В прежние годы мало кто, будучи подростком, не зачитывался книжками про индейцев. Я был не только не исключением, но, наверно, одним из лидеров. Если бы тогда у нас уже был интернет, то, наверно, в ВК я бы создал группу "Индейцы" и уверен: тысячи ребят и не только ребят вступили бы в неё.
Я не только читал книги о краснокожих и смотрел фильмы с Гойко Митич, я и сам хотел стать, как они. Быстро запомнил я их боевой клич: «Хи-юп-юп-юп-хия!». Хотя у разных племен индейцев он был разным, но этот я протестировал в «боевых» вылазках, и он более всех остальных выражал боевое настроение и, как мне казалось, повергал врага в шок, особенно при внезапном появлении. Сколько их было: Апачи, Семинолы, Гуроны, Дакота, Юма, Шошоны, Юта, Чероки и т.д. Победный клич, приветствие и знаменитое: «Хау!» - все это стало моим лексиконом. Чем больше я читал про этих искусных воинов, тем больше уважал их мастерство. Подражая им, я старался всегда передвигаться бесшумно, за что часто "получал", т.к. обычных людей внезапное появление сильно пугает. Кроме того, старался быть более наблюдательным, особенно когда находился на природе, каждый оставленный человеком или зверем след пытался тщательно изучить, чтобы суметь рассказать о нем хотя бы несколько слов, беря пример со своих любимых героев.
Но, пожалуй, это все не самое главное. Главное и дорогое для меня то, что у меня была своя прерия, не за океаном, а здесь, в Подмосковье, и даже недалеко от дома. Начитавшись Фенимора Купера, Майн Рида, Вельскопф-Генрих Лизелотту я мог реально испытать на себе все прелести жизни дикаря. Место почти безлюдное, река, холмы и овраги, бесконечное поле – здесь я чувствовал себя Ункасом, Харкой и т.д. Я уходил туда в детстве и в подростковом возрасте, а потом уже и взрослым, и эти места неизменно давали положительный заряд, какое–то обновление. Многие проблемы оставались позади, там, в городе, а здесь нужно было остаться незаметным, дойти до намеченного места, развести огонь, переправиться через реку, полюбоваться лесной птицей, прочитать, как книгу, оставленные кем-то следы на земле и не оставить своих…
Врезался в мою детскую память эпизод из «Международной панорамы» в начале 80-ых. Сначала много слов об угнетении индейцев в Америке, про резервации, а потом кадр: стоит высокий и гордый индеец, вокруг него, мелкие и невзрачные, суетятся полицейские в черном, этакие современные бледнолицые. Вместо коней, конечно, автомобили с мигалками, а индеец словно их не замечает и все смотрит с тоской в свою прерию. Детское сердце разрывалось от жалости: ведь сейчас его увезут из родных мест, где прошло его индейское детство, где бегает его мустанг, где ему знакома каждая тропа, где он учился ставить вигвамы, где ждет его верная и прекрасная скво…
В своей прерии я нашел место, внешне очень похожее на то, где в Штатах полиция забирала индейца. И, когда я проходил там или мысленно к этому месту обращался, то к образу непроизвольно прикреплялась музыка «Hotel California» группы Eagles. И, наоборот, каждый раз, когда я слышал эту композицию, невольно вспоминал свою прерию и то место, где индейца вырывают из родной стихии…
***
- Мальчики, за вами следят! - Быстро проговорила идущая по тропинке девушка. Я и мое «племя» завертели головами в поисках врагов. Поняв, что мы их раскрыли, они не стали больше ползать в траве и рванули на нас. Прозвучал боевой клич их племени:
- Хайра! - Враги выскочили из травы в 15 метрах от нас и бросились ловить добычу, т.е. нас. Азарт погони трудно с чем-то сравнить. Вражеское племя состояло из ребят старше нас на пару лет, довольно крепких и хулиганистых. К тому же, за время этой игры, длившейся почти все то лето, они сильно сдружились и, по сути, представляли собой крепко спаянный взвод. У них был свой лагерь. Посреди Ямского поля такой островок из высоких, сильно разветвленных деревьев и кустарников. Если смотреть сверху, то этот островок имеет форму овала. Внутри острова было несколько тропинок - в общем, место наиудобнейшее для наших игр. (Когда игра в индейцев отошла, то этот остров превратился для нас в Остров сокровищ, а поле вокруг стало океаном, и пиратские страсти тут тоже кипели не на шутку). Мы с другом подкрались как-то на закате и, оставаясь незамеченными, наблюдали, как наши враги танцуют по-индейски у костра, курят трубку мира. У каждого из их племени на дереве находилось отдельное ложе. Когда врагов не было в лагере, мы решились подробнее все осмотреть и даже нашли небольшую плантацию клубники. Ребята здорово все обустроили.
…Мое племя врассыпную смогло уйти тогда от врага. Я изо всех сил улепетывал от противника, уже сбилось дыхание, ноги путались в высокой траве, но все было напрасно. И вот уже враг рядом, и я окружен. Крепкие пальцы схватили меня за плечи. Сопротивляться смысла не было - их много, и они сильнее. Довольное добычей и погоней, племя противника повело меня в плен. Но, будучи человеком начитанным и запасливым, я быстро откупился, отдав за свою свободу три белых пластмассовых шарика от доски, на которой я мог дома писать мелом, когда готовился к школе, а шарики под ней служили для обучения математическому счету, как счеты у тогдашних продавцов.
***
То лето навсегда осталось в моей памяти. т.к. никогда больше так увлекательно и масштабно мы не играли в моих любимых героев. Но закончилось все для других, а для меня навсегда это поле и места, расположенные дальше у реки, стали моей прерией.
Закончился очередной учебный год. Вот и июнь, и я, весь год мечтавший увидеть свою прерию, в шортиках и футболке тороплюсь подняться на холм, что на южной окраине нашего городка. Вот я уже на вершине, и подо мной расстилается удивительный и любимый вид. Поле, дальше лес, справа дорога, уходящая за горизонт на юг, справа от дороги еще одно поле и внизу речка.
- Здравствуй, моя прерия! - Ликует сердце. Стою и благоговейно взираю на несказанную красоту. Редкие машины нарушают тишину этих мест, лесные птицы радуют незнакомыми криками. Даль манит к себе, горизонт далеко. Теперь я буду здесь часто - лето только начинается.
Утром вывожу из сарая свой голубой велосипед с надписью на раме на одном из прибалтийских языков. Судя по цифре 80 в конце надписи, догадываюсь, что там написано «Олимпиада 80». С трудом накачав камеры - сил-то еще мало - трогаюсь. Объехав свой поселок по асфальту, тороплюсь на грунтовку, в свою прерию. Вот и гаражи и заветный прогал между ними. Слезаю с велика и осторожно вывожу его на поле. Как настоящий индеец, соблюдаю тишину и зорко осматриваюсь. В лагере бывших врагов пусто, многие их лежанки упали от непогоды. Выросли детки, теперь у них другие интересы. Жаль, так здорово с ними было - они основательно отнеслись к своей роли. Скатываюсь с огромного (как тогда казалось) холма по грунтовой дороге. Педали можно не крутить, скорости прибавить уже невозможно. Главное - крепко держать руль. Вот я внизу и качу до поворота, потом - назад. Несколько раз скатившись с холма, еду уже к речке. Тут места более дикие, и я удваиваю осторожность. Меньше следов своих и больше читать следы других. Таково правило.
Съезжаю с очередного холма, и вот - река. Здесь, видно, прошло стадо коров, следов и «мин» предостаточно. Судя по следам, они переправились вброд и пошли к поселку, который расположен западнее городка. Переправляюсь и я, но в противоположном направлении. Лесные крупные птицы невольно приковывают мой взгляд, я долго любуюсь их свободным полетом. Хочется пить, и я достаю свою детскую, из белой пластмассы фляжку. Из людей заметил только одного рыбака с удочкой и незаметно покинул это место. От «бледнолицых» нужно держаться подальше.
Река здесь сильно петляет, лесополоса ограждает поле от дороги и от реки. Все это создает запутанный план местности. Первое время и я не всегда понимал, где нахожусь. Позднее во всем разобрался и составил карту своей прерии. Здесь легко можно оторваться от любой погони тому, кто хорошо знает это место.
***
Однажды мне почему-то снились эти места три или четыре дня в подряд. С чем это было связано, я не понимаю до сих пор. Во сне прерия моя была и вовсе фантастической. Река больше по размерам, родники и даже небольшие водопады, чего в жизни и нет вовсе.
Было время - мы там купались. Сейчас слишком мелко, грязно и очень вязкое дно. Зимой я частенько приезжал сюда на лыжах и скатывался с горки – правого берега, либо путешествовал по руслу реки. Очень интересное ощущение, как по трассе едешь. Правда, однажды лыжи намокли, т.к. рыбаки насверлили во льду лунок, а я их сразу не заметил. Лыжи мгновенно покрылись льдом и встали намертво, более того, я почувствовал, что лед здесь тонок, и, действительно, вода стала лужей обволакивать мои лыжи. Пришлось срочно снимать их и бежать на берег. Там я веткой соскреб с большим трудом лед и кое-как поехал домой.
Были еще злоключения. Съезжая однажды с берега, я набрал большую скорость, далее был крутой обрыв к реке, и я подумал, что опасно прыгать, а то можно лед проломить. И тогда я привычным приемом развернул лыжи и упал на левый бок. В пушистом снегу оказалась сломанная и острая ветка, довольно крупная. Я лишь слегка коснулся ее при падении боком. Нетрудно представить, что бы произошло, если бы на этот кол я налетел более плотно. В другой раз уже подтаяло, и снега было мало. Я также съезжал с холма, и уже немного оставалось до дома. Вдруг подул ветер, и меня понесло с большой скоростью по обледенелой горке. Крепление на одной из лыж не выдержало, и лыжа отстегнулась. Я упал на правый бок и сильно обо что–то ударился, не мог дышать первое время и задыхался. Стал приседать, и вроде отлегло. Перелома не было, оказался сильный ушиб ребер. Летом, проходя мимо этого места, я увидел, что зимой ударился об старую мотоциклетную коляску. Русский снег обманчив: мягкий и пушистый снаружи, он таит в себе, как матрешка, много «сюрпризов».
***
Идут года, седеют волосы. Водоворот дел и усталость все чаще встают стеной между мной и моей прерией. Все больше отговорок, чтобы не идти туда, появилось теперь. Частично Ямское поле застроено частными домами, а за южным холмом уже возводится громадный завод. Но сладкая мечта оставить все и рвануть в мою прерию, наверно, неистребимо будет во мне, пока я живу. И вот снова замирает сердце на вершине южного холма, и снова звучит в ушах ковбойская губная гармошка по типу песни Doolin-Dalton (Eagles). Вот и прерия, здравствуй, моя хорошая! Подо мной: лес, река, ковер из трав и полевых цветов, дорога, поле, ветер у правой щеки. В небе кружит хищная птица, оглашая окрестности своим боевым кличем. Я как будто вернулся домой, как будто снова я очутился в детстве, мне здесь просто хорошо! Я не в силах больше сдерживаться, и, как раньше, кричу свой боевой клич: «Хи-юп-юп-юп-хия!».