Та, которая - советская. Из диалогов с Оппом

Галина Сафонова-Пирус
Вот, послушай, мой виртуальный дружок, какой перл сотворила я в далёкой юности:
«На распутье дорог стоит слепой юноша. Восходящее солнце золотит его русые волосы, несколько прядей спадают на высокий лоб, и какая чудная игра чувств на его лице! Ведь сейчас он с радостной надеждой вслушивается в чудный женский голос…» Подожди, Опп, не хихикай. Не о том я, о что подумал, слушай дальше: «И этот голос говорит…» Опять ты? Смешливый ты сегодня однако. Ну да, «голос говорит» плохо, но я же писала это, когда только начинала, а теперь, написала бы по-другому. Но ладно, слушать-то дальше будешь, али как?.. Будешь. Ну, тогда…
И говорит: «Возьми посох и иди по одной из лежащих перед тобой дорог. Иди, не сворачивая, не дрогнув сердцем даже тогда, когда путь твой будет усеян терниями, когда сладкий голос будет звать тебя в уютное обиталище, и потому, что, если останешься в нём, то, хотя и спокойны будут твои дни, но навеки останешься слепым…» А-а, заинтересовался? Интрига появилась? То-то ж… Ну да, уже тогда задумывалась над тем, как жить, для чего? Ведь советская идеология того времени была… А, впрочем, о ней – позже, а сейчас дослушай, пожалуйста, мою юношескую миниатюру. «Но если у тебя хватит мужества до конца пройти избранный путь, то ты прозреешь и, увидев мир с высоты Человека, насадишь прекрасный сад, к цветам которого придут такие же незрячие, как и ты, чтобы, вдохнув их аромат, запастись силами для пути к своему прозрению. Так иди же, иди! Я благословляю тебя на этом пути»… И над чем теперь ухмыляешься, мой насмешливый?.. Хорошо, согласна. Всё это - напыщенная, полная романтики риторика, но ведь…
А то «ведь», что когда писала, то искренне верила в эти, как ты говоришь «бредни», которыми в те годы была напичкана социалистическая пропаганда и мы, юные, наивные души налету схватывали и впитывали призывы вроде «Всё – для блага человека, всё – во имя человека», а значит, и свою жизнь я должна была посвятить для «блага» и «во имя»… Конечно, тебе не понять этого, ведь ты лишь холодный наблюдатель, носящийся над нашим грешным миром, тебе только бы факты-фактики схватывать да упархивать, а мы, человеки, ищем смыслы, которые подсказали б, как жить, чем? Вот и я тогда… как только душа открылась миру, сразу начала задумываться над этими вопросами… Ну, конечно, если следовать этой твоей подсказке «Живи просто, проживёшь лет до сто», то… но, может, заодно подскажешь: а зачем?.. Молчишь. И даже скучно тебе стало без фактов. А вот это моё стихотворение не примешь как факт?
                Ветер холодный, резкий
                В лицо мне бросает снегом…
Да не отмахивайся ты, Опп, а снизойди, дослушай! Нужен мне твой сарказм. Может, как раз он-то и подскажет мне... Благодарствую, мой ироничный.
               Ветер холодный, резкий
В лицо мне бросает снегом,
               Срывает одежду дерзкий,
Морозит душу и тело.
И всё ж, не пойду дорогой,
Которой другие крадутся.
Для них этот ветер – попутный,
Назад им уже не вернуться.
Пусть бури воют, тоскуя,
Пусть яростней год от года,
Но дань свою донесу я –
Искру тепла для народа.
Что-то вяло ты хихикнул, мой злоречивый… А-а, хочешь узнать… Хорошо, отвечу. А отрезвление от такого юношеского энтузиазма начало приходить довольно скоро, когда стала работать, а потом учиться заочно в институте и сталкиваться с жесткими, противоречивыми нелепостями жизни. В то время как на собраниях, семинарах нам читали длинные лекции по политэкономии социализма, пропитанные главными лозунгами эпохи: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Партия - наш рулевой!», «Да здравствует единство партии и народа!»… Потираешь руки в предвкушении фактов, доказывающих обратную сторону этих лозунгов? Ну, что ж, слушай. «Офис» нашего Комитета по радиовещанию и телевидению был притиснут к высокому холму, на котором еще сохранился полуразрушенный монастырь и колокольня семнадцатого века, но властям вдруг понадобилось спрямить дорогу, а значит, снести монастырь. И тогда с двумя журналистами пошли мы к главному архитектору города, чтобы убедить: дорогу, мол, можно обвести вокруг холма, а в монастыре устроить музей. И архитектор внимательно слушал нас, кивал головой, но уже через несколько дней и монастырь, и колокольню взорвали, холм тут же сравняли с землёй, вдоль протянутой дороги разбили клумбы, подняв их над тротуаром почти на метр, потом попытались засадить их розами, но те не прижились, а нелепые сооружения заросли травой… Ну да, одной колокольней меньше, одной больше… Но наши души… а вернее моя наивная душа, впитавшая только светлые идеалы социализма, кричала, рыдала, противилась этой открывшейся чудовищной, коварной лжи!.. А в том была ложть, мой умник, что если коммунисты ратовали за благо народное, то зачем было разрушать церкви, монастыри, - религию? Может, подскажешь?.. Молчишь. Только факты тебе нужны, а делать выводы… Но, ладно, тогда вот тебе еще фактик, ибо потом хлынули лавиной, так что все не перескажешь. Журналисты, возвращаясь из командировок по области, рассказывали одно, а писали совсем другое. Помню, приехал из села редактор новостей и говорит, что на майские праздники вся деревня пила-гуляла, а в это время на ферме коровы от голода так ревели, что даже баян заглушали. Говорю ему: вот и напиши об этом, а он рукой махнул: «А, все равно главный не пропустит». И не пропускали «главные». И мои светлые идеалы, усвоенные из двуликой партийной пропаганды, трещали по швам, рушились, летели в бездну… если можно так выразиться... Нет, Опп, в том-то и дело, что совсем не рухнули, но об этом – чуть позже, перед тем, как ты улетишь-скроешься, а пока вот тебе еще… когда стала главным режиссером и меня прикрепили к обкомовской поликлинике… Не знаешь, что были такие? Ну, тогда слушай. Прикрепили меня, вот и пошла как-то. Вхожу. Коридоры пусты… а в наших-то, народных, очереди вдоль стен! Кресла вдоль коридора импортные стоят… таких в магазинах не видела! Врачи принимают каждого чуть не по часу… а нас, плебеев, выпроваживают минут через десять... и кар напротив меня сидят два холеных представителя «ума, чести, совести нашей эпохи» и громко, с удовольствием рассказывают о своих болезнях. И знаешь, так противно мне стало при виде всего этого, что больше не пошла… Не понимаешь почему? Да потому, что тогда для меня это стало вершиной, апофеозом лжи!.. Опять ухмыльнулся, мой саркастичный… Да, конечно, теперь та, открывшаяся мне «вершина», кажется незначительной по сравнению с тем, что мы узнали потом, в девяностых, с приходом гласности: «красный террор в борьбе за счастье народное» после семнадцатого, ликвидация «как класс» самых трудолюбивых крестьян России в конце двадцатых, голодомор и репрессии тридцатых, лагеря с заключенными в Сибири. Миллионы расстрелянных, миллионы сломанных судеб! Но понимаешь… Опп, а где ж ты? Улетел. Как и всегда, когда начинаю обобщать, итожить. Ну что ж, тогда - сама для себя. Да, безусловно, ложь при социализме процветала, но было и то…  Ой, возвратился! И чего сразу уставился на меня своими темно-синими, по поводу чего будешь ехидничать?..  А-а, всё же хочешь узнать, что еще было. А было в советской пропаганде и то, что посеялось, проросло, запало в душу и не ушло до сих пор… Например? А радиопостановки по текстам наших классиков, фильмы, которые помню и до сих пор: «Дети капитана Гранта», «Укротительница тигров», «Летят журавли», «Судьба человека», «Машенька», «Афоня»… А песни… много отличных песен, которые и ныне поют. А сколько ж из репродуктора лилось прекрасной классической музыки, которая для меня и теперь – великое восхищение и лекарство! Но иногда думается… Опять заскучал?.. Ну нет, нет у меня конкретных фактов, подтверждающих моё восхищение, так что… Хорошо, Опп, давай сегодня расстанемся тихо-мирно, чтобы не исчезло у тебя в душе… если она у тебя есть, желание прилететь ко мне опять, когда позову. А посему лучше улетай-ка, мой сардонический, а я сама с собой домыслю то, что взбудоражило.
«…Но если у тебя хватит мужества до конца пройти избранный путь, то ты прозреешь и, увидев мир с высоты Человека, насадишь прекрасный сад, к цветам которого придут такие же незрячие, как и ты, чтобы, вдохнув их аромат, запастись силами для пути к своему прозрению». Так может, эти мои юношеские «бредни» были не напрасной пустой риторикой? Может, как раз благодаря им и вопреки советскому слогану: «За счастье надо каждодневно бороться, бороться и бороться!» проросло во мне со временем… Сумерки. Холодно, сыро. Я одна у реки.  Надо бы согреться. И  раскладываю костёр. И уже он разгорелся. И уже мои продрогшие руки, плечи согрелись. Но побрасываю ветки в огонь еще, еще… Пламя – ярче! И вот уже кто-то подходит, тянет к моему огню руки. И мне радостно, ибо знаю: придут, непременно придут и другие страждущие к разожженному мной костру! Так и огонь добра в сердце надо поддерживать добротою дел каждодневных, а не борьбою, и тогда обязательно придут люди, родные по духу. И всем будет хорошо.