НИКА. Детектив на заказ

1.

– Давай ключи и ложись на землю! Дёрнешься – стреляю, – тихим чеканным голосом произнёс кто-то над ухом.

Дрожа от ужаса и чувствуя, как в спину ткнули каким-то предметом, Вероника опустилась на колени и, суматошно сообразив, что лечь надо параллельно машине, чтобы не переехали, опустилась животом на холодный асфальт. Две чёрных, почти одинаковых фигуры, как из компьютерной стрелялки, как в дурном голливудском боевике, отработанными движениями одновременно открыв дверцы, запрыгнули в её джип. Звучно хлопнули дверцы. Машина резко рванула с места, отвратительно заскрипели тормоза. Откуда-то с верхних этажей раздался истошный вопль тёти Люси: «Полиция!» А потом – оглушительный, дикий и незапланированный выстрел. Она успела подумать, что грабители нарушили незримый уговор – она же молчала и не рыпалась. Надо же было тёте Люсе орать в окно!

И только потом Вероника поняла, что почему-то жива и ей не больно. И только потом поняла, что стреляли не в неё, а в окно на крик. И только потом поняла, что их нет – уехали.

Но Вероника всё лежала на грубо-зернистом режущем ладони и колени асфальте.

Потом она увидела возвращавшуюся с прогулки соседку с восьмого этажа с жизнерадостным шоколадным спаниелем, недоумённо посмотревшую на неё.

Вероника медленно поднялась.

Мир был тих, спокоен и прекрасен. Солнце по-утреннему ярко и ослепительно светило, птицы по-весеннему громко и жизнеутверждающе щебетали.

К ней бежала перепуганная растрёпанная тётя Люся.

Вероника заметила сразу две вещи: огромную дыру на колготках под своей коленкой и чёрный след шин от резко рванувшего джипа.

Уже потом до неё дошло, что её несколько дней «пасли».

2.

Звали её Вероникой Степановной, и это была большая нелепость в её непростой жизни.

Своё имя – Вероника – она любила и гордо представлялась им.

Первый муж звал её Верой, второй – Никой. А мама в детстве – Вероничкой, и было в этом слове что-то тёплое и уютное, как в пушистой большой и тёплой варежке-рукавичке.

Но «Вероника Степановна» подлейшим образом портило ей весь имидж. Само по себе каждое имя в отдельности звучало красиво и достойно. Но вкупе они давали дикое сочетание.

В её представлении Вероника Степановна должна была быть толстой неопрятной тёткой, секретаршей из приёмной советского бюрократа времён раннего застоя.

В каком-нибудь нелепом старомодном костюме.

А она была ухоженной, стройной и уже давно не секретаршей. Секретаршу она вполне могла позволить лично себе любимой.

Другой нелепостью в жизни Вероники был возраст. Эта напасть катилась с горы снежным комом, набиравшим на свои бока какие-то грязные веточки, иголочки, листья и прочую дрянь. В двадцать четыре она уже испугалась по-настоящему и с каждым годом истекшего десятилетия пугалась всё больше и больше.

Третьей глобальной неприятностью была природная склонность к полноте. Ежедневная борьба с навязчивой страстью к конфетам и булочкам давала свои результаты. Но бороться нужно было постоянно, изнуряя себя тренажёрами, спортом и диетами.

Когда-то Вероника приехала в этот большой и красивый город из маленького провинциального посёлка. Тогда к слову «посёлок» она обязательно добавляла сочетание «городского типа».

Город ей понравился своей западной архитектурой, старинным шармом, большим количеством людей на улицах, а главное, полным безразличием всех ко всем.

Никто никого не знал, на разглядывал внимательно-придирчиво любую новую вещь, ни с кем не сравнивал, не мыл кости и не лез в личную жизнь, которая, казалось, здесь будет счастливой и насыщенной разными хорошими событиями, красивой и яркой. Масштаб и величие Города компенсировали то, что у неё была койка в общежитии, учёба в ПТУ и перспектива работы на большой и шумной ткацкой фабрике.

В принципе, перед нею был забор, через который надо было перелезть, чтобы там, уже за ним, высоким и глухим, начать новую светлую жизнь в залитом солнцем и счастьем саду.

Главным пунктом в программе действий было удачное замужество, которое случилось как-то быстро и неожиданно. Познакомившись с будущим мужем на дискотеке и пару раз сходив с ним в кино, Вероника была ошарашена его положительностью и основательностью.

Претендент в женихи был высок и объёмен. Красота в нём проглядывалась с трудом, но уродом его тоже назвать было нельзя. Только перекинувшись с ним парой фраз, Вероника уже поняла, что планы её осуществятся: она благополучно, спокойно и размеренно пойдёт по желанному пути. То есть выйдет замуж, а вся её дальнейшая жизнь будет основательно и заботливо разложена по полочкам.

Знакомый её был монолитом или даже ледоколом, который шёл вперёд по одному ему известному курсу. У ледокола были большие проблемы с чувством юмора, а также неблагозвучная, но говорящая фамилия Кирпичёв.

Однако ей пришлось смириться и с этим, поскольку, помимо основательности характера, он обладал и другими достоинствами: квартирой, оставшейся ему в наследство от одинокой тётки, образованием, работой и даже машиной «Москвич», выигранной им в лотерею.

Всё произошло так, как она хотела.

Выскочив замуж, Вероника быстро родила ребёнка.

Дни покатились за днями. Муж был всё таким же скучным, а ей хотелось жизни и веселья. Сын с течением времени был отдан в детский сад, а сама она устроилась секретаршей в маленькую контору.

Но тут грянул развал империи. Грохот был сильным, всё трещало по швам, и главная трещина прошла как раз по их семье.

После закрытия родного предприятия ледоколу взбрендило плыть на историческую родину, которая находилась в знаменитом южном русском городе, стоявшем на большой судоходной реке. Все попытки отговорить его от этого шага натыкались на каменную твердолобость спутника жизни.

Вероника понимала, что ей никогда не сдвинуть эту глыбу с места, не отколоть от неё ни единого кусочка (ведь именно за эту непоколебимость она когда-то ухватилась). Споры продолжались в течение года и ни к чему не привели.

Кирпичёв отбыл на родину в полной уверенности, что через энное время она приедет к нему сама с сознанием собственной неправоты и ничтожества.

Но Кирпичёв просчитался. Потому что он не знал, что у Вероники в жизни главной была другая ценность – обретённый ею Город. Когда-то он встал на её пути ожившей мечтой, с которой Вероника не рассталась бы ни за что на свете.

«Официально» она объявила, что через некоторое время приедет к мужу, который за это время должен был обжиться, осмотреться и наладить быт. Но в глубине души твёрдо знала, что никуда она не поедет, а будет устраивать свою жизнь здесь, в своём Городе.

Через год она действительно совершила путешествие на великую русскую реку. Ребёнок был оставлен там же на каникулы в доме бабушки и дедушки, где пока жил муж.

Летом на даче у них росли разные фрукты и овощи. Родственники с упоением разводили картошку, исправно пололи и тяпали её, исступлённо травили колорадских жуков, азартно солили огурцы и помидоры, истово варили варенье и увлечённо квасили капусту. Этого счастья она насмотрелась в детстве, из него она уже вырвалась, и оно не привлекало её.

Кирпичёв быстро адаптировался и гармонично вписался в родной пейзаж, а вскоре занялся бизнесом, скупая и продавая сельхозпродукцию.

Когда Вероника вернулась домой, то на вопросы знакомых «Ну, как там?» отвечала, что лето было жарким, город пыльным, а вода в реке грязной, хотя в целом ей всё понравилось. О планах воссоединения семьи она молчала, а люди деликатно не спрашивали.

Со временем «мужнин» бизнес дал свои плоды. Кирпичёв открыл магазин и построил дом о двух этажах. Но Веронике казалось, что лучше быть маленькой букашкой, но в её Городе.

Перспективы снискания хлеба насущного встали перед ней во всей своей неотразимости. Равно как и перспективы устройства судьбы.

Её контора благополучно и тихо развалилась за ненадобностью. Государственного языка она не знала, что делало её неполноценной и неконкурентоспособной. Постояв некоторое время за прилавком на рынке, Вероника нашла в себе силы окончить курсы парикмахеров и работала в салоне, делая стрижки и укладки.

Бывший муж регулярно перечислял деньги на содержание сына.

Но Вероника уже выбросила его из своей судьбы и, как в юности, мечтала о принце. Понимая, что нельзя требовать от жизни многого, она и не замахивалась на всё сразу. Принц, в её представлении, мог быть «маленьким и плюгавеньким», но главное – богатым.

И судьба опять услышала Веронику. Именно такой поклонник затерялся где-то в дебрях её юности. Тогда она всячески избегала его, хотя точно знала, что была для него светом в окне.

Звали его Стёпчиком. Веронике он запомнился тем, что смотрел на неё большими добрыми глазами и не давал прохода. Однажды, когда он в очередной раз подкараулил её на улице и совсем достал своим назойливым обществом, она села в трамвай, сказав, что ей нужно срочно ехать к скоропостижно заболевшей подружке, имя которой даже не удосужилась придумать. Запретив проводить себя, она смотрела, как бедный Стёпчик бежит за вагоном, улыбаясь и махая рукой. Таким маленьким, несчастненьким и по-собачьи улыбающимся она и запомнила его.

Теперь же, по словам случайно встреченной в салоне и собственноручно подстриженной Людмилы Ивановны, бывшей некогда мастером производственного обучения в её училищной группе, а заодно и соседки Стёпчика по дому, он преуспевал в большом бизнесе.

Стёпчик был по-родственному принят в доходное дело и с периодичностью курьерского поезда мотался между их юной страной и неведомо богатыми Сибирскими эмиратами.

Воскресший в памяти поклонник представлялся Веронике то ли хозяином небольшой нефтяной скважины, то ли владельцем не то серебряных, не то «оловянных, стеклянных, деревянных» копей где-то среди тайги, снегов, болот и комаров.

Организованное Людмилой Ивановной, с течением времени превратившейся в тётю Люсю, рандеву с воспоминаниями прошло не вполне успешно. Стукнутый жизнью и основательно потёртый её же обстоятельствами Стёпчик утратил собачьи-наивный взгляд и на некогда обожаемую Веронику, и на окружающую действительность. О бизнесе он молчал, о себе тоже. И вообще, был крайне сдержан в проявлении мыслей и чувств. Копей и приисков у него явно не было. Но машина – свидетельство недюжинного достатка – Веронике понравилась.

Она решила во что бы то ни стало не упустить этот шанс. Вероника старалась изо всех сил обаять давно разведённого Стёпчика.

И с ужасом понимала, что получается всё как-то не так, потому что никакой реакции на весь её искромётный шарм не следовало. С таким же успехом она могла трещать и исходить обаянием перед глухой стеной.

На последующие телефонные звонки Стёпчик отвечал как-то сухо, неохотно и по-деловому официозно. Дошло до того, что в один прекрасный день он вообще не откликался, видимо, заблокировав её номер.

Решив идти до конца, настырная Вероника позвонила с другого телефона и услышала в ответ его голос. Раздосадованно бросив трубку, она поняла, что её не хотят слышать и что она не знает, как поступить.

Ника была уязвлена до глубины души. Но долго горевать по поводу неудачной брачной инициативы ей не пришлось.

Неожиданно приехал Кирпичёв и объявил, что ему нужен сын. Их развод был давно оформлен, но то, что называется «нормальными отношениями», сохранялось. Деньги на ребёнка она получала, к родственникам на лето возила, бывшего мужа в гости принимала.

Но главное Вероника всё-таки упустила.

Пока Сенька был маленьким, всё шло хорошо. Но отцовские чувства у Кирпичёва были сильны, и он решил забрать подросшего отпрыска. Прав на это у него не было, и Вероника была абсолютно спокойна на сей счёт.
Хуже всего оказалось то, что уехать захотел сын, оскорблённый её заискиваниями перед Стёпчиком. Мальчик неодобрительно слушал телефонные разговоры, видел, как она особенно тщательно «чистит перья», куда-то исчезает, а главное, совершенно глуха к тому, что творится в голове этого маленького и придирчивого наблюдателя.

Теперь Сенька объявил, что поедет жить к папе. Вероника отчаянно просила, доходчиво убеждала, горько плакала, униженно умоляла, но ген кирпичёвской упёртости был налицо.

Она поняла, что удержать этот маленький восьмилетний ледокольчик уже не в силах. И вскоре счастливый папаша увёз понуро, но гордо и упрямо молчавшего Сеньку на родину воспитывать и развивать в нём мужской характер, волю, деловые качества и навыки игры в футбол.

Вероника была в чёрном отчаянии и полном шоке. Когда она хмурым августовским вечером, проводив поезд, шла в толпе провожающих по перрону, то не видела перед собой дороги от слёз, застилавших глаза. Мир рухнул, и всё перевернулось. Неделю она просто не выходила из дому, навзничь лёжа на разобранном диване с неубранными скомканными постельными принадлежностями.

На работе всё поняли и вникли. Потом она стала появляться на людях, и знакомые говорили, что она почернела, сникла и завяла.

Дни потянулись за днями, серые, пустые и унылые. Вероника полностью утратила интерес к жизни. Она пыталась надеяться, что Сенька вернётся, но понимала, что надежды её очень и очень шатки. Несколько месяцев она была в настоящей депрессии и чуть не начала спиваться.

Но её спас Стёпчик, случайно или нет прослышавший о Никиной печальной судьбе и однажды неожиданно материализовавшийся на пороге её одинокой квартиры.
Вероника успела забыть о своей идее фикс и встретила то ли вольфрамо-, то ли никеле-, то ли алюминиедобытчика, как в далёкой юности, вяло и равнодушно.

Но полюса на этом компасе опять поменялись местами. И в ответ на полную индифферентность Вероника получила внимание и заботу. Что-то повернулось в душе Стёпчика, и он искренне пожалел несчастную Нику в её горе.

Они стали жить вместе. Вероника была капризна и истерична, играя каждый день в новое настроение.

Стёпчик неведомо почему всё молча сносил, исправно следя за тем, чтобы в доме не было бутылок.

Сенька общался с матерью по телефону, был безмятежен и внешне даже простил ей этот ненавистный для него альянс.

Пытаясь вывести подругу из прострации, Стёпчик пытался развлекать её всеми возможными способами и даже подарил ей машину. Веронике уже и не так важен был сам подарок, но то, как это было сделано, произвело на неё впечатление и помогло начать выползать из мрачной депрессии.

Однажды, проснувшись утром от телефонного звонка и выглянув по просьбе звонившего Стёпчика в окно, она увидела большой и красивый, завёрнутый, как игрушка, в полиэтилен, джип. Полиэтилен сверкал в лучах мартовского солнца. Джип был крест-накрест перевязан золотой ленточкой, а на крыше манерно красовался бантик.

Стоявший рядом с телефоном в руках Стёпчик сиял от радости и удовольствия.

Он любил новые игрушки. Ну, и Веронику тоже.

Водительские права через какое-то время были получены. Ездить её мало-мальски научили. Правда, она зависала на всех перекрёстках, передвигалась чётко посередине любой дороги и напрочь не замечала знаков – этих глупых кружочков, квадратиков и треугольничков, наставленных вдоль дорог. Но джип был большой, как автобус, поэтому ездила она просто, нагло и напролом. Её пропускали всегда, хотя показывали пальцы, крутили ими у виска и громко матерились.

Стёпчик даже придумал ей дело. И она пыталась хозяйствовать во взятом им в аренду салоне. Дело стрижки, укладки и покраски Вероника знала, правилам Стёпчик научил, бухгалтер и юрист были грамотными и исполнительными.

Вероника увлеклась бизнесом и была довольно изобретательна, пытаясь ввести разные новшества. Пригласив дизайнера, она как следует переделала интерьер в помещении. Обычная прежде парикмахерская постепенно превращалась в некий оздоровительный центр. Вероника открыла кабинет с врачом-косметологом, оперативно и внимательно следившим за новыми тенденциями в деле лечения и борьбы с угрями, морщинами и целлюлитом. Она основательно расширила дело и учредила даже фитнес-зал с зеркальными стенами и потолком.

Поиски подходящего тренера были довольно хлопотны и утомительны. Вероника придирчиво, как в старину лошадей на ярмарке, разглядывала и выбирала претенденток, пробуя их в деле, строго следя за наличием диплома о высшем спортивном образовании, требуя хороших манер, общительности, приятной внешности, умения угодить клиентам и знания языков.

Как логическое продолжение, было открыто кафе с неординарным меню и супердорогущей кофеваркой, вызвавшей недовольное ворчание Стёпчика.

Стены кафе были украшены засушенными цветами в рамочках и музыкальными инструментами – фаготом, альтом и гобоем. Вероника переманила к себе приличного повара из модного ресторана и наняла барменом красавца-латиноса в жёлтой атласной рубахе.

Особых трудов требовало создание логотипа. После долгих размышлений она решила, что это будут стальные блестящие латинские буквы с её именем «NIKA» и маленькая фигурка греческой богини победы в верхнем левом углу таблички.

Но её предпринимательский раж был пресечён экономным Стёпчиком, подсчитавшим однажды как следует соотношение прибыли, арендной платы и прочих расходов. Прослезившись над цифрой, Стёпчик объявил, что дешевле будет не работать. Поэтому салон был закрыт, и праздная Вероника занимались исключительно собой.

Иногда Стёпчик брал её в деловое турне «по диким степям Забайкалья» или по окрестностям Женевского озера, покупал ей в престижных бутиках модные тряпки и безделушки со знаменитыми именами на этикетках, но при этом всё делал сам, не давая слишком больших сумм и ограничиваясь субсидиями «на булавки».

При этом он внимательно следил за её расходами, а также за тем, как она выглядит. Он мог заставить её поменять платье за десять минут до выхода из дому на какое-нибудь глупое, но важное для него мероприятие из-за того, что бантик был слишком легкомысленным или разрез чересчур высоким.

Время от времени Стёпчик доверял Веронике небольшие секретарские поручения вроде того, чтобы привезти ему в офис случайно забытую папку с документами. При этом он всегда просил в бумаги не заглядывать и беречь документацию как зеницу ока. Ей всегда казалась странной эта забывчивость в отношении таких важных вещей при его скрупулёзности и педантичности.

Так они и жили. Стёпчик занимался своим бизнесом, а Ника существовала при Стёпчике, не испытывая к нему особых чувств и скучая подчас от безделья.


3.

Тяжело поднявшаяся с асфальта Вероника, не понимая, как ей удаётся передвигаться не заваливаясь, на негнущихся ногах пошла к подъезду. Подойдя к нему, она тут же очутилась во влажных и судорожных объятиях выскочившей ей навстречу перепуганной тёти Люси.

– Людмила Ивановна, – выдохнула она и, уткнувшись в мягкое горячее плечо, тихо заплакала.

– Ты цела? Бедная моя девочка. А я выглянула в окно, смотрю – ты лежишь, над тобой этот, весь в чёрном, с пистолетом, – кудахтала уже давно ставшая Никиной домработницей Людмила Ивановна, обнимая её за трясущиеся плечи.

Потом они поднялись на лифте на десятый этаж и вошли в квартиру.

Всё так же суматошно тараторя свой заполошный текст, тётя Люся побежала на кухню за валерьянкой, потому что усаженную в кресло Веронику била истерика. После того, как она, постукивая зубами о край стакана с холодной водой, проглотила успокоительную жёлтую конфетообразную пилюлю, запив таким образом стресс, и после того, как были пересказаны все страсти-мордасти, Вероника почувствовала, что горе горем, а надо что-то делать, и схватилась за телефон. Машину-то у неё угнали. И её срочно нужно было вернуть.

4.

Дилемма – Стёпчику или в полицию звонить – сначала поставила её в тупик.

Но она решила начать с первого.

– Стёпчик! Меня чуть не убили, – Вероника нелогично стала выплёскивать в трубку обуревавшие её эмоции.

– Что? Кто? О чём ты говоришь? Успокойся, – холодным голосом, зная её манеру всё жутко преувеличивать, осадил бешеный поток Стёпчик.

Он в последнее время стал каким-то задумчивым, очень замкнутым и чрезвычайно холодным по отношению к Веронике.

Она, сделав усилие, остановилась в выплёскивании эмоций и, стараясь не переходить на крик, нарочито спокойным тоном начала:

– Я вышла из дома. И тут на меня наставили пистолет, потребовали ключи от машины, выстрелили вверх и уехали.

– Так у тебя машину угнали? – почему-то успокоился Стёпчик.

– Да, – растерянно произнесла Вероника, удивляясь тому, какой ничтожной оказалась её проблема в представлении Стёпчика.

– Папка цела? – добавил он осторожно, но Ника почувствовала за внешним безразличием тона некую внутреннюю напряжённость.

Вероника на минуту онемела от этого вопроса, пытаясь переварить и осмыслить всю глубину кощунства услышанной фразы.

– В меня стреляли! Какая папка! Пропади она пропадом, гори она синим пламенем, провались она в тартарары! – истерично завопила она.

Характер Вероника имела взрывной и в бурном проявлении чувств не сдерживалась.

– Успокойся, – послышалась в трубке обычная, ставшая стандартной фраза до неприличия флегматичного и непробиваемого Стёпчика.

– Цела твоя папка, чтоб ей пусто было, – продолжала Вероника выплёскивать эмоции.

– Значит так. Папку не трогай. Гореть ей не надо. Убери в сейф и не открывай её, пожалуйста, – приказным тоном, немедленно разложив всё по полочкам, сказал Стёпчик.

Потом он подумал, что чересчур холоден к Нике и надо бы добавить что-нибудь «душевное».

– Извини, я не так отреагировал на твои слова, – продолжал он уже мягче, решив как-то посочувствовать Никиному шоку и одновременно успокоить её. – Главное, что ты цела. Вызывай полицию. Расскажешь всё, как было. О папке не говори. Я скоро буду. И выпей там что-нибудь успокоительное, валерьянки, что ли. Всё. Пока.

Вероника откровенно опешила. Стёпчик давно относился к ней по-хозяйски, закрывая глаза на её взбалмошный экзальтированный характер и лёгкую туповатость. А в последнее время вообще отдалился и замкнулся. Но она уже привыкла к этому.

Но такое нарочитое пренебрежение к её жизни она перенести не могла. Какая-то папка, на которую никто и не покушался, оказалась дороже!

Она схватилась за неё, за этот чёрный кожаный предмет, безмятежно лежащий рядом с ней на журнальном столике. Потом отдёрнула руку. Нет, сначала надо позвонить в полицию.

Вероника вытащила из сумочки телефон, набрала «0» и задумалась.

– Людмила Ивановна! – закричала она в сторону кухни. – А какой номер полиции?

– «02», деточка, – ответила тётя Люся.

Вероника набрала цифры и сбивчиво поведала дежурному мужскому голосу с сильным акцентом свои утренние злоключения. После чего принялась ждать приезда стражей порядка, равно как и Стёпчика.

5.

Первым делом она с нетерпением быстро открыла папку.

До сих пор её не интересовало содержимое Стёпчиковых бумаг и она довольно безразлично пропускала мимо ушей его просьбы не совать в них любопытного носа. Тем более, что её нос был абсолютно нелюбопытен в отношении какой-то там нудной документации. Но теперь интерес был разбужен. И она всё ещё дрожащими руками расстегнула молнию на холодной респектабельной папке, обнаружила там три листа в прозрачном целлофановом «кармашке» и начала медленно перебирать их.

Английского языка Вероника не знала ещё со школы. Поэтому, когда она попыталась прочитать и как-то вникнуть в текст, то наткнулась лишь на несколько знакомых слов вроде «a» и «the».

– Ни «a», ни «the», ни «бэ», ни «мэ», – с раздражением шептала она про себя, безрезультатно водя глазами по бумаге.

«Видит око, да зуб неймёт», – вспомнила она любимую поговорку своей школьной учительницы английского, и впервые в ней шевельнулось чувство бессильной досады от своей англоязычной беспомощности. Из прочитанного она поняла лишь внушительную сумму с нулями в евро и свою фамилию.

Всё это повергло Веронику в шок, потому что она не знала априори, какими цифрами распоряжается Стёпчик. А собственная фамилия с двумя шипящими и одним свистящим звуком, с которой она так и не рассталась ни в первом законном, ни тем более во втором гражданском браке, в англоязычном варианте выглядела сущей абракадаброй.

6.

Разочарованная и заинтригованная Вероника ничего не успела ни сообразить, ни подумать, как раздался звонок в дверь.

Она быстро захлопнула папку, закрыла молнию и кинулась к сейфу. Ей казалось, что делает она всё очень медленно. Но наконец она справилась с замком и сунула туда злополучный предмет.

Тем временем тётя Люся открыла дверь полицейскому. А через пару минут, когда следователь устроился за столом и разложил на нём свои бумаги, послышался ещё один звонок в дверь – приехал Стёпчик.

Все, включая домработницу, разместились в гостиной.

Следователь участливо и одновременно сухо и вежливо задавал вопросы всем троим и писал протокол. Пересказывая и переживая случившееся ещё раз, Вероника опять чуть было не вверглась в пучину истерики, но на самом драматичном месте, когда она рассказывала о том, как услышала выстрел и подумала, что он направлен в неё, и не поняла, почему же не чувствует боли и почему вообще ничего не чувствует, так вот в этот самый кульминационный момент рассказа раздался звонок её мобильника. Но это была не обычная мелодия её телефона, а совсем другая, особая, присвоенная ею только одному абоненту. Она ойкнула и принялась унимать выплясывавший на журнальном столике прибор. Стёпчик странно посмотрел на неё. Вероника придушила мобильник на месте, отключив напрочь.

– Кто звонил? – пристрастно поинтересовался Стёпчик.

– Машка, – безразлично назвала Вероника имя подруги. – Я ей потом перезвоню.

– Ну-ну, перезвони, – как-то странно сказал он.

Но ей было не до Стёпчиковых интонаций.

Вероника попыталась продолжить свой взволнованный рассказ, но тон и настрой были сбиты, и она смогла лишь сухо изложить все последующие события уже без бурного потока эмоций.

Следователь разочаровал её полностью. Молодой человек делал своё дело, официальным тоном задавал вопросы, записывал ответы и в целом был формален и безучастен.

Она-то надеялась на некий план-перехват, поднятые в воздух вертолёты, перегороженные шоссе и перекрытое движение на дорогах.

А вместо этого слышала фразы о том, что работа будет вестись и надо только ждать и надеяться. Хотя вполне возможно, что и напрасно, не одна она такая, но, как знать, работа не стоит на месте...

7.

Вероника вздохнула, когда следователь, оформив все бумаги, ушёл.

– Что же теперь будет? – обратилась она к Стёпчику. – Мы же уедем на две недели. А вдруг они найдут машину в это время?

– Скорее всего, её не найдут, хотя всё может быть, – безапелляционно ответил Стёпчик, страдавший болезнью всезнайства. – Перекрасят, перебьют номера, перепродадут, так что надейся, но будь готова к тому, что машины у тебя не будет.

– Совсем? – осторожно спросила она. – Что же я буду делать?

– Там посмотрим, – уклончиво сказал Стёпчик. – Жила же ты раньше без неё, и ничего. Если что надо, Костю вызовешь, – назвал он своего шофёра. Можешь и на такси доехать – не сахарная, не растаешь.

– Да, кстати, – вдруг спохватился он, – куда это ты ехала в такую рань? Мы же договорились на двенадцать часов у меня в офисе.

– А что, девять – это рань? – парировала Вероника.

– Для тебя – да, – насмешливо сказал Стёпчик, – ты в это время только встаёшь.

– Ну, а сегодня мне не спалось, и я встала рано. Я так боюсь самолётов, – попыталась она увести Стёпчика от нежелательной для неё темы разговора.

– И ты три часа хотела убить на то, чтобы доехать до моего офиса? – саркастически спросил он.

– Во-первых, не три часа, – начала по-базарному тараторить она, – до тебя бы я и побыстрее добралась. Во-вторых, мне надо было кое-что купить в дорогу, – захлёбывающимся голосом трещала Ника.

Но её подобная пулемётной очереди тирада опять была прервана резкой бескомпромиссной ремаркой:

– Ты же ещё вчера собрала все вещи и сказала, что уже всё, дело сделано. Чемоданы закрыты и стоят наготове.

– Ну... Последние штрихи. Кое-что я всё-таки забыла, – нашлась и пролепетала Ника.

– Что? – не унимался дотошный и въедливый Стёпчик.

– Ну, знаешь, – только и могла ответить она, не найдя другого варианта ответа.

– Ладно, – прервал он её, – у меня в двенадцать встреча с юристом. Папка в сейфе?

– Да, – ответила Ника, – а что в ней?

– Так, всё потом, – безапелляционно пресёк её любопытство Стёпчик. – Я опаздываю. Сиди дома. Я за тобой заеду.

Вероника с ревностью смотрела, как Стёпчик забирает своё вожделенное сокровище из сейфа и уходит из дому.

8.

Когда входная дверь за ним закрылась, Ника пошла на кухню, где, готовя прощальный обед, у плиты стояла Людмила Ивановна. Она тоже ещё не отошла от утреннего происшествия.

– Как же это! – запричитала она. – И куда тебя понесло с утра пораньше!

«Надо что-то придумать, – мелькнуло в голове у Ники. – Им всем это кажется странным».

Она взяла из вазы большую жёлтую грушу и с нарочитым наслаждением надкусила её.

– Мне надо было кое-что из гигиены и косметики докупить, – ответила она как ни в чём не бывало, пережёвывая большой сочный кусок.

– А-а-а. Ну ладно. Ты все вещи собрала? – больше для проформы, чем для уточнения, поинтересовалась Людмила Ивановна.

– Да, Людмилочка Ивановна, ещё вчера. Вы что, чемоданы в гостиной не видели? – сказала Вероника, с аппетитом доела грушу и выбросила огрызок. – Сварите мне кофе, пожалуйста. А то у меня с утра маковой росинки во рту не было.

– Ты что, поехала, не позавтракав? – удивилась тётя Люся, знавшая, что без утренней чашки кофе Ника из дому не выходила.

– Да я спешила, – замялась та, – думала в кафешку в торговом центре заскочить. Ладно, я пойду к себе.

И она пошла к себе в спальню, предварительно заскочив в гостиную за мобильником.

«И что я оправдываюсь перед домработницей? – подумала Ника недовольно. – Какое ей дело! Вот надо было мне так рано выйти из дому и точка. Зачем с вопросами-то лезть?».

Потом она уселась перед зеркалом, посмотрела на своё отражение и отметила, что ей идёт небрежная растрёпанность. И только после этого Ника взялась за телефон. Включив его, она просмотрела неотвеченные вызовы и позвонила сама.

Автоматически-приветливый женский голос с лёгким оптимизмом на двух языках сообщил ей, что абонент либо отключился, либо находится вне зоны приёма.

Ника прослушала до боли знакомый текст, попробовала позвонить ещё раз и заволновалась. Потом она взглянула на часы и поняла, что даже если вызовет такси, то всё равно никуда не успеет, потому что время, отпущенное на ожидание, прошло.

Она вздохнула, отложила телефон и принялась смотреть на себя в зеркало.

Ничего, через пару недель она вернётся из Бразилии, отдохнувшая и загорелая, и там всё встанет опять на свои места.

Машину обязательно найдут. За две недели – обязательно.

Стёпчик очень переменился за последнее время. Может быть, он что-то подозревает. Он вообще совсем по-другому стал к ней относиться.

У Ники было такое чувство, будто теперь именно она с видом брошенной собаки бежала, только уже не за трамваем, а за Стёпчиковой машиной, которую он в конце концов остановил и подобрал-таки её, усталую, задыхающуюся, с высунутым языком, усадил на заднее сиденье и следит за тем, чтобы она не испачкала грязными лапами салон.

«Что-то он задумал, – вертелось у неё в голове. – Юрист, цифра с нулями, моя фамилия. Ничего не говорит, всё держит в тайне. И сам какой-то странный стал».

Ника озабоченно поводила кисточкой по лицу, поправляя макияж.

«Он мне вообще ничего не рассказывает, я ничего не знаю о его делах. Какие-то торговые операции. Что он продаёт, что покупает? А теперь ещё и от моего имени? И без моего ведома. А вдруг здесь какая-нибудь афера? И я окажусь крайней! И как будто злится на меня всё время».

От этой мысли Нике стало нехорошо. Но она отогнала её от себя и переключилась на предстоящее долгожданное путешествие.

9.

За несколько совместно проведённых лет пара довольно активно перемещалась по миру. И если сначала это вызывало у Вероники восторг, причём настолько бурный, что она даже завела карту, в которую втыкала красные флажочки с датой, когда они осчастливили сию точку земного шара своим присутствием, то в последнее время эта перелётная мания ей, панически боявшейся высоты вообще и самолётов в частности, начала поднадоедать.

Они методично посещали модные курорты, отмечаясь там, где было принято в важных деловых кругах. То ли престиж и положение в свете, то ли нелёгкая несли их или «по суворовским местам», где Ника, проклиная всё вокруг, вставала на горные лыжи и с замирающим сердцем каталась по склонам вместе с державшим марку Стёпчиком, или в самое что ни на есть гриппозное время – на Индокитайский полуостров жариться на пляже и приобщаться к тайнам экзотической кухни.

Всё было бы прекрасно и чудесно, потому что ветреница  Вероника любила путешествия. Но дело омрачалось присутствием тяготившего её Стёпчика, которого она не то, чтобы откровенно не любила, но переносила его присутствие рядом с собой, красавицей и умницей, каковой себя считала, с трудом. Стёпчик был сказочно некрасив, и это оскорбляло бедную Нику до глубины души. В юности эта некрасивость казалась ей очень резко бросающейся в глаза. С годами общая неприглядность партнёра как-то сгладилась. Тем более, что это вопиющее квазимодоподобие компенсировалось материально.

Вообще же, её отношение к нему зиждилось на двух вещах, как-то примирявших Веронику с мужем. Во-первых, это был объём его кошелька, встав на который, Стёпчик мог посмотреть Нике прямо в глаза. А во-вторых, сохранившееся у него с юности опекунское к ней отношение. Хотя последнее как-то изменилось. А величина кошелька...

10.

– Ника, – были прерваны её мысли раздавшимся из кухни голосом тёти Люси, – кофе готов. Тебе принести, или сама придёшь?

– Принесите, пожалуйста, Людмилочка Ивановна, – отозвалась Вероника, питавшая самые тёплые чувства к этой доброй женщине, взявшей её под свою добрую опеку и искренне жалевшей «бедную девочку».

Практически сразу в открытых дверях показался поднос с её любимой жёлтой чашкой на такого же цвета блюдце и тарелочками с сыром и печеньем, а за ним вплыла в комнату запыхавшаяся, страдавшая одышкой, тётя Люся в клетчатом переднике.

Вероника взглянула на поднос и недовольно сморщила нос.

– Печенье заберите, – закапризничала она. – Куда же я на пляж после него! Я же специально худела к Бразилии, – в сердцах добавила Ника.

Несмотря на все свои тёплые чувства, иногда она позволяла себе не церемониться с домработницей.

– Сыр тоже забрать? – обиделась тётя Люся.

– Нет, Людмилочка Ивановна, сыр оставьте и дверь, пожалуйста, не закрывайте, – попросила Вероника.

– Пей, деточка, и успокойся, – мудро поняла её раздражение и объяснила его себе утренним происшествием тётя Люся.

Она ушла. Ника неторопливо взяла чашку и стала по привычке болтать ложкой в крепком и горьком напитке. Сахар она уже давно себе запретила, но ритуал перемешивания кофе действовал на неё успокаивающе.

Она сосредоточилась и вспомнила свои прерванные мысли.

Так вот, величина кошелька стала делом привычным. И вообще, прагматичная Вероника старалась смотреть на свой брак с чисто практической точки зрения. Но Стёпчик год от года раздражал её больше и больше. К тому же она была на полголовы выше его, что почему-то страшно оскорбляло Никино чувство собственного достоинства.

Конечно, в своё время он вытащил её из безумной депрессии, когда она скатывалась неизвестно в какую пропасть. И, в конце концов, скатилась бы непременно. С ним же быт и жизнь наладились. Ника регулярно ездила к сыну. Немного успокоилась. Но Стёпчик местами был пpосто противен, вызывая у неё неприязнь в бытовых мелочах.

Например, он в безумных количествах поглощал лук и чеснок. И непереносимый для неё запах не забивался никакими жвачками или зубными пастами. Больше всего Стёпчик бесил её за столом. Она морила себя диетами, а он мог есть всё, что угодно, в любых количествах и при этом не поправляться. Ника сгорала то ли от зависти, то ли от ревности.

Раздражение её постоянно выплёскивалось в постоянные пикировки, мелочные скандалы и ссоры.

Так что супруги существовали в вечном недовольстве друг другом и непрекращающихся «боевых действиях».

Необходимо отметить, что вся эмоциональная часть лежала исключительно на Вероникине, Стёпчик лишь сдержанно парировал её постоянные словесные атаки.

Она выпила свой кофе с парой ломтиков сыра и отставила чашку в сторону.

Потом с содроганием вспомнила, как в Бангкоке в ресторане Стёпчик пробовал блюдо из змеи, а потом нечто из лягушатины.

Ей тогда едва не стало дурно. Стёпчик же смеялся и подзадоривал её отвращение фразочками вроде «Ну совсем, как курица. Очень вкусно, попробуй». После чего отправлял в рот очередной кусочек, капая при этом на рубашку отвратительного вида соусом.

Ника вспомнила неприятную сцену, и её передёрнуло. Потом она подумала, что надо чаще воспроизводить в памяти таиландский ресторан, если понадобится отбить аппетит. Фигура и диета были её пунктиками.

11.

Позавтракав с такими мыслями, она вернулась в реальность и, опять взявшись за телефон, вызвала всё тот же номер, который по-прежнему не отвечал.

Ника вздохнула, нетерпеливо побарабанила пальцами по столу, встала, подошла к окну и выглянула в него, позвонила опять и вновь не получила ответа. Оставлять СМС-сообщение ей не хотелось.

«Ну и ладно, – подумала она, – через пару недель всё наладится».

Вдруг она опять вспомнила о папке Стёпчика, о крупной сумме рядом со своей фамилией на англоязычной бумаге и решила во что бы то ни стало выяснить, какое отношение имеет ко всему этому. И насколько загадочный документ хорош или плох для неё. Что за сделка замышляется от её имени? Почему её ни во что не посвятили и упорно держат в стороне? И как часто подобные сделки заключались раньше? И сколько она лично могла на этом заработать?

«Надо будет всё осторожно выяснить», – решила Вероника и на этом успокоилась.

12.

В три часа приехал Стёпчик. Он был занят своими мыслями и совершенно безразличен к Веронике, которая с течением времени тоже стала его раздражать.

Он переоделся и вымыл руки.

Утренний инцидент с Вероникой угнетал его.

Неприятен был сам факт угона машины, и ещё более неприятно поведение что-то скрывавшей Ники.

К тому же ему страшно надоели её истерики, расчётливость, жадность и постоянные ссоры по пустякам. Подруга, в легкомысленную непредсказуемость и милую взбалмошность которой он так был влюблён в юности, с годами становилась совершенно невыносимой. К тому же в её жизни появилась какая-то тайна, которую она пыталась скрывать от него.

Стёпчик был человеком проницательным, всё видел и чувствовал, однако «держался молодцом», всё чаще и настойчивее подумывая о том, что пора поставить точку в их очень непростых и запущенных отношениях.

К тому же он привык не показывать своих чувств и носил абсолютно непроницаемую маску.

Но Вероника чувствовала его настроение.

«Что-то с ним не то. Наверное, это из-за угона. Но найдут же когда-нибудь эту машину. Или страховку получим. Или из-за той бумаги и сделки он такой хмурый», – думала она и всеми силами старалась разговорить Стёпчика, пока он приводил себя в порядок. И даже не столько для того, чтобы выбить из него хоть какую-то информацию о странном документе, который казался ей зловещим и ничего хорошего лично ей не сулящим, сколько для того, чтобы разрядить мрачную атмосферу.

Тётя Люся приготовила обед, накрыла на стол и удалилась, как обычно, к себе на двенадцатый этаж. Голодный Стёпчик немедленно приступил к еде, а Ника неспешно устроилась рядом.

Она с завистью поглядывала в сторону его тарелки, заполненной до безумия золотистой поджаренной картошкой, которая была для неё запретным плодом, на хороших размеров отбивную и уныло тыкала вилкой в свою отварную рыбу с листиком салата. Пара модных купальников ни за что не простили бы ей ничего другого, и она стоически жевала ставшую уже ненавистной траву, разрешённую к употреблению её строгим диетологом.

– Ты себе представить не можешь, как мне надоели щавель и спаржа, – вздохнула она, не решаясь говорить о серьёзных вещах, – Стёпчик не любил подобных разговоров за едой.

– В чём проблема? Съешь кусок мяса и не мучайся, – прямолинейно посоветовал он, насаживая на вилку аппетитные ломтики.

– Нельзя, – вздохнула Ника, – я так ни в один купальник не влезу.

«С чего же начать? – думала она. – Хоть ему и не понравится, но спросить и узнать я должна. Там же моя фамилия!». И она, не решаясь перейти к дознанию, с наигранным энтузиазмом болтала без умолку об утреннем происшествии.

Стёпчик отделывался утробным мычанием.

– Ты себе не представляешь, как я испугалась! Так больно коленку! И главное – утро, солнце светит, небо голубое, птицы поют. И такое время, что все уже ушли на работу, а те, кто не работает, ну там, пенсионеры, мамаши с детьми, собачники... ещё не выходили. Слушай, а что это за папка? – вдруг нелогично бухнула она в этот компот чепухи заветную фразу.

– Документы... Папка с документами, – сухо, с исчерпывающей интонацией ответил Стёпчик и взял кусок хлеба.

Вероника с жадностью посмотрела на чёрную ржаную корочку.

– А почему? Почему её надо было убрать в сейф? – не унималась она.

– Потому что это мой бизнес и никому нет до него дела, – отрывисто сказал Стёпчик.

– Нет, мне всё-таки интересно, а почему я не могу туда заглянуть? – как можно легкомысленнее проворковала она.

– А ты что, пробовала? – подозрительно произнёс Стёпчик, перестав на секунду жевать, и пристально посмотрел на неё.

– Нет, – ответила она, запихнула в рот зелёный лист и жизнелюбиво принялась пережёвывать его.

Она не очень хорошо понимала, зачем, собственно, врёт, но делала это вполне осознанно. Дело в том, что с течением времени Ника привыкла во всём подчиняться Стёпчику, ведь она зависела от него полностью.

– Почему тебя так интересует эта папка? – перехватил инициативу Стёпчик, явно не желавший отвечать ни на какие вопросы.

– А может, это как-то связано с угоном машины? – глуповато улыбаясь, спросила она, думая о том, а почему это она должна скрывать тот факт, что просмотрела документы.

– Если бы это было связано с угоном машины, они бы первым делом взяли папку, – реалистичным тоном отрезал Стёпчик. – Всё. Давай закругляться, пора в аэропорт, а то на регистрацию опоздаем. Сейчас Костя подъедет. В городе сумасшедшие пробки. Время дорого. Тебе, кстати, надо было что-то важное купить. Или ты уже раздумала? – добавил он и иронично посмотрел на Веронику.

Но та предпочла не заметить скрытой издёвки вопроса.

– Куплю в аэропорту, – ответила она.

Вернулась тётя Люся и принялась убирать со стола.

Ника моталась по квартире, хотя все вещи были собраны, и пара чемоданов уже переместилась из гостиной в коридор. Но всё равно обнаруживалось, что ей надо взять какую-нибудь мелочь или что-то быстренько сделать, и она с маниакально сосредоточенным видом быстро бродила между спальней, ванной, гостиной и кухней, не забывая в сотый раз зачем-то напомнить и без того усердной домработнице о поливке её любимого кактуса.

Наконец это сумбурное мельтешение было закончено.

13.

Вероника со Стёпчиком сели в машину, и Костик отвёз их в аэропорт.

Здесь Ника решила доиграть свою роль до конца и демонстративно заскочила в аптеку. Она купила пачку прокладок и довольно саркастично подумала, что, пожалуй, на три часа, гипотетически отведённые ей на поездку от дома до офиса, этого маловато.

– Всё купила? – насмешливо поинтересовался Стёпчик, терпеливо дожидавшийся Веронику в холле аэровокзала.

– Да, – коротко ответила она.

– И чего же тебе не хватало? – ему было интересно, какую же глупость она придумает.

– Ты хочешь знать все интимные подробности? – обиделась Ника, с раздражением раскрыла сумочку и продемонстрировала Стёпчику яркую синюю пачку с изображением семи капель.

– Прости мне моё любопытство, – шутовски раскланялся он. – Но неужели ради этого надо было вставать спозаранку?

Ему очень хотелось уличить её, но он сдерживался.

Ника готова была взорваться от переполнявшего её чувства бессильной злости и в истеричной манере наговорить что-нибудь о том, что она женщина и какое ему, Стёпчику, дело до того, что именно ей надо было купить в аптеке или магазине.

– А может быть, – несколько вздорно начала она, – мне безумно захотелось приобрести себе розовый топик. Вот не хватало для счастья…

Но в этот момент объявили регистрацию. И мелочный скандал сам собою рассосался, потому что повздорившая чета отправилась к своей стойке.

Регистрация была пройдена. Повздорившая было чета заняла места в бизнес-классе самолёта и довольно быстро долетела до одной из европейских столиц. Ожидание следующего рейса было недолгим. И уже через час они отправились в далёкую и загадочную Бразилию, край диких обезьян, кофейных плантаций, окутанных белыми облачками причудливой формы зелёных гор вдоль всего побережья, обжигающего пятки раскалённого песка живописных пляжей, непроходимых, кишащих диковинными тварями джунглей, пугающе прекрасной полноводной Амазонки и телевизионного мыла.

14.

Смена обстановки благоприятно сказалась на настроении обоих. Солнце, жара, новые впечатления, перемещения по экзотической стране, общение с увлечёнными своим делом экскурсоводами, полёты над Рио, роскошные пляжи, огромные океанические волны, походы по тропам джунглей, блюда экзотической кухни – всё это как будто размыло очертания прежней жизни.

Далёкий родной город с его наконец-то наступившей холодной весной, с повседневными проблемами, с рутиной обыденной жизни, со страшным угоном машины и дулом пистолета под Никиной лопаткой, со Степчиковыми подозрениями и обоюдными конфликтами – всё ушло на второй план.

На первом же была тропическая безоблачная сказка для забывших обо всех своих прежних проблемах туристов, гоняющихся за новыми впечатлениями и развлечениями.

Увлечённая безмятежным отдыхом пара вспомнила о своей прошлой жизни всего лишь раз.

Однажды в самом начале путешествия, когда примирившаяся и успокоившаяся чета лежала на пляже Копокабаны, Стёпчик вдруг ни с того ни с сего, как будто случайно вспомнив, спросил одуревшую от зноя, убаюканную шумом волн и приплюснутую к лежаку лучами жаркого солнца Веронику:

– Слушай, а за тобой никто не следил?

Она подняла на него осоловевший от долгого лежания на песке взгляд и спросила:

– Когда? Где?

– Ну, там, дома, – ответил он нетерпеливо.

– Нет, я не замечала, – отметив про себя нехорошее предчувствие, сказала она.

Ника меланхолично проводила задумчивым взглядом гигантскую волну, накатившую на берег и всё-таки сказала:

– Хотя пару раз попадался на глаза один тип. Но это так... просто совпадение.

– Что за тип? – подозрительно осведомился Стёпчик.

– Да так, я же говорю – совпадение, – Веронике не хотелось обсуждать свои перемещения в течение последних дней до отъезда.

Она понимала, что обязательно запутается и одной неверной фразой выдаст себя с головой.

– А может быть, тебя кто-нибудь выспрашивал о том, что и когда ты делаешь, где бываешь. Незаметно, исподволь? – принялся допытывать её Стёпчик.

– Да нет же, никто меня ни о чём не выспрашивал, – наигранно безучастно ответила она, с ужасом осознавая, что последние пару недель всё так и было, как расспрашивал её Стёпчик. Только пристальных допросов-то и не было. Так, случайные фразы, казавшиеся самыми обычными, счастливые встречи.

Собственно, на этом и закончились все разговоры о прежней жизни. Атлантический океан, жаркий пляж, мягкий песок, белая пена великолепных зеленоватых волн захватили их обоих и заставили забыть о реальной жизни. На какое-то время ушли в прошлое и все размолвки.

15.

В последний вечер перед отлётом, намечавшимся на завтрашнее утро, они отправились поужинать в ресторан своего отеля в Рио-де-Жанейро.

Ночь, как это бывает в тропических странах, обрушилась на мир внезапно, как будто в одно мгновение на весь огромный город надели тёмный душный мешок.

И так же внезапно посреди ужина в последний вечер в ресторане отеля Вероника была застигнута неожиданно представшим перед ней призраком из ставшей уже прошлой и казавшейся нереальной жизни. То, что она вдруг увидела, не должно было быть здесь, на другом континенте, в другом полушарии, в этой стране.

Она сидела за столом, томная и благодушно настроенная, уставшая от двухнедельной гонки за новыми местами, видами и забавами, умиротворённо болтала с успокоившимся и благостно настроенным Стёпчиком о том, как хорошо бы вернуться сюда когда-нибудь ещё, в этот земной рай, где много солнца и тепла, как вдруг замерла, как в известной детской игре.

– Что случилось? – спросил Стёпчик, следя за её взглядом.

– Ничего, – вдруг, словно проснувшись, ответила она.

– Кого ты там увидела? – настойчиво выспрашивал он.

– Да так... Никого... Никого я не увидела, – растерянно пролепетала Ника.

– Ну так поставь бокал или выпей наконец-то то, что в нём находится, – насмешливо посоветовал ей бойфренд.

И Вероника автоматически послушно сделала пару глотков, после чего поставила бокал прямо на нож, звякнувший и отскочивший на пол.

– Так кто же там всё-таки был? – услышала она.

– Я же тебе говорю – ничего особенного. Хорошенькая мулаточка в откровенном мини, – соврала Вероника, но при этом почувствовала, что Стёпчик заметил её неадекватную реакцию на якобы незнакомцев.

Он обернулся и посмотрел парочке вслед. Но дверь уже закрывалась. Хотя людей всё ещё можно было разглядеть. А Веронике не хотелось, чтобы Стёпчик видел этих двоих и знал, что встреча с ними может так её тронуть.

– Мини классное, – констатировал он и испытующе посмотрел на неё, – а вот мулаточки там не было. Девушка-то белая.

– Она вышла раньше, чем ты повернулся, – быстро парировала Ника.

Причина, ввергшая её в такую странную и плохо скрытую оторопь, состояла в том, что она увидела тех людей, которые никак, по её представлениям, не могли находиться вместе. Да ещё здесь, на краю света, доступном ей, но не им. Это удовольствие было слишком дорогим для их кошельков.

К её несчастью, она прекрасно знала обоих в этой парочке, прошествовавшей мимо и не заметившей её. Они были веселы, счастливы и упоены друг другом. Очаровательная изящная девушка, яркая и эффектная, юная и стройная, одетая в броское, облегающее розовое платье, звалась Мариночкой. Некогда она трудилась в Никином многострадальном фитнес-центре тренером. Она была прилежна и внимательна к клиентам, она свободно общалась на государственном, английском и родном языках, она была красавицей и спортсменкой, выбранной Вероникой из нескольких претенденток.

Правда, после закрытия салона Мариночка на какое-то время осталась без работы. И о её дальнейшей судьбе Ника ничего не знала.

Сейчас Мариночка с роскошной гривой рыжих волос, не заметив своей бывшей хозяйки, умопомрачительной походкой продефилировала мимо их со Стёпчиком столика, направляясь к выходу из ресторана. Сопровождал Мариночку некий молодой человек.

Всё было для Ники ударом: и то, что молодой человек оказался здесь, на другом краю земли (потому что средств на это у него явно не было, да он и никогда не собирался, насколько она знала, ехать сюда), и то, что он был здесь в обществе юной и прекрасной Мариночки.

Ника познакомилась с ним около двух месяцев назад на какой-то выставке. Теперь Вероника вспомнила, что это был автосалон. Тогда молодой человек непринуждённо отпустил несколько комментариев по поводу пары экспонатов. Потом они нечаянно столкнулись у другого стенда, когда Вероника ненароком толкнула его, и он выронил на пол внушительную стопку проспектов, а потом, шутя и смеясь над своей неловкостью, долго собирал листочки. Затем последовал анекдот в тему, чашка кофе, непринуждённый обмен телефонными номерами, мимолётное рандеву, а затем ветреный, легкомысленный и ни к чему не обязывающий роман.

Именно с ним Вероника и должна была встретиться утром в день её отъезда. Но по причине угона машины свидание не состоялось.

Молодой человек был в курсе её отъезда. Но о географических и временных подробностях она не распространялась, считая это лишним. Да и зачем не очень богатому любовнику знать, что она едет с богатым мужем на дорогой курорт?

Вообще-то, юноша был слишком молод для неё, но он внёс в Вероникину жизнь определённые шарм и смысл, что очень скрасило её довольно серое существование.

Поначалу Нику несколько шокировало разделявшее их десятилетие, но потом, уверовав в свои неотразимость и обаяние, она с головой окунулась в этот неожиданный флирт.

То, что молодой человек появился в южноамериканском ресторане, да ещё в обществе Мариночки, было для Вероники ощутимым ударом. «Надо же было такому случиться – застукать любовника на краю света!» – думала она.

Вероника, делая большие глотки, на автомате допила свой сок, посмотрела вслед исчезнувшему одетому во всё белое молодому человеку с великолепной соперницей и аккуратно поставила пустой бокал на место.

– Мне кажется, что ты их знаешь, – услышала она инквизиторский голос Стёпчика.

Стёпчик был огорошен не меньше Вероники. И не столько замеченной парочкой, сколько реакцией на неё Вероники и её ложью.

Он тоже никак не ожидал подобной встречи. А Никина оторопь очень неприятно уязвила его самолюбие.

– Кого? – растерянно переспросила Вероника.

– Да как тебе сказать, – иронично протянул Стёпчик. – То ли его, то ли её, то ли их обоих вместе.

– Да? – непроницаемо ответила она и поняла, что её враньё про мулатку оказалось неуклюжим и было вмиг раскрыто.

– Кажется, я где-то видел эту рыжую, – сказал Стёпчик.

– Где ты мог её видеть? – спросила она.

– По-моему, в твоём салоне, – продолжал глумиться он.

– Да? – поперхнулась Вероника, не зная, как врать дальше.

– Ну, это же та девочка, которую ты так долго выбирала,– сказал Стёпчик. – Я вспомнил её. Только у тебя она была немножко поскромнее. И в одежде, и с причёской.

– А ты что, помнишь девочку, которая работала у меня в салоне? – перешла в наступление Ника, боясь других вопросов.

– Да нет, нужна она мне! Просто ты так с ней носилась. Да и на зрительную память я, извини, не жалуюсь, – ответил Стёпчик.

Ему было интересно, как Ника выворачивается и лжёт, пытаясь скрыть очевидные факты.

– Ты прав. Мне тоже кажется, что это она, – процедила Ника, мысленно проклиная себя за излишнюю доверчивость к людям.

– А он? – спросил Стёпчик.

– Кто «он»? – тупо повторила она, чтобы потянуть паузу, да и вообще что-то сказать.

– Её спутник, – продолжал выпытывать Стёпчик инквизиторским тоном.

Внешне он был спокоен, но в душе у него всё переворачивалось от обиды и злости.

– Не знаю, – в сердцах ответила Ника, теряя самообладание.

Стёпчикова ревность часто выводила её из себя. Он мог часами изводить Веронику нудными вопросами на тему «Кто это на тебя так посмотрел?».

Ему же доставляло удовольствие хозяйское чувство превосходства.

– А почему ты так на него посмотрела? – услышала она привычную фразу, ставшую для него своеобразным клише.

– Оставь меня в покое, – сказала Ника, взяла бутылку и, налив себе вина, залпом выпила его.

В её душе шевелился похожий на Стёпчиков червь ревности. Её молодой человек и Мариночка! Вместе! В Южной Америке! И ещё она пыталась понять, видели ли её они оба.

Стёпчик замолчал, ему не хотелось выяснять отношения здесь и сейчас. Ему вообще не хотелось выяснять никаких отношений. Ему всё было и так ясно. Он принял решение. Но оглашать его считал ненужным. К тому же до вынесения вердикта надо было немного подождать и сделать ещё кое-что.

Так что остаток вечера прошёл в тишине.

И пара отправилась спать в гостиничный номер всё в том же безмолвии.

16.

Утро встретило их уже в аэропорту.

Стёпчик угрюмо молчал и автоматически проходил регистрацию, не очень-то обращая внимания на Веронику. Свои обиду и разочарование он предпочитал держать в себе и никому не показывать.

Вероника была ошарашена вчерашней встречей, она не спала всю ночь, заснула только под утро на пару часов и была совершенно разбитой. Что-то не давало ей покоя. Что-то не укладывалось в голове. Что-то казалось очень странным.

– Какая-то ты не такая, – констатировал заскучавший от обоюдного безмолвия Стёпчик, когда их лайнер был уже над океаном.

Ника почувствовала, что допрос продолжается.

– Какая – «не такая»? – спросила она.

– Никакая, – пошутил он. – Странная и грустная. Случилось что-нибудь, ты в порядке, дорогая? – Стёпчик любил иногда съёрничать.

Но вконец разбитая Ника решила не сдаваться.

– Мне страшно. И плохо... в этой летающей железке, – как от навязчивой мухи, вяло отмахнулась она.

– А, по-моему, это из-за вчерашней встречи, – со следовательскими интонациями в голосе продолжал пытать её Стёпчик.

– Ты опять? – обессиленно взмолилась Ника.

– Ну, я же видел, как ты окаменела и позеленела. Не из-за этой же девочки. Или как раз из-за наличия девочки? – в самую точку попал Стёпчик.

– Оставь меня в покое, – отчеканила Вероника и, закрыв глаза, попыталась задремать.

Стёпчик долго молчал, собираясь с мыслями, и наконец выдал огорошившую Нику сентенцию. Огорошила она её больше всего тем, что уже давно вертелась в её собственной голове.

– Не хочу показаться назойливым, – с лёгкой иронией выдал Стёпчик, – но он вполне может быть простым пройдохой и прохинднеем.

– Кто он, – воспроизвела она свою вчерашнюю фразу, внутренне похолодев и потом уже оцепенев.

– Ну, кто? Твой любовник, – спокойно ответил Стёпчик.

– Какой любовник, – растерянно спросила застигнутая врасплох Ника.

– Какой – какой! Которого ты вчера видела в гостиничном кабаке. Откуда у простого охранника деньги на такую поездку, билеты, девушку? Впрочем, пардон, девушка не в счёт. Работают они, как видно, вместе и, судя по всему, неплохо. Её доля честно компенсирована. Ещё бы! Найти такую клиентку, как ты! – неожиданно многословно для себя начал объяснять вконец раздосадованный и оскорблённый Стёпчик.

– Что? Откуда ты его знаешь? – глупо спросила Ника.

– Знаю, – отрезал Стёпчик. – Я давно о вас знаю...

Он глубокомысленно помолчал, чувствуя, что, сам того не желая, говорит лишнее, но продолжал:

– Исходя из того, что они оба тебя знают и оба, заметь, вместе, отправились отдыхать на далеко недешёвый курорт, на твоём джипе кто-то уже катается. Схема примитивная: товар – деньги. Двух недель им на реализацию хватило. Заказ был принят заранее, клиент найден и отслежен. Гонорар, как видно, уже получен. Интересно, за сколько и куда они загнали твою машину?

Ника подавленно молчала, не находя, что сказать, и не зная, стоит ли говорить вообще. Такой поворот событий вконец огорошил её. Подобное кощунство по отношению к себе от людей, которым она доверяла, Вероника и представить не могла.

– Как мне только в голову сразу не пришло, что это он, – с досадой стукнул Стёпчик кулаком по подлокотнику кресла и тут же упрекнул себя в том, что не может сдержаться.

Долгое существование под одной крышей и постоянное общение с Вероникой заразительно сказались на его характере. И он иногда ловил себя на мысли, что стал слишком открыт и эмоционален.

Целый ряд любопытных голов с соседнего ряда дружно, как по команде, повернулся в их сторону.

Стёпчик мило им улыбнулся.

– Что он? – тихо и непонимающе прошептала Вероника, затравленно глядя на любопытных пассажиров.
– Что он не на тебя, а на твою машину запал,– полушёпотом пояснил Стёпчик, хотя и знал, что здесь их мало кто может понять. – Я думал, что это просто флирт. Узнал про этого типа кое-что: как звать, кем работает, где живёт, связи его посмотрели.

Ника подавленно молчала.

– А как ты узнал? – наконец тем же еле слышным полушёпотом выдавила она, хотя тоже осознавала, что можно говорить и погромче – всё равно никто по-русски не поймёт.

– Я месяц назад видел вас в холле «Редиссона». Осторожнее надо быть в таких вещах, девушка! У меня была назначена там встреча в ресторане. По бизнесу. Я подъехал. А на стоянке – твоя машина. Обрадовался. Подумал, что ты по магазинам решила прошвырнуться или обедаешь. Мобильник твой, как обычно, в нужный момент не отвечает. Заглянул в ресторан, в бар, в кафе – тебя там нет. Подумал, что ты тряпки покупаешь. Сижу в холле, жду клиента. Он опаздывает. Пробки, сама понимаешь. Вдруг! Из лифта выходишь ты с этим хмырём. Аж светишься вся от счастья! Тьфу! Ну, а дальше работа частного детектива. Всё, что надо, он мне о вас вообще и о нём, в частности, сообщил.

Стёпчик всё-таки не мог больше сдерживаться и рассказал всё, что так интриговало Веронику.

– Так вот, кто меня пас в последнее время, – осенило Нику, и она мгновенно вспомнила типа, постоянно ошивавшегося в холле отеля, где она обычно встречалась с молодым человеком.

Тогда она ничего не заподозрила. Да мало ли кто зачем-то сидит в холле отеля и смотрит на неё, эффектную красавицу, каковой она себя считала. Откуда ей знать, какие тут у человека дела. Ну, встретился он ей случайно в магазине. Так ведь город не очень-то и большой. Мало ли чьи пути могут пересечься.

Между тем Стёпчик продолжал:

– Они тебя оба пасли: и детектив, и, как выясняется, этот твой хахаль. Кстати, криминального прошлого у него нет. Всё чисто. Новичок, наверно. А девушка при нём, если тебе это интересно, тогда замечена не была.

– Когда ты понял, что это они организовали угон? – бескровными губами прошелестела Вероника.

– Было уже слишком поздно, – язвительно и горько откликнулся Стёпчик. – Вчера в ресторане. По твоим выпученным глазищам догадался. Когда они уже ушли. Я девочку (красивая, кстати, девочка) да и его не сразу узнал. Хотя и пораньше, чем ты, их заметил. Они сидели за столиком неподалёку, наискосок от тебя. Так вот. Когда ты впала в ступор, до меня дошло, кто это. Если они вдвоём, да ещё расслабляются на такую невесть откуда взявшуюся сумму – всё сразу понятно.

– Так надо было их хватать! Что же ты молчал! – вспыхнули в Веронике собственнические чувства.

Она почти прокричала эту тираду, и соседи опять, как по взмаху дирижёрской палочки, повернули головы в их сторону.

Стёпчик нашёл в себе энергию на то, чтобы вновь, насколько он мог обаятельно, улыбнуться им.

После чего он ответил:

– А толку! Машину они уже благополучно загнали. Собственно, их миссия в этом деле чисто гуманитарная. Они тебя нашли, отследили, с утра выманили на улицу. Это к нему ты с утра пораньше ехала? А вечером у тебя билеты на самолёт. Блеск! Всё рассчитали. И рыпаться не надо, изображая сочувствие. И встречи сами собой автоматически прекращаются. Подозрений никаких! В одном просчитались. Ты, наверно, не сказала ему, куда летишь?

Вероника молча кивнула головой.

– Молодец, – язвительно оценил её осторожность Стёпчик.

Ника грустно усмехнулась.

– Кто мог подумать, что ты их встретишь на краю земли! – продолжал он.

Вероника молча смотрела на спинку расположенного перед ней кресла.

– А дальше всё по конвейеру, – экзекуторски продолжал Стёпчик, – Специалисты твой аппарат угнали, укрыли, номера перебили, могли перекрасить, могли в Россию, например, сплавить, что вероятнее всего. Кому у нас нужна краденая машина! Говорят, что ночью по рельсам джип славненько проходит. Есть мастера! А там уже всё отработано. Заказчик своё получил, и на необъятных просторах следов не найти. Механизм отлажен.

Ника в полной прострации открыла сумочку и принялась в ней копаться. После долгих поисков она нашла там оранжевого цвета пачку жвачки и принялась открывать её. После мучительного процесса она наконец извлекла белую подушечку с апельсиновым запахом и быстро сунула оную в рот.

– Хочешь? – протянула она пачку Стёпчику.

– Хм, – ответил он и замолчал.

Он и так слишком много рассказал и ругал себя за то, что всё взял да и выложил этой недостойной женщине, которую зачем-то пригрел и «тянул» несколько лет.

И Ника поняла это многозначительное «Хм» как отказ от жвачки и как неведомое ей продолжение темы, с которым она будет ознакомлена особо, но непременно потом.

17.

Стёпчик был болезненно скрытен. И Вероника по опыту знала, что вытянуть их него информацию, которую он не хочет сообщить сам, невозможно. Да и обсуждать с ним своё горе ей не хотелось.

Она была потрясена предательством молодого человека, которого «держала» для души. Ника привязалась к нему за пару месяцев их поначалу легкомысленного романа. Она успела-таки сбросить молодому человеку эсэмэску перед отъездом. Вероника была немногословна, сообщив только, что не смогла приехать в условленное место, что уезжает, как и планировала, с мужем на далёкий курорт, будет через пару недель, очень скучает и ждёт встречи.

Из Бразилии она любовнику не звонила и не писала, полагая, что толку от подобного общения будет мало и заодно благородно щадя его кошелёк, полагая, что необходимость отвечать обойдётся ему недёшево.

Как выяснилось, благородство её было напрасным.

18.

Она молчала всю дорогу. Вздыхала, смотрела в иллюминатор на Атлантический океан и приходила в ужас от чувства ничтожной букашки, оказавшейся в маленькой коробочке над необъятной массой воды, которой не видно ни конца, на края. И собственная жизнь представлялась ей таким же полётом в замкнутом утлом судне над величественной ширью и гладью. Вероника усмехнулась своим мыслям. Потому что жалкое и утлое судёнышко, о котором она думала, на самом деле было гигантским авиалайнером. Но в сравнении с просторами Атлантики лайнер был маленьким и подвластным, например, стихии. И собственная жизнь тоже как будто зависла над притихшей поверхностью, которая неизвестно что может выкинуть.

Вероника иногда поглядывала на Стёпчика. Но тот нехорошо молчал, совсем как народ в «Борисе Годунове».

Как жить дальше, она не знала. Скорее всего, злопамятный Стёпчик бросит её и она останется без средств к существованию. И что она будет делать дальше, неизвестно. Потому что уже привыкла и к определённому социальному статусу, и к материальному благополучию, и к беспечному и беззаботному образу жизни.

Вероника решила во что бы то ни стало помириться с гражданским мужем, доказать ему нечто. Что ошиблась, что нечаянно оступилась, что подобное может случиться со всяким, но что она исправится, и это больше никогда не повторится, ведь она так любит своего Стёпчика. Она представила, как произносит эти мысли вслух. И тут же услужливое подсознание подсказало ей, что ничего из её лицемерия и подхалимства на этот раз не выйдет. Слишком долго Стёпчик носил и переваривал всё в себе. И этот процесс уже породил определённое решение, от которого он не отступится. Вероника подумала, что вердикт вынесен не в её пользу.

А ещё она поняла, что он почему-то тянет и откладывает разглашение приговора, уже чётко сформулированного им.

19.

Так они и жили по приезде. Ни супруги, ни друзья, ни враги.

Стёпчик не проявлял никаких эмоций, занимался своими делами, старался абстрагироваться, не обращал внимания на Веронику и выжидал.

Вообще, он предпочитал проводить время в офисе. И даже обедать и ужинать стал в ресторане, хотя общепит не очень-то жаловал.

Но Вероника стала ему ненавистна. И он с трудом переносил её общество, раздражаясь от одного её присутствия. Она казалась ему глупой куклой, от которой он мечтал поскорее избавиться.

Вероника честно пыталась подлизаться к обманутому мужу. Она заискивала перед ним и однажды даже завела разговор о том, как ей тяжело в такой ситуации, и принялась плакаться ему в жилетку, описывая, как ей одиноко и как она к нему привязана.

Она рассказывала о своей скуке из-за бездеятельности, что явилось причиной невольной измены. Она говорила о своём раскаянии и даже просила прощения. Она обещала быть примерной и верной. И даже, как ей казалось, незаметно, потихоньку начала шантажировать Стёпчика своим пристрастием к алкоголю в тяжёлые для неё минуты.

Но Стёпчик дважды на одни и те же грабли не наступал.

Ника приходила в трепет от мысли, что он что-то задумал. Она понимала, что отнюдь не из-за его мнимой нерешительности или сострадания к ней они ещё вместе.

Был странный документ, который она держала в своих руках перед отъездом, из которого она не поняла ни слова, но почувствовала, что он очень важен для Стёпчика, равно как важна и её персона. И именно из-за этого документа и её фамилии в нём они вынуждены существовать рядом.

Та страшная сила, которая заставляла её теперь добиваться прощения нелюбимого человека, и которая, в свою очередь, удерживала его рядом с ней, называлась простым, понятным, ёмким и оскорбительным в их отношениях словом – «деньги».

«Деньги», – говорила себе Вероника и вздыхала, понимая, что это очень сильный и мощный аргумент.

Единственное, что она не понимала, это каким образом собирается Стёпчик заработать, пользуясь её именем.

Несколько пораскинув мозгами, она начала подозревать, что, возможно, это не в первый раз с её незримой помощью зарабатываются немалые суммы. Она терялась в догадках. И могла только ждать, когда всё всплывёт на поверхность, невольно надеясь, что, может быть, материальные интересы перетянут по весу некрасивый адюльтер. И всё пойдёт так, как было до злополучного романа.

– Понимаешь, – взывала она по вечерам, лёжа на широкой кровати, к отвернувшемуся от неё Стёпчику. – Меня преднамеренно втянули в этот флирт, охмурили, увлекли, может быть, даже загипнотизировали.

– Ну конечно, – поворачивал к ней голову он и саркастически ухмылялся. – Несчастная жертва глубоко раскаивается.

Стёпчик держался с видом глубоко оскорблённого человека, но ничего не предпринимал.

И Вероника даже стала подумывать о том, что со временем он перебесится и всё пойдёт по-старому.

Обманывая себя таким образом, она даже попыталась найти папку, но в домашнем сейфе её не обнаружила.

20.

Развязка наступила неожиданно.

Однажды вечером примерно через неделю после возвращения из Бразилии Стёпчик вдруг уселся с ней за один стол, чтобы поужинать.

По приезде он предпочитал есть в ресторане, избегая Вероники и сокращая общение с ней до минимума.

Настроение в этот вечер у него было каким-то приподнятым, он даже пересказал ей вычитанный в газете довольно смешной анекдот. Вероника газет не читала, такого анекдота не знала и достаточно весело захохотала. Натянутость в их отношениях была преодолена, Нике стало легко.

Стёпчик тоже засмеялся. Общий смех немного разрядил угрюмую общую атмосферу в доме. Вероника даже подумала, что Стёпчик наконец одумался и простил её.

И мысленно с облегчением вздохнула, вдруг представив себе, что жизнь пойдёт по-прежнему, так, как было раньше – спокойно, размеренно и скучно. Теперь эта скука казалась ей замечательной и интересной.

– Завтра в двенадцать подъедешь ко мне в офис, – сказал Стёпчик под конец ужина, когда они пили чай и Веронике начинало казаться, что наступило долгожданное примирение.

Но последняя фраза отрезвила Никино благодушно-приподнятое было настроение. Она почувствовала, что её банально развели, обманули и с анекдотом, и с иллюзией общности, и никакой прежней гармонии не будет. А её только используют напоследок для достижения своих корыстных целей.

– Зачем? – нейтрально спросила она.

– Надо уладить кое-какие дела, – под стать ей безучастно ответил Стёпчик.

Он не собирался посвящать её в свои планы.

– Ладно, – внутренне похолодев, сказала Вероника, в глубине души всё-таки надеясь, что всё утрясётся, и одновременно понимая, что наступает развязка.

– Наденешь какой-нибудь бизнес-костюм, только, пожалуйста, без выкрутасов и лишних камней, – полуприказным тоном сказал Стёпчик.

– Почему я не могу нацепить скромненький бриллиантик? – намеренно по-дурацки капризно, как в счастливые годы их жизни, пропела Ника.

– У меня будет серьёзная деловая встреча, и мы не станем устраивать из неё бразильский карнавал с перьями и фейерверком, – с начальническими интонациями отрезал Стёпчик. – Мне этих удовольствий хватило, – добавил он.

– Ладно, не станем, как скажешь, – тоном послушного ребёнка сказала Ника.

Она отпила чай из своей любимой жёлтой чашки и подумала, что дальше плыть по течению у неё не получится и что пора наконец расставлять все точки над «i».

После чего Вероника отставила чашку в сторону и решительно начала:

– А что это за встреча?

– Это заключение выгодной сделки, – отмахнулся от неё Стёпчик, никогда и никого не посвящавший в свои дела.

– И зачем там нужна я? – продолжала выспрашивать Ника.

– Для солидности и надёжности. Всё, как всегда, – лаконично и абсолютно непонятно ответил Стёпчик.

– Мне всё-таки интересно, – попыталась сыграть Вероника легкомыслие и безмятежность, которые, как она чувствовала, он так раньше любил в ней.

Но Ника была плохой актрисой, и роль любопытной дурочки получалась у неё, как в школьном новогоднем спектакле, где заняты пятиклассники – нелепо и наигранно, с вытянутыми губами и выпученными глазами, поднятыми плечами и разведёнными в стороны руками.

Актёрская неудача вызвала раздражение её единственного придирчивого зрителя.

– Я должен давать тебе полный отчёт о своём бизнесе? – грубовато сказал Стёпчик, прервав разговор.

После чего встал, с шумом отодвинул стул, сказал «спасибо» и вышел. Это было в его стиле: резко оборвать все расспросы и никогда больше не возвращаться к затронутой теме.

А Вероника осталась сидеть за столом, тупо глядя в пространство и понимая, что всё происходящее с ней не зависит от неё никоим образом и ей отведена участь послушной марионетки.

21.

Посуду Вероника мыла сама, потому что по вечерам домработница к делам не привлекалась.

Голова её была занята разнообразными предположениями. Ей было лень включать посудомоечную машину, и она меланхолично тёрла чашки и тарелки, ополаскивала их, автоматически ставила в сушилку и пыталась догадаться, что готовит ей завтрашний день, почему Стёпчик пытался расположить её к себе.

Надо сказать, что Вероника ничего практически не знала о делах своего гражданского мужа. Его деятельность называлась для неё «бизнес», иногда несколько конкретнее – «торговые операции», иногда совсем уж по-фольклорному красочно – «отовсюду понемногу капает». Но откуда, что и в каких количествах капало в карман Стёпчика, Ника не знала даже приблизительно. «Всё законно», – говорил он и делал вид, что исчерпывает этим ответом её любопытство.

Сначала она сгорала от неведения и интереса. Но потом поняла, что никакой конкретики из Стёпчика ей всё равно не выбить и успокоилась. Денег ей хватало. А откуда они берутся, её не волновало.

Сейчас, призадумавшись, Ника поняла, что он готовит заключение какой-то крупной сделки, причём от её имени. Но почему он не заключает её сам, не ставит своей подписи? Почему он ничего не говорит ей и подделывает её подпись? И тут Ника вспомнила, что подпись вовсе не подделана, а самая что ни на есть настоящая, выполненная её собственной рукой ещё во времена её хозяйственной деятельности в салоне, когда она по просьбе Стёпчика зачем-то подписала ему несколько листов, потому что только она владела правом подписи. Тогда Вероника не вникала в суть вопроса, доверяя ему решение всех скучных бюрократических проблем.

Ника отправилась в ванную, разделась, покрутилась перед зеркалом, внимательно разглядывая себя со всех сторон, осталась довольна осмотром и только после этого встала на весы.

Тут её настроение несколько испортилось, потому что стрелка отклонилась не в ту сторону на целых триста граммов.

«Завтра никаких ужинов!» – строго сказала она себе. И продолжила мыслительный процесс под душем. Льющаяся сверху тёплая вода несколько сгладила Никин душевный дискомфорт.

Вероника успокаивалась и размышляла. Видимо, в предстоящей сделке есть что-то незаконное, то, на что она никогда не согласилась бы, знай о подробностях этого дела. Ведь не хотел же Стёпчик, чтобы она даже знала о существовании злополучного документа. Что в нём?

Ника выключила воду, вышла из-под душа, вытерлась большим полотенцем, завернулась в тёплый уютный белый махровый халат и занялась вечерним туалетом.

«И почему я не учила английский? – восклицала она про себя, вымазывая на щёки ночной крем из салатового цвета баночки. – Хоть словечко бы поняла! Хоть о чём речь идёт, знала бы».

Ника думала и о том, что всё происходящее было ещё и своеобразной местью. Не было бы измены, не втравил бы её Стёпчик в неведомое «грязное» дело. В том, что дело нечистое, она уже почти не сомневалась.

Ника закончила свой вечерний туалет, вышла из ванной комнаты и поняла окончательно, что момент истины настал, решительный разговор больше нельзя откладывать.

22.

И она довольно целеустремлённой походкой направилась в гостиную.

– Знаешь, что! – вызывающе сказала она, входя в комнату.

Расслабленный и утомлённый Стёпчик сидел в кресле и смотрел на экран телевизора. Боксёрский поединок захватил его целиком, и он предпочёл не заметить набатных интонаций в её голосе.

– Что? – не отрывая неподвижного взгляда от экрана, невнимательно ответил он.

Ника чувствовала, что грядёт неминуемый разрыв, и всё их совместное бытие висит на тоненькой ниточке предстоящей сделки. А дальше Стёпчик просто выбросит её из своей жизни.

И никакие его полудетские комплексы влюблённости в отношении её, единственной и неповторимой, работать уже не будут. Он обиделся, причём с большой буквы, он чувствовал себя обманутым и преданным. И теперь просто получит с её помощью деньги и закроет за ней дверь. А ей надо как-то жить и устраиваться в этой жизни с максимально возможным комфортом.

Поэтому Ника решила отбросить все условности и действовать так же просто, как водила машину, – ничего не зная, но нагло и напролом.

– Я хочу половину денег от твоей сделки, – по-деловому сказала она и уселась в кресло рядом с ним.

Холодная неуютная кожа мебели – дань глупой моде – неприятно подхватила её.

– Погоди, – как от назойливой жужжащей мухи, привычно отмахнулся от неё Стёпчик. – Здесь такой поединок. Судьба чемпиона решается.

Стёпчик несколько лет в детстве и юности колотил грушу, имел несколько кубков, медалей, грамот и перебитый нос. Созерцание боксёрских поединков было для него незыблемым и неприкосновенным удовольствием.

Вероника поняла, что выбрала неподходящий момент для решительного разговора и что, пока телодвижения на экране не закончатся, она ничего не добьётся.

Поэтому она тупо уставилась на экран телевизора, решив не терять ни настроя, ни момента.

Процесс нудного сидения занял не менее получаса, но она была терпелива и настойчива. Ника читала телевизионную программу, болтала ногой, разглядывала глянцевый журнал, мысленно примеряла на себя колечко из рекламы, пару раз пыталась взглянуть на экран, но каждый раз с отвращением отводила от него глаза.

Ей показалось, что она довольно терпеливо отсидела положенный срок до конца передачи и с нерастраченным азартом начала вожделенный непростой разговор.

– Я хочу половину от того, что ты собираешься получить от моего имени, – упрямо повторила она, когда мордобой закончился.

– Значит, ты заглянула-таки в папку, – озвучил давно осознанную мысль Стёпчик, – интересно, что ты там поняла с твоим-то английским?

Он был в благостном настроении от полученного удовольствия. Созерцание спортивных поединков успокаивало и вдохновляло его.

– Я там поняла всё, что нужно, – отрывисто отчеканила она.

– Какие мы догадливые! – весело воскликнул Стёпчик, однако же медленно заряжаясь нервным Вероникиным тоном и настроением.

– Хватит издеваться, – ответила она, оскорблённая его шутовскими интонациями.– Ты с моей помощью получишь круглую сумму. Так вот – я хочу половину.

– Половины ты не получишь, – спокойно ответил Стёпчик.

Он помолчал и с расстановкой по-деловому продолжал:

– Ты оказалась умнее, чем я думал. Ладно. Договор мы завтра с клиентами заключаем и с тобою расстаёмся. Я надеюсь, ты понимаешь, что в отношении сделки всё сугубо конфиденциально. Никто не должен об этом знать.

– Что это за сделка? – серьёзно осведомилась Вероника.

– Какая тебе разница! – воскликнул Стёпчик. – Меньше знаешь – крепче спишь. Мы покупаем и потом продаём товар, вот и всё.

– Что мы покупаем и что продаём? – оживилась Вероника.

– Что надо. Всё законно. И вообще, это не твоего ума дело.

– Я никуда завтра не поеду, если ты мне всё не расскажешь! – сказала Ника и вопросительно посмотрела на Стёпчика. – Я должна быть в курсе.

– Хорошо, – ответил он решительно и коротко, – мы покупаем некондиционный лес и аккуратненько провозим его через границу как нормальный. Здесь продаём его опять же, сама понимаешь, как нормальный. Выигрываем на размере пошлины. Так тебя устроит?

Вероника была законопослушным человеком и откровенно испугалась:

– Я так не хочу, – заверещала она, – я так не буду. Я в таких делах не участвую.

– Деточка, – с усталой интонацией в голосе выдал Стёпчик, – всё нормально, всё отработано, в первый раз, что ли?

Вероника испугалась ещё больше.

– А сколько раз? – с опаской спросила она.

– Ну не один, это точно, – ответил ей Стёпчик.

– Нет, нет, нет, – в панике повторяла Ника.

– Что – нет? – рассердился Стёпчик. – Повторяю – всё нормально. Никто ничего не в состоянии проверить. Я купил, я продал. Покупатель доволен, да и какое ему дело, по какой цене я это купил, если его устраивает, по какой опять же цене я ему это продал.

– От моего имени? – ужаснулась Вероника.

– От твоего. А как ты хотела? – с расстановкой продолжал он. – Свои люди делают всё так, как надо. И потом, ты же ничего не знаешь, – добавил он после небольшой паузы.

«У меня есть только квартира, – подумала Вероника, – куча тряпок, которые скоро выйдут из моды и шкатулка с побрякушками, на которые долго не проживёшь. Мы расстаёмся, и содержать меня дальше никто не будет».

И она с остервенением принялась торговаться. Вероника была согласна на заключение сделки, но с условием получения половины прибыли.

Стёпчика этот вариант не устраивал совершенно.

Торг был достаточно грязным и длительным. Состав числа «100» был исследован до мельчайших нюансов. На соотношении семьдесят к тридцати бурные разногласия были прерваны резко прозвучавшим телефонным звонком.

– Алло! – раздражённо рявкнула Вероника в трубку и тут же, как по мановению волшебной палочки, сразу переменилась и в лице, и в голосе, и в интонации.

Звонил единственный любимый и потерянный ею в житейской буре на берегах великой полноводной реки ребёнок. И настроение у него, судя по голосу, было какое-то угрюмое и нерадостное. И в самом том факте, что Сенька позвонил сам, было нечто неординарное. Он никогда не звонил Веронике, всё ещё тая обиду. Это делала только Вероника и довольно часто. В последний раз она слышала родной голос дня три назад. Ника сразу почувствовала что-то неладное.

– Алло, – встревожено закричала она в трубку, – хотя в этом не было никакой необходимости, потому что и без напряжения голосовых связок всё было прекрасно слышно, – Сенечка, что у вас случилось?

– Ничего, – многозначительно ответил мальчик и замялся, не зная, как рассказать о своих проблемах.

Вероника поняла, что что-то действительно произошло.

– Ты здоров? – глупо заорала она через всю среднерусскую возвышенность.

– Да, – ответил Сенечка, явно ожидая дальнейших расспросов.

– Как всё-таки у тебя дела? – продолжала выпытывать Вероника.

– Нормально, – как-то виновато ответил сын и замолчал.

– Почему ты звонишь, – продолжала допрос Ника. – Как ты там?

– Мам, – наконец выдало дитё, – я хочу вернуться к тебе. Насовсем.

За последние четыре года Веронике не приходилось слышать ничего лучшего.

– Конечно, – залопотала она в трубку, – я за тобой сразу же приеду.

Мысленно она принялась лихорадочно быстро соображать, как будет оформлять визы, привезёт Сенечку к себе, как будет переводить мальчика из школы в школу, обустраивать их старую уютную квартиру, в которой никто не жил вот уже четыре года, как она уйдёт от Стёпчика, как найдёт себе какую-нибудь работу, как всё будет весело, прекрасно и здорово.

– Через две с половиной недели, – возбуждённо кричала она, прикидывая, сколько времени уйдёт у неё на оформление всех документов и дорогу, – я буду у вас.

Потом она испугалась и подумала, что, вероятно, у мальчика должны быть серьёзные причины, побудившие его к такому шагу.

– Как папа? Он согласен? – осторожно спросила она, понимая, что, скорее всего, Сенька поссорился с отцом.

– Нормально, – не стал распространяться ребёнок.

– Он знает, что ты звонишь? – сказала Ника.

– Знает, – коротко ответил мальчик.

– И как он относится к твоему отъезду?

– Плохо, – не менее лаконично произнёс Сенечка.

– Вы что, поссорились? – продолжала допытываться Вероника.

– Да нет, у нас тут… появилась, то есть поселилась… тётя Жанна. И я не хочу с ней жить. Я хочу к тебе, – взывал мальчик через три тысячи километров.

Вероника мигом включилась в тему, сообразив, что к чему, и пообещала немедленно заняться всем необходимым.

В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что Кирпичёву надоела одинокая жизнь и в их доме появилась некая тётя Жанна, никак не укладывавшаяся в гармоничную картину мира, созданную Сенькиным воображением. Оказалось, что тётка пребывает в доме уже больше месяца, что пока скрывалось от Вероники. Что она своенравно и деспотично установила там свои порядки. И что за это время успела надоесть мальчику своей маниакальной страстью к чистоте и поразительной занудливостью. Его лишили свободы в просмотре телевизионных программ, в комьютерных играх и Интернете, в общении с друзьями и в праве разбрасывать одежду, обувь и личные вещи по своей же собственной комнате.

Последней каплей в чаше Сенькиного терпения оказался скандал, устроенный ненавистной тёткой из-за плохой оценки по истории.

– Какое ей дело до того, какие у меня оценки! Кто она такая! – полувозмущался-полувсхлипывал родной голос в трубку.

Веронику охватила волна негодования. Но она сдержала себя и, сохраняя внешнее спокойствие, принялась утешать Сенечку. Она сочувствовала ему, давала советы, просила подождать и в то же время внутренне ликовала. Это было то, о чём она даже не смела мечтать.

23.

Закончив разговор, Ника повесила трубку и посмотрела на Стёпчика:

– Ты всё понял? – спросила она.

– Да, – просто ответил он, – ты своего дождалась.

Ему стало опять жалко её. Но мысль о примирении не могла даже возникнуть в его оскорблённой рационалистичной голове. И внешне он предпочитал не показывать своего сострадания.

Вероника блаженно улыбнулась, надеясь, что Стёпчик разделит с ней её радость. Ведь она ждала того, что случилось, как самого большого чуда. Это было пределом её мечтаний, счастьем и смыслом всей жизни.

Но Стёпчик был подчёркнуто несентиментален и чёрств.

– Тридцать процентов, – скупо сказал он, цинично и нелогично вернувшись к прерванному спору.

Она с недоумением (как можно было не разделить с ней такую радость!), но однако же с благодарностью (цифра ей понравилась) посмотрела на него. В конце-то концов, деньги в данной ситуации устраивали её больше сочувствия.

– Знаешь, что самое смешное в этой истории? – с иронией заметил он.

– Что? – чувствуя подвох, спросила Ника.

– В том, что я сам планировал дать тебе твой процент от этой сделки, разъехаться и больше никогда тебя не видеть.

– Да, ты на это способен? – удивилась Вероника.

– То, что ты начала торговаться, только облегчает мне задачу. В моральном плане – меньше переживаний, – добавил Стёпчик. – Было очень смешно.

У Вероники перехватило дыхание.

– И сколько ты хотел мне дать? – тихо спросила она.

– Свои двенадцать процентов ты выторговала, – с насмешкой произнёс Стёпчик. – В свете воссоединения семейства. Квартиру можешь оставить себе, – великодушно бросил он с боярского плеча.

– А как же ты? – спросила она.

– Куплю себе другую, подальше от тебя. И живи, как знаешь. Мне всё это порядком надоело, – в сердцах сказал он.

Но Нике было не до выяснения взаимных обид, она была полна новыми впечатлениями. Вероника вдруг представила себе своего мальчика, вспомнила всё, что у них произошло, вспомнила, как он уехал от неё, казалось, навсегда, опустилась на пол и заплакала.

Однако Стёпчик не отличался излишней чувствительностью, и вид женщины в слезах, да к тому же сидящей прямо на паркете возле журнального столика, внешне не тронул его за живое.

Он привык к тому, что Вероника частенько переигрывала. И поэтому не поверил реальным настоящим чувствам. Точнее, боялся поверить в них и обмануться, став в очередной раз глупой попавшейся на крючок жертвой.

– Веди себя завтра хорошо. Побольше улыбайся и молчи, – сухо сказал он и пошёл спать в свой кабинет.

Вероника какое-то время ещё посидела на полу, вытерла слёзы и пересела в холодное противное кресло.

– Я сделаю это, – тупо глядя в пространство, думала она, – мне надо растить и поднимать сына, учить его. Мне нужны деньги.

24.

На следующий день Вероника, молча улыбаясь, сидела в офисе и слушала какие-то разговоры, не вникая в их суть. В конечном итоге сделка была совершена.

– Молодец, – похвалил её Стёпчик, когда они вернулись домой, – ты была на высоте.

Он хозяйским взглядом окинул квартиру, прошёлся по ней и потребовал себе пару чемоданов.

Вероника оскорблённо посмотрела на него и, ничего не сказав, демонстративно ушла в спальню к любимому зеркалу поправлять макияж.

Когда она вернулась, Стёпчик уже укладывал вещи в самостоятельно найденные чемоданы. На экране включенного для фона телевизора мелькали великолепные виды Рио.

Вероника уселась в кресло и принялась смотреть, вспоминать и даже слегка комментировать увиденное. Стёпчик тоже бросил на время процесс укладывания и присоединился к ней.

Когда сюжет закончился, он вернулся к своему делу. Застегнув последний замок, Стёпчик сказал, что они ещё увидятся для разрешения всяческих формальностей и уехал. Расстались они вполне пристойно. И даже встретились ещё пару-другую раз для совершения этих деловых формальностей.


25.

Вихрь дел закружил Веронику. Она принялась оформлять документы, готовить гнёздышко и наконец привезла сына к себе.

Ника чувствовала себя счастливой. У неё были деньги, ей было, где жить, а главное, к ней вернулся тот, кого она любила больше всего на свете, он нуждался в ней, он простил её, он захотел быть с ней.

Однажды, когда Сенечка был в школе, а Вероника самостоятельно занималась хозяйством, потому что от услуг домработницы ей пришлось отказаться, и жарила его любимые котлеты, в доме раздался телефонный звонок.

Ника быстро сполоснула руки, наспех вытерла их о кухонное полотенце и схватила трубку.

Мужской голос с акцентом спросил её фамилию.

– Что вам надо? – поинтересовалась Вероника.

– Так как ваша фамилия? – повторил голос с лёгкими нотками раздражения.

– А что вы хотите? – в свою очередь, начала волноваться Ника.

– Вас из полиции беспокоят, – хозяйски выдал невидимый собеседник, давая понять, кто здесь главный.

За считанные секунды Никины ноги стали ватными, во рту у неё пересохло и она мысленно успела проклясть себя за свои алчность и легкомыслие.

Она назвалась и стала ждать худшего.

«Меня подставили. Я ничего не знала!» – вертелось у неё в голове.

Она, регулярно смотревшая детективные сериалы, стала представлять себе беседы со следователем, картины судебных заседаний. От всего этого ей стало плохо.

– Хочу сообщить вам новость, – услышала она.

– Какую? – тихо произнесла Ника.

– Хорошую, – ответил голос, и у неё отлегло от сердца, хотя неведение всё ещё пугало.

– Нашлась ваша машина, – сообщил собеседник.

Ника выдохнула воздух, как после долгой пробежки, и опустилась в кресло. Она сразу вспомнила следователя, приходившего к ним домой и обещавшего, что работа будет вестись.

– Как хорошо, – опять заволновалась она.

– Вы можете её забрать, – продолжал молодой человек, – но вам нужно будет сделать небольшой ремонт.

– А что случилось? – после пережитого стресса Нику не трогали проблемы повреждения машины.

Нашлась – и прекрасно, сломалась – починят. Её мир вместе со всем набором ценностей остался целым, невредимым и нетронутым.

– Машина повреждена, но несильно. Надо менять бампер, фару, и, кажется, это всё. Отвезёте в мастерскую, там её посмотрят, может быть, ещё что-то найдут. Я не знаю. Но почините, покрасите, и будет порядок, – раскладывал дальнейшие Никины действия по полочкам невидимый собеседник.

– Как мне забрать её? – с чувством облегчения поинтересовалась Вероника.

– Подождите. Я должен объяснить. Или вам неинтересно? – голос соблюдал все формальности.

– Мне очень интересно! Рассказывайте! – с самыми счастливыми интонациями сказала Ника.

– Машина всё это время где-то стояла, видимо, в гараже. Сегодня ночью её, наверное, решили куда-то перегнать. Но преступник попал на ней в аварию и с места происшествия скрылся, – медленно, с расстановкой, обстоятельно рассказывал «полицист».

– Да-да-да, – протараторила Вероника, пытаясь заставить собеседника говорить побыстрее.

Её уже не очень интересовали подробности. Ей хотелось петь и танцевать от радости. К тому же она вспомнила о котлетах.

– Извините, одну секундочку, – она бросила трубку на журнальный столик и побежала на кухню выключить плиту.

– Простите. Я уже тут, продолжайте, – весело сказала она, вернувшись.

– Вы должны подъехать к нам, оформить документы и забрать свою машину.

Дальше следователь условился с Никой о времени и месте встречи.

26.

Вероника была счастлива. Через какую-то пару недель она уже была на колёсах. Только иногда по утрам, подходя к машине, стоявшей теперь на стоянке неподалёку от дома, она с неприязнью вспоминала холодный предмет, которым ей ткнули в спину при угоне, и передёргивалась, чтобы отогнать неприятные чувства.

Расставание со Стёпчиком не очень-то расстроило её, поскольку было материально компенсировано.

Боль предательства со стороны молодого человека тоже стала утихать.

Она устроилась на работу в довольно престижный салон и, хотя и с трудом, поскольку уже отвыкла быть занятой и кому-то чем-то обязанной, втянулась в трудовой график.

27.

А спустя неделю с Вероникой и вовсе произошёл случай, в какой-то степени вернувший ей спокойствие и безмятежность.

Она отвезла сына на тренировку по баскетболу и заскочила в супермаркет за продуктами.

Времени для ожидания у неё было много.

Проходя мимо кафе, Ника уловила приятный, щекочущий нос запах свежеиспечённой сдобы.

Надо сказать, что булочки с корицей были её давней слабостью. И она решила не отказывать себе в этом маленьком и невинном удовольствии.

– Завтра зарядку сделаю, – успокоила она голос совести, громко возмутившийся её чревоугодническими инстинктами, – пробегусь полчасика, не растолстею же я безобразно от одной маленькой булочки.

Приговаривая про себя эти оправдания, Вероника направилась к столику, стоящему в углу. Она любила места в уголке, там ей было уютнее, и к тому же она могла видеть всё происходящее вокруг.

Когда Вероника сделала первый глоток крепкого горького кофе, откусила первый сладкий кусочек от своей вожделенной булочки и обвела взглядом кафе, то замерла от неприятного чувства.

Рядом со стойкой стояла и покупала кофе тайно ненавидимая ею рыжеволосая Мариночка, яркая, молодая, ослепительная и стройная.

«Со сливками», – неодобрительно и с завистью подумала Вероника.

Это было первое, что пришло ей в голову.

Второй её мыслью было: «Авантюристка».

Она откровенно разглядывала «преступницу» и понимала, что ничего не может сделать. Ведь у неё нет никаких доказательств вины Мариночки, кроме каких-то там подозрений, основанных на совпадениях.

Тем временем Мариночка взяла свой кофе с парой пирожных, расплатилась, подняла поднос и оглянулась в поисках удобного места. Всё это было проделано достаточно быстро, и Вероника не успела отвести в сторону своего тяжёлого неприязненного взгляда. Мариночка увидела Нику, широко открыто обворожительно улыбнулась и направилась к её столику.

– Ой! Как здорово! – защебетала она, усаживаясь напротив Вероники. – Здравствуйте, Ника. Как хорошо, что я вас встретила.

Когда-то Вероника требовала, чтобы подчинённые звали её по имени – просто Никой. Она не видела в этом панибратства. Но обращения к себе по имени и отчеству, как того требовали и статус, и, увы, возраст не переносила. Молоденькие девочки, переступая через себя и едва не проглатывая языки, тыкали ей и звали Никой. Ей казалось, что это делает её моложе. Мариночка же так и не смогла перешагнуть через это просторечное «ты» и звала её на «вы».

В свете всего происшедшего Ника никак не могла понять Мариночкиного восторга по поводу их случайной встречи.

Она церемонно ответила:

– Здравствуй, Марина, как дела?

«Надо же было мне сюда припереться, – ругала она себя мысленно, – чтобы встретить здесь эту аферистку и делать вид, что я ничего не знаю».

– Прекрасно выглядите, – лепетала между тем пухлыми губками розовощёкая Мариночка.

Вероника вспомнила о сумасшедшей болтливости Мариночки и приготовилась к тому, что ей сейчас нужно будет остановить этот словесный поток и под любым предлогом уйти. Она не хотела, чтобы ей заговаривали зубы, и одновременно бессильно чувствовала, что никак не сможет разоблачить эту красивую зеленоглазую дрянь.

– Спасибо, – сухо ответила она.

Мариночка не замечала её пессимистического настроя. Она спешила поделиться переполнявшими её впечатлениями с первым встречным.

– Представляете, Ника, что со мной случилось! – восторженно продолжала верещать она.

Неожиданно Веронике стало интересно, что же сообщит ей словоохотливая Мариночка.

– Что? – спросила она.

Но Мариночка не нуждалась в наводящих вопросах, да и в любом словесном поощрении.

Она даже забыла о своём кофе, так не терпелось ей поделиться переполнявшей всё её существо информацией. Ника даже чувствовала, как её собеседницу распирает от восторженных чувств и желания переложить хоть долю своей радости на чьи угодно плечи, вернее, в чью угодно голову.

– Представляете, я выиграла две путёвки! – зажигательно и «вкусно» причмокивая на согласных звуках, сразу вывалила Мариночка главное на бедные Вероникины уши.

– Ах! – сказала Вероника и сразу всё поняла.

Стёпчиковы мнительность и подозрительность сразу куда-то улетучились.

Девочка в ослепительно белом свитере неожиданно реабилитировалась в её глазах. Правда, неприязнь к Мариночке осталась, ведь любовника та у неё всё-таки увела.

А Мариночка, отставив остывающий кофе, продолжала с наслаждением рассказывать:

– Знаете, я решила купить новый телевизор. Ну, этот, плазменный, с большим экраном. И попала на акцию. И выиграла две путёвки в романтическое путешествие. В Бразилию!

– Я тоже недавно была в Бразилии, – беспристрастно сказала Вероника.

Её терзала обида на молодую, вызывающе привлекательную, пышущую счастьем и сексапильностью соперницу.

– Правда? – не замечала минора бесчувственная Мариночка. – А в Амазонии? А в Игуасу тоже были?

– Да, да, – с видом знатока кивала Ника головой, как будто речь шла о её личной вотчине.

Большие и выразительные Мариночкины глаза горели:

– Как здорово! А когда вы там были?

– Где-то пару месяцев назад.

– И я – пару месяцев, – продолжала искать точки соприкосновения Мариночка. – И как мы там с вами не встретились!

– Страна большая, – мудро выдала сентенцию Ника.

– Это так, но все туристы тусуются в одних и тех же местах, – поддержала её стремление поделиться житейской мудростью Мариночка и махнула точёной ручкой.

– Представляете, – продолжала она взахлёб, – У нас был такой гид! Фанатик! Когда мы пошли на экскурсию в джунгли, он нам дал такой инструктаж, как будто мы там жить собираемся все свои оставшиеся дни.

Вероника представила себе конкретное наполнение слова «мы», и ей стало неприятно.

Она не позвонила молодому человеку после приезда, и он тоже не позвонил ей. Там в Бразилии он стал для неё аферистом и предателем. Теперь же, когда всё прояснилось, оказался простым ловеласом. Всё это не прибавило ей тёплых чувств. Но она с любопытством следила за эмоциональным Мариночкиным рассказом.

– С кем ты туда ездила? – осторожно спросила Вероника.

– С одним хорошим знакомым, – таинственно и многообещающе сообщила девушка.

– И что это за знакомый? – продолжала резать себя по живому Вероника.

– Сейчас расскажу, – зазывно пообещала Мариночка, не замечая Никиных тщательно скрываемых страданий.

– Значит, выиграла я эти путёвки и думаю: «А с кем бы мне поехать?». Родители у меня жару не переносят. У сестры только-только ребёнок родился. Куда она поедет? Отказалась. С подружкой... м-м-м... как-то не хотелось. Их у меня много. Одну выберешь – другие обидятся. Хожу всюду, думаю. И вдруг в магазине сталкиваюсь с однокурсником! Хороший такой парень. Слово за слово. Он в институте чемпионом по плаванию был. Болтаем, а я думаю: «А с мужиком поехать как-то надёжнее». И так в шутку ему, дескать, поедем со мной в Бразилию. Он не понял. «Поехали», – говорит. Посмеялись. Я говорю: «А я серьёзно, составь компанию, путёвка пропадает, поехать не с кем». Он понял, подумал. «Нет, говорит, не поеду». Знаете, неудобно, вроде, как альфонс. Но я у него телефончик взяла, говорю: «Подумай ещё, я тебе потом перезвоню». В общем, через недельку уговорила.

Веронике стало немного легче от того, что любовника у неё увели на верёвке, что тот ушёл от неё не по собственной инициативе, да ещё и упирался при этом. По ходу рассказа ей даже было приятно слышать о том, как он сопротивлялся.

Она принялась за свой уже остывший кофе. Мариночка тоже спохватилась и взялась за еду. Она пила кофе и ела пирожное, аккуратно отделяя ложечкой маленькие кусочки.

Ника смотрела на эти запретные для неё коричневые и белые полосочки бисквита и крема и слушала восторженный рассказ Мариночки о самолётах, гостиницах, водопадах, пляжах, джунглях, полётах над Рио, экзотических фруктах, удовольствиях, смехе, веселье и о хорошем старом знакомом, на которого Мариночка имела в будущем определённые далеко простирающиеся виды.

Хорошее настроение вместе с верой в человечество вернулись в Никину душу, и она даже нашла в себе силы улыбнуться этой действительно хорошенькой девушке.

2000 год