Мне надо было выехать на несколько дней на родину, в Россию и утрясти там накопившиеся дела. Я скучала по её природе и запахам, по любимым раньше местам и людям. И вот, я в лёгком волнении и предвкушении уже еду в частном такси, ранним весенним утром, по просыпающемуся апрельскому городу. С острым нетерпением, самозабвенно верчу головой по сторонам, в предвкушением новых приятных перемен и с жадностью рассматриваю вокруг все городские улицы.
Я не была здесь более 10 лет. Так хотелось увидеть, как изменился мой славный, уютный когда-то город, насколько он похорошел за это время. Прежде, пока я не уехала отсюда в эпоху хаотичных перемен в стране, он казался мне большим, важным и ухоженным. В моей дальнейшей жизни произошло много всяких событий и я решила, что здесь также полно приятных новых перемен.
То, что я увидела совершенно расстроило меня, словно опустошило. Было горько и отчаянно-грустно видеть его не таким, как я оставила его много лет назад, вероятно даже хуже, чем раньше. Изменилась я, а город словно застыл в своём ностальгическом далёком прошлом, медленно распадавшимся на крупицы истории.
Вернее, он сильно состарился, как-то съёжился, ссохся-сжался и будто-бы стал рассыпаться на части от ветхости. Показалась на миг, что я стала необычайно высокой, выше его крыш, и с жалостью смотрела на город сверху вниз, словно огромный гигант, чувствуя его маленькую невзрачность и от этого взгляда ему стало как-то неловко, а мне тоскливо и захотелось плакать.
Тем не менее, бурное богатое Новое, неуклюже проклёвывалось сквозь модные дорогие новостройки, которые ещё больше контрастировали с прежней городской сущностью. Старые уличные светофоры и фонари, словно подслеповатые убогие, кое-где совсем накренились к дороге, ища опоры, чтобы не упасть.
Роскошные иномарки, заляпанные грязью, с визгом объезжали бесконечные дорожные колдобины, существующие ещё с гоголевских времён. Ступеньки главного парадного спуска к набережной, обсыпались кусками прямо под моими ногами, зияя по обеим сторонам заброшенными рассыпающимися зданиями, с выбитыми стёклами.
Роскошный когда-то городской ресторан, превратился в захламлённый коммерческий центр, со множеством непонятных и никому ненужных мелких лавочек, со скучающими неприветливыми продавцами внутри и мелкими ненужными сувенирами.
Зато старое название ресторана сохранили, теперь применительно к новому центру, где в закутке под лестницей, можно сдать документы за плату на заграничный паспорт, при вечно скандальной бесконечной очереди завладеть долгожданной книжецей. А почти столетняя статуя Ленина, на центральной площади, всё также указывает горожанам новый путь в светлое будущее.
От такого контраста острее замечаешь, что люди повсюду стали ещё безучастнее и неприветливее и замкнулись в себе, что новых магазинов стало намного порядков больше, чем покупателей внутри, что уютные внешне кафе, внутри очень далеки от своего первого впечатления.
Даже в городском парке, куда мы радостно бегали на танцплощадку, в окружении огромных стройных клёнов, не осталось ни одного дерева-сторожила. А любимый всеми фонтан в центре парка, вдруг сменил милых смешных бесенят, льющих воду на деревянную мельницу, на обычных неуклюжих старичков.
Стало до боли обидно за город, где я раньше с удовольствием бродила по тихим милым и зелёным улицам, заливаясь звонким смехом с подругами от беспричинного счастья. Здесь мы были полны надежд, юной смелости и строили грандиозные планы на будущее. Юные, мы срослись с этим местом, и город был к нам ласков, щедр и по–отцовски заботлив.
Сейчас во мне поселилось чувство заброшенности и одинокости, что теперь присуще моему городу, словно живому существу и мне. Он одряхлел и как древний беспомощный старичок, тихонечко сидит на лавочке, и бессловесно наблюдает хаотичную людскую суету вокруг. Он не понимает странных новых перемен, чувствуя, что его славное время уже ушло, а каким будет обещанное светлое будущее, пока ещё никому не понятно.
Даже мой бывший милый дом, как он измотался, устал и состарился за это время, став не ухоженным и заброшенным. Вроде бы все прежнее: предметы, мебель и запах, только какое-то грустное всё, устаревшее и застывшее в ожидании дальнейшей неизвестности.
Мой любимый высокий пригорок, с которого я часто наблюдала всю зелёную кудрявую округу, собирала ландыши и землянику, делала свои первые живописные эскизы, без меня стал никому не нужным и покрылся хрустким буреломом. И большой любимый сад словно ссутулился, потемнел и застыл в непонятном ожидании.
Зато местное поселковое кладбище так разрослось, что превратилось в целый микрорайон, застроенный какими-то странными печальными новостройками, с настоящими высокими кирпичными стенами новых обширных могил. Какой-то абсурд: кажется, что люди сейчас стараются лучше и охотней обустроить свой будущий загробный мир, чем настоящую жизнь вокруг них.
В моём прежнем маленьком кусочке родины было всякое: смешное, грустное, тяжёлое, светлое. Здесь была настоящая жизнь: смех, слёзы, радость и трагедии, а теперь осталась только беззвучная гулкая память безвозвратного прошлого, что пульсирует в висках острой болью печальной потери.
Возможно, ещё через 10 лет здесь всё будет по другому, ах как хочется в это верить, а сейчас идёт 2015 год.