7.
Бургунды прогуливались по городу. Погода на этот раз стояла прекрасная, и гости были не прочь осмотреть гуннскую столицу и заодно показать себя. Немало гуннов выходило на крыши, чтобы поглазеть на приезжих, но наибольшее внимание вызывали они у обитателей замка. Все стены и башни были заняты людьми, среди которых преобладали придворные дамы. Сам Этцель тоже обозревал всё сверху. Рядом с ним стоял Блёдель и ещё несколько придворных, Кримхильды же рядом не было, и при одной мысли о ней Этцеля охватывал гнев и одновременно стыд, едва стОило представить, что она сейчас горько плачет в одиночестве.
- Их слишком много, - говорил Блёдель, - вчера мы сидели чуть не на головах друг у друга.
- Поскольку сегодня светло и тихо, оставим их челядь пировать на улице, - ответил Этцель. - Пусть с нами садятся только благородные. Ты не мог бы сказать, кто те двое в надвинутых шлемах? Того, что справа, я принял бы за короля, если бы не знал, что это точно не Гунтер.
- Уверен, что это Хаген - его сложение и поступь. Я на него ещё вчера обратил внимание. Наш бывший воин! С ним же, должно быть, кто-то из его товарищей, но его я не могу узнать.
- Хаген, - произнёс задумчиво Этцель. - С его стороны было смело приезжать сюда.
- Это почему?
- Мы с ним не слишком любезно расстались в своё время.
Блёдель усмехнулся в сторону, поняв, что Этцель имеет в виду побег Хагена - табуированную тему при гуннском дворе - а вовсе не то, о чём ему вчера напомнила Кримхильда. Что именно Хаген убил Зигфрида, все в Этцельбурге прекрасно знали, и это вызвало дополнительный интерес к его персоне, особенно среди дам.
- Столько людей собралось на него посмотреть, а он ходит в шлеме. Не слишком учтиво, - заметил Этцель.
- А когда он был любезен? - угрюмо отозвался Блёдель. - Помню его юношей - гордец, каких мало. И даже не поймёшь, в чём это заключено, вроде и говорит с тобой вежливо, а сразу ощущение, будто ты здесь не хозяин…
- Зато какой был воин! - ностальгически улыбнулся Этцель. - Эх, где наша боевая молодость… А что гордый - так он имел на то право. Сегодня нам и совсем нахалов приходится терпеть… Иринг так и не приехал?
- Я ничего о нём не слышал, пропади он совсем…
- Сходи разузнай.
Блёдель ушёл, буркнув «ненавижу эту харю»; Этцель некоторое время ещё смотрел на прохаживающихся бургундов, окинул взглядом толпящихся на стене дам и, довольный зрелищем, удалился в свои покои.
- Этцельбург сильно изменился, - говорил Хаген Фолькеру; они неспешно ходили по городу, положив друг другу руку на шею. - Раньше замок был деревянный, а теперь каменный. Тех улиц, что упираются прямо в его стены, тогда не было, и вообще всё было проще. Больше походило на лагерь. А пировали мы у Этцеля не за столами, которых не было, а сидя на полу, на подстилках…
- Дикари, - бросил пренебрежительно Фолькер.
- Знал бы ты, какие они были пыточных дел мастера, ещё не то бы сказал, - мрачно произнёс Хаген. - Но жизнь уже тогда менялась. Всё-таки слишком много переселенцев, да и на окружающих глядя, наверное, стыдно жить в большом деревянном сарае… Теперь здесь настоящий город.
- Для центра великой державы всё равно скромно, - махнул рукой Фолькер.
- Не ожидал ли ты, что здесь будет как в Равенне? Это же только страна гуннов.
- Великая одними размерами?
- Их сила держится на том, что все гунны - всё равно что одно большое войско. Оно приносит Этцелю новых данников и военную добычу, а он щедро платит всем, кто идёт к нему на службу…
- А откуда у него средства для такой щедрости?
- Разве неясно? От той же дани и военной добычи… Да не смейся, хоть город приличный догадался построить, а то так и была бы тут вечная ксантенская мельница… Давай-ка возвращаться к замку. Мы уже всё обошли.
- Понимаю, почему ты так рвался отсюда. Не говори, что ты был чужак: множество изгнанников пустило здесь корни.
- Я был заложник, это совсем другое дело… Но чем-то пребывание здесь было и полезным.
- Умение стрелять из лука на скаку, например?
- Не только. Здесь находили пристанище и грамотные люди, и я делился с ними военной добычей, чтобы они делились своими знаниями.
- Да, Хаген, ты и в дикой стране мог умудриться научиться грамоте, - засмеялся Фолькер. - Но говорят же, что взрослым это не даётся.
- Так меня ещё отец учил в своё время, и хорошо учил. А разницу между языками понять было уже не так трудно…
Скоро они снова оказались под стенами замка.
- Ты посмотри, сколько прекрасных глаз нас созерцает, - заметил Фолькер, глядя на прочно занявших все стены и башни дам. - Уж не тебя ли жаждут увидеть?
- Вот ещё, - бросил Хаген. - Зачем я им?
- Как ни крути, а ты, Хаген, мужик видный - статный аки кедр Ливанский… Да не смейся ты, - довольно оскалился Фолькер, когда Хаген фыркнул от смеха. - А что глаз один - так сразу видно, что храбрый воин. Поскольку же про тебя здесь знают, то почему бы и не собраться, чтобы увидеть тебя?
- Нашёл ты приманку для дам, - Хаген пристально оглядел толпу на стенах. - Но знаешь, как-то неучтиво оставаться в шлемах при таком внимании. Дадим на себя посмотреть?
- Правильно, - тут же согласился Фолькер, и оба сняли шлемы.
Теперь их легко можно было узнать. Среди дам пронёсся вздох, и они подались вперёд.
- К сожалению, не могу себе польстить, представив, что это я всех привлёк, - трагически-шутовским тоном сказал Фолькер.
- Вот это я дожил, - покачал головой Хаген, подавив смешок.
- Да ладно тебе, не каждый день увидишь столь прославленного воина. К тому же убийцу кого-то драконообразного.
- Однако получается, что королева не заразила собственную свиту… Как интересно, - глаз Хагена шельмовато блеснул. - Но достаточно. Пойдём во внутренний двор, я был бы не прочь присесть. Кто сильно хочет, может и там на нас смотреть.
Кримхильда не выходила на стену, но многое видела из окна, и на душе было так тяжко, что она постоянно вздыхала. Проклятый вопрос, почему у Зигфрида было столько восторженных почитателей, но не нашлось по-настоящему верных людей, зато у презренного и нечистого Хагена везде обнаруживаются друзья-приятели и старые знакомые, а теперь ещё и поклонницы - причина переполоха среди дам была ей хорошо известна, - уже перестал мучить её. Ясно, что на столь возвышенного героя, как Зигфрид, можно было только смотреть снизу вверх - так кто мог бы оказаться ему другом, если никто не мог даже приблизиться к нему в его совершенстве. Лишь ей одной надо было подняться до его высоты, но после вчерашнего это сделалось затруднительно. Она злилась на Этцеля, надеясь, что ему теперь стыдно, но невольно и на себя. Надо было с Этцелем сразу завести разговор о том, что он может получить бургундские земли, тогда был бы шанс. Но она чересчур увлеклась величием Зигфрида и всё испортила, - допустила Кримхильда крамольную мысль и тут же прогнала её. Теперь на Этцеля не только нельзя рассчитывать, но он ещё и будет ей мешать, если что подозрительное заметит.
Кримхильда бросала злобные взгляды на стоящих по стенам дам, и от всех размышлений её брало только бессилие. Когда же Хаген и Фолькер, возникнув вдруг во внутреннем дворе, уселись на скамью прямо под её покоями, её терпение иссякло. Она быстро вышла из комнаты на край лестницы, глядя вниз, на них. Их голоса доносились до неё, хотя слов разобрать было нельзя; когда оба расхохотались, Кримхильда вбежала назад и бросилась в коридор. Она скоро остановилась, опершись рукой на стену и безудержно залившись слезами.
- Что случилось, госпожа? - не сразу расслышала она чей-то голос.
Она осмотрелась. Несколько гуннских воинов стояли рядом с ней. Кримхильда выпрямилась и сглотнула.
- Кто посмел так огорчить вас? - спросил один из гуннов. - Кто бы он ни был, он поплатится за это, только прикажите.
Кримхильда приободрилась.
- Меня огорчает Хаген, - ответила она. - Он сидит там, внизу… Я принесу любые дары, окажу любую услугу тому, кто убьёт его. На коленях молю, - она, изогнувшись, рухнула к их ногам, отчего они отшатнулись:
- Госпожа, что вы!
Она встала, утирая слёзы.
- Если у меня ещё есть верные люди… если вы готовы утешить свою королеву - убейте Хагена. Только не идите таким малым числом. И он, и Фолькер, сидящий с ним - страшные люди. Вы не представляете, на что они способны.
- Мы пойдём и соберём ещё воинов для вас.
- Тогда поторопитесь, пока они не ушли. И не сообщайте моему супругу, не надо огорчать ещё и его, - поспешно добавила она.
Вскоре к ней явилось с полсотни вооружённых воинов. Кримхильда встретила их, надев на голову корону.
- Я спущусь к нему и заговорю с ним, и вы сами поймёте, чего он заслуживает, - с пафосом произнесла она.
Она вышла на лестницу, и воины последовали за ней.
Фолькер в это время как раз повернулся в ту сторону и заметил Кримхильду.
- Друг Хаген, посмотри, кто к нам идёт. Кримхильда при полном параде.
- Надо же, как торжественно, - глаз Хагена мрачно блеснул. - Сколько лет носит корону, а всё она на ней как с чужой головы.
- А те, что спускаются за ней, сдаётся мне, вооружены. Не на тебя ли она решила напустить целый отряд?
- Ясно, что они здесь по мою душу, - сказал свирепо Хаген. - Порадоваться бы такому исключительному вниманию ко мне одному, да только сомневаюсь, что это те люди, которые помешали бы мне вернуться на Рейн. Ты постоишь за меня, если будет бой?
- Вечно ты задаёшь лишние вопросы, - Фолькер придвинулся к нему поближе. - Да выйди хоть сам Этцель со всем войском… Но нам не пора ли встать?
- Зачем?
- Королева как-никак.
- Я перед ней расшаркиваться не намерен. Это не тот враг, что заслуживает моего уважения. Лучше вот что, - он положил на колени меч и стал демонстративно постукивать пальцами по рукояти.
Кримхильда уже стояла напротив него. Меч она узнала и покачнулась, но тут же подумала, что делаться как без чувств сейчас неуместно, а нужна, наоборот, суровость.
- Как посмел ты, Хаген, приехать сюда? - громко произнесла она, чтобы все её воины слышали. - Ты знаешь, какое зло ты мне причинил. Кто тебя звал?
- Никто, - невозмутимо ответил Хаген, глядя ей прямо в лицо, глаз вызывающе блестел. - Но кто приглашает моих господ, тот приглашает и меня. Вот я и здесь.
Кримхильда подумала, что как-то неудачно она начала разговор, и, страдальчески вздохнув, сказала:
- Ты знаешь, что я тебя ненавижу и за что?
- Разумеется.
- Ты убил Зигфрида! - повысила она голос. - Моего любимого мужа, великого героя, которого я до самой смерти буду оплакивать…
- Да ради Бога, - перебил её Хаген. - И к чему столько слов? Я был, есть и остаюсь тем самым Хагеном, что убил Зигфрида. Так он расплатился за бесчестье моей королевы, прекрасной Брюнхильды.
- Ты смеешь напоминать об этом?!
- Так это ни для кого не секрет, особенно после того, как кое-кто вздумал порочить мою королеву перед всем миром.
- Хватит! - Кримхильда была уже в слезах.
- И я говорю - хватит слов, - спокойно сказал Хаген. - Если у кого-то есть желание отомстить мне, то вот он я.
Он стал поигрывать мечом, глаз надменно блестел.
- Вы слышали? - обратилась Кримхильда к своим воинам. - Он ничего не отрицает. Теперь покарайте его.
Она отошла чуть в сторону, освобождая гуннам место, но те остались стоять. Повисла неловкая пауза. Кримхильда, приготовившаяся смотреть, как будут убивать Хагена, застыла в удивлении.
Наконец тишину прервал воин, стоявший впереди.
- Что вы все на меня смотрите? Я что, крайний? Я вам так скажу: вы как хотите, а я драться с этими людьми не буду.
Кримхильда приоткрыла рот.
- Я помню Хагена ещё юношей, - подхватил другой гунн, - и он был такой боец, что не нынешним чета. Нас тут половина поляжет, прежде чем мы его одолеем, а зачем?
- Да, зачем? - стали раздаваться и другие голоса.
- Вы мне обещали! - вскрикнула Кримхильда.
- Нет, королева, ищите себе других на такую службу. Он мне, можно сказать, боевой товарищ. А что мне Зигфрид, чтобы погибнуть из-за него?
- А то и правда, какая у нас причина жертвовать собой ради неизвестно кого? - громко сказал другой гунн.
- Ради меня! - воззвала Кримхильда, но безуспешно - воины стали расходиться.
Кримхильда осталась одна напротив Хагена и Фолькера. Тяжело дыша, она вперила в Хагена злобный взгляд. Хаген в ответ чуть развёл руками с таким выражением лица, что ничего, мол, не поделаешь. Королева резко развернулась и, подобрав платье, так поспешила наверх, что корона съехала вбок.
- Пфф, - Фолькер откинулся к стене. - Ну и дела: толпа народу убежала от двоих, хотя даже до драки не дошло. Ха!
- Кримхильда не нашла чем их прельстить. А страсть к торжественным обвинениям её уже подводила, если бы она хотела об этом помнить.
- Но гуннские вояки хвалёные! - шпильман нагло хохотнул. - Они же струсили. Трус всегда отступает перед тем, кто не боится его.
- Полно, они могли бы оказаться и храбрецами, будь у них для этого повод. Однако воздух здесь стал не столь свеж, - скривился Хаген. - Пойдём отсюда, посмотрим, где наши господа.
На пиру Этцель разделил благородных гостей и кнехтов, что насторожило Хагена, хотя и было в порядке вещей. Оставив Данкварта начальником над кнехтами, Хаген пожелал ему удачи, и те удалились пировать на площадь. В зале теперь сидели только господа. Кримхильда была на этот раз необыкновенно любезна, постоянно улыбалась и раздавала гостям кольца.
Этцель был так доволен, что забыл свой гнев на Кримхильду, постоянно одарял её благосклонным взором и сообщил бургундам, что их приезд благотворно сказался на его супруге - так она, бедная, изводилась, когда их ждала, а теперь просто вернулась к жизни. Кримхильда напряглась и вся покраснела, но тут же потупилась, будто в смущении. Когда же Этцель сказал, насколько радостен их приезд для него самого, Хаген нахально ответил, что лично он приехал бы к нему, даже если бы не позвали его господ; в этот момент Кримхильда сердито обернулась на него, чего Этцель, чувствующий себя польщённым, не заметил. Это был единственный раз, когда она посмотрела в сторону Хагена; она очень старалась, чтобы он не попадал в её поле зрения. Зато необыкновенно ласкова она была к Гизельхеру, то и дело посылая ему лучшие блюда, а когда случалось выйти и проходить мимо, то непременно целовала его. Сам Гизельхер, однако, был большей частью задумчив. Когда же королева с улыбкой громко распорядилась постелить гостям на ночь ложа из самых дорогих тканей, Этцель довольно кивнул, Хаген же, и так сидевший с мрачным видом, потемнел лицом и погрузился в себя.
Фолькер вывел его из задумчивости лёгким толчком в бок.
- Как ничего и не произошло, - тихо сказал шпильман.
Хаген так же тихо ответил:
- Она уже придумала что-то новое, вот и улыбается.
***
Для ночлега никому не было отдельных покоев - только большой общий зал. Постели были действительно приготовлены самые лучшие, но мягкое ложе не всех порадовало.
- Не нравится мне всё это, - произнёс Гизельхер.
- Чем ты недоволен после того, как Кримхильда тебя обласкала сверх меры? - отозвался с насмешкой Гернот.
Гизельхер сделался непривычно мрачен.
- Мне её сегодняшняя доброта после вчерашнего приёма кажется какой-то странной… Боюсь, что ничего хорошего нас тут не ждёт.
- Если даже для тебя её поведение выглядит подозрительным, то можно не сомневаться, что так оно и есть, - Гернот положил меч рядом со своей постелью. - Очень похоже на то, что мы тут в ловушке. Что скажешь, Гунтер?
- Ох, - вздохнул Гунтер, садясь на ложе. Весь день он сохранял величественный вид, а теперь, расслабившись, сразу стал подавленным и унылым.
Бургунды расходились к постелям кто с довольным, а кто с настороженным видом; от кого-то явно прозвучало «мягко стелет, да жёстко спать».
- Нет, я сегодня не засну, - сказал Гизельхер, улёгшись и глядя вверх. - Что-то здесь не то. Не вышло бы так, что мы заснём и не проснёмся…
- Забудьте все тревоги и спите спокойно, - возник рядом Хаген. - Я встану на страже и буду охранять вас до утра.
- Благодарю, - Гернот чуть поклонился ему, и сидящий Гунтер непроизвольно сделал то же самое.
Гизельхер с удивлением заметил этот жест, хотел будто что-то спросить у Гернота, но передумал и, развернувшись, бросил вдогонку Хагену:
- Благодарю.
Хаген вышел из зала при полном вооружении. Перед входом была небольшая площадка, от которой вниз вела каменная лестница. Хаген поставил щит на пол и осмотрелся. Вокруг было тихо.
Внезапно дверь приоткрылась, и из-за неё выскользнул Фолькер.
- Позволь мне стоять с тобой на страже, Хаген.
Лицо Хагена озарилось мягкой полуулыбкой.
- Я не мог бы пожелать себе лучшего товарища. Присоединяйся!
- Тогда я мигом, - Фолькер нырнул назад, и вышел со скрипкой в руках.
- А она зачем?
- Сейчас я всех усыплю, - заявил Фолькер.
Он довольно рискованно встал на грубую каменную ограду и начал играть. Скрипка пела мягко и умиротворяюще. Постепенно мелодия становилась всё более нежной и ласкающей, потом стала замедляться и стихать, пока наконец не смолк последний звук.
СтОило музыке замолчать, как стал различим храп в зале. Фолькер опустил смычок с победной улыбкой.
- Ты, Фолькер, поистине лучший в мире скрипач, - сказал Хаген.
Фолькер спрыгнул к нему.
- Надо же было прочистить уши после того, что нам наяривали на пиру. Боже праведный! Здешним шпильманам медведь на ухо наступил, причём всем сразу.
Хаген усмехнулся.
- Что ж, ты всем бальзам на душу пролил. Только самим нам здесь как бы не уснуть. Что-то я малость разомлел от твоей скрипки, - Хаген встряхнул головой и оперся на щит.
- Сыграл бы я что-нибудь и для нас обоих, но боюсь всех перебудить. Может, спеть что-нибудь для бодрости, только без музыки?
- Хорошая мысль. Тогда давай чуть отойдём от двери.
Шпильман отложил скрипку и сел на верхней ступени лестницы. Хаген встал рядом, положив меч на плечо и придерживая стоящий щит одной рукой.
- Из ваших? - обернулся шпильман и, получив утвердительный кивок, затянул нараспев, стараясь приглушить свой голос, чтобы он не проник сквозь стену:
Смотри, нас окутала ночь, пред взором - чёрные пятна,
Как слепые, мы щупаем тьму:
Что-то свершилось над нами, но что - нам невнятно,
Никому, - никому…
Хаген опустил меч поверх щита и чуть откинул голову, слегка раскачиваясь в такт.
И если взвоем во тьме, или, молясь, воззовём, -
Кто нас услышит, братья?
И если проклятьями ярости всё проклянём -
На кого упадут проклятья?
И если со скрежетом гнева сожмём кулак, -
На чьё темя рухнет удар?
Всё это поглотит бессмысленный мрак,
Всё ветер развеет, как пар.
Нет опоры, руки повисли, не стало пути под стопами
И безмолвен небесный Суд -
Знают давно небеса, что вина их безмерна пред нами,
И в молчании грех свой несут…
Фолькер увлёкся и пел уже полным голосом:
Открой же уста, если им от Правды дано,
Пророк Конца, восстань:
Будь Глагол твой горек, как смерть, -
Будь он смерть сама, всё равно: Грянь!
Нам смерть не страшна - уж она нас давно оседлала
И в рот нам продела узду;
На устах у нас - гимн возрожденья, и с ним, под звоны кимвала,
Мы до гроба допляшем в бреду…
Закончив, Фолькер быстро обернулся к залу. Оттуда по-прежнему был слышен храп.
- Хорошо, очень хорошо, - сказал Хаген. Его глаз блестел так, будто это он сам только что пел и с немалым воодушевлением.
Они вернулись к двери.
- От себя мы сон прогнали надёжно, - произнёс вполголоса Фолькер, ставя перед собой свой щит. - Но я не всё понимаю, Хаген. Что значит - гимн возрожденья и к чему он вообще?
- Это так, чтоб не слишком мрачно было, - бросил Хаген, прислоняясь затылком к стене.
- Не надейся, что я поверю. Должен быть какой-то смысл, - шпильман призадумался и затем сказал: - Это связано с тем, что ваш род никогда не прерывается, что бы ни случилось, да?
- Да, - нехотя ответил Хаген. - Потому некоторые суеверные головы считают, что мы живём вечно.
- Но получается, что твой род как раз прервётся.
- Так ты имел в виду меня самого и мой собственный род?
Фолькер потряс головой.
- Лучше мне не лезть в чужое дело, - пробормотал он и тут же добавил увереннее: - Вот мой род точно прервётся, и я об этом не сожалею, поскольку наше шпильманское бессмертие - оно не в том… И оно как ветер, - Фолькер махнул рукой с улыбкой, но затем стал предельно серьёзен и заговорил тихо: - Только подумал я недавно, что оно так же и развеется. Мои песни забудут, либо переврут, либо по частям растащат, а моей скрипки больше никто не услышит. А то и вовсе, не дай Бог, ксантенские горлодёры своей драконьей песней всё забьют… Но всё-таки я поймал удачу за хвост и заработал своё бессмертие.
- Чем же, если тебе всё представляется так скверно?
- Тем, что, говоря о тебе, будут вспоминать и меня как твоего верного товарища. Что бы о нас ни говорили, мы окажемся всегда вместе. Может, когда-нибудь нас назовут и братьями…
Хаген смотрел на него с удивлением.
- Как же тебе немного надо от жизни.
- Немного? Это же слава, и пусть склоняют моё имя как угодно, только не забывают, как мы стояли друг за друга…
Хаген скептически покачал головой. Фолькер отставил щит, уселся на ограду, посмотрел вниз и, обернувшись с нахальной улыбкой, сказал:
- А много ли можно желать от жизни, которая почти уже кончилась? Разве что успеть поймать хоть какую-то маленькую радость.
- Думаю, завтра у нас ещё будет такая возможность, - отозвался Хаген. - Попируем, выпьем хорошего вина в последний раз - и «умри, душа моя, с филистимлянами»!
Он еле слышно засмеялся и подался вперёд, крепче сжав верх щита.
- Ты, Фолькер, смотри во все глаза, они у тебя острее моего. А то как бы не проворонить за разговорами чьего-нибудь визита.
- Что я не увижу, то ты расслышишь, - весело отозвался Фолькер, притянув к себе меч.
Они смолкли.
Наступила глухая ночь. Оба ночных стража, привыкшие к темноте, смотрели в эту темноту, думая каждый о своём. Вдруг Фолькер заметил, как что-то блеснуло внизу и справа, и быстро встал рядом с Хагеном.
- Там, со стороны той арки, - быстро шепнул он Хагену.
Хаген навострил уши.
- Идут, - тихо ответил он.
Руки обоих скользнули к рукоятям мечей. Щиты были пока опущены, но так, чтоб их легко можно было вскинуть на руку.
Внизу в сторону лестницы медленно, стараясь не шуметь, двигалась толпа воинов. Фолькер различал уже не только их шлемы.
- Их много, и все вооружены.
- Тихо, - произнёс Хаген. - Подпустим их поближе и тут встретим.
Они стояли так недвижно, что в темноте можно было их проглядеть. Гунны уже ступили на лестницу, как вдруг остановились. Среди них пошёл какой-то разговор полушёпотом, стоящий первым указывал в сторону двери; очевидно, они заметили Хагена и Фолькера. Гунн махнул рукой, и воины повернули назад.
- Уходят! - сказал Фолькер, еле сдерживая себя. - Нагоню-ка я их на пару ласковых?
- Стой, ради моей дружбы, - остановил его Хаген. - Если мы ввяжемся в битву там, внизу, то кто-нибудь из них сможет пробраться в зал и такое там устроить…
- Но пусть они знают, что и мы их видели, - разобрало Фолькера. - Позволишь хотя бы приветствие им сказать?
- Давай. Только оставайся здесь.
Фолькер подошёл к ограде и крикнул вниз:
- Эй, ребята, куда это вы идёте с оружием в руках, да в самую ночь? Задумали ночной набег? Так возьмите нас в товарищи, мы тоже хотим свою долю добычи!
Тихо отходившие гунны тотчас бросились прочь, как подстёгнутые. Хаген беззвучно хохотнул, увидев это.
- Трусы! - прокричал им Фолькер. - Перебить спящих надеялись? Так и бегите теперь, как застигнутые мелкие воришки! Тьфу!
Гунны исчезли. Фолькер уселся на ограду.
- Опять Кримхильда каких-то негодных исполнителей себе нашла. Уже второй раз они от нас двоих бегают.
Хаген снял шлем и провёл рукой по волосам. Его глаз хищновато блестел.
- Будет им теперь головомойка, особенно если они у неё взяли золото, а вылазку провалили.
- Дармоеды, - бросил Фолькер в темноту. - Как думаешь, ещё решатся полезть?
- Сомневаюсь. Да не стой там больше, Фолькер. Вряд ли за той аркой стоит Кримхильда с плёткой, чтобы погнать всех назад.
Шпильман фыркнул и посмеялся в кулак.
- Но мы останемся здесь до утра, - Хаген привалил щит к стене, сел возле двери и положил меч у ног. - Можешь немного расслабиться.
- Нельзя. Я тогда засну.
- А ты и вздремни. Я тебя разбужу, если что.
- Ну уж нет, - Фолькер сел рядом с ним. - Но какие подлецы! А ведь ты предвидел, верно?
- Подозревал, - бросил Хаген. - Это такой лёгкий путь покончить с нами, что вряд ли Кримхильда им бы пренебрегла.
Ничто не нарушало ночную тишину, если не считать храпа за стеной. Хаген, снова взяв меч и поигрывая им, смотрел на звёздное небо, не забывая держать ухо востро. Шпильман, вопреки желанию, ближе к утру начал сонно ронять голову, пока не уснул, завалившись Хагену на плечо.
Когда стало светать, Хаген отодвинул его и тем разбудил.
- Чёрт, всё же меня сморило, - сказал Фолькер с досадой.
- Ничего, сил будет больше.
- Что-то холодно, - поёжился шпильман.
- Ночь прохладная выдалась, а кольчуга не та вещь, чтобы согревать.
- Разве я не знаю? Однако пригрелся рядом с тобой и не заметил… Смотри, солнце уже встаёт.
Оба поднялись, не забыв взять свои мечи.
- Посмотри, какой рассвет, Фолькер, - сказал Хаген, указав на восток рукоятью. - Возможно, он для нас последний.
- Всю красоту мира так и впивал бы в себя сейчас, - произнёс шпильман, глядя на озаряющееся небо. - Всё-таки жаль, что перед смертью не надышишься.
Они постояли так некоторое время, пока Хаген не хлопнул Фолькера по спине.
- Достаточно. Пойдём будить остальных.
____________________________________________
"Смотри, нас окутала ночь.." - Х. Н. Бялик, "Глагол", перевод Жаботинского.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/04/25/1066