Гибель кутюрье

Белый Налив
                Женская красота не подвластна времени.
                Ж.П.Готье



                Глава 1


    Стареющий, но ещё элегантный, модный дизайнер Жан-Клод Перье сегодня не руководил процессом показа моделей. Он восседал в первом ряду на своём шоу среди почётных гостей, им же самим и приглашённых, потому что решил постепенно отходить от дел. Он не знал, получится ли это у него, но по крайней мере попытаться решил твёрдо. Уже сорок лет он отдал любимому делу, однако конкурировать с молодыми и эпатажными кутюрье становилось всё труднее, а, главное, не было желания заниматься этим.
    На подиум выходили те, кого Перье показывал неоднократно – он не стремился выводить на показ только тонкошеих малолеток, но всегда разбавлял шоу солидными экс-манекенщицами, с которыми работал, был дружен, и не только.
    Притомившись смотреть на дорожку, на которой протекало отработанное его помощниками зрелище, Жан-Клод смежил усталые веки. Сегодня он показывал коллекцию, лишний раз подтверждавшую его высочайшую репутацию, о которой критики отзывались с искренним восторгом, а именуя автора человеком незабываемого стиля и вкуса.
    Казалось бы, всё шло хорошо. Но что-то терзало сердце мастера. Ему давно надоели все эти жеманницы, доводившие себя до анорексии., но и обходиться без них он не мог, а выбор был, как ни странно, не так уж и велик. Ему вспомнилась главная звёздочка его молодости, периода его становления.
     Это была француженка с русскими корнями, звали её Кати Бланшетт. Фамилия от француза-отца, но воспитывала девушку русская мать, попавшая в Париж ещё ребёнком через фильтрационные лагеря в Западной Германии, и, что удивительно, сохранившую родной язык и передавшую его дочери. Когда Кати встретилась впервые с Жан-Клодом, ей только-только перевалило за 18, а он был на пятнадцать лет старше.
    Однажды Жан-Клод пригласил юную манекенщицу к себе в студию, чтобы позаниматься с ней индивидуально. Да-да, позаниматься, и ничего более! Фигурка девушки была безупречна, а лицо… Лицо это и поныне снится ему.
    После занятий он не сдержался и поцеловал её. И уже не смог оторваться…
    Они были любовниками на протяжении двенадцати лет, но каждое поползновение в сторону брака с его стороны вызывало протест у Кати, и ему пришлось с этим в конце концов примириться: лучше так, чем никак.
    В свои тридцать Кати ушла от него. Жан-Клод был к этому моменту уже маститым и далеко не бедным мэтром. Просто в один какой-то день она не вернулась домой – и всё. Говорили, что она с матерью уехала за океан, но уточнять, куда, а тем более искать её следы, Жан-Клод не стал. С той поры минуло почти пятнадцать лет.

    Как-то раз, проходя мимо витрины какого-то бутика на улице Риволи, где выставлены были некоторые из его моделей, он обратил внимание на немолодую, но весьма элегантную даму, чей облик  звоночком прозвенел в его душе, хотя до сознания этот колокольчик и не дошёл. Вокруг женщины суетились продавщицы, разглядеть подробности сквозь стекло витрины Жан-Клод и не пытался, но, похоже, туалет уже был куплен, а девушки просто подгоняли его под фигуру покупательницы. Платье и аксессуары были явно из его последней коллекции, а это говорило о том, что дама была не из бедных и знала, что приобретала, и чьего дизайна это было.   
    Выйдя из магазина, она процокала по асфальту высокими каблуками. Так ходить могла только она… единственная любимая им женщина…
    - Кати! – невольно вырвалось у него, и он успел перехватить руку женщины, когда та уже укладывала покупку на заднее сидение такси.
    Боже! Всё те же широко распахнутые глаза серо-голубого цвета проникли в его душу, безжалостно вывернув её наизнанку.
    - Клод!.. Дорогой!.. Это невозможно!
    Следы пятнадцати лет на её лице были заметны, но всё равно выглядела она замечательно: волосы до плеч, чёлка на лбу, сияющие, какие-то просветлённые глаза, чистая кожа. Ноги, обтянутые чёрными колготками, немного пополнели, но для её нынешнего возраста это даже лучше. Жан-Клод буквально пожирал её глазами.


                Глава 2


    - Что ты так рассматриваешь меня, Клод? Неужели я кажусь тебе старой?
    - Отнюдь! Ты по-прежнему красива. Красота твоя неподвластна времени, так как она истинна.
    - А ты, как всегда, элегантен. До безупречности. Один? Или есть женщина?
    - Какая женщина! Если у меня и была когда-либо Женщина, так это ты! А как сложилось у тебя? – и он ощутил, как дрогнул его голос, когда он задал этот вопрос.
    - Представь себе, одна. Лет пять-шесть назад я рассталась со своим мужем. Он был польским кинорежиссёром, а в Штатах снимал телесериалы для второстепенных каналов. Теперь я снова во Франции и в Америку возвращаться не собираюсь, это не для меня. Молодость позади, Клод. Мне уже сорок четыре.
    - Ты шутишь! Если бы ты сказала «тридцать четыре», я бы поверил. Я же на 15 лет тебя старше, но увидев тебя, вновь почувствовал себя сорокалетним. 
    Они приблизились друг к другу, руки сплелись. Он поцеловал ей руку, потом, видя призыв в её глазах, легонько коснулся губ – всё же центр Парижа, а не безлюдный переулок, да и возраст…
    - Дорогая, давай отпустим твоё такси. Моя машина на парковке за углом. Едем ко мне?

    И вот по широкой лестнице они поднимаются в его апартаменты в Мёдоне. В холле он помогает ей снять манто и передаёт его горничной. Кати остаётся в открытом на спине чёрном платье. Он не мог смотреть на неё спокойно. Только одна женщина в мире могла так воспламенять его, и это была Кати.
    Он вспомнил три ночи любви, проведённые с ней в Англии, где-то на Северном море, название которого запамятовал. «Болван! Не запомнить название морского курорта, где был так счастлив!»
    - Кати, - обратился он к ней, отхлёбывая охлаждённое шампанское, - а как назывался тот английский городок, где мы с тобой прожили три дня, проездом в Эдинбург?
    - О, ты всё ещё помнишь наши с тобой вояжи?
    - И не только вояжи.
    - Скарборо.
    - Точно! Всё никак вспомнить не мог, вертелось только «Скар», «Стар»… Как же мы молоды были тогда, как упоительно счастливы!
    - Ты стал сентиментальным, Клод, я тебя не узнаю.
    - Это от избытка чувств. Подвинься ко мне.
    Она встала, он переместил её кресло поближе к своему. Жан-Клод провёл рукой по её ногам, обтянутым колготками. Снизу вверх. Потом резким движением поднял её с кресла, задрал платье и усадил себе на колени. Бокал с её недопитым шампанским упал, вылив своё содержимое на её бёдра.
    - Ну, что ж, - улыбнулась она, - так и так придётся их снимать…
    Вслед за колготками она стянула и кружевные трусики.
    - Ты не поможешь мне, милый? Молнию заклинило.
    Молния на платье была только в нижней его части, спина уже была оголена.
    - Хорошо, - сказала она, и плавно развернулась лицом к нему.
    Он увидел прямо перед собой полуоткрытый волнующий рот и две большие налитые груди, тяжёлые и сочные. «Как же она носит их в лифе такого лёгкого платья?» - начала оформляться мысль, но была перебита её иронией:
    - Откуда такая нерешительность Клод? Не беспокойся, я помогу тебе.
    «Возраст. Я часто ухожу в себя, ловлю мысль – не помню или помню слишком хорошо».
    И вдруг он вздрогнул от сладостной боли, пронзившей его. «Что это?» - подумал он. Его рука невольно опустилась вниз и оказалась на затылке Кати, которая, стоя на коленях, и сотворила с ним это чудо. Только в этот момент раздался его стон, и он увидел её лицо, улыбающееся ему.
    Когда первая волна схлынула, он взял в руки груди Кати, целовал их, пытался вобрать их в себя губами, хотя это и было невозможно. Кати крутилась, сидя на нём, от острого желания, помогая ему ягодицами и руками. Наконец она почувствовала его в себе, и тогда уже у неё внутри всё взорвалось.
    Пока Жан-Клод старательно выполнял свою мужскую работу, она вспомнила ту же поездку в Шотландию, которую вспоминал и он, только позже, чем в Скарборо. Они остановились в каком-то сельском отельчике недалеко от Абердина, а заниматься любовью отправились в сарайчик, куда их обоих резко потянуло. Не успели они приступить к действу, как туда неожиданно зашла дочь хозяина заведения в национальном наряде. Она, Кати, так же, как и сейчас, восседала на Клоде, а шотландка, явно ещё школьница, взвизгнула от неожиданности и застыла на пороге, шепча «Oh, my God!”, но не уходя при этом. Они так и довели дело до конца на её глазах, не в силах оторваться друг от друга. Только потом девчонка вышла из столбняка и убежала.
 
    Тыльной стороной руки она стёрла капельки пота со лба Жан-Клода. Внезапно всё закружилось перед её глазами, ей стало невыразимо хорошо, и она куда-то вознеслась. Ей стало так хорошо, как будто впервые испытала ЭТО.




                Глава 3


    Жан-Клод, вновь обретший Кати, не хотел её вторично терять. Он продал свой дом в Мёдоне и квартиру в центре столицы, сменил мебель и машину, а новый дом подобрал в Сен-Клу, чтобы дожить с любимой до старости в настолько полном комфорте, какой он только мог себе позволить – ради неё.
    Но жизнь – хотелось бы нам этого или нет – навязывает свои правила игры. Кати вскоре после возобновления совместной жизни с Жан-Клодом затосковала в роскошной клетке неподалёку от бывшего королевского дворца. Она привыкла жить не в тишине провинции, пусть и совсем неподалёку от Парижа, а вращаться в социуме, среди людей, близких ей по духу, а такими могли быть только творческие личности, подобные месьё Перье. Заметив это, Жан-Клод решил снова вывести Кати на столичные подиумы.
    И вновь, как когда-то, он следил за каждым её движением, вглядывался в каждый её поворот, каждый жест. Всё было прекрасно, точно выверено, женственно. Он понимал, что в его команде нет лучшей модели, чем Кати, как нет и более желанной для него женщины. И избалованная публика столицы мировой моды оценила такой шаг любимого кутюрье: одно дело – следить за телодвижениями и мимикой молоденькой девушки, ещё не знающей, как лучше подать себя, другое – всматриваться в поведение на подиуме зрелой женщины, от которой истекают флюиды сексапильности, отточенного чувства стиля, элегантности и очарования, присущего именно её возрасту – тому самому,  бальзаковскому. 
    Будучи на подиумной дорожке, Кати, казалось, не видела в зале никого. А Жан-Клод пока не замечал, что при поворотах она время от времени посматривала на третий партерный ряд, зная, что Он обязательно придёт на показ.

    Кати познакомилась с Леоном в парке Сен-Клу не так давно. Было очень жарко, парило, что предвещало грозу. Она уже собралась уходить к себе, в прохладные от кондиционеров комнаты, как вдруг заметила рядом со скамьёй, куда присела на десяток секунд, молодого мужчину лет 37-38, который материализовался здесь непонятно каким образом. Он был высокого роста, крепкого телосложения, глаза его серо-зелёного света улыбались ей. Он был блондин, а Кати всегда нравились блондины.
    - Я не стесню вас, мадам?
    - Пожалуйста, садитесь, место не забронировано, - рассмеялась в ответ на его взгляд Кати.
    Они разговорились. Мужчина оказался бывшим спортсменом-профессионалом, не так давно ещё выступавшим за сборную Франции по регби, а Кати, в отличие от другой подобной ей женщины из парижской богемы, интересовалась не только миром моды, искусством или новинками литературы, но и была страстной болельщицей тех видов спорта, где французы чего-то достигали, а именно регби, футбола и баскетбола, и, что интересно, имя защитника национальной сборной по регби Леона Фонтанеля было ей хорошо известно. 
    Кати смотрела на его большие натренированные руки и как бы видела сквозь лёгкую футболку с портретом Зидана крепкие бицепсы и упругий спортивный торс. Её Жан-Клод был всего лишь стареющим кутюрье и никогда не занимался спортом, даже презирал его, попутно посмеиваясь и над Кати, когда та смотрела телерепортажи с футбольных полей. Мужественности он был лишён начисто.
    Кати словно попала под некий душ, где вместо холодной бодрящей воды на неё извергался поток страсти вкупе с так недостающей ей мужской брутальностью. Нужно ли говорить, что эта чувственная женщина невольно ощутила непреодолимую тягу к этому симпатичному мужчине?
    Леону было 39 лет, а смотрелся он ещё моложе. Кати, элегантная и утончённая, выглядевшая его ровесницей, не могла не понравиться человеку другой среды, чем он сам. Ему надоели интрижки с молоденькими простенькими девочками из околорегбийной тусовки, мало что смыслящими как в любви, так и  в сексе. А жениться он не хотел - да и не на ком было, - зная, что быт сведёт на нет любые, даже самые возвышенные, чувства. Судить же ему было по чему: он уже имел семейный опыт – в интервале от 25 до 30 своих лет -  и этого опыта было вполне достаточно, чтобы в дальнейшем избегать его повторения.


                Глава 4


    Леон сразу понял, что Кати принадлежит к тем женщинам, с которыми заводить просто интрижку нельзя. Заводить с ней можно было роман, вступать не в связь, а в серьёзные отношения. Он чувствовал в ней опытную женщину, которая сможет сделать его счастливым, по крайней мере на какое-то время.
   - Кати, - сказал он, - мы с вами не дети. Вы нравитесь мне. Чувствую, что я вам – тоже. Поэтому начнём с главного – знакомства. Нам надо поближе узнать друг друга. А познать друг друга можно только совершив совместное путешествие. Поэтому я предлагаю вам, Кати, поехать со мной в Норвегию. Ой, простите, я совсем забыл спросить: вы замужем, Кати?
    Вопрос застал её врасплох, но она нашлась, ответив:
    - Нет, не замужем, была в молодости года три-четыре. С тех пор – в свободном полёте.
    И, в общем, не солгала.
    - Отлично. Значит, никаких препятствий нет.
    - Вы предложили поездку в Норвегию, Леон. Я никогда не была в Скандинавии. Что же вы хотите мне там показать? Вы сами-то бывали там?
    - Конечно. Иначе я бы не говорил с вами об этой стране. Норвегия удивительна. Там скалы, фиорды, ледники, водопады. И всё это словно окутано северной легендой. Вы, наверно, читали Гамсуна или Ибсена? Они прекрасно описали все прелести этой удивительной страны.
    - А куда мы поедем? – вопросом на вопрос ответила Кати.
    - Подальше к северу, Кати, подальше от цивилизации. Мы покатаемся на лыжах, в санях в оленьей упряжке, а захотите, то и в собачьей, а ещё на катере по фьордам. 
    - Да-а, - мечтательно протянула женщина, -  нестись куда глаза глядят на собаках и перекрикиваться с эхом – это, по-моему, здорово.
    - Нестись не куда-нибудь - у нас есть шанс увидеть северное сияние. А после насыщенного дня лучше всего погреться у камина с горячим глинтвейном в стаканах,  поведать друг другу о своих переживаниях или просто о жизни.
    - И всё же, Леон, куда конкретно вы меня приглашаете?
    - Начнём наше путешествие с Тронхейма, древней норвежской столицы, а дальше, как я говорил, - на север. Тамошние небольшие домашние отели прекрасны. Я бывал там дважды. Хозяева одного из гостевых домов в Нарвике - мои друзья. А ещё есть идея – добраться до Лофотенских островов и выйти на путину с тамошними рыбаками. Но главное даже не в этом, а проснуться, одеться и выкатиться из дома прямо на лыжах, а красота вокруг неописуемая… Ну, так что, Кати, едем?
    - А когда?
    - Да хоть через пару дней. В Осло рейсы каждый день, а в Тронхейм оттуда тоже ежедневно летают местные лайнеры. Сейчас же я приглашаю вас к себе на чашечку кофе.
    - Ну, насчёт чашечки кофе в такую жару – это, наверно, для формы, но уверена, что в холодильнике у вас найдётся бутылка «виши», или лучше пива. Вы, получается, тоже живёте здесь, в Сен-Клу?
    - Нет, в Аржантёйе. Но у меня «феррари» у входа в парк. Домчу минут за пятнадцать, не более.
    - А полиция что на это скажет?
    - Здесь платная прямая трасса, без ограничений. А в Сен-Клу у меня мама живёт. И в этом парке я половину детства провёл. Правда, тут не побегаешь, поэтому вторую половину я проводил или на школьном стадионе, или за городком, на велосипеде. Ну, так как? Едем?
    «О, да!» - хотелось крикнуть Кати, но вслух она сказала:
    - Мне, право, неудобно, так вот сразу…
    - Да что же в этом неудобного? – он взял её за руки. – Вы считаете неудобным то, что мы понравились друг другу? Что оба охвачены порывом? Это же очевидно. Или я ошибаюсь?
    - Нет, не ошибаетесь, - промолвила взволнованная Кати.


                Глава 5


   Ни Жан-Клод, который в восемнадцать лет сделал её женщиной, ни пятеро других мужчин, с которыми она жила по году, по два, ни Тадеуш, её единственный муж, не чувствовали её так глубоко, как Леон. И тогда, глядя в его удивительные глаза, Кати повторила:
    - Нет, Леон, вы не ошибаетесь.
    Он притянул её к себе и поцеловал. Взявшись за руки, они пошли к машине.

    Как и обещал Леон, уже через четверть часа они въезжали в Аржантёй, а ещё через пять входили в калитку небольшой усадьбы при особнячке, окружённой зелёной изгородью. Здесь были кустарниковые растения разных пород и даже две пальмы.
   - О, да у вас почти ботанический сад! – воскликнула Кати.
    - А с другой стороны дома – фруктовый, - с гордостью продолжил её мысль Леон.
    Ну, а цветы… Они были повсюду.
    - Какие вы любите больше всего? – поинтересовался он.
    - Лилии, белые, - откликнулась она.
    - Белые лилии? Это же символ печали.
    - А для меня это символ божественной красоты, - возразила Кати.
    - Ну, если таково ваше восприятие, то я дарю вам их.
    Он подвёл её к цветнику и срезал три прекрасных бутона на длинных стеблях. Так, с цветами в руках, она и вошла впервые в его дом.

    После ужина с обещанным пивом «Стелла Артуа», во время которого и разразилась долго назревавшая гроза, они через заднее крылечко вышли во фруктовый сад, наполненный дивными ароматами в сочетании с запахом озона. Они с полчаса понаслаждались свежестью, после чего вернулись в дом.
    - Завтра предлагаю поплавать в бассейне.
    - А у вас свой?
    - Нет, в бассейне моего спортклуба, где я имею пожизненный абонемент.
    - А сегодня? – лукаво, но и с вызовом поинтересовалась она.
    - Я устал от внешнего мира. Останемся здесь. Думаю, ты не станешь возражать?
    - Не стану, - отозвалась она, про себя заметив, что он уже обратился к ней на «ты».

    В доме было две спальни. Кати отведена была гостевая комната на втором этаже, а спальня Леона располагалась на первом. Она с удивлением и большой долей разочарования последовала наверх вслед за горничной, холодно попрощавшись с хозяином дома, но уже где-то после полуночи, когда она ещё не успела заснуть, всё встало на свои места: незапертая дверь после тихого, едва слышного стука приотворилась, и Леон подошёл к её кровати. В лёгких спортивных брюках при обнажённом торсе он был неотразим. Именно таким она себе его и представила там, на скамейке в парке Сен-Клу. 
    То, что произошло между ними через каких-то десять минут, было самой тонкой увертюрой к песне страсти, последовавшей вслед за ней. Пели их души, пели их тела, налитые соками друг друга; руки, на мгновение терявшие руки партнёра, судорожно искали их и, найдя, вновь переплетались; глаза сверкали неземным огнём. Кати и не подозревала, что способна выдержать натиск такого сильного, полного энергии и порыва молодого мужчины.
    Леон же думал о Кати отнюдь не как о сексуальном объекте, а с глубокой нежностью. У неё было совершенно потрясающее тело женщины, находящейся в самом соку. Её большие налитые груди сводили его с ума, как и то, что она была готова к любым, даже самым рискованным экспериментам, какие бы он ей не предлагал. Они оба испытывали почти одно и то же, не уступая друг другу ни в чём, хотя Кати и была на три года старше (Леон, впрочем, полагал, что старше примерно на три года именно он).
    Когда они остыли, Леон спросил:
    - Ну, что, берёшь меня в свои друзья?
    - Нет, - заявила Кати, - я беру тебя в свои любовники.
    - И ты совершенно права, - подхватил её мысль Леон, - вещи нужно называть своими именами!
    «О, да она прекрасна, как сам грех, а мы с ней – как две половинки уникального сосуда!»
    После этого краткого обмена мнениями утомлённая Кати уснула на его груди, а он ещё минут десять наслаждался в свете ночника зрелищем её безупречного тела.

    Леон давно знал, что невозможно любить без неистовой страсти, без взаимного притяжения тел, без полного принятия другого человека, когда вся она, женщина, мила и желанна – от веснушек на спине, маленькой родинки под лопаткой до заразительного смеха. Он чувствовал и уже знал, что секс в их с Кати отношениях будет играть огромную роль и им обоим это будет приятно.   
    Как-то один из друзей сказал ему, что у него новая подруга. «Подруга или любовница?» - переспросил Леон. – «Понимаешь, - замялся друг, - мы друг без друга уже не можем, но сексом занимаемся редко. Нельзя же всё измерять сексом! Наши отношения выше этого», на что Леон возразил ему: «Всё измерять, безусловно, нельзя, но любовь между мужчиной и женщиной – можно. Нет сексуального притяжения – нет и любви!»         
     У них с Кати была огромная тяга друг к другу, значит, была уже и скороспелая любовь, причём, тоже очень сильная. Ни у одного из них ещё не было такой. И оба боялись спугнуть это чувство, так неожиданно и настойчиво постучавшуюся к ним. Они оба были не первой молодости, и потому тем более воспринимали случившееся с ними очень серьёзно.

    Уткнувшись в волны её ароматных волос, Леон вслед за Кати погрузился в царство Морфея.


                Глава 6


    Утром, после завтрака, Кати задержалась, чтобы немного помочь экономке Леона, и та, улыбаясь, сказала ей:
    - Вы оба влюблены друг в друга, и это так бросается в глаза. Может, и свадьбу планируете?
    - Пока нет, мы ещё хотим съездить в одну удивительную страну. Путешествия сближают, а мы хотим лучше познать друг друга. А вот когда вернёмся во Францию, можно будет и подумать об этом.

    Уже со следующей ночи Леон и Кати не разлучались, так как Кати переехала в Аржантёй наутро после первой. Мужу мадам Фавье Леон сказал, что ещё ни одна женщина не давала ему так много, как Кати. А сама экономка, которой очень понравилась молодая (как она посчитала) женщина, как-то, отозвав Кати в сторонку, сказала:
    - Вот отвар, пей его, понесёшь от него быстрее – тебе родить надо, пока любовь и страсть на пике. Такого мужчину отпускать нельзя – вмиг другая подхватит. А вы  идеальная пара.
   Эмили Фавье, конечно же, знавала и других подруг Леона, но те были либо чопорными, либо излишне привередливыми, либо легкомысленными, так что ни одна из них не шла ни в какое сравнение с Кати, естественной, красивой не только внешне и женственной, к тому же не боящейся замарать руки домашней работой. 

    Через пару дней началась подготовка к поездке, так как билеты до Осло были уже заказаны. Уже с утра Кати ходила по дому в каком-то романтическом волнении. Ещё бы! Такая необычная поездка в холодные края для неё, бывавшей только на модных курортах юга Европы и Северной Америки, а также на различных тропических островах. Леон же, не раз получавший наслаждение от подобных северных вояжей, смотрел на неё и удивлялся: сейчас Кати выглядела уже не на три, а на все пятнадцать лет моложе его, и блеск волос придавал ей особый шарм и привлекательность.         
    Вчера они очень много времени провели на воздухе, а вечером продолжали готовиться к поездке. Кати очень устала и хотела побыстрее добраться до постели: сон буквально валил её с ног. Леону оставалось только сожалеть, что уж слишком много времени они посвятили сегодня прогулкам, и это довело её до такого состояния, а она, как назло, была сегодня особо привлекательной. Весь, вечер и раннее утро его распирало желание, которое он никак не мог удовлетворить, и лишь часов в девять, когда Кати проснулась наконец, он протянул к ней руки и сказал с хрипотцой в голосе:
    - Иди же ко мне, дорогая.
    Леон был в это утро так настойчив и неугомонен в своих порывах, что в конце Кати даже взмолилась:
    - Леон, милый, пощади меня!
    - Тебе разве не хорошо? – удивился он.
   - Очень хорошо, но я… Ой, ой, опять началось! – вскрикнула она и уткнулась ему в плечо.
    Леон довёл дело до конца, после чего Кати вновь уснула. Он разбудил её уже к обеду.
    Когда она проходила в столовую мимо четы Фавье, освещённая каким-то внутренним светом, супруги, посмотрев на неё, даже вздрогнули.
    - Вот что творит с женщиной любовь, - пробормотала мадам Фавье, вернувшись к своим соусницам.
   А Кати проследовала к столу, где её уже поджидал Леон.
    - Как ты себя чувствуешь, дорогая?
    - А никак. Я стала как будто невесомой, - с блаженным выражением на лице почти пропела в ответ ему Кати.
    - Может, ты ещё находишься в моих руках? – и оба весело рассмеялись.

    Пополудни к экономке заехала её младшая сестра с маленьким полуторагодовалым сыном. Мальчик уже хорошо ходил, и все с умилением смотрели на бутузика, с интересом изучавшего оба сада Леона. Кати тоже подошла к нему с какими-то игрушками, невесть откуда взявшимися в доме. (Леон не знал, что она потихоньку покупает игрушки и складывает их в большой старинный сундук работы Буля, который достался емуу от предков и никогда им не открывался). Кати не замечала, что Леон, сидевший в кресле с «Ле Монд» в руках, внимательно следит за тем, как она играет с ребёнком. Она вела себя с ним, как со взрослым, что-то показывая и рассказывая ему, но потом не выдержала и, тесно прижав малыша к груди, расцеловала его в пухленькие щёчки и, держа того на вытянутых руках, стала кружить его по воздуху. Ребёнок верещал от восторга, а Кати заливисто, как умела только она, смеялась.
    Леон понял, что Кати пора стать матерью, а матерью она, вне всякого сомнения, будет хорошей. И это открытие приятно поразило его.


                Глава 7


    И вот они в одном из древнейших государств мира. В столице Леон и Кати задерживаться не стали, да и «полётка», полученная ещё в Орли, не давала на это возможности – только выбрать багаж из парижского рейса и перевезти его к местному терминалу, где почти сразу началась регистрация на Тронхейм.
    Полтора часа в воздухе – и под крылом самолёта развернулась панорама одного из самых больших и уж точно самого широкого фьорда Норвегии – Тронхеймс-фьорда. Ещё четверть часа формальностей в небольшом аэропорту и полчаса на такси, чтобы доехать до облюбованного Леоном гостевого дома в Стерене, где его всегда ждали. Ждали и теперь, зная, что он прилетит в Норвегию не один. Хозяева -  фру Гудрун и её муж Оле Стенерсены -  приготовили французам лучшую комнату на втором этаже с собственной террасой, откуда они могли наблюдать панораму огромного фьорда, по которому в обе стороны сновали торговые и рыболовные суда, а также яхты, моторные и гребные лодки. Вся эта армада редко задерживалась у местного пирса, стремясь попасть в Тронхейм, находившийся в заливе – фьордом его в принципе и назвать-то нельзя – глубже, чем Стерен.
    Уже с третьего дня, после того, как он показал Кати знакомые места в округе и достопримечательности древнего Нидароса, Леон, взяв на прокат внедорожник и два лыжных комплекта, забрал свою любимую, и они отправились на север от Тронхейма, как и было решено ещё на родине. Их с нетерпением ждали в Нарвике, где к этому времени – была вторая половина октября – уже стукнули первые морозы, а в горах устойчиво лежал снег.
    Вылазки из Нарвика на горнолыжные базы, поездки на моторках по местному фьорду заполняли у нашей пары всё время. На Лофотены вылетать они не рискнули – начались шторма, которыми славилось Норвежское море в этих местах, но на первую же субботу хозяин отеля договорился с кем-то из местных о большом маршруте на собачьей упряжке. Пассажирские сани оказались закрытыми – ветер с океана задувал основательно – но всё равно Ингвар, их хозяин, позаботился не только о полостях, но и о дополнительных шубах и унтах для обоих.
    Десять весёлых собаченций были впряжены по две, а каюр из лапландцев подогнал небольшой санный поезд прямо к крыльцу отельчика на окраине Нарвика. Леон лично укутал Кати, а потом облачился во все меховые доспехи и сам. Возница взмахнул остолом.
    Такого драйва Кати в своей жизни не испытывала никогда. Упряжка, казалось, мчалась по снежной пустыне с быстротой ветра. Собаки бежали дружно, поэтому особой работы у каюра до поры, до времени не было, если не считать остановок. Полозья мягко скользили по пушистому снегу, сильный, но не порывистый ветер с Атлантики дул в спину, создавая иллюзию помощника собачкам.
    - Не холодно, Кати?
    - Немножко.
    - Прижмись ко мне, теплее будет.
    Кати охотно повиновалась своему мужчине. Леон стал греть её руки, нахлобучил на неё шапку поглубже, потом заглянул в почти утонувшие в мехах глаза. Кати с замиранием сердца смотрела на человека, организовавшего всё это чудо ради неё. Леон чуть-чуть  коснулся её слегка потрескавшихся губ, потом поцеловал сильнее и спросил:
    - Не больно?
    - Нет. Ещё, милый.
    И тогда он повторил попытку, но дольше и сильнее. Горячее желание охватило Леона, но приходилось сдерживаться: до охотничьего домика Ингвара, ключи от которого лежали у него в кармане, оставалось, по его расчётам, ещё минут сорок пути. «Что ж, потерпим и эти сорок, и ещё часа полтора, которые уйдут на растопку печи и камина», - размышлял он под весёлое завывание ветра и не менее радостный перелай собак, знавших, что их ждёт угощение в конце пути. 

    И вот затрещали берёзовые дрова на кухне, и в камине тоже полыхнуло пламя. Во дворе уже стих звон бубенчиков: это каюр, покормивший собак, отправился к себе в селение, чтобы к полудню следующего дня вновь приехать к своим щедрым иностранцам.
    А Кати с Леоном, разгрузив рюкзаки, приготовили себе нехитрый обед, не забыв отведать и по стаканчику знаменитого норвежского «линье-аквавита». Нарастающее тепло в избушке и внутренний жар, растёкшийся по телу после ещё одной рюмки «живой воды» янтарного цвета, начали было клонить обоих ко сну, но взаимное телесное притяжение всё же оказалось сильнее, и вскоре они в чём мать родила распростёрлись на медвежьих шкурах, освещённые пламенем камина.


                Глава 8


    Оба почувствовали, что находятся во власти страстного возбуждения – то ли поездка в упряжке вровень с ветром сделала  своё дело, то ли их тела соскучились друг по другу, но как только Кати и Леон оказались на низкой кровати, покрытой шкурой, сонливость исчезла, и они кинулись в объятия друг друга.      
   Тела их горели, глаза говорили красноречивее всяких пылких слов. Леон спустился чуть пониже и приник к грудям Кати.
    - Я хочу тебя просто невыносимо, - шептал он на ушко любимой женщине. – Помоги мне, дорогая. 
    Кати протянула руку к его мужской плоти, но там уже всё было готово к сексуальному поединку. Кати приняла позу, наиболее излюбленную Леоном…
    Она испытывала ЭТО и с Жан-Клодом, и с Тадеушем, и с другими мужчинами, но такого – никогда. Леон буквально ворвался в неё, мгновенно подчинив её себе. При этом он не забывал о ласке, о самых нежных словах, которые только находились во французском языке. Но через некоторое время шептать какие-либо слова стало уже невозможным, так как внутри них что-то взорвалось, и по телам пронёсся огонь. Они стискивали друг друга в объятьях, катались по кровати, сплетясь в одно целое, но укротить этот огонь было невозможно – напротив, он разгорался всё сильнее. И тогда, со слегка затуманенным сознанием, уже не видя лиц друг друга, они снова отдались ему. И пламя это, побушевав у них внутри, сначала притихло, а потом вызвало такой оргазм у обоих, что на миг они застыли. Это продолжилось несколько секунд, и только потом они ощутили, как отпустило. Однако взрыв был такой оглушительный, что руки Леона, сжимавшие ягодицы Кати, слегка дрожали, а сама она, совершенно поверженная таким ударом, тихо плакала у него на груди. Это были слёзы счастья и неземного наслаждения.
    Леон взял её руку и принялся обцеловывать каждый пальчик на ней, потом то же проделал и с другой. Кати лежала, ощущая блаженное тепло внутри себя и нежную ласку дорогого мужчины. Она была беспредельно счастлива.
    Когда Леон уснул, Кати немного приподнялась на локте и долго на него смотрела. «Если бы не встреча в парке тогда в Сен-Клу, я никогда уже не нашла его – самую большую мою любовь. Как бы дальше ни сложилось, это самое прекрасное, что было и есть в моей жизни. Как же я люблю тебя, - мысленно обратилась она к нему, - спасибо за всё, мой дорогой!»
    Она впервые подумала о том, что хотела бы иметь ребёнка от Леона, пока ещё не поздно. Прежде она никогда не задумывалась об этом. Она не догадывалась, что зачатие уже произошло.   
     Оно и не могло не произойти: сила взаимной страсти была настолько сильной, что заставила их забыть обо всём на свете. Даже и о том, например, что Гудрун и Оле по возвращении в Тронхейм через три дня ждали их на званый обед. 
    Но Кати и Леон проспят всё утро, и только звон колокольчиков и весёлый собак разбудят их аж полдень нового дня. И только вернувшись к своему другу Ингвару Леон вспомнит о том, что пора выезжать на юг.
    Пока они ехали на нартах назад, в Нарвик, выяснилось, что за ночь ветер с Атлантики совсем утих, и у Леона вновь появилась идея отправиться к рыбакам на Лофотенские острова. Кати досматривала свои сны, укутанная всем, чем можно, а Леон, видя, что снег стал рыхлым, а температура уже плюсовая, поговорил на единственной остановке с каюром о том, как лучше добраться до острова Москенесёй. Оказалось, что лететь на самолёте туда вовсе необязательно, а можно дешевле и даже быстрее доехать на машине по шоссе и системе мостов, построенных совсем недавно, о чём пытливый француз узнал только сейчас. Леон уже передумал выходить в море на рыбацком траулере, чтобы не рисковать жизнью любимой женщины, – всё-таки места с точки зрения погоды весьма коварные - зато у него появилась идея взглянуть на одно из чудес света, находящееся как раз рядом с этим островом, - воспетый авторами морских романов, а, главное, его любимым Эдгаром По, водоворот Мальстрём.
    Когда нарты подъехали к отелю Ингвара, он сначала поделился своей идеей с другом, а когда тот одобрил её и сам захотел поехать на Москенесёй, оба мужчины пригласили в путешествие и Кати. Приглашение было принято с восторгом, и утром все трое выехали из Нарвика на джипе Ингвара. 
    Не будем описывать это путешествие, так как наша повесть о любви, а не описание туристического маршрута. Скажем только, что ещё одна необычная экскурсия с прекрасными горными и морскими пейзажами, а затем лицезрение Мальмстрёма с одной из смотровых площадок острова не могли не укрепить любовь романтически настроенной женщины к своему и без того обожаемому мужчине.   
    На следующий день пара выехала в Тронхейм.


                Глава 9


    Вернёмся к месье Перье. Жизнь научила Жан-Клода быть терпеливым, и он некоторое время ждал Кати. Что? Детка решила повторить ту, прежнюю историю? Он помнил, как взял её девочкой, превратив в роскошную сексапильную молодую леди.
    Жан-Клод никогда не задавался вопросом, изменяла ли Кати ему, когда жила с ним. Он любил её страстно и, даже если бы знал об этом, ничего бы не предпринял. Несколько скованная вначале, Кати уже за год привыкла к нему как к сексуальному партнёру, никогда не принимая в расчёт большую разницу в возрасте между ними.

    Однажды – это было на пятый год их отношений – она ворвалась к нему, как буйный ветер. «Клод, поцелуй меня. Я, кажется, в положении». Помнится, он тогда издал победный крик и сразу же стиснул любимую в объятьях. Он отдавал себе отчёт в том, что ему уже 38, поэтому подарок, который готовила ему Кати, был как нельзя кстати. В ту ночь он, как никогда, был нежен с ней и предупредителен.
   Когда она заснула, убаюканная его поцелуями, он встал, подошёл к окну, открыл его (было лето) и закурил. При одной мысли, что Кати может взять и уйти от него, его бросило в дрожь. Он знал её неровный, несколько взбалмошный характер, подверженность каким-то ей одной понятным – а может, и непонятным – порывам.
    Он спустился вниз, выпил горячий кофе и снова поднялся в спальню. Кати разметалась по кровати. Он осторожно накрыл её, а она, полусонная, потянулась к нему, и всё повторилось…
    Жан-Клод не стал отцом. На следующий день он вспомнил, что ему на днях надо везти свою коллекцию в Германию. Кати он решил не брать с собой: ей ни к чему треволнения. Она провожала его и всю его команду на поезд. Когда поезд тронулся, она пошла вслед за ним, постепенно ускоряя шаг. «Кати, не смей!» – крикнул он из открытого окна, но опоздал: у неё подвернулся каблук – Кати всегда ходила на высоких – и она, споткнувшись, упала на асфальт перрона. Все, кто знал её, закричали. Ошеломлённый случившимся, он выскочил из вагона и помчался к ней. Кати лежала вниз лицом, а из-под неё тоненьким ручейком текла кровь. Жан-Клод понял, что ребёнка не будет.
    Две недели она пролежала в больнице. Потом, как тень, бродила по комнатам и саду. Ему приходилось усмирять своё желание, а желал он её всегда. И лишь спустя два месяца они возобновили свои отношения. Никто не был виноват, но что-то или кто-то встал между ними: их интимная жизнь дала не видимую постороннему глазу трещину. 
 
    Ушла Кати она от него не потому, что разлюбила (разлюбила она его раньше), а потому, что находилась в состоянии перманентной депрессии. Она воспользовалась приглашением одной из своих подруг уехать в Польшу, в её родовое гнездо. Там, в Привисленском краю, она и познакомилась с человеком, который женился на ней и ради которого она даже перешла из православия в католичество. Вскоре они с Тадеушем уехали за океан, куда тот давно собирался. В Польше он был известным режиссёром, его фильмы знали и в других странах Европы, но в Америке о его мастерстве, разумеется, не имели понятия, и он стал там снимать всего лишь сериалы для телеканалов Среднего Запада. Детей и в браке у неё так и не было. Пять лет назад она рассталась с мужем, потом уехала в Европу, вновь поселилась в родном Париже.
    За эти годы она ни разу не пожелала встретиться с кем-то из своего прошлого, и вдруг эта новая встреча с Жан-Клодом…

    … После вторичного исчезновения вновь обретённой Кати, Жан-Клод обратился в крупное детективное агентство. Сыщикам понадобилось всего два дня, чтобы напасть на след Леона, бывшего регбиста, а ныне тренера и заядлого путешественника. Удалось выяснить, что он был замечен в Аржантёйе с женщиной, по описанию похожей на Кати. Но к тому времени парочка куда-то исчезла из городка, и никто не знал, куда. Дождавшись, когда мадам и месье Фавье уедут в родное гнезда куда-то в Бретань, детективы без труда проникли в дом Леона и в ящичке его письменного стола обнаружили карту Скандинавского полуострова, где были помечены норвежские города, а ещё стоял вопросительный знак около Лофотенских островов.
    Детективы связались с коллегами из Осло, Бергена и Тронхейма и без труда выяснили, где «зависли» искомые беглецы.
    Результаты поиска были доложены заказчику расследования, и вот уже месье Перье стоит перед комнатой с террасой в гостевом доме в Стерене. Ну, смелее же, Жан-Клод, нажимай на ручку!
    Он отворяет дверь и видит на постели разметавшуюся, как обычно, Кати. Больше в комнате никого нет, о чём он знал заранее от норвежских сыщиков. О, как же она помолодела и похорошела! У него вспыхивает желание схватить её, смять – и пить долго, глоточками, как пьют доброе, долго выдержанное вино. Но усилием воли он лишает себя этого права.
    Кати повернулась на спину. С плеча её сползла лямка комбинации, обнажив её роскошную, так хорошо ему знакомую левую грудь. Кати застонала во сне, улыбнулась и положила ладонь на живот, скрытый тонким одеялом. Жан-Клода словно током прошило: он знал, что этот жест мог означать только одно. Возможно, она и сама ещё не знала, но он-то знал. Дважды он спал с беременными на ранней стадии женщинами, одна из них была Кати, и он хорошо запомнил такие сонные жесты вкупе с улыбкой.
    Он стоял, глядя на спящую женщину, и его сердце наполнялось яростью. Он потратил на неё годы, но ребёнка так и не получил. А от какого-то случайного красавчика Кати забеременела в два счёта. И тогда он решил отомстить.


                Глава 10


    Жан-Клод приехал в Стерен ночью, а в гостиный дом супругов Стенерсен попал уже под утро, получив информацию о том, что Леон и Оле в 4 часа утра отправились на рыбалку в Тронхеймс-фьорд, и в доме, кроме гостьи из Франции, никого нет (Стенерсены сами не жили в этом доме, а других постояльцев в тот момент у них не было). Детектив из «наружки» даже заметил, как Леон перед тем, как сел в микроавтобус к Оле, положил ключ от запертой им двери где-то на крыльце отельчика, поэтому попасть в дом Жан-Клоду не составило никакого труда.
    Жан-Клод спустился вниз, выпил тёплого кофе из ещё не остывшего кофейника, оставленного Леоном на столе, и привёл свои разбушевавшиеся эмоции в упорядоченное состояние. Он понимал, что мужчины так скоро с рыбалки (а что это ещё могла быть за поездка в 4 часа утра в приморском городке, как не рыбалка?) не вернутся.
    Посидев за столом ещё немного, он вновь стал подниматься на второй этаж. Полагая, что Кати ещё спит, он отворил дверь и увидел прямо на себя направленный подозрительный взгляд её прекрасных глаз. 
    - Это я, Кати, - как можно мягче обратился он к женщине, готовой уже  завизжать, - ты что же, не узнаёшь своего Клода?
    - Да-а, чего-чего, а такой прыти я от тебя никак не ожидала. Найти меня на краю земли!.. Как тебе это удалось сделать?!
    - О, моя дорогая! Ты, наверно, забыла, что если и есть что-либо вечное в этом мире, так это сыск. Впрочем, ты всегда презирала детективное чтиво, поэтому и удивляешься.
    - И что же ты со мной намерен делать – похищать или что-нибудь похуже?
    - Зачем похуже? Я всё ещё не разлюбил тебя, иначе я бы не приехал сюда.
    Он взял тонкую руку Кати в свою и принялся её ласкать своими изящными ухоженными пальцами. Кати потихоньку высвободила руку. Этот жест не укрылся от Жан-Клода: он внутренне весь содрогнулся, но виду не подал, оставаясь предупредительным и нежным с нею.
    - Я пошутил, Кати. В Норвегию я поехал сам – отвлечься. Врачи давно мне советовали восстановить свои силы в какой-нибудь нежаркой стране. А тут и чудо свершилось; я встретил здесь свою милую беглянку.
     Кати с недоверием смотрела на Жан-Клода, зная, что за его внешностью хорошо воспитанного интеллигентного человека может прятаться жёсткость и мстительность характера.
    - Дорогая, а что если нам с тобой отпраздновать наше третье воссоединение небольшим путешествием по этой прекрасной стране? Обрати внимание: я не спрашиваю тебя, что ты делаешь здесь, с кем ты проводила или проводишь время после того как вторично сбежала от меня, даже слова не сказав и отключив телефон. Пусть твой гипотетический любовник остаётся на твоей совести – меня интересуешь только ты. Поэтому я и предлагаю: раз уж мы вместе оказались в одной точке пространства, к тому же удалённой от нашей милой Франции, давай забудем об обидах и просто забудемся в поездке. Я тут задумал для себя вояж на лыжной упряжке в Лапландии и уже заказал чартерный рейс до Тромсё. Хотел бы похитить и тебя, желательно с твоего согласия.
    Кати со страхом слушала этот монолог своего бывшего возлюбленного, мучительно размышляя о том, что он знает о Леоне: «А вдруг у Леона с Оле не сложится рыбалка? А вдруг Оле подвезёт Леона сюда, а сам в дом не войдёт? Что же будет, если Леон застанет Жан-Клода здесь? Конечно, Леону бояться Жан-Клода нечего, но вдруг у того есть пистолет? Будет скандал. Не жалко бывшего любовника, но не хотелось бы портить репутацию одного из лучших модельеров Европы. Надо соглашаться, чтобы увести Жан-Клода отсюда, подальше от возможного риска для Леона, усыпить его бдительность, а потом сбежать от него, снова найти Леона и разрубить этот узел без давления со стороны Жан-Клода!»
    И тогда Кати приняла рискованное решение: чтобы отвести возможную беду от своего мужчины, она согласилась вновь отправиться на север Норвегии – до первого подходящего места, откуда можно сбежать от своего похитителя или хотя бы постараться обратить на себя внимание стражей порядка. Сообщив о своём решении Жан-Клоду, она сняла напряжение в нём, и тут он допустил ошибку, расслабившись в предвкушении нового обладания главной женщиной своей жизни:
    - Тогда начинай собирать свои вещи: через полчаса мы отправляемся в местный аэропорт, а я на десять минут отъеду к себе в  отель. У меня там всё упаковано, только закину в багажник – и сюда, потом заберу тебя – и в Тронхейм. Но чтобы ты не наделала глупостей, милая, я замкну это гнёздышко, а ключ увезу с собой вместе с твоим мобильником. – И он, широко улыбаясь, спокойно взял с тумбочки телефон Кати и опустил его в свой карман. – Домашнего телефона здесь нет, я проверял, хозяин на рыбалке во фьорде, и это я знаю, а дверь на первый этаж я тоже запру – вот они, ключики. Надеюсь, кричать в окно ты не станешь: до ближайшего дома метров триста, не услышат, а прыгать с террасы и ломать свои чудные ноги ты тоже не решишься.

    Кати начала метаться по спальне в поисках выхода. В панике она не могла собраться с мыслями, чтобы обдумать, как же поступить. Но выход нашёлся – правда, не ею, а судьбой: она увидела из окна, как с противоположной стороны дороги от той, куда укатил Жан-Клод, в рассеивающейся мгле утра, к дому приближается пикапчик. Только она собралась высунуться из окна, чтобы просигналить водителю в надежде, что тот остановится и поможет ей, как пикапчик сам подкатил к дому, и из его кабины не торопясь вышла … Гудрун. Она собралась открыть кузов машины, очевидно, чтобы перетащить на крыльцо то, что привезла с собой, но Кати не дала ей этого сделать: она открыла окно и закричала:
    - Гудрун! Фру Стенерсен! Скорее сюда!
    Гудрун подбежала к окну, и Кати, захлёбываясь от волнения и путая английские слова с французскими и даже русскими, взмолилась о том, чтобы хозяйка побыстрее освободила её из плена. То, что Кати услышала в ответ, привело француженку в уныние: у Гудрун не оказалось с собой ключа от дома. Она по просьбе мужа привезла кое-что из его инструментов, чтобы Оле мог на следующий день подремонтировать накопившиеся в доме поломки, но  сложить всё это в сарае, а не в доме.
    - Надо вызвать полицию, Кати. Они приедут очень быстро.
    - Нет-нет, обойдёмся без полиции. По крайней мере, пока. Прошу вас, сообщите Леону, чтобы он отыскал меня в Тромсё – правильно я говорю? Я вынуждена туда отправиться с моим бывшим мужем, который сейчас за мной приедет. Передайте Леону, что я люблю его и при первой возможности свяжусь с ним, а если этого не случится, пусть вылетает в Тромсё и найдёт меня там – вот тогда и полицию можно подключить.
    Гудрун пообещала выполнить столь необычную просьбу, выгрузила у сарайчика то, что привезла, и в недоумении отправилась восвояси. Через пару минут к дому подъехал арендованный «мерседес» Жан-Клода. 


                Глава 11 


    Сумки Кати ещё не были распакованы после позавчерашнего возвращения из Нарвика, поэтому ей оставалось только одеться и спуститься к Жан-Клоду, который выпустил её из комфортабельной тюрьмы, а потом снова запер дом и положил ключи на место. Жан-Клод рванул с места и за полчаса домчал себя и Кати до местного аэропорта, где их уже ждал зафрахтованный самолётик. По пути на север они мирно беседовали, как будто и не расставались на эти два с лишним месяца, Кати ничем не выдавала своего волнения, но мозг её находился в постоянной работе. Потом она сделала вид, что задремала, а вскоре притворный сон перешёл в настоящий, и только на посадке в Тромсё Жан-Клоду с трудом удалось разбудить её.
    Пара остановилась в лучшей гостинице города. В турагентстве Жан-Клод сразу же заказал для них двухдневный индивидуальный тур на оленях с ночёвкой в домике в горах. Перед ужином Кати, сославшись на скверное самочувствие после долгого перелёта на маленьком самолёте, попросила Жан-Клода дать ей возможность подышать чистейшим, хотя и весьма прохладным воздухом заполярного городка (находящегося намного севернее Нарвика).
    - Я бы хотел разделить это удовольствие с тобой, моя дорогая, - попыталс возразить ей Жан-Клод.
    - Вряд ли ты получишь удовольствие: у тебя красные глаза. А я  выспалась, поспи теперь и ты. Ты же знаешь, я отсюда никуда не денусь.
    Жан-Клод уступил, а Кати, гуляя по заснеженным улицам Тромсё, продолжила свою умственную работу: «Вряд ли Жан-Клод привёз меня в такую даль только чтобы полюбоваться моими румяными от мороза щеками и переспать со мной в отеле и в этом домике в горах. Нет, он явно что-то замышляет». Пару раз она перехватывала его взгляд, обращённый на неё и улавливала в нём отнюдь не былую любовь. Сомнительно, что на этот раз он простил ей измену и исчезновение. Из своего девичьего опыта, когда она прожила со знаменитым кутюрье целых двенадцать лет, она знала, что при достижении цели, какой бы она ни была, он не останавливался ни перед чем. Поэтому Кати хотела любыми способами оттянуть общение с ним наедине, а особенно ту поездку в горы на оленях, которую он наметил и успел заказать; Кати очень боялась её. В городе или отеле ей страшиться нечего, а вот ночью в номере, тем более вдвоём в уединенном домике где-то среди скал… – об одной мысли о таком интиме мороз пробирал по коже Кати. «Леон, где же ты?!» - хотелось крикнуть ей.
     Время было уже вечернее и тёмное, впрочем, в Тромсё, как и в других городах Норвегии, России или Аляски за Полярным кругом  в начале ноября темнеет уже после трёх дня, и людей на улице было мало. Да и как попросишь у редкого прохожего телефон, чтобы позвонить Леону? Подумают, что проститутка пристаёт, ещё  и полицию вызовут. Почта закрыта, таксофонов в 21 веке уже и в Африке не найдёшь. Тут она с ужасом подумала, что и номера-то леоновского она не знает, потому что в Норвегии он поставил чип  местного оператора, и его не было даже в её телефоне, который отнял Жан-Клод. Оставалось только надеяться на оперативность Леона и его друга Оле Стенерсена: они найдут способ вырвать её из рук столь известной личности без скандала на радость папарацци.

    Жан-Клод всё это просчитал раньше Кати, ещё в самолёте. Он даже обратил внимание, что в записной книжке её мобильника вписан только французский номер Леона: когда он пытался позвонить по нему из Тромсё, робот по-французски заявил, что номер отключён. Поэтому кутюрье так легко отпустил женщину прогуляться вокруг отеля: «Далеко-то не уйдёт…»
    В предвкушении предстоящей постельной корриды Жан-Клод потирал руки, хотя и сомневался, что Кати будет так же горяча с ним, как всего три месяца назад в Париже. Всё-таки это главная женщина его жизни, и его после новой разлуки просто неудержимо тянуло к ней.

    Кати, ничего не придумавшая на свежем воздухе, уже обречённо заходила в холл гостиницы, как вдруг взгляд её пал на ещё открытую аптеку, и она решительно двинулась в её сторону. «Надеюсь, с аптекарем удастся договориться, чтобы он продал какое-нибудь нерецептурное снотворное, а, главное, на евро – о норвежских кронах я так и не позаботилась, во всём полагаясь на Леона, к тому же кредитка тоже у Жан-Клода». К счастью, всё прошло по её сценарию, и в их с месье Перье номер она поднималась уже более уверенно, чем когда выходила из него. 
     Во время ужина, заказанного Жан-Клодом в номер и уже накрытого, Кати удалось осуществить задуманное, поэтому ночь для неё прошла вполне спокойно, а свои предвкушения Жан-Клоду, увы, пришлось переносить на следующую ночь, которая должна пройти в уединённой, но, судя по уверениям норвежского тур-менеджера, весьма комфортабельной хижине, куда их завтра ближе к обеду повезёт на оленьей упряжке опытный погонщик.


 
                Глава 12


    И вот наступило это завтра. Жан-Клод, который был крайне недоволен собой, что проспал и потерял возможность быть обласканным Кати, уже с утра, пропустив стопочку, завёлся и крутился, как волчок. Было впечатление, что он собирался не на увеселительную прогулку на оленях до другой гостиницы, а куда-то на Северный полюс – такую бурную деятельность он развёл. Кати смотрела на его деятельность скептически, потому что знала, как мало нужно для такой поездки. Они пообедали довольно рано, и уже через полчаса ко входу в отель подлетели сани, в которые были впряжены шесть оленей. Только тогда Кати вышла из меланхолического состояния и выбежала из холла гостиницы, чтобы познакомиться с этими милейшими животными, прихватив с собой заранее приготовленное угощение. Она впервые в жизни видела оленей за пределами зоопарка.
    Жан-Клод тоже весьма эмоционально прореагировал на то, что раньше видел только на экранах; в особый восторг его творческую натуру ввели расписные, украшенные какими-то лапландскими «аксессуарами» сани. Весь багаж был уложен в сани гостиничным боем, и тогда, уже одетая в плотно застёгнутый комбинезон, вышла Кати. Жан-Клод был разочарован: и обнять-то в такой одежде её не обнимешь по пути, и петтинг невозможен.   
    Другим отрицательным моментом оказалось то, что приехал не тот возница, с которым его познакомили накануне, а совсем другой каюр, лет на двадцать, если не больше, моложе вчерашнего. На вопрос француза, почему не приехал тот, наверняка опытный, погонщик, которого ему представили вчера в турфирме, юный лапландец через переводчика ответил, что его дед сломал вчера руку, а управиться с нартами сегодня больше некому. «Весело! Он ещё и английского не знает! Общаться с парнем придётся жестами. Да ещё и заблудится, чего доброго». И опасения Жан-Клода, увы, подтвердились.
    Пока ехали по укатанной трассе недалеко от города, всё было нормально, и Жан-Клод немного успокоился. Изредка он переговаривался с Кати, обсуждая красоты холмистого пейзажа, который постепенно становился гористым: упряжка уже съехала с шоссе, вёдшего на Киркенес, и ехала по заснеженной тундре, мало-помалу поднимаясь на пологий склон большой горы. Жан-Клода укачало, и, так как действие снотворного, помноженного на выпитую с утра рюмку виски в сочетании со свежим морозным воздухом подействовало на него соответствующим образом, Кати была избавлена от необходимости выслушивать от него о том, что конкретно они будут делать в домике и в каких позах.

     Праведный сон месье Перье был нарушен резким толчком, от которого он чуть не вылетел из саней. Он открыл глаза: испуганные олени стояли вполоборота к повозке, а сама она накренилась над каким-то обрывом. Кати, внимательно следившая за дорогой, выпрыгнула из саней заранее, заметив опасный вираж. Потом его примеру последовал и возница, понадеявшийся на инстинкт своих животных. Те, действительно, проскочили опасное для себя место, а потом, по его команде, встали, как вкопанные, чтобы Кати и каюр смогли их догнать, но крен повозки оказался более сильным, чем они думали. Именно тогда, когда каюр что-то крикнул оленям, и произошёл тот толчок, от которого очнулся Жан-Клод, и именно его резкое движение накренило стоявшие почти на краю глубокого ущелья сани.
    С большим трудом Кати и возница перетащили грузного мужчину на безопасную сторону саней, а потом и на снег. Жан-Клод, только теперь пришедший в себя, открыл свой саквояж, чтобы по случаю своего спасения подарить Кати заготовленный с вечера букетик фиалок, который он аккуратно положил сверху, чтобы вручить его в хижине, но неожиданно налетевший порыв ветра вырвал цветы из его рук и понёс к обрыву. Ему удалось собрать то, что  рассыпалось, но один цветочек всё же продолжил свой полёт. Жан-Клод сделал резкое движение в сторону парящей фиалочки и споткнулся о присыпанную снегом ледяную глыбу. Перевернувшись в воздухе, он упал с обрыва, не выпуская из рук заветного букетика, а роковой цветочек остался висеть над пропастью. Всё это произошло в абсолютной тишине и мгновенно. Лишь через минуту над ущельем раздался женский крик. 
     Крик был долгим и тоскливым, и только когда он стих, оба путешественника услышали натужный вой поднимающейся по склону машины, которая, вырулив из-за скалы, оказалась большим двухместным снегоходом. Из него выскочили двое и побежали в сторону шокированной страшной сценой женщины. Не сразу Кати поняла, кто это был, пока не попала в объятья первого из них. Она билась в этих объятьях, плача и крича от счастья и пережитого только что ужаса. 


                Октябрь 2014