ПРЕВРАТНОСТИ НАШЕЙ СУДЬБЫ.
Деревня Шурское – последняя деревня на нашем пути на покос. На покос, заготавливать сено для нашей буренки. Для нашей Маруськи. Любимая наша коровка. И сейчас еще помню – стакан сметаны на столе, который мама оставляла для меня. Когда я поздно возвращался с поселковых танцев. И творожок в тарелке. Это уже во времена моего студенчества, когда я приезжал на студенческие каникулы. Любимая моя мамочка. Добрая наша Маруська.
Деревня Шурское в то мое детское покосное время уже не существовала.
Наверно, еще при Царе, до ленинской революции, деревня была богатой. И протянулась на целых три километра. Земли здесь плодородные. И сейчас такими остались. И люди деревенские – трудолюбивые. Нет их уже сейчас. Разъехались все, побросали свои родные дома. И остались только остовы былых печей среди бурьяна.
Печальная картина, сердце мое это чувствовало. Думаю, причиной такого разрушения сельского быта была принудительная коллективизация. И возможность уехать на стройки развивающегося Урала. В Свердловские края
В одном сохранившемся еще домике деревни жила одна семейная пара. Два учителя. Работали они в соседней деревне, пять километров пешком. Но другого решения жилищной проблемы они не нашли. Да и не искали, трудно это. Вот и жили, одинокими в деревне.
Но меня их жизнь, их семейные обстоятельства - не озадачили. Красивые места, что еще нужно. Глупый я был. Не понимал о жизненных трудностях.
И вот эти «робинзоны» рассказали нам о давней трагедии в их деревне.
Случилось это в годы Отечественной войны. В одном сохранившемся тогда еще доме жила многодетная семья. Дети жили с мамой, отец воевал на фронте. Колхоза, как такового, не было. Какой колхоз. Если жители все покинули деревню. А кто еще остался – сами голодали. И мама в семье, назову ее все-таки мамой, решила лишить жизни, зарезать, младшего своего сыночка. И накормить этим "мясом" остальных детей. Страшно говорить и подумать об этом. Но это было, было! Вместо козленочка, накормить голодных своих детей своим же ребеночком.
Старшая дочка сумела вырваться. Выбраться из дома. И позвала людей на помощь.
Оказалось, мама от горя лишилась рассудка. То ли после своего страшного греха. Но скорее – еще прежде. Нелегко смотреть на голодных своих ребятишек!
Я никогда не забуду то место, где стоял тот несчастный дом. И остатки разрушенной русской печи. Где это было, было!
Рассказчики об этой трагедии ничего не знали о дальнейшей судьбе той несчастной женщины. Что еще можно было ждать, только ГУЛАГ. Ну, а дети – детдом, конечно.
Иногда думаю – «спи» спокойно уважаемый Ленин в своем Мавзолее, никто разрушать его не собирается! Но вот к той страшной судьбе той несчастной женщины Ты свою руку все-таки приложил. И к разрушению прежде богатой и благополучной деревни Шурское – тоже руку приложил.
А сколько других деревень в моем Вятском крае исчезло уже в колхозное время, во времена моего детства! По пути на родину моей мамы, в знаменитое село Великорецкое, в детстве пешком проходили десять деревень. А сейчас – одна только деревня Замежница.
В царское время, до революции, до социализма, я думаю, все было по-другому. Деревенская экономика была прочнее. Без критики социализма, коммунизма, об этом рассказывали мне мои родители. И моя бабушка. Дед мой погиб в ленинское лихолетье. Его убили кулаки.
Конечно, женщину, убившую своего ребеночка, нужно осуждать, судить морально! Был ли у нее другой выход. Только – умирать всем вместе, от голода. Какие страшные вещи я говорю! Но в годы войны деревенские жители, колхозники в моем Вятском краю голодали очень сильно.
Ту несчастную женщину, и деревню Шурское – я буду помнить всю жизнь. Так уж случилось!
И еще в моей памяти, и навсегда, - судьба еще одного человека. Моего дяди Николая!
Мальчик на палочке, как на лошадке. Скачет по лесным дорожкам. Это рассказ моей мамы о судьбе младшего братца. А потом, как задумал Ленин. «Ликбез», медицинский институт, и работа врачом. Счастливая судьба!
Но тут война с немцами. И служба в госпитале.
Немцы окружили и захватили госпиталь. Но Николая они оставили в живых. Увидев благородство в его поступке: он не оставил умирать, без присмотра, своих больных, раненых бойцов. Хотя мог бы уйти с отступающим советским фронтом.
Потом Николай оказался в Германии. Так решили немецкие захватчики. Им
нужны были хорошие врачи. Да и что мог поделать Николай в этой ситуации!
В Германии, пока шла еще война, Николай лечил иностранных рабочих. Пригнанных сюда из Европы и из СССР.
После войны, после нашей Победы, американцы агитировали Николая уехать в США. Но Николай – вернулся на Родину.
Сколько дум за это время передумал Николай. О своей судьбе. О судьбе своей Родины! Он удивлялся хозяйственности и организованности немецкой экономики.
Наверно, ничего светлого счастливого в своей жизни он уже не ждал, не надеялся. И, наверно, как врач, он имел доступ к медицинскому спирту. Это и привело его к жизненной личной трагедии, к русскому алкоголизму.
Великая Победа в войне не принесла положительных изменений в жизни Николая. Слаб, он, человек оказался. Хотя никаких репрессий со стороны НКВД тоже не последовало. Николай не совершал предательства к Родине.
Я не знаю подробностей личной послевоенной жизни своего дяди. Помню только, из переживаний моей мамы. Что жизнь ее любимого братца удачно не складывается. С работы его часто увольняют, всегда по одной причине – пьянство, алкоголизм.
Я в это время уже кончал институт, дипломный проект. Тема закрытая, секретная. И я все дни проводил в специальной дипломке.
И вдруг я однажды получаю письмо от своего дяди Николая. Его приглашают в горздрав моего города. С предложением работы. И дядя просил встретить его. И помочь с жильем, на несколько дней. Я был рад приезду дяди, и дал согласие. Несколько дней мы жили с дядей душа в душу.
Но…дяде опять не повезло. В горздраве посмотрели дядину трудовую книжку…и категорически отказали в работе.
Еще не зная таких плохих подробностей, я с радостью спешил вечером в свое общежитие. И вдруг увидел -весь стол в нашей общежитской комнате был заставлен бутылками со спиртным, дядя ждал меня.
Что мне было делать. Я попросил дядю собрать все в его рюкзак, и вместе идти на вокзал.
Денежек у дяди уже не осталось. Жил он в соседнем городе, у своей сестры, моей тетки Антонины. Я неоднократно гостил у своей тети. И однажды встречался с дядей Николаем. Тогда он лечился в больнице от своего алкоголизма. Но проку от лечения не получилось.
Сейчас я думаю, вряд ли тетя Тоня «привечала» брата, с его болезнью, с его алкоголизмом. Муж, ребенок, как радоваться такому «сожителю».
На вокзале я купил дяде билет на поезд. Сожалел дяде, что так все случилось.
Печальные, мы ждали прибытия и последующего отправления поезда. И вдруг дядя признался мне:
Жить так дальше он не сможет! И на другую правильную жизнь у него нет сил, воли. Выход только один - покончить навсегда с такой жизнью. Дядя признался, что еще в моем общежитии он пытался найти веревку, чтоб повеситься. Но меня пожалел, не захотел доставлять мне такие неприятности. Но у сестры, дома, он сделает это!
Молодой я тогда был. В жизни я видел только прекрасное, счастливое. Я не поверил своему родному дяде. Да и не поверил в душе, что такое возможно. Я стал убеждать дядю Николая: что жизнь прекрасна, что все еще можно изменить. Что у него благородная, человечная, добрая специальность. Всегда нужная людям. В конце концов можно завербоваться на Север. И я скоро кончу институт, буду зарабатывать, могу ему помогать.
Не знаю, верил ли мне дядя, что можно все изменить Билет на поезд был у меня. И я решил отдать его дяде, если он пообещает писать мне письма с Севера.
И наконец, такое обещание я от дяди получил. Мы пошли к дядиному вагону. Мы обнялись, улыбнулись друг другу. Что ждало дядю Николая впереди!
Чтобы перестраховаться, я дал тете Антонине телеграмму, открытым текстом – что дядя хочет смерти. И может это сделать, по приезду домой.
Тетя телеграмму не получила. А может быть – просто не захотела получить. И моего дяди не стало. Нашли его в ванной, на веревке, на шее.
На похороны я не успел. А вот на могилку со всей роднёй я сходил. Жалко мне дядю Николая. Некому сейчас сходить на ее могилку.
А сейчас, может быть только мои молитвы радуют дядю на том свете Хоть и Господь Бог запрещает молиться за самоубийц. Но Бог – милостивый!