Когда-то мы были очень дружны.
Она говорила:
- Если бы ты не поторопился жениться на Наташe, я вышла бы за тебя замуж.
И я понимал, что она не шутит.
Её имя и фамилия – Нина Горохова, хотя это не имеет никакого значения.
Много лет мы просидели в школе за одной партой, вместе ходили на танцы и в кино,
вечером целовались у подъезда. Клятв друг другу не давали.
Разъехались по разным вузам, по разным городам, и вроде бы потерялись.
Снова встретились, когда нам было по сорок.
Нина была изрядно потрёпана жизнью, куковала одна и страдала от неудачной попытки устроить судьбу.
Мне она очень обрадовалась, пришла в гости, раз-другой, потом стала бывать у меня дома ежедневно,
как своя, почти родственница.
Подружилась с моей женой Наташей и часто выступала заодно с ней единым фронтом,
когда речь шла о женских претензиях к мужчине, что я считаю обычным явлением в незримой борьбе полов.
Наступило время я собрался в Израиль.
Нина Горохова восприняла это вполне адекватно, понимала, что мне трудно находить себе место
в разваливающейся стране и, особенно, решать вопросы лечения и сохранения здоровья.
Признаюсь даже, что Нина Горохова очень активно помогала мне во многих житейских вопросах –
от продажи квартиры до оформления визы.
У борта самолёта мы поцеловались.
Она плакала и повторяла:
- Не может быть, чтобы это было навсегда. Мы встретимся, обязательно встретимся.
Через три года активного общения по телефону и ежедневной переписки мы поссорились.
Она написала:
- Я разочарована.Ты изменил нашим идеалам, нашей святой дружбе.
Я не хочу больше тебя знать.
Ей не понравилось, что я хвалил жизнь в Израиле.
Она увидела в этом измену всему доброму, что связывало нас в прошлом.
Я ответил резкой отповедью.
Она возразила:
- Мы жили в счастливой стране, и были счастливы.
Евреям в Советском Союзе жилось совсем неплохо. Они забыли об этом, повели себя, как предатели.
Мне не хотелось ничего доказывать, и я не ответил. Общение прервалось.
Вчера мне написал её сын. Оказывается, у Нины Гороховой был сын, рождённый в неудачном браке.
Он вырос без матери и без отца, у какой-то посторонней тётки, которую всю жизнь называл "МАМА".
Тётка дала ему образование и наставила на путь истинный.
Виталик – так его зовут – стал серьёзным художником, иллюстратором детских книг и уехал в Европу.
Сейчас он живёт в Лондоне, имеет неплохую репутацию и выгодное дело.
Он написал мне:
- Я многое знаю о вас. Читал ваши стихи, вашу прозу. Мне импонирует ваш творческий стиль и стиль вашей жизни.
Хочу вам сообщить, что женщина, которая меня родила, не мама, а именно женщина, которая меня родила,
ваша приятельница Нина Горохова недавно скончалась у меня на руках. Она очень сожалела о вашей размолвке и просила передать вам, что была неправа в давнем споре и что вы второй человек, которого она безумно любила и потеряла по собственной глупости. Кто был первым? Мой отец – Изя Шнейдер.
Он в шестидесятые годы хотел уехать в Израиль, и она заявила на него в соответствующие органы.
Он исчез внезапно, скорее всего, сгинул в мордовских лагерях.
Я пытался отыскать его следы, но безуспешно.
Можно, я буду считать вас своим отцом? Я бы гордился вами.
Сижу и думаю, что ответить.
На душе кошки скребут, и не просто скребут, а царапают острыми когтями.
Р.Маргулис
31 мая 2015г.