тюрьма снова осветилась светом факелов. На этот раз вместе с тюремщиком к нему спустился инквизитор. Уильяму было приказано встать на колени, а инквизитор смотрел на него сверху вниз полным отвращения взглядом, но было уже все равно. Вряд ли он сможет унизить его еще больше. Или даже напугать смертью, напротив, она стала бы избавлением от позора.
Сопровождавший тюремщика негр поставил на пол большой кувшин с водой и сверток одежды. В неверном свете факелов грубая ткань показалась желтой, но эта деталь прошла мимо сознания.
- Суд, который состоялся сегодня утром, учел, что во время следствия вы не проявили ни раскаяния, ни... податливости, - губы инквизитора едва замено дернулись, - поэтому вас передадут светским властям для свершения физического наказания. Но по просьбе трибунала о снисхождении, дабы дать возможность вам возродиться во время страшного суда, тело ваше не будет расчленено надвое пилой, как того заслуживают погрязшие в содомском грехе, но будет предано сожжению на костре.
Уильям то ли с небывалой смелостью, то ли просто с отчаянием, он сам бы не мог определить свои чувства - посмотрел в ответ. Его вдруг рассмешило "снисхождение" трибунала.
- А вы хорошо отмыли с рук мой грех, господин инквизитор?
Тот посмотрел в ответ без прежнего презрения, на жестком высушенном лице мелькнула усмешка. Сложив ладони одна в другую, он добавил другим тоном:
- Еще не поздно, Кроуфорд. Вы еще можете спастись. Вы можете помочь властям поймать разбойника, сделать благое дело для всего Нового света, не только для Испанских Индий.
Уильям знал, что инквизитор прав, даже если обещанное помилование окажется ложью. Это был его долг, в конце концов, сдать опасного преступника, но дело было вовсе не в Риде... И тем более не в тех грехах, которые открылись в нем под пыткой.
Стоит ли спасать сейчас свою жизнь, чтобы до конца дней помнить о своем предательстве? Он ведь пошел с Ридом добровольно, они не были врагами в тот вечер, пусть всего лишь один вечер... и ночь, но предать одну эту ночь - значит бросить душу в огонь навечно. Что бы ни говорил о его душе этот ревностный католик!
- Неужели вы готовы пожертвовать своей жизнью так бездарно?
- Я оценил проявленное трибуналом милосердие, - Уильям начал говорить медленно, но едва не выплюнул последнее слово. - Но не стоит утруждать себя увещеваниями... К черту! Вы приговорили меня к костру - так сожгите, наконец!
- Да будет так!
Взмахнув полой сутаны, инквизитор ушел.
Следующим утром под присмотром тюремщика, Уильям умылся, о чем мечтал столько дней. Руки все еще слушались плохо, а суставы в плечах от каждого движения отзывались болью, так что он растягивал удовольствие, как мог. После ему дали позавтракать вином и хлебом, намазанной медом. Вино кислило, но с непривычки и после нескольких недель на скудном рационе из ржаных лепешек ударило в голову.
В конце концов Уильям переоделся в принесенную рубаху желтого цвета с нашитым поверх груди и спины огромными крестами красной материи. Рубашка-санбенито доходила ему до колен и была настолько уродлива и нелепа, что Уильям в очередной раз подивился изобретательности испанцев в унижении человеческого достоинства. Он много слышал о судебных делах, но не видел и не представлял себе всех подробностей. От вина или тревожного ожидания, которое вот-вот должно было разрешиться, Уильям не чувствовал страха. Но когда его повели наверх из подземелья, то каждая ступень заставляла сердце сжиматься все сильнее. В темной зале с небольшим окном, закрытом ставнями, уже перед самым выходом его подвергли очередному унижению. Снова поставив его на колени, палач одним движением срезал волосы. И в этот момент Уильям в полной мере ощутил острое отчаяние. С колпаком на голове и потухшей свечой в ладони, с петлей на шее и в одеянии сумасшедшего, так глупо и унизительно, в далекой забытой Богом испанской колонии, его судьба свершиться по воле жалких лицемеров. Из-за одной несправедливой случайности он больше не увидит родных, не выйдет в море, не отдаст честь адмиралу! Слишком высокая цена на глупость и самонадеянность, с которыми он ринулся воевать с пиратами...
Его толкнули в спину, направляя к выходу. За тяжелой дверью слышался гомон, должно быть все немногочисленное население этого поселка собралось смотреть аутодафе. Уильям сделал несколько последних шагов, надеясь, хотя бы с честью пройти свой последний путь, когда дверь открыли, и после долгих дней в темноте, яркое солнце ударило в глаза, ослепляя его на несколько мгновений. От порыва свежего горячего воздуха отчаяние снова уступило место надежде. Если только удастся сбежать, рвануть из последних в заросли, затеряться в лесах и спастись!..
Он прикрыл лоб рукой от слишком яркого света, и вздохнул полной грудью, прежде, чем сделать шаг до того, как страж решит подбодрить его кнутом. И вдруг людской гомон затих, словно вдобавок к зрению солнце и ветер лишило его слуха. Уильям слышал только бешено стучащее сердце в груди.
- Разрази меня гром! Сынок, да тебя не узнать! Что эти испанские собаки с тобой сделали?

Уильям в полном ошеломлении уставился на бородатого здоровяка с "Лорели", потом перевел взгляд на остальных, узнавая в них моряков Рида. Квартирмейстер, кок-китаец, канониры и громила Луиджи, они показались вдруг такими знакомыми и родными. Даже жуткую рожу слюнявого Берти было приятно видеть после общения с испанцами! Перед его тюрьмой столпились несколько сотен разбойников, и Уильям еще никогда в жизни не испытывал такого облегчения от встречи с кем бы то ни было.
- Откуда вы здесь? - Спросил он, сразу избавляясь от веревки на шее и колпака. - Каким чудесным провидением вы попали в этот забытый богом город?
- Какой еще к чертям город? - Удивился моряк. - На эти острова даже индейцы не суются.
Уильям обернулся на тюрьму, на мгновение решив, что сходит с ума. Строение по-прежнему было на месте, но снаружи вовсе не походило на дворец инквизиции. Построенный из сырца и грубо обработанных досок под скалой, дом казался скорее небольшой крепостью, спрятанной в листве высоких деревьев.
Моряк расхохотался и с силой хлопнул Уильяма по плечу:
- А ведь Джо в тебе не ошибся! Ха!
Не то от тяжести его руки, не то от внезапной догадки, Уильям споткнулся и едва устоял на ногах.
- Помочь? - Сверкнул золотым зубом Луи.
Уильям уставился на него, словно увидев впервые. Он оглянулся на остальных, моряки спускались с холма к гавани, некоторые хором напевали непристойные портовые стихи, другие прикладывались к бутыли, но его радость и облегчение от неожиданного спасения отравляло страшное предчувствие.
Сейчас, при свете дня Уильям смог рассмотреть берег: утесы закрывали небольшой залив с трех сторон, но что это за место, он не мог определить. Лорель стояла на якоре с опущенными парусами ярким пятном в бирюзовой воде. Других кораблей не было, ни голландского шлюпа, ни корабля Коста-гарды. Уильям еще раз оглянулся на залитый солнцем склон. "Тюрьма" была хорошо спрятана и совсем не заметна с берега.
Он остановился прямо перед шлюпкой. Кристально чистая вода ласкала ступни и холодила кожу на щиколотках, где все еще виднелись багровые следы. У него почти не осталось сомнений, но открытие казалось настолько кошмарным, что не могло быть правдой. Представление, разыгранное для него одного, месяц боли и отчаяния - это было бы слишком жестоким даже для самого отчаянного преступника... Уильям не мог так ошибаться при всей своей наивности и излишней доверчивости, которыми его когда-то корил Джо Рид.
Но если это действительно так... Уильям вдруг расхохотался. Нервное напряжение вкупе с истощением от голода и пыток смешалось с отчаянием, и он не мог остановиться, смеясь все громче.
Рид стоял на квартердеке у штурвала с непроницаемым выражением на лице, разве что темный, наполовину мертвый взгляд неизменно вызывал смешанные чувства. Но Уильяма это уже не пугало, как раньше. Его даже не смущала разница их вида, напротив, рядом с привычным нарядом капитана, как всегда впечатляющим роскошью тканей и фасона, санбенито Уильяма, которое он нарочно не стал снимать в шлюпке, выглядело особенно жалким.
- Так теперь я достоин стать частью команды Стального кулака? - Бросил он, поднявшись к капитану. - Или, как вы говорили... Нужно знать заранее, что сломит человека, чтобы быть готовым?
Рид, не сводя с него глаз, дал знак поднимать якорь, но ничего не ответил. Уильям усмехнулся:
- Вы уже готовы к подвоху, или моя твердость... духа вас все-таки разочаровала?
Словно перейдя в мыслях какую-то черту, он вдруг перестал смеяться, и лицо его мгновенно изменилось, а глаза заблестели от влаги. Он сжал кулаки, но Рид сделал шаг навстречу.
- Это не было испытанием члена экипажа, и я не искал предела твоей воли, - сказал он спокойно. - Иначе я бы до него дошел.
На этот раз Уильям замахнулся прежде, чем успел подумать. Но ноющее плечо и невероятная усталость подвели - Рид поймал запястье в стальной капкан.
- Я не привык полагаться на слово. Но в твоем случае у меня не было даже него. Возможно, не будь твоей отъезд столь поспешным...
Теперь Рид усмехнулся. Уильям с трудом освободил руку и отступил на полшага.
- Мой отъезд? Так ты пытал меня... из мести?
Видимо, на его лице отразился такой неподдельный ужас с отвращением, что Рид на этот раз не остался равнодушным.
- Нет! Дело не в этом. Но я видел лишь одно объяснение побегу - предательство. И должен был знать наверняка.
Уильям не нашелся что ответить. Он убрал пятерней волосы с влажного лба, которые постоянно падали на лицо, а непривычно короткие пряди щекотали шею. Он слишком устал, был ошеломлен и разочарован, силы все же иссякли и вместо злости теперь он чувствовал только тяжелую горечь. Он облокотился на планшир, глядя на бескрайнюю сияющую гладь.
- Я не жалею об этом, Уильям. Ты ведь и сам не подозревал, на что готов пойти, защищая свои убеждения. Это ли не свобода - знать, что страх никогда не станет преградой! Месяц заточения в обмен на безграничную власть над собой и свободу?
Уильям снова расхохотался, теперь уже от бессилия.
- Так вы ждете благодарности? Я предпочел бы остаться в счастливом неведении ваших планов. Лучше уж было сгнить в испанской тюрьме, чем получить свободу в пределах вашего фрегата... И чем жить в долг вашей милости.
Он отвернулся, не желая больше продолжать разговор, который себя исчерпал и пошел к лестнице. Раз уж суждено снова оказаться пленником "Лорели", развлекать капитана он не собирается.
Едва утолив голод, он провалился муторный сон в общей каюте. Гамак укачивал его, словно ласковые воды в чреве матери, но вдруг Уильям ощутил себя в большой тягучей капле, свисающей с неба. Он поднял к лицу младенческие ручки, белые как мел, и испуганно вскочил, вывалившись из гамака на пол. Первые минуты он пытался рассмотреть, куда попал, удивляясь, где тюремщик, разбудивший его. Но корабль качнуло, пол ушел из под ног, и, цепляясь за столбы, Уильям пошел к лестнице на палубу.
За бортом раздавался плеск и тихое журчание, словно мягкие тела змей терлись друг о друга, неся корабль куда-то к краю света.
Уильям, шатаясь, подошел к гака-борту, и низко склонился, пытаясь разглядеть чудищ, едва не упав в поду.
- Эй, неужто искупаться захотелось? - Крикнул ему один из вахтенных.
- Тише ты, - шикнул на него другой. - Давай поглядим. Он пьян? Тогда купанье пойдет на пользу! - Они загоготали.
- Нет уж, - все-таки одумался первый. - Утонет еще, а нам отвечать.
Он спрыгнул с бака и подошел к Уильяму, замершему над темной глубокой водой, плескавшейся далеко внизу. Но не успел позвать его, как Уильям обернулся, и матрос в ужасе попятился, едва не перекрестившись.
- Ты чего парень! Какого дьявола ты так на меня смотришь?!
Уильям скалился, и обычно приятное его лицо странно перекосило, словно на нем проступала маска то мучения и боли, то жестокости и страстей.
- Корабль глупцов! Паломники, что ищут разум, но идут по дороге в ад! - Воскликнул Уильям и одним прыжком взобрался на планшир.
Второй вахтенный спустился к первому и свистнул специальным образом, призывая остальных.
Уильям пробежал по узкой скользкой доске, чудом не слетев в воду, и спрыгнул на палубу. Не останавливаясь, он обежал вокруг мачты.
- Лови его! У парня горячка, еще подпалит чего или пальнет! Лови!
Уильям состроил рожу еще более жуткую и стал карабкаться на грот-мачту, цепляясь за обмотанные вокруг столба канаты. И откуда только взялись силы - после плена с ржаными лепешками на воде он заметно похудел.
- Сие есть древо познания! - Воскликнул он, проворно забравшись на десяток футов. - И я - есть филин на его ветвях, внемлите же моей мудрости, убогие!
На поднявшийся шум снизу поднялись еще десяток недовольных пробуждением матросов.
- Филин, как же! Снимите уже этого чёртового петушка, до рассвета еще рановато!
- Но-но, не оскорбляй петухов, тем более один на Лорели уже есть, - оскорбленно заметил Берти. - Сынок, какого дьявола ты вытворяешь?
- Безумцы, изгнанники, мне открылись тайны вашего пути...
- Что происходит?
Матросы расступились, пропуская капитана. Монах, перекрестившись, указал на Уильяма:
- Дьявол захватил его душу.
- Да это просто горячка!
- С чего бы? Он не пил ни вина, ни рома!
- Бедолага!..
Луи, встав на бочонок, схватил Уильяма за лодыжку. Но раненые пытками плечи подвели, хоть Уильям и не чувствовал боли. Он сполз вниз сам, неловко упав под ноги китайцу. Его вдруг забила судорога, лицо побелело, и на нем снова проступила жуткая гримаса.
- Мельница... - сквозь зубы процедил он. - размелет ваши грешные души и развеет над морем...
Суеверные матросы стали неловко креститься, даже Рид отступил на полшага, когда Уильям указал на него пальцем. - Ты! Ты вращаешь ее колесо!
- Это не горячка, - в наступившей тишине спокойно сказал китаец. - Смотрите, господин, это святой Антоний уже опалил огнем его ладони.
- Насколько это серьезно? - спросил Рид с непонятным выражением глядя на муки Уильяма.
- Не знаю... Это не заразно, только...
- Что?
- Если болезнь одержит верх, может кончиться плохо. Сейчас он видит призрачные видения. Я могу сделать лекарство от судорог, оно вернет цвет коже и уберет с лица корчи, но видения станут еще ярче. От них можно сойти с ума. Или можно подождать. Если руки и уши посинеют еще больше, боюсь, их придется ампутировать. Возможно, и ноги тоже, или иные члены...
- Вари свое лекарство, - грубо перебил Рид. - Да поживее!
Кошмары, мучавшие Уильяма, стали угасать только к обеду следующего дня. Он очнулся в просторной каюте на застеленной роскошной шкурой скамье, и не сразу узнал каюту капитана. От прежней роскоши ничего не осталось: ни дорогих ковров, ни резной мебели и золоченых подсвечников. Уильям с ужасом всматривался в темные углы, окно было занавешено, и ему то и дело казалось, что в тенях копошатся мелкие прислужники преисподней. А редкие блики солнца - это язычки прорывающегося пламени, которое сожжет его душу дотла.
Он осушил кружку с водой, вдруг уставившись на свои руки. На слишком белой коже проступала сетка вен, и мутным видением промелькнули вчерашние ужасы. Он чувствовал, будто это было истинное знамение, но смысл стерся, и его охватила тревога. Он вспомнил водяную мельницу, под жерлами которой лежали тела матросов Лорели, и Джо Рида в обличье мельника. Но что это значит?
Китаец принес кувшин с новой порцией снадобья. Уильям выпил кружку, наблюдая, как тени в углах становятся ярче и набираются жизни. Одна из них вытянулась на середину комнаты, обрастая плотью, и получила плотное и круглое туловище змеи. Уильям хотел взять катлас или хотя бы кинжал, но оружия у него не было, а руки сковала судорогой. Змея подползла ближе, глядя на него единственным глазом, черным и блестящим, словно редкая жемчужина, вставленная в пустой глазнице. Она замерла перед ним, вытянув шею, а затем, гипнотизируя взглядом, опустила голову на ноги, обвила колено, потом второе, принуждая раздвинуть их. Уильям задышал тяжело, покрываясь потом от страха и темного поднимающегося жара.
Дверь вдруг распахнулась, впуская ослепительное солнце, от которого болью взорвались глаза. Высокая темная фигура подошла ближе, и Уильям с трудом узнал Рида.
- Убери ее! - Отрывисто прошептал он, указывая дрожащим пальцем себе в пах. - Убери! Змею!
Рид поднял его голову за подбородок, заглядывая в странные расширенные зрачки.
- Здесь ничего нет, - сказал он. - Это тяжелые сны, от болезни и отравы, которой тебя поит Ли. Скоро все пройдет!
- Но вот же она, я чувствую ее гладкую прохладную шкуру, прямо здесь!
Уильям говорил хриплым шепотом, по вискам стекала влага. Он схватил Рида за руку, вцепившись в нее изо всех сил, потом опустил ладонь в пах, накрывая болезненно напряженный член под тонким шерстяным полотном.
- Ли предупредил, что мандрагора вызывает излишнюю чувственность. Это тоже пройдет.
- Она хочет поглотить меня. Ворваться внутрь и сожрать, - он зажмурился, прижимая ладонь Рида сильнее. - Убей ее, задуши!
Рид резко отнял руку, сжимая кулак, словно собираясь ударить. Но неистовая мольба во взгляде Уильяма была невыносима, и с ненавистью к себе, он дернул завязки на панталонах, и сжал член, жестко проводя кулаком.
Он вышел, когда Уильям провалился в тяжелый сон, громко хлопнув дверью, решив больше не возвращаться.
Уильям вышел сам через три дня, уже не щурясь на солнце. Он убрал шторы, когда свет перестал причинять боль глазам, но мутный туман в голове рассеивался долго, и он, наконец, понял, что кошмары, мучавшие его - были плодом больного воображения. Он даже вспомнил, когда тихие тени начали разговаривать с ним впервые, - в подвале испанцев. Значит, и корень его недуга оттуда же, а ужас не кончился, а все еще преследует его по воле Рида! Не слишком ли жестокая цена, за что бы то ни было?
Он увидел капитана у фонаря на полубаке. Тот смотрел в подзорную трубу, стальной ладонью давая знаки чернокожему Луи. Луи то и дело поднимал крышку мудреного механизма перед фонарем, который усиливал его свет, направляя в сторону.
Какое-то время Уильям следил за ними, пытаясь разгадать смысл таинственного действия. Но разум все еще оставался в трясине, и внятных мыслей не появилось. Окончательно морок выветрился еще спустя несколько дней, и Уильям почувствовал, как силы возвращаются, а с ними уверенность и надежды. Воспоминания больше не пугали его, напротив, они вызывали злость. Он ждал случая, когда Рид ответит за все свои деяния, и знал, что рано или поздно удача отвернется от капитана, а он будет рядом!
Уильям не гнушался работой простого матроса на корабле, ему было в удовольствие снова чувствовать себя живым и здоровым, когда ни тело ни разум не предает. Напротив, он чувствовал в себе прежний огонь, который стал только ярче.
Но все же одним ранним утром Уильяму пришлось пережить новое потрясение. Разбудивший его мальчишка принес с собой кувшин и принадлежности для бритья, новый костюм и вполне сносный парик с пышными пепельными локонами. Уильям в изумлении уставился на одежду, не зная, принять ли внезапную щедрость за издевательство Рида, или, напротив, хорошим знаком. Ему давно не доводилось беседовать с Ридом, Уильям не стремился к этому, хотя и не избегал его общества, выполняя любую работу.
- Это вот вам, господин офицер, - кивнул паренек. - А то негоже в таком-то виде в Порт-Роял.
- Порт-Роял? Очередная шутка капитана?
Обращение и звание кольнули особенно остро.
- Знать не знаю ни про какие шутки, - насупился мальчик. - А вечером Лорель прибудет на Ямайку, по делам капитана.
В этот момент Берти прокукарекал пять раз, и Уильям проглотил слова о том, что кроме виселицы, у "Стального кулака" на Ямайке дел быть не может.
Проснувшись уже окончательно, он вскочил и вышел вслед за "мартышкой". За столом на пушечной палубе завтракали канониры и два боцмана. Они хмуро подтвердили слова мальчишки, но обсуждать безумное решение капитана не хотели. И Уильям весь день провел в нервном напряжении. Он неловко порезался, пока пытался побриться, и плюнул на это дело. Но сердобольной Берти поцокал языком, когда Уильям поднялся на шканцы, и предложил свою помощь в брадобрействе. Он не стал отказываться, в надежде услышать о планах Рида.
- На что он надеется? - Спросил Уильям, откидывая голову на планшир. - Вы же все понимаете, что пощады не будет!
- Да уж, - облизнулся Берти, - Мэдифорд давно ждал случая...
- Или Рид надеется захватить Порт-Роял врасплох?
- И ограбить с одной только Лорелью? Нет, не выйдет. Лорель хороша в море, скоростью и маневрами, но против порта идти бесполезно.
- Но Берти, - Уильям отодвинулся, заглядывая уроду в глаза, - ты же понимаешь, что это самоубийство?
- Я верю капитану, - Берти пожал плечами, и, высунув язык, снова поднес лезвие к щеке Уильяма. - Хотя вот с вашим появлением, и правда, много неприятностей свалилось... Но Джо Рид и не из таких передряг всех вытаскивал, так что и думать не о чем!
- Хотите сказать, раньше жизнь была спокойней? - Уильям усмехнулся.
Солнце поднималось к зениту и паруса светились так ярко, что Уильям прикрыл глаза.
- Да я не об этом, раньше-то капитан не был таким суеверным! А тут еще...
Берти запнулся, но через пару секунд лезвие снова прошлось вдоль скулы, снимая пену. Уильям, вдруг почувствовал неладное, хотел было вскочить, но его удержали.
- Осторожнее, - Рид прижал бритву под кадыком, - кожа на шее слишком нежна для резких движений.
Уильям откинул голову обратно, пересиливая себя.
- Вы получили приказ о своем помиловании? - Поинтересовался он равнодушно. - Не то, чтобы меня это беспокоило, но будет весьма неприятно оказаться на Лорели во время обстрела. Порт-Роял надежно защищен, и ваш фрегат...
- Не стоит переживать, войны не будет.
- Но позвольте, - Уильям задержал Рида за предплечье, чтобы договорить, а не плеваться пеной. - Вы в своем уме?
- Раньше ты предпочитал не знать о моих планах, а сегодня терзаешь вопросами. Я изменил свои планы. Меня впечатлило... - он неопределённо обвел стальной рукой, - твое предчувствие. Я решил прислушаться к знакам судьбы и делать то, что будет угодно провидению. К тому же, не буду спорить, я чувствую себя обязанным... Я был несправедлив, и не стыжусь признаться в этом. И держать ответ, если так будет угодно.
- Довольно! - Уильям вскочил, смахивая остатки пены ладонью. - Ваши насмешки переходят все границы! Куда вы направляетесь на самом деле?
Если бы Уильям не провел с капитаном столько времени, чтобы достаточно его понять, он бы решил, что на лице Рида отразилась искреннее раскаяние. Но, наверняка, это было неправдой.
- Сегодня же вечером ты увидишь Голубые горы на горизонте, - сказал Рид.

~~~~~~
Оглушительный барабанный бой заставил Уильяма выпрямиться. Джулия от неожиданности схватила его за предплечье, взволнованно глядя на закрытую тяжелую дверь, откуда вот-вот должны были вывести осужденных. Но быстро опустила руки, перебирая бархатный мешочек с жутким трофеем. Дверь распахнули, и вперед вышли двенадцать солдат, а за ними стали появляться пираты. Судья зачитывал приговоры каждому, и Джулия не могла сдержать возмущения современному гуманизму. Подумать только, англичане казнят отпетых преступников и убийц точно так же, как простых воришек, и какая жалость - сетовала она, - что в других странах просвещенной Европы Рида и его команду перед повешеньем четвертовали бы, или выжгли глаза раскаленными прутьями и выпустили внутренности!
Уильям отрешенно слушал ее, не узнавая кузину. Неужели она всегда была столь жестока и кровожадна?
Дамы в толпе перед помостом охали от ухмылок бесстрашных разбойников, то и дело пряча лица ладонями или веерами, кто-то даже упал в обморок от ужаса. Уильям и сам побледнел, когда представил, что придется смотреть на казнь совсем скоро, а сердце мучительно сжалось.
Расслабленной походкой на помост взошел капитан Рид. Он был без камзола и жилета, нарядная белоснежная сорочка с кружевным воротником сияла под солнцем до рези в глазах.
Его легендарную руку, снятую при захвате в плен, выставили ранее, надев на копье перед помостом. Лоб и левый глаз закрывала черная повязка. Барабанный грохот сменился дробью и затих. Наступившая тишина давила предчувствием неминуемого, казалось, каждый зритель переживал жуткий момент с одинаковым трепетом. И вдруг тишину взорвал пушечный выстрел, оглушая толпу. Приговор для пиратского адмирала остался не оглашенным, но заминка никак не отобразилась на его спокойствии.
Уильям сжал перила побелевшими пальцами, пытаясь рассмотреть пристань. Несколько пушек дали ответный приветственный залп, и тогда все обратились в сторону моря. С запада, видимые пока только на горизонте, прибывали три военных корабля, на мачтах развевались вымпелы с крестом Святого Георга и флаги Британской империи.
- Кто это? Ах, как не вовремя! - Джулия топнула ногой с досады. - Уильям, ты видишь флаг? Чьи это корабли?
В подзорную трубу Уильям смотрел на шедший впереди линейный корабль в полном изумлении - он узнал флаг Адмирала Кроуфорда, но не мог поверить, что дядя действительно появился прямо сейчас.
- Это сэр Кроуфорд!
Губернатор уже отдавал приказания отложить казнь до прибытия старого адмирала. Событие было тем неожиданней, что никаких предупреждений получено не было. Но адмирала стали ждать с нетерпением, чтобы порадовать подарком, которым были обязаны его любимому племяннику.
Уильям посмотрел на эшафот. Окруженный солдатами с мушкетами наготове, Рид широким жестом поклонился зрителям и надел шляпу на голову.
Нервное напряжение, наконец, отпустило, и сердце вернулось в привычный ритм, получив отсрочку.
- Надеюсь, казнь состоится, как только отец сойдет на берег! Я не желаю больше ждать, пока бесчестные разбойники дышат с нами одним воздухом!
- Ох, моя дорогая, - жеманство и фамильярность младшего Мэдифорда покоробили Уильяма, и он отвернулся, - я вам это обещаю!

Линейный корабль в сопровождении двух фрегатов прибыл в порт к полудню. Сэр Кроуфорд с удивлением узнал, что появление оказалось неожиданным, ведь весть о намерении посетить западные колонии давно должна была дойти с отправленным ранее крейсерским судном. С еще большим удивлением он выслушал новости о подвигах своего племянника и о приключениях Джулии при захвате "Королевского сокола". Уильям с неудовольствием отметил, что кузина приукрасила зверства команды пиратов. Она даже просила дядю повлиять на приговор, ведь не каждый день казнят пирата, который держит в страхе западные Индии!
- Мертвое тело Джо Рида должно висеть на главной пристани! - Говорила она с горящими глазами. - И пусть Господь в качестве последней милости пошлет ему Ангела Похоти, дабы все дамы всласть могли налюбоваться на Стальной кулак во всей его красе!
Она расхохоталась, а сэр Кроуфорд побледнел, то ли от гнева, то ли от позора перед губернатором, но, к счастью, сэра Мэдифорда не было рядом, а его сын вульгарно рассмеялся, поддерживая невесту.
Уильям онемел от ужаса ее мыслей, с каждым разом Джулия шокировала все больше, но надеялся, что сэр Кроуфорд не станет менять приговор. Такого унижения не достоин никто!
- Мне нужно поговорить с тобой, Джулия, - помрачнев, сказал дядя. - Пожалуй, я не видел тебя слишком давно.
Джулия поклонилась Уильяму и Эндрю и легкой походкой пошла вслед за отцом. Уильям нахмурился, провожая их взглядом. Ему было так жаль дядю! Но если бы он знал, что видит Джулию последний раз, возможно, в его мыслях было бы больше тепла и для кузины.

Из-за суеты и построения для встречи казнь пришлось отложить даже на следующее утро, но горожане были рады снова собраться на другой день ради кровавого зрелища.
Уильям понял, что не выдержит еще одной ночи жуткого ожидания. Три дня он не видел Рида, примирившись с мыслью о неминуемом, хотя призрачная надежда изредка посещала его мрачные думы. Но сегодня одного взгляда на высокую статную фигуру легендарного пирата хватило, чтобы несправедливость стала невыносимой.
К чему эта безумная бравада перед казнью! Рид поверил в видения его воспаленного сознания? Ну нет, Уильям ни за что не поверит, что капитана напугала преисподняя, бояться ее было слишком поздно.
А если бы он хотел уйти красиво, он бы ушел с боем!
Даже дядя заметил его нервозность и посоветовал уйти спать пораньше, как сделала Джулия. Уильям решил, что кузина, наверняка, ранним сном желает скоротать ожидание до отложенной расправы. Но сам не смог заснуть до рассвета. И тогда только, пользуясь своим служебным положением, решился на последнее безумие. Он должен это сделать, во что бы то ни стало! Он должен убедить Рида, что жизнь не может и не должна заканчиваться так глупо и внезапно, или хотя бы выяснить, что подтолкнуло его к нелепому безумию.

Все камеры в тюрьме были заняты матросами, так что для "адмирала" выделили огромное помещение, служившее складом. Уильям был рад, что жандармы не разделяли желание его кузины как можно сильнее унизить Джо Рида перед смертью, напротив, они относились к нему с немыслимым почтением. Насколько вообще возможно относиться с почтением к пленнику. Но когда перед Уильямом открыли дверь, пуская в камеру, он был удивлен, обнаружив Рида сидящим в кресле в своей привычной позе, закинув ноги в ботфортах на стол, где оставались следы щедрой трапезы смертника.
- Вот видите, вы оказались правы, господин офицер. Помните, когда советовали мне беречь голову.
- А вы говорили, что сердце причиняет вам куда больше хлопот, чем голова!
- О, да! Но теперь оно снова предало меня.
Уильям покраснел с досады, не в силах понять, насколько искренен Рид в своих словах.
- Вот почему вы выбрали столь бесславный конец?
Рид откинул голову на спинку кресла, прикрывая глаза, вытягивая ноги на столешнице. Уильям не раз видел его таким, но сейчас впервые Рид казался не сжатой пружиной, готовый в любой момент вскочить и ринуться в бой, а утомленным человеком, который мечтает о покое.
- У всего бывает конец... Я не жалею о своей жизни. Да и о чем жалеть?
Пик юности моей - озноб тревог, Лишь муки блюдо - пир отрады,
Мой урожай - лишь нива сорняков, И благость - пустое чаянье награды.
Не видел солнца я, но день увял, Ещё живой, уже покойник я.
Мой сказ услышан, но не сказан, Мой плод опал, но зелена листва,
И юность прожита, но я не стар, Я видел мир, он не признал меня.
Нить срезана и всё ж не сплетена,
Ещё живой, уже... [3]
- Я вам не верю! - Грубо перебил Уильям, не дав договорить. - Ни одному слову! У вас наверняка есть какой-то план, еще более хитроумный и коварный, чем прежде, и сейчас вы просто превзошли себя в лицедействе.
- Тебя бы больше устроило, окажись я негодяем, играющим тайную игру, чем сдавшимся разбойником, готовым смертью искупить грехи? - Он посмотрел на Уильяма с интересом.
- Пожалуй, это пугало бы гораздо меньше. Ваше неожиданное смирение слишком непонятно. Вы либо сошли с ума, все-таки переусердствовав с лаунданумом, либо вводите всех в заблуждение, готовя новую подлость!
- Думай, как тебе угодно, Уильям. Ждать осталось не долго.
Уильям закрыл лицо руками беспомощным жестом. Он не мог принять единственную мысль, которая казалась правдой - что Рид сделал это ради него. Безумный жест широкой души - отдать жизнь, чтобы доказать свою искренность. Или Рид считал себя обязанным за пройденные по его воле испытания? Уильям готов был умереть, не выдавая его, пусть даже все было жестокой игрой, и теперь этот человек отдает свой долг? Напоследок обнажив свою душу, он согласен принять смерть?!
- Но черт побери! Вы же не можете уйти просто так!
Уильям мерял шагами небольшое пространство комнаты.
Рид рассмеялся над его суетой:
- В самом деле! Господин офицер, да вам не угодишь?
- Я не желал вам смерти! По крайней мере, не такой! Я не позволю вам сдаться.
Он остановился перед Ридом, полный решимости. Рид любовался им с грустной улыбкой, смиренно ожидая, во что выльется его завидное старание вывести его из себя. Тогда Уильям подошел ближе и склонился над креслом, в последний момент только остановившись, ловя потухший взгляд, а потом впился в губы Рида поцелуем.
Когда он медленно отстранился, на лице Рида не осталось ни тени его неестественной печальной улыбки. Он криво усмехнулся и тут же поднялся с кресла, делая шаг к Уильяму.
- Что за нелепая жертвенность? - Спросил он, наступая. - Вы решили вдохновить меня своей жалостью?
Обвинение распалило Уильяма, делая его решимость еще тверже.
- Ну уж нет, жалости вы не достойны. Но раз вы все равно настроены покончить жизнью столь необычным способом, и увидеть вас больше я не смогу ни в бою на море, ни за столом таверны...
Рид притянул его за шею, когда Уильям отступил еще на шаг.
-...и раз уж мой позор вы унесете с собой в ад, - продолжил он, моргая, потому что лицо Рида было слишком близко. - Почему бы этим не воспользоваться?

Его неожиданная смелость и безрассудство не могли остаться без ответа, Рид легко преодолел сопротивление грубым поцелуем, от которого туманился разум, и вскипала кровь.
Уильям отстранился, тяжело дыша. Он решительно избавлялся от камзола, но не успел снять рукава, локти застряли из-за неловкой спешки, и в следующее мгновение он стукнулся затылком о стену от нового объятия.
Рид провел рукой по его шее, и грубым движением разорвал сорочку на груди, убирая мешавшую ткань.

- И правда... - согласился он, наслаждаясь прикосновением к гладкой коже.
Он снова обжег Уильяма взглядом, жадным и предвкушающим, и стиснул в ладони его член поверх ткани панталон.
- А если дьявол решит подождать, Уильям, что ты сделаешь тогда?
Уильям глубоко вдохнул, переборов накатившую слабость, он все еще боролся с камзолом, выпутывая из рукавов прижатые к стене руки.

- Тогда мне придется самому...
Он запнулся, когда теплая ладонь добралась до голой кожи, и резко скинул чертов камзол. Ис удивившей его самого уверенностью стал снимать с крючков тесемки на брюках Рида. Коснулся твердого влажного члена неуверенными пальцами, словно боясь переступить последнюю черту. Но потом поднял глаза.
- Тогда я убью тебя сам!
Рид оскалился в ответ, с восторгом принимая сделку. Одним движением он подхватил Уильяма за талию и толкнул к столу. Ему вполне хватало только правой руки и губ, чтобы свести с ума прикосновениями, Уильям уткнулся лбом в сгиб локтя, сгорая от трепета, страшась того, что может быть дальше, и желая этого. Он мог бы остановиться, и в голове мелькнула пугающая мысль - если он не остановится сейчас же, он никогда не станет прежним! Но ее тут же затмила иная: если он остановится, он будет жалеть об этом всю жизнь.
Рид целовал его в шею, придавливая его к столешнице, и Уильям прикусил кожу на своей руке, когда горячая тяжесть его стала невыносимой.
- Вы так напряжены, - раздался шепот над ухом, а горячая ладонь протиснулась в пах, заставляя повиноваться своим движениям. - Не сопротивляйся мне, Уильям...
Головокружительной сладостью его тихого голоса, словно волшебным дымом, смыло последние бастионы из стыда и страха, Уильям выгнулся ему навстречу, принимая острую тугую боль, которую так жаждал. И Рид не стал больше сдерживаться, наполняя его болью снова и снова.
Уильям зажмурился, он не боялся боли, но не ожидал подобного, будто раскаленный стержень прожигал его вдоль позвоночника, отчего дыхание давалось с трудом, и все тело подчинялось движениям Рида.

Он даже не мог малодушно свалить вину за свою слабость и жажду превосходства Рида над собой на вино или лауданум; он был трезв и остро ощущал каждое движение и жест, укус и нежное прикосновение, которые покоряли его тело и разум все сильнее. Он не смог сопротивляться, даже если бы захотел, и от осознания этой мысли в венах взрывался порох и било разрядами молний. Без искажающей дымки сладких иллюзий, превращавшей соития в борделе в сказочное путешествие по стране грёз, все оказалось слишком простым и настоящим. Он голой грудью лежал на старом столе с несмываемыми пятнами, цепляясь пальцами за край, а жесткая ладонь в паху сжимала чего, направляя ритмом штормовых волн назад, раз за разом насаживая на раздирающую сталь.

Уильям сдался буре, капитулировал и безнадежно пал в свою пропасть, изливаясь.
Рид перевернул его на спину, поднял ноги вместе со спущенными к ботфортам штанами на свои плечи. Уильям отвернул голову, закрывая локтем влажное лицо, он уже потерял себя, но полет в пропасти продолжался, а он открывал все новые глубины падения. Уильям не знал, что способен на такое, и ни за что бы не поверил, что кто-либо познает его в этом свете. Но Джо Рид вскрыл самые потайные двери и теперь любовался им, наслаждаясь зрелищем влажной от пота груди под растерзанной сорочкой, открытой шеей с наливающимися пятнами поцелуев у кадыка, и беспомощным жестом, которым он пытался спрятать глаза, чтобы не видеть свое отражение в жадном взгляде распинающего его Рида.
Тот не дал ему встать, когда закончил, и даже не отстранился, продолжая удерживать его колени. Он неторопливо достал из кармана на камзоле кружевной платок с ярким пятном вышитой шелком алой розой, вытер ладонь, зажав его зубами, и собрал с живота и члена Уильяма его семя. Не в силах больше вынести ни одной секунды, Уильям все же отстранился, вставая со стола и безуспешно пытаясь привести одежду в порядок. Рид поднял ему голову, зарываясь в короткие пряди пальцами, и заставил все же посмотреть себе в глаза.
Уильям едва не отшатнулся от неожиданности - черной повязки на лице не было, это был прежний Джо Рид с жутким черным взглядом. В глубине жемчужины Уильям видел свое отражение: растерянный и ошалелый вид, истерзанные губы и румянец болезненного стыдного удовольствия.
- Надеюсь, ты сдержишь обещание.
За доли секунды Уильям успел проклясть себя, он бросил быстрый взгляд на стол, где должен был остаться брошенный в помутнении страсти катлас, но Рид сжал кулак в его волосах, болью удерживая на месте.
- Но не сегодня, Уильям.
Дверь сотряслась от ударов, где-то раздался петушиный крик, возвещая о рассвете.
- Птичка на месте, Джо! У нас больше нет времени!
- Я почти готов! - Бросил он в сторону двери, и уже тише сказал Уильяму: - Что ж, прощайте. Я рад, что вы зашли попрощаться, хоть ждал вас гораздо раньше... Прощайте, господин офицер! Впрочем, уверен, к следующей нашей встрече вас повысят.

~~~~~

Адмирал Кроуфорд молча смотрел в окно, когда Уильям вошел в кабинет. Прекрасный адмиральский корабль "Принц" с каждой минутой удалялся все дальше, а вместе с ними уходила давно терзавшая адмирала боль, и на ее место вставала бесконечная тревога и печаль.
- Уильям, сынок... - начал сэр Кроуфорд, но снова отвернулся к окну, пряча нахлынувшие чувства.
Уильям молча смотрел на темные кудри его парика, не решаясь глядеть в морскую даль за окном. Он чувствовал опустошение и глубокое разочарование в себе, но вместе с тем странную уверенность. Он точно знал, что не остановится, пока не исправит свои ошибки. Пока не выберется из пропасти, куда падал с таким нетерпением...
- Прости, Уильям, ты сделал так много! Тебе удалось совершить невозможное, то, что не удавалось никому! Я знаю, что ты до последнего боролся, чтобы остановить его... Столь коварный, продуманный до мелочей план! Похитить и мою дочь, и лучший корабль флота... Но ты не смог бы этого сделать не по своей вине. Побегу Джо Рида помог я, Уильям.
- О, сэр Эдвард! - Уильям покачал головой, не зная, как утешить старика.
Он только однажды видел его таким, поддавшимся слабости и чувствам, - после смерти миссис Кроуфорд.
- Это ведь я открыл Джулии свою тайну... - Продолжил он, будто разговаривал сам с собой. - Будь я проклят! Но видеть в ее добрых глазах столько ненависти было невыносимо! Она так похожа на Елену, но она так жаждала смерти Рида!..
- Я не понимаю, причем здесь Джулия. Стража была подкуплена заранее, порт наводнен людьми Рида, Мэдифорд был не готов к диверсии! Рид знал, что совершит побег, он просчитал все до единого дня и часа, ваше прибытие и свой плен! Черт возьми, он даже не дал разграбить свой корабль, выгрузив с него все ценности и милые сердцу предметы. Небывалая предусмотрительность! Джулия нужна была только как заложница, хотя он мог обойтись и без нее. Она слишком наивна и легко поддалась романтическим чарам пирата еще при первой встрече... Поэтому так истово его ненавидела и так легко бросилась обратно! Что бы вы ей не рассказали...
Адмирал поднял ладонь, отмахиваясь от лишних слов.
- У меня была любовница здесь, на Ямайке. - Начал он неожиданно. - Я обещал ей жениться, но был слишком самонадеян, чтобы знать цену своим словам. О, как же давно это было! - Он улыбнулся воспоминаниям, но вскоре лицо его снова помрачнело. - Мне говорили, что она ведьма. Конечно, это была чушь, она была честной смуглой красавицей, просто ей не посчастливилось остаться сиротой, отец был купцом и не вернулся однажды, захваченный пиратами или бурей... Потом я отравился на Кампече и больше ее не видел. Бедная Кэтрин! Она родила сына, но я не знал об этом. Она рассказывала ему об отце герое, который поможет, когда придет время, и он ждал, долго ждал нашей встречи, надеясь, что я признаю его и помогу устроиться. Мы встретились, как он и мечтал. Моя карьера в Вест-Индии подходила к концу, представь, какой позор я испытал, когда мне доложили о пробравшемся на корабль мальчишке, который назвался моим сыном! Я был в обществе генералов и губернатора, и тут появляется грязный оборванец, похожий на дикого волчонка! С таким отчаянным взглядом и острым языком, он посмел высмеять меня за сомнения в отцовстве. Возможно, все могло бы сложиться иначе... Я бы помог ему. Но тогда было не до церемоний. Я приказал увести мальчишку, и это оказалось не так-то просто, он был ловок и слишком проворен, кусался до крови и дрался с невероятным отчаянием, и, когда кто-то из команды все-таки поймал его, я не хотел о нем слышать. Кажется, они посадили его на цепь в трюме, чтобы высадить потом и передать жандармам, возможно, он и с моряками вел себя неподобающе. Или они сами дразнили его потехи ради, я не знаю. Он перерезал горло парню, который принес ему кусок хлеба и прыгнул за борт, когда мы подходили к берегу. Не могу представить, как он выжил!
Уильям смотрел на адмирала с ужасом, у него было столько вопросов, но он не мог произнести ни слова. Что-то в рассказе дяди слишком смущало его, он не мог поверить в подобную жестокость.
- Вы рассказали это Джулии? О Боже, но зачем?
Сэр Кроуфорд протянул ему подзорную трубу, которая лежала у него на коленях. Потом встал, тяжело опираясь на спинку стула.
- Ты сильнее меня, Уильям. Джулия больше не может быть мне дочерью, и я в этом виноват сам... Но ты - моя гордость! Ты всегда был мне сыном. И только ты один не поддался жестокой испорченной натуре Джо Рида... Устоял перед его коварством и волей... Прости, мне нужно уйти... я прилягу...
Сэр Кроуфорд отвернулся и не увидел, как густая краска стыда залила лицо Уильяма. На мгновение он вернулся в тюремную комнату, распятый на столе под тяжестью Рида, и с трудом пересилил себя, не зная, как будет теперь смотреть дяде в глаза.
Он поднял трубу, направляя ее на уходящие корабли, огромный линейный корабль и красный в утренних лучах фрегат. И увидел их почти сразу - Рида и Джулию на палубе юта. Рид тоже смотрел в подзорную трубу, прямо на него, будто ждал Уильяма, но опустил ее, когда их взгляды пересеклись. Он поднял над головой белый платок с вышитой розой и кружевным кантом, потом сжал его и приложил к губам.
В жесте было столько откровенного обещания, а невидимый в тени полей шляпы взгляд смотрел прямо в душу так страстно, что Уильям опустил трубу, без сил прислоняясь головой к голубой раме. Он не мог сдержать улыбку. Он проиграл, черт побери! Джо Рид в очередной раз проучил его, преподав урок еще более жестокий, чем раньше. Но как сладостно было поражение!
К тому же, у него будет еще возможность отдать долг и, наконец, показать Риду, что он достойный ученик.

~Конец~



[1] слова принадлежат Мэри Рид, одной из немногих женщин пиратов.
[2] "Верный друг познаётся в неверном деле" (лат)
[3] отрывок из "Элегии перед казнью" Чидиока Тичборна, приговоренного к смерти. Перевод - Семонифф Н.