Гл. 57
Настя оказалась совсем легкой, легче Кати, хотя ей уже исполнилось двенадцать. Даже удивительно, что перенос этого почти невесомого длинного тельца мог составить для кого-то проблему. Но посмотрев на Наталью внимательнее, Влад понял, что та недалеко ушла от дочери – кожа да кости, сама еле на ногах держится.
Пока Настя грелась на зимнем солнышке с абсолютно счастливым выражением на бледном, с синевой, личике, Наталья рассказывала Владу свою историю.
Сама из деревни, работала в сельсовете бухгалтером, жила с дедом, мать умерла, а у отца другая семья в райцентре. Отец Насти бросил сразу после рождения дочки. Потом вышла повторно замуж, родила сыновей Гришу и Колю, все стало налаживаться, корову купили. И тут как гром среди ясного неба – Настина болезнь. Сначала лечились в районной больнице, и в первый раз все довольно быстро закончилось. Но через несколько месяцев болезнь вернулась, и опять все сначала: химия, анализы, деньги, деньги. Которых не было. Да еще ей и уволиться пришлось, так как таких длительных оплачиваемых больничных по уходу за детьми в стране не дают. Отсидел с ребенком положенное время, - выходи на работу. А как выходить, если во время химии даже спать нельзя, следить за каждой каплей, постоянно вглядываясь в похудевшее личико. Ведь всякое случается: и инсульты, и остановка дыхания, а уж о сильнейших аллергических реакциях и говорить нечего. Отец Коли и Гриши в первое время тянул все на себе: и работал, и с мальчиками управлялся, и хозяйство вел. А в один момент не выдержал, собрался и уехал на Север на заработки, оставив сыновей и дом на старого деда. Денег хоть присылает, и на том спасибо. Деньги им сейчас очень нужны. Случай Насти оказался очень сложным, поэтому удалось выбить квоту на лечение в Москве. И вот они здесь, уже несколько месяцев. В палате почти безвылазно, так как у Насти часто отказывают ноги.
Сколько таких историй он слышал потом. Им хотелось выговориться, хотелось обычного человеческого участия. Это были простые рассказы, у кого-то уже без эмоций, у кого-то сквозь слезы или натянутые нервы – о беспокойстве за оставленных дома других детей, о предательстве мужей, о равнодушии родных. Конечно, у некоторых мужья были настоящие – приезжали, поддерживали, доставали лекарства, работали за девятерых, чтобы вместе, сообща вытянуть ребенка из лап болезни. И женщины гордились ими, хвастались. Но к Владу обращались как раз те, у кого не было такой поддержки, поэтому он слышал совсем другие истории.
Оказалось, что мужчина, который просто может вынести во двор ребенка, особенно подростка – в больнице сверхценный кадр. А если у этого мужчины еще и машина имеется, на которой можно поехать на другой конец города на обследование, которое здесь не делают, это вообще – настоящий подарок судьбы. Ведь «химических» нельзя перевозить в общественном транспорте, у них практически полностью отсутствует иммунитет.
Он делал все, что просили: отвозил, встречал, переносил, забирал на вокзале переданные контрабандой препараты, бегал в аптеку и даже в магазины для тех, кто не мог оставить ребенка, привязанного капельнице, ни на секунду. Он даже поцеловал по ее просьбе Иру – четырнадцатилетнюю девочку, которой врачи уже не давали надежды на выздоровления. И знал, что мать Иры видела их, но ничего не сказала. А через пять дней Иры не стало.
В больницу приходили волонтеры, в основном девушки и женщины. И у них тоже были свои истории. Например, у Карины восемь лет назад здесь умерла сестра Розитта.
«Мы долго собирали деньги, - рассказывала девушка. Всем городом собирали, через газеты, через школу, через библиотеку. Во всех магазинах стояли ящички с фотографией Розитты. Врачи ясно дали понять, что в Армении ее не спасти. И мы наскребли нужную сумму и привезли ее в Москву. И все равно не спасли. Может было слишком поздно. А может – это судьба, мы не всегда бываем виноваты».
О том, что спасти – часто просто невозможно, он уже знал. Уходили дети, для которых взрослые, казалось бы, сделали все – собирали немыслимые суммы денег, доставали редкие лекарства, которым врачи проводили ювелирные операции. Но все равно маленькие пациенты иногда умирали, и вместе с горем, вполне естественным в такой ситуации, ведь он их знал, вместе с сочувствием к их родителям, приходило облегчение, и он вспоминал слова Карины «Мы не всегда бываем виноваты».
С Кариной они подружились. Она была легкой в общении, но без вульгарности, без резкости, очень энергичной, очень правильной – ни к суждениям, ни к жизненным принципам не подкопаешься. С ней он чувствовал себя безопасно, если это слово можно было применить к отношениям двух молодых людей под тридцать. Других девушек Влад сторонился, что очень удивляло Сашу, а особенно Сашину подругу Веронику. Та сначала предпринимала попытки познакомить симпатичного соседа своего парня с девочками-однокурсницами, объясняя его настороженность природной робостью или провинциальным смущением. Но, наткнувшись на глухую стену, оставила это бесполезное занятие.
- Может, он гей? – спрашивала Вероника Сашу, и тот хохмил в ответ:
- Вряд ли. Разве он тогда прошел бы мимо такого великолепного экземпляра, как я. А ко мне он не пристает. Может, конечно, тайно влюблен. Но я буду держать ухо востро.
Вероника отвесила Саше шутливый подзатыльник.
- Ты сильно за его целомудрие не переживай, - продолжал дурачиться Саша. - Он иногда кого-то приводит по ночам. Правда сразу, наверное, за дверь выставляет. Утром я никого не обнаруживаю.
- Вот-вот, девочек приводит или мальчиков – не понятно, - буркнула Вероника, начинавшая испытывать к новому соседу Саши откровенную антипатию.
Владу, действительно, иногда невмоготу было бороться с собственным телом, которое не понимая ничего в душевных коллизиях, требовало положенного по возрасту и здоровью. Тогда он снимал в баре какую-нибудь девушку, желательно пьяную настолько, чтобы она не смогла запомнит ни квартиры, ни лица его, привозил домой, и как можно скорее отправлял на такси по выпытанному еще в полутрезвом состоянии адресу. Себя после таких сеансов он чувствовал гадко, но подобный сценарий был лучше, чем заводить какие-то длительные отношения.
Однако эта проблема решилась неожиданно. Как-то Карина спросила, какая у него группа крови и, выяснив, что первая, попросила сдать для одного из маленьких пациентов, которому требовалось срочное переливание.
«Отличный образец! Высший класс!» - похвалил Дмитрий Терентьевич, пожилой, а точнее – старенький врач-гематолог, ознакомившись с "пробником", и передал Влада медсестре, которая быстренько выкачала из него четыреста миллилитров густой красной жидкости. После этой процедуры Влад почувствовал себя неожиданно легко и пусто. Теперь он сам напрашивался на переливания, благо в гематологии потребности в крови есть всегда.
Он узнал, что на плазму кровь можно сдавать чаще, чем на совместимость по группе, и теперь регулярно появлялся в процедурной, выдерживая лишь минимальный интервал, положенный на восстановление – две недели. Расплатой за такой плотный график стали легкие головокружения, подкатывающая к горлу по утрам тошнота и… полное равнодушие к противоположному полу.
http://www.proza.ru/2015/05/30/685