Памяти друга и соплавателя, Леонтия Александровича – посвящаю...
Друг мой, начальник судовой радиостанции Леонтий Александрович, фамилия по понятным причинам пусть будет условно Кваснин, был награждён орденом Трудового Красного Знамени. В гражданском флоте получить такую награду – большая редкость! Необходимо совершить что-то необыкновенное. Что до личной жизни, у Лёни сохранилась привычка звонить б ы в ш е й супруге с возвращением судна на грешную землю. С Елизаветой он развёлся несколько лет назад. Детей им Господь не дал, а супруге Лёня оставил однокомнатную квартиру, мебель и прочее хозяйство. Удивительно, но бывшая жёнушка отвечала взаимностью и принимала моряка, тем паче... если он появлялся с подарками.
Немудрено, что после очередного кубинского рейса, Леонтий, оказался в гостях у Елизаветы. В этот раз, с кораллами и морской звёздочкой. Как не уважить женщину обаятельной наружности и с завидной фигурой. А ведь когда-то был её полным властелином! Увы... В этот приход Леонтий пригласил к Елизавете и коллег из отдела радиослужбы пароходства. Это были хорошо знакомые специалисты, посещавшие Кваснина во время профилактики и ремонта судовой радиоаппаратуры. Компания расположилась за большим столом, где с приветливой улыбкой на лице, хозяйничала Елизавета. Обильная выпивка и приличная закуска - это в правилах моего друга. В общем, засиделись до позднего вечера. Леонтий был в эпицентре мужского застолья: потный и разгорячённый, с прилипшими на лоб остатками полинявших волос, он сидел во главе стола в одной майке и развлекал гостей морской бывальщиной и анекдотами.
Культурно отметив благополучное завершение рейса, бывшие супруги проводили гостей. Однако напрасно Лёня настраивался, на так манившую моряка, Лизкину постельку. Прошли те уютные времена... Женщина проявила вдруг непонятную настойчивость, несмотря на тропические сувениры, и предложила Леонтию... топать на судно. Обиделся Лёня и в адрес Елизаветы отправил несколько ядовитых выражений. Однако, как не крути, а пришлось Леонтию Александровичу уныло шагать на теплоход, в опостылевшую за рейс каюту.
Благо в Заполярье царил, как раз, полярный день. До проходной торгового порта оставались несколько сот метров, когда хмельного орденоносца настигла "хмелеуборочная" машина. Так «окрестили» в Мурманске милицейский спецавтомобиль. Тут поневоле вспомнишь поговорку: «пришла беда, открывай ворота». Так и случилось! Об отдыхе моряка теперь "позаботилась" милиция. А ведь миролюбивый по натуре начальник судовой радиостанции, в свои сорок с небольшим лет, не представлял для окружающих ни малейшей опасности. Ни агрессивными действиями, ни внешним видом. Тем более, что человек с нетвёрдой походкой - картина для портового Мурманска была в те годы не столь уж и редкая.
Но и блюстителей порядка можно понять: богоугодное заведение, находилось на хозрасчете. С ослабевших до полной кондиции неприглядных мужиков, проку мало. Клиенты же, подобные Леонтию, вполне могли поправить финансовое положение вытрезвителя. Так что, погрузили загрустившего морячка в фургон и доставили по назначению. Для порядка помяли холостяку рёбра и скрутили за спиной руки . А пальчики, между прочим, у радиста, как и у музыканта, должны быть послушными. Иначе, точки с тире не отправить в эфир! Им даже тяжёлые предметы поднимать противопоказано. Так что нехорошо получилось с «блюстителями порядка», некрасиво…
Покидая утром заведение, «гостеприимно» приютившее моряка, Кваснин понимал, чем могла ему обойтись эта ночь. Нет, не в материальном плане, бессребреник Леонтий за это не переживал. В те времена крепко наказывали за посещение подобного заведения, тем более - моряка загранплавания и члена компартии. Ночевать в вытрезвителе - им не к лицу! Удручённый возможными репрессиями, Кваснин обратился с просьбой о помиловании к работнику медвытрезвителя. Старлей посоветовал принести букет цветов молодой секретарше, занимающейся отправкой документов по месту работы. Сбегав на рынок, радист притащил большой букет свежих и ярких гвоздик. Рыжая красавица приняла их с очаровательной улыбкой. И тут же начала рыться в документах. Потом потускнела и, отворачивая миндалевидные глаза, сообщила, что документы уже отправлены в пароходство.
Так что же делать? Леонтий Александрович опрометчиво решил, что "повинную голову меч не сечет". Уж лучше всё рассказать помполиту судна, товарищу Леопольду Угарову. Тем более, что согласно даже юридической практике, добровольное и чистосердечное признание - должно вызвать у помполита снисхождение к работнику эфира. Наивный человек, а ведь моряк уже бывалый! Лёня крепко пожалеет о своём необдуманном поступке, когда схлопочет... строгий выговор по партийной линии.
Бесцеремонный и надменный по характеру, могучего телосложения, Леопольд Давидович, выслушав Кваснина, решил упредить события. А размышлял так: «когда циркуляр поступит с парткома или с отдела кадров, окажется, что он уже провёл... воспитательную работу». И не в чем будет упрекнуть комиссара! А то ведь некоторые несправедливо считали, что помполит даром ел свой кусочек хлеба... с вагончиком масла.
Наскоро собрав немногочисленных судовых партийцев на внеочередное собрание, Угаров предложил обсудить проступок начальника радиостанции. Причём, невзирая на прошлые производственные заслуги Леонтия Александровича, его доброжелательный характер и прочие положительные качества. Имея первый разряд по шахматам, Леонтий частенько ставил мат помполиту. Леопольд Давидович, виду не подавал, но никак не мог придумать, в чём же ущемить радиста? Да, Лёня любил выпить, был такой грех, но его уважали в экипаже. Безотказный в работе радист принимал и отправлял круглосуточно личные радиограммы. Коммунисты предлагали на партсобрании поставить… на вид Леонтию Александровичу. Но под давлением товарища Угарова проголосовали за "строгача" по партийной линии. Резюме помполита: «в назидание другим коммунистам». Оно и сыграло решающую роль…
Стоянка в родном порту затягивалась, но обличающие документы, почему-то не поступали. Со смутным подозрением Кваснин поспешил к секретарше богоугодного заведения. Приветливо и виновато улыбаясь, старая знакомая бодро сообщила, что не стоит волноваться. Произошла, мол, канцелярская ошибочка, документы найдены и никуда не будут отправлены! Помня о большом букете гвоздик, девушка тепло прощалась с тружеником моря:
- Милости просим, морякам мы всегда рады помочь!
- Нет уж, лучше вы к нам, обеспечим тёплый приём, - обещал на прощание Лёня Кваснин.
Во второй половине дня, Леонтий Александрович с ущемлённым чувством невинно пострадавшего, решительно занял столик в ресторане морского вокзала. Заведение расположено рядом с центральной проходной мурманского торгового порта, так что угодить опять в хозрасчётную организацию (вытрезвитель) - меньше шансов.
Поздно вечером, поднявшись с трудом по трапу судна, Лёня энергично постучал в дверь каюты помполита. Однако, Угаров на ночь закрывался на ключ… на всякий случай.
- Леопольд! О т к р ы в а й дверь… поговорим по-мужски! - грозно требовал Кваснин.
Зная наклонности Леонтия Александровича во хмелю, помполит к двери не рискнул подойти. А находившемуся в боевом состоянии работнику эфира, Угаров рекомендовал из-под одеяла:
- Леонтий Александрович, не портите себе трудовую биографию?! Поднимайтесь, пожалуйста, в свою каюту…
- Благодарю… за очередную заботу! Поднимусь, конечно, но кое-что скажу…
И лишь когда, через дверь, Лёня объяснил помполиту, что думал о нём, не спеша проложил курс на верхнюю палубу, в свою опочивальню...
Через несколько лет я потерял связь с Леонтием Александровичем. В 90-х годах произошли большие изменения: развал большой страны, смута экспроприации, приватизации, акционирования и прочие революционные потрясения. На флоте сокращали экипажи, часть судов перешла в частные руки, что порождало безработицу и… уход моряков на суда под иностранным флагом. Как пережил эти потрясения Леонтий Александрович, мне неведомо. Но от флотских ребят узнал, что Лёня… ушёл из жизни. Это был прекрасный товарищ, человек доброй души и редкого обаяния. Память о моряке арктического флота, что родом из донской казачьей станицы Семикаракоры, надолго останется в сердцах его друзей...