Вторая глава романа Джона Кендрика Бэнгса (John Kendrick Bangs, 1862-1922) “Mrs. Raffles”.
Перевод: Олег Александрович ©, 2013
Иллюстрация: Обложка первого издания книги; художник Альберт Леверинг (Albert Levering),1905 г.
***
К НАЧАЛУ - http://www.proza.ru/2015/06/14/1051
II. ВИЛЛА В НЬЮПОРТЕ
Нет нужды описывать мне свое путешествие в Ньюпорт, поскольку событиями оно было весьма небогато. Лишь по его завершении, перед высадкой на перрон, заметив, что мой сосед — преуспевающего вида джентльмен, едущий в Бостон, — крепко спит, я обменял свое старое, местами уже потертое пальто на новенькое, прекрасно сшитое и отороченное соболем, а также прихватил его чемодан, чтобы ознакомиться с содержимым попозже и без спешки. Этот давний эпизод я упоминаю лишь для того, чтобы пояснить, благодаря чему удалось мне предстать перед Генриеттой во всем своем прежнем лоске и поддержать таким образом свое реноме. Действительно, я нашел в чемодане полный набор аксессуаров вечернего туалета истинного джентльмена, не исключая трех великолепных жемчужин на белоснежной манишке; все пришлось впору, будто шилось на меня. Лежала там и сотня незарегистрированных первозакладных облигаций Американской Сталелитейной Компании; какую смогли мы потом извлечь из них пользу, я расскажу впоследствии. «С твоей удачливостью, милый Банни, и моими мозгами мы горы своротим! — радостно воскликнула Генриетта, когда выслушала мой рассказ. — Пусть я не „мистер“, а миссис Рэффлз, парочкой с тобой мы станем столь же лихой!»
К вилле «Боливар» я подъезжал с противоречивыми чувствами. Я ничуть не разлюбил Генриетту, однако от сознания теперешней разницы наших статусов: нищий бродяга — и леди, живущая в роскоши, — у меня на душе скребли кошки. Я не мог отогнать от себя подозрений, что Рэффлз в свое время поведал ей о местонахождении тайника, в котором он спрятал корсаж герцогини Геррингдейлской — и Генриетта ныне пожинает плоды от его реализации, в то время, как я, рисковавший свободой ради его добычи, не получил и пенни дивиденда за свои труды. Поэтому при встрече я постарался придать лицу укоризненное выражение.
Да, это была она, и такая же красавица, как прежде: разве чуть похудела, и в блеске глаз, неотразимо обольстительных, прибавилось холода, — но все та же изменница Генриетта, в которую влюблен я был когда-то до безумия.
— Добрый старина Банни! — Она протянула ко мне руки. — Могли ли мы с тобой подумать, что спустя годы встретимся в таких дальних краях, да еще в столь необычной обстановке!
— Да, необычной, — согласился я, разглядывая обстановку и убранство гостиной: такого богатства в материальном его воплощении мне не доводилось видеть ни при свете дня, ни в луче моего рабочего фонарика. — Не спорю, окружающую здесь тебя роскошь к числу явлений обычных отнести трудно, — добавил я со значительностью в голосе. — Вилла, так называемая, выстроена из отборнейшего итальянского мрамора, сад украсил бы королевский дворец, такой свиты слуг едва ли увидишь в имениях самых заносчивых герцогских семейств Англии, а любой из артефактов, что служат здесь предметами обстановки, достоин выкупа супругой нашего монарха.
— Не удивляюсь твоему удивлению! — с самодовольной улыбкой заявила она, оглядывая гостиную.
Такой ответ не посодействовал, конечно же, унятию моего взрастающего негодования.
— Я готов, конечно, выслушать твои объяснения, — парировал я холодно. — Разумеется, если Рэффлз рассказал тебе о тайнике с камнями герцогини Геррингдейлской, всё, или почти всё, становится мне понятным; но как же я? Неужели тебе не пришло в голову, что я тоже заработал себе долю от этой добычи?!
— Ох! бедный, обделенный, всеми брошенный Банни! — проворковала она весело. — А ведь я позвала тебя сюда именно для того, чтобы с тобою как раз всем этим и поделиться, хотя, скажу сразу, ничего ТВОЕГО здесь нет! Ни о какой герцогине… Геррингдейлской, не говоря о ее камнях, я и слыхом никогда не слышала!
— Что?! Значит, все, что здесь тебя окружает —
— В моем полном и безраздельном пользовании, и целиком благодаря моей же изобретательности, дорогой Банни! Этот дом, да будет тебе известно, принадлежит мистеру и миссис Констант Скрэпп; они совсем недавно отсюда съехали —
— И возбудили дело о разводе, — вставил я; моя осведомленность была почерпнута из последнего номера газеты, добрую треть раздела светской хроники посвятившего матримониальным проблемам этой знаменитой четы.
— Именно так, — подтвердила Генриетта. — И теперь миссис Скрэпп занята своим новым особняком в Южной Дакоте, а полковник Скрэпп в Монте-Карло пополняет своими деньгами чужие бумажники — посредством вертушки и шарика. А вилла «Боливар» — с ее замечательной коллекцией старинной мебели, с этими великолепными изделиями из нефрита, изумительной восточной керамикой, картинами, серебром — была выставлена ими для сдачи в аренду. Поэтому неудивительно, дорогой, что я, стремясь заполучить в этом городе реноме особы высочайшего социального статуса, вцепилась в эту виллу с таким пылом, какой здесь, в ньюпортской атмосфере, многие могут даже счесть родимым пятном выскочки из низов.
— Но каких же денег все это стоит! — воскликнул я, продолжая рассматривать поистине сказочное убранство комнаты. — Вон — один лишь тот глазурованный кувшин у камина потянет как минимум на две сотни фунтов.
— Именно потому я и сняла этот дом. А тебя я разыскала в расчете на твою помощь в оплате аренды.
— Пойми этих женщин! — воскликнул я и горько рассмеялся. — Отчего вдруг ты решила, что я смогу быть в этом деле тебе помощником?
— Это всего лишь двадцать пять сотен долларов в месяц, — пояснила она.
Ответом был мой сардонический смех.
— Нет, вы послушайте ее! — крикнул я в пустоту. — Лишь двадцать пять сотен в месяц! Да будь она двадцать пять сотен в столетие — мне не оплатить и единых суток этой твоей аренды, на такой мели я сейчас! Я уж полгода и тридцати центов, наверное, суммой в руках не держал — до сегодняшнего полудня. Мне кофе мой утренний — из благотворительных фургонов — пить приходилось из стаканчиков, собственноручно свернутых из нью-йоркской, бостонской и чикагской спортивной прессы! Я вкус даже комплексных обедов — в пятнадцать центов ценою — давно забыл, а ты просишь моей помощи в оплате этого дворца. Ты повредилась умом, Генриетта!
— Ты все тот же самый, не в меру говорливый Банни, — сказала она мне резко, но с ноткой симпатии в голосе. — Закрой рот на секунду! тебе это не трудно? Знаешь, что сказал мне дорогой старина Рэффлз перед отбытием в Южную Африку? Если бы ты отдавался делу в той же мере, что и красноречию — тебе б цены не было! Еще он говорил, что за тобой нужен глаз да глаз — в противном случае любое дело наверняка пойдет вкривь и вкось. А твое пристрастие печатать в лондонских журнальчиках свои криминальные рассказики может всем нам в высшей степени дорого может обойтись. „Герри“, сказал он мне в порту, „если я не вернусь, а ты решишь продолжить дело, старайся по возможности обходиться без пресс-агентов. Людям публичным они пристали — в наш же бизнес они привносят лишь дополнительные сложности“.
Я с обидой пожал плечами.
— Ты своим словоизвержением помешал мне досказать, в какой именно помощи я от тебя нуждаюсь, — продолжала она. — Никаких денег, Банни, мне от тебя не надо; единственное, что от тебя потребуется, это неукоснительное исполнение моих поручений, которые чересчур обременительными для тебя, думаю, не будут. Движимое имущество в этом особняке тянет на полмиллиона долларов, мой мальчик, и я предлагаю тебе… служить у меня курьером, скажем так. Мой первый месячный взнос я уже оплатила: из выручки от продажи трех старых кроватей с мансарды, шести образчиков севрского фарфора из юго-восточной спальни — она как раз над нами, и сатсумской вазы из ниши в одной из комнат на третьем этаже.
В голове моей забрезжило понимание.
— До переезда сюда я влачила скудное существование, работая на одного скупщика антиквариата с Четвертой авеню. Он и сейчас думает, что я езжу по стране в поисках старинных столов, бюро из красного дерева, шкафов, кроватей и прочей ценной сейчас рухляди. Вот так-то!
— И занимаешься ты этим как миссис Рэффлз — или Ван Рэффлз, как ты пишешь ныне? — поинтересовался я.
— Ох, Банни, Банни, Банни! Ни коим образом! Как мисс Прэтт-Робинсон. Дилер платит мне за работу пятнадцать долларов в неделю, адреса желающих что-то продать я сообщаю ему — ну, теперь понятно, Банни?
— Отчасти что-то прояснилось. Аренду дома ты задумала оплачивать его содержимым, так?
— Ты чертовски прозорлив и искушен, дорогой Банни! Лопату с ручной пилой ты не перепутаешь. Клячу, вместо автомобиля, тебе не всучишь. У тебя не глаз, а алмаз, который и ночью не дремлет! Да, сэр! Именно! Аренду дома я буду оплачивать его содержимым. Сколько раз половиной миллиона долларов можно заплатить по две с половиной тысячи, а?
— Черт возьми, ты достойна самого Рэффлза, клянусь! Аренда не будет для тебя головной болью целых шестнадцать лет!
— Около того, — согласилась Генриетта, глядя на меня взором победительницы.
— Однако я все еще в неведении, какое место во всем этом ты отводишь мне.
— Обещай выполнять беспрекословно все, что тебе будет велено, — и тогда непременно будешь получать свою долю от всех трофеев.
— Генриетта! — воскликнул я страстно и схватил ее руку.
— Нет, Банни, остуди пыл! — Она мягко отстранилась. — Для сантиментов пока не время. Просто обещай во всем мне повиноваться, а любовь и прочее придержим в заначке.
— Обещаю.
— Тогда за дело, — заговорила она быстро, и на щеках ее вспыхнул румянец. — Ты сейчас же возвращаешься в Нью-Йорк и берешь с собой три уже собранных мною чемодана. В них замечательнейшая из когда-либо собранных коллекция нефритовых артефактов. По приезде снимешь меблированные апартаменты в одном из аристократических кварталов. Расставишь изделия в комнатах по разным местам — как это принято у знатоков. И когда в четверг мистер Гарольд Ван Гилд явится смотреть твою коллекцию, продашь ему ее не менее чем за восемь тысяч долларов.
— М-да, схема ясна.
— Деньги немедленно вышлешь мне, — деловито продолжала она. — Мистер Ван Гилд заплатит наличными.
— А для чего продать ты вознамерилась на восемь аж тысяч, а не на две с половиной? — спросил я ее с улыбкой. — Ты намерена транжирить? жить… э-э… не по доходам?
— Нет, — ответила она, — просто в две с половиной тысячи в месяц мне обходится еще и прислуга.
— Даже так будет излишек в три тысячи, — заметил я.
— Ты прав, Банни, прав. Но этот излишек лишним не будет, дорогой. В воскресенье я приглашена к Гастерсам на партию в бридж; да и запас на непредвиденное нам не помешает.
В Нью-Йорк я добрался пароходом и с уютом обосновался в роскошной холостяцкой квартире недалеко от площади Грамерси. В четверг зашел ко мне мистер Гарольд Ван Гилд — посмотреть мою коллекцию нефрита, которую я решил продать ради путешествия — лет этак на пять — по странам Востока. В пятницу коллекция перешла в собственность мистера Ван Гилда, и вечером того же дня восемь тысяч долларов были высланы в Ньюпорт — миссис Ван Рэффлз. И две тысячи — совсем нежданно — поступили в мою собственную доходную часть: дело в том, что мистер Ван Гилд согласился выложить за коллекцию десять тысяч — тогда как Генриетта была рада выручить за нее восемь; поэтому, рассудил я, если двадцать сотенных бумажек найдут себе место в моем кармане, в накладе никто не останется. Ну, — если позабыть о чете Скрэппов, конечно. Но это уже, по большому счету, не мое дело. В том, что касалось меня непосредственно, я сыграл честно.
ПРОДОЛЖЕНИЕ - http://www.proza.ru/2013/06/03/147