12.Полет в городском парке
Это было ничто иное как убийство по неосторожности. Явь вернулась в голову Полины серой вылинявшей простыней, окутавшей все вокруг...
Она плохо различает окружающих, звуки достигают ее слуха не сразу и кажутся субстанцией обмотанной невидимой стекловатой. Реакция на внешние раздражители вяла и аутична , а голова сжата так , словно Полина бредет по дну марианской впадины под толщей остекленевшей воды. Серость простыни иногда сменяется красной завесой пены, похожей на умерщвленную перекисью водорода кровь. Она пытается ее сморгнуть , отогнать марево прочь , но пена- главный визуальный фон , сквозь который еле еле проступают черные, снующие тени. Те , кто в реальном мире зовется людьми , для нее -обитатели совершенно других измерений , их движения суетливы и непонятны. Иногда Полине кажется, что она идет на чей-то зов , но путь начисто лишен смысла, так как начинается из самой сердцевины лабиринта , в котором нет ни входа, ни выхода. Единственное, что напоминает о мире людей –лицо незнакомой женщины , отчетливо проступающее сквозь красную пелену…Губы и глаза женщины сомкнуты ,мрамор смерти выбелил лицо. Полина хочет сказать хоть что-нибудь , но ее гортань издает лишь бессмыслие звуков. Спустя мгновение говорить уже не с кем , лицо исчезает , испаряется, уступая место бесконечности красного…
Отчаяние вытолкнуло ее из больницы , сомнамбулой повело по городу , игнорируя автомобильные гудки , задевая плечами прохожих. Решение умереть окаменело душу, Полина несла ее бетонную тяжесть в себе , любой ценой желая от нее избавиться . Она заставляла автомобили оглашать улицу внезапным скрежетом тормозов , а водителей бормотать проклятия и крутить пальцами у висков. Шагая по зигзагу плотины , мимо сутулых, ловивших что-то в мутных днепровских водах рыбаков, она представляла как прыгает через парапет и летит вниз, параллельно исторгающим весеннюю воду «быкам». Полина думала про ошеломительный всплеск финальной боли , о следующей за ней смерти. Ее суицид был вещественен , она перебирала его на ладони как четки , в которых каждая из костяшек была отдельным вариантом ухода. Нет, прыгать с парапета она не собиралась, а если б и попала под машину то только случайно. Избранная ею смерть покоилась в лакированном ридикюле , теперь дело за малым :найти уединенное место, щелкнуть замком и достать ее. Перейдя на левый берег, душа Полины , пока еще обремененная телом, устремилась по солнечному весеннему проспекту. Она решила умереть в городском парке , в будний день там не должно быть людно. Купив в ларьке бутылку «Будвайзера» не выдержала и открыла сумочку на ходу. До парка оставалось километр-полтора и пройти это расстояние Полине захотелось под воздействием предсмертного кайфа. Первую порцию барбитуратов она закинула в рот и запила пивом напротив супермаркета «Кит» . Висевшее над входом и в вечернее время источающее неон пластиковое млекопитающее смотрело на ее действия с веселой глуповатой усмешкой. Торкнуло и быстро , и сильно , да так , что возле витрины магазина «Золотой ключик» Полина остановилась в состоянии дикой смешливости. Она отчетливо видела свое отражение в прозрачном стекле . Отражение было выпуклым и объемным , таким, что , казалось, сможет протянуть руку из своего Зазеркалья. Веселье внезапно ушло, его сменил ступор, однако стеклянный двойник Полины продолжал изгибаться в хохоте , бесенятами глаз изучая свой грустный оригинал.
-Чего смеешься, дура? – озлилась Полина , лихорадочно роясь в ридикюле. Через секунду алый стержень помады в ее руке уперся в витрину , заелозил по стеклу, пытаясь закрасить хохочущее лицо клона.
На нее обратили внимание . Продавщица мороженого , показавшаяся Полине медузой Горгоной, прислонив щупальца- руки к жирным, студенистым бокам , сверкнула золотым зубом:
-Ты что делаешь? А ну пошла отсюда, дрянь обкуренная!
Тот факт, что медуза обладала человеческой речью, здорово напугал Полину. Повернувшись к витрине спиной ,она пошатываясь , но все же довольно быстро зашагала прочь. Вторую порцию барбитуры , унесенную в желудок тройкой глотков «Будвайзера», Полина проглотила возле городских часов. Прямоугольный туб, оснащенный циферблатом с летящими по кругу стрелками , родил звук. Какой-то точкой сознания Полина помнила , что мелодия, льющаяся из туба , жила в кинофильме «Весна на Заречной улице» и считалась неофициальным гимном города металлургов. Но сейчас, слух воспринял ее как ремикс, в аранжировке чересчур кислотного диджея. Прошептав «когда весна придет, не знаю» Полина попыталась сфокусироваться на часовом циферблате , однако все вокруг дрожало и плыло , поэтому разглядеть какое время показывают стрелки , не представлялось возможным.
Тротуар вокруг часов был усеян окурками и шелухой, по- видимому в процессе ожидания все назначавшие здесь свидания , изрядно нервничали. Тараканий хруст черных скорлупок сменился стуком Полининых каблуков по относительно чистому асфальту. Она чувствовала, как свинец налил ноги, делая ее передвижение по инвалидному неторопливым. За десять шагов до пустующей лавочки Полина успела сжевать еще две таблетки, запив горечь приблизившейся смерти остатками пива. Ровно сесть на скамейку не получилось , тело молодой самоубийцы накренилось и застыло в странной , неестественной позе. Последнее, что услышала Полина извне , было звяканье бутылки , шарканье ног и скрип старческого голоса:
-Дывысь , розляглася тут ! Щоб вы все повыздыхали , наркоманки чертовы!
В капитулирующем сознании вспыхнул панический ужас смерти , ей захотелось исторгнуть из себя седативный яд , вернуться в городской парк, в весну, втянуть здоровым носом дым родного города, но тело уже обмякло : не то что пошевелить рукой или ногой , а даже прошептать: «помогите», невозможно. «Я» Полины ,превратившись в электронную молекулу , рефлекторно цеплялось за ускользающий мир , становясь чужим в необъятном, принимающим космические размеры, теле. Ей казалось , что она все еще продолжает дышать, хотя твердой уверенности в этом не было. Вокруг Полины-молекулы воцарилась густая, обволакивающая тишина. Абсолютные тьма и беззвучие слились воедино, словно ее сознание вселилось в череп слепоглухонемого. Только мысли продолжали рождаться и умирать , потоком уносясь в кромешную пустоту, без всякой надежды вырваться вовне. . Она попробовала разрезать тишину криком , и к удивлению услышала в этом мраке собственный голос , но звук ничего не изменил вслед за мыслями растаяв в черном. Где она находилась? Неужели это и есть смерть- необъятный чулан в котором невероятно малое то , что еще несколько минут назад звалось Полиной Цуриковой , копошилось испуганным муравьем? В чернильном бархате, окружившем сознание , она дотронулась указательным пальцем кончика носа, провела пальцами по бесполезным глазам. Все было на месте , она продолжала ощущать , дышать , втягивать тонкими ноздрями воздух. Тем не менее уверенность в ирреальности окружающего ее пространства , наводнила душу новым страхом. Она присела на корточки ,ощутив ладонями холодную и гладкую поверхность пола ,легла на живот и стала смотреть вперед ,без всякой надежды увидеть в этом разросшемся галактическом квадрате Малевича свет. Ни труб архангелов, ни шипящих демонов ,ничего этого не было. Кругом нее простиралась черная стерильность , без боли и запаха. Тоскливая страна «нигде», «ничто»,»никак»… Если это была так называемая нирвана , то Полине она совсем не нравилась , а перспектива пребывать в ней целую вечность казалась не менее ужасней страха бесследно кануть в небытие.
Но внезапно все изменилось, ее слух уловил целую орду звуков, приближающихся к ней. Из-за границы бескрайней ночи на Полину полезли полчища невидимых насекомых. Звуки щелкали, трещали, скрипели , жутковато посвистывали , шуршали хитиновыми лапками, чавкали и хрустели. Они становились настолько невыносимы, что казались назойливыми термитами , выгрызавшими границы пытавшегося противостоять им разума. От безумия ее спас зацеп взгляда за белую точку, мизерным островком появившуюся среди черного океана. Точка росла и вскоре стала похожей на медальон луны , горделиво вывешенный посреди ночного небосклона. Белый шар состоял из абсолютного сияющего света , он колобком катился на Полину, или наоборот , она неслась ему на встречу, с каждым мгновением все сильнее прищуриваясь , не в силах выдерживать жадно пожиравшего тьму сияния. Она пробовала закрыть глаза , но тщетно: торжество слепящего потока , хлынувшего сквозь нее, было полным. Вместе с сиянием Полину охватила эйфория пешки, гением гроссмейстера , переведенной через бойню шахматной доски на противоположную сторону , к триумфальному превращению в королеву.
А потом Полина увидела собственное тело , бессильно распростертое на лавочке в городском парке. Она скептически относилась к статьям о коматозниках, регулярно появлявшихся в желтой прессе, но теперь , откуда-то сверху , с удивлением следила за каменной неподвижностью тела, за лежащей рядом с ним сумочкой, в нутре которой белел полупустой флакон с барбитурой. Она парила над собой , радостно ощущая вполне сносную легкость бытия, звуки вокруг уже не пугали , а напротив, превращали парк с каждой травинкой , божьей коровкой и праздно гуляющим человеком, в единое, дышавшее разнообразием легких , зеленое существо.
Протянуть руку и коснуться себя Полине не удалось. Она шевелила ставшими прозрачностью пальцами ,ощущая их фантомно, как человек потерявший руку ,но впрочем нисколько не жалеющий о потере. Сейчас она была только слухом , зрением и обонянием.
Бородатый , воняющий затхлостью и луком нищий ,остановился возле лавочки, покачиваясь и супя косматые брови. Секунду он смотрел на неподвижное тело, а потом зашагал прочь, зажимая правой подмышкой ее ридикюль и воровато озираясь по сторонам.
А воздушная Полина реяла над своим телом , как накаченный гелием шарик , отчего то припоминая эпизод из фильма в котором умерший герой Басилашвили , восторженно похохатывая карабкался в небо , ему кричали «вернись» , куда ты?», а он интеллигентным полуфальцетом гнул свое: мне хорошо, хорошо...Полина попробовала повторить этот трюк и взобраться повыше росшей недалеко от лавочки громадной ели . Фантомом своих рук она стала грести по воздуху , невидимостью ног пытаясь оттолкнуться от него по лягушачьи. Метр, два ,три-полет нормальный , а потом острое жжение в области груди , давящая боль в висках и удушье, как если б стремящейся сорваться с цепи собаке, злой хозяин до песьего сипа и хрипоты , натянул поводок. Полина поняла , что оторваться от себя не может , невидимая, но крепкая нить все еще соединяла ее зависший в воздухе дух, с покинутым им телом. Она подумала, что таков возможный удел всех самоубийц, которые в силу каких-то неизвестных, но общих законов времени и пространства ,так и остаются привязанными к умерщвленной ими плоти, обреченно следуя за своим трупом в морг, а потом и на погост, отчаянно пытаясь докричаться до живых, совершенно не замечающих этого отчаяния и лишь отворачивающих лица от разгулявшегося по кладбищу ветра.
Закричала и Полина , продолжая грести воздух то брассом, то по собачьи . Ее бросало к земле, вздымало над лавочкой, но только на длину невидимой пуповины , так что освободиться от проклятой привязи было невозможно. Истошный для нее , но бесшумный для городского парка вопль , дал жалкие результаты: в двадцати метрах от Полины заплакал в коляске ребенок, а катившая коляску мамаша бросила в сторону лавочки беглый и равнодушный взгляд.
«Помогите, помогите, пожалуйста-шептала Полина , но ощущение брызнувших из глаз слез было также призрачно , как и она сама. И парк, и люди , и ее парящая субстанция становились также невыносимы, как перекись водорода в венах профессорской племянницы. Она захотела остановить циркуляцию своих мыслей . Получилось легко, стоило только подумать об этом , как река мыслеформ бурлящая сквозь сознание Полины- молекулы , замерла покрытым тиной и ряской болотцем. Стало холодно, звуки парка отдалились, как и память об ушедшей жизни, напоминавшая вялость впавшей в зимний анабиоз рыбы. Она тупо глазела на макушку долговязого парня, одной рукой державшего бутылку пива , а другой вдавливающего кнопки мобильного. Его речь была квакающа и непонятна , лишь отдельные слова вспыхивали маяками смысла:
-...Лоаалоалоала, раяско, Без знания ...девушка.....не знаю...не пьяная..
Она едва различала, как белые силуэты схватили ее тело подмышки и потащили в черную , разинутую пасть скорой. Долговязый тенью следовал за ними . Полина находилась в стороне , ожидая момента, когда железная пасть захлопнется и она окажется навсегда отсеченной от своего тела .Она ждала рождения в смерть, при котором ловкая рука повитухи обязана совершить обратный ритуал, прервав единство сотканной из энергии нити, по прежнему славшей ей боль и трепет физического существования. Но механическая челюсть не смыкалась , внутри нее копошились, похожие на молочные зубы, врачи- коловшие ее руки хоботками шприцов.
«я медсестра , я медсестра, я медсестра -медитативно твердила про себя Полина. Единой мыслью , подобно субмарине всплывшей на поверхность сознания, было как можно дольше удержаться на плаву.Вскоре Полина ощутила возвращение в свое тело. Она висела над собой , наблюдая за бледным заострившимся лицом, как вдруг его черты размылись , превратившись в необозримую черную воронку, втягивающую обратно свою незадачливую душу. Суета вокруг Полины исчезла ,она перестала видеть и белые силуэты и долговязого парня , оставшись один на один с собою во вновь вспыхнувшем непроглядном мраке.