Комплекс вины

Саша Андреева
Нас было трое - я, Миха и Макс. Нам было по четырнадцать лет и весь мир лежал на наших ладонях, мелькал солнечными вспышками между пальцами и искрился в волнах Волго-Донского канала. И этот мир был настолько прекрасен, что мы как-то и не уловили, как от больницы дошли до старого ДК, вокруг которого раскинулся полузаброшенный парк, ухоженный лишь в той части, где стояло здание администрации района. Её мы уже проскочили, и направлялись к «Химику», по пути посмеявшись над кучкой людей, собравшихся у входа с какими-то плакатами. Они протестовали, но против чего мы так и не поняли.

Уселись на мысу, с которого открывался прекрасный вид на слияние вод - справа вход в канал, слева - затон, а прямо перед глазами спокойно и широко лилась матушка-Волга.
 - Сейчас бы поплавать... - Мечтательно вздохнул Миха.
 - Ага. - Я опустил подбородок на колени. - И ведь кто-то копал же такую прорву земли на канал. Интересно, дно у него тоже бетонное?
 - Там под илом уже и не разберёшь. - Махнул рукой Макс. - Мне интереснее, что хотели протестующие у администрации. Вот людям дома не сидится в такой день.
 - Протестовать хотели. - Хихикнул я. - Вот у меня сосед - его хоть во дворец сели, а всё равно не так ему всё будет.
 - Если они против отключений электричества выступали, то я присоединился бы. - Макс полез в рюкзак в поисках чего-нибудь съедобного. - А то как рубанут, а у меня игра! Ненормально же.
 - Ага. Давайте попротестуем, чтобы электростанции чинили.
 - А смысл? - Миха стянул с себя куртку, разложил её прямо на серой и щербатой от времени бетонной плите и блаженно развалился на этой импровизированной подстилке. - Станции по-любому починят, хоть обпротестуйся. Нет, надо так, чтоб прям вот некуда власти было деться. Во, против  грязной воды в канале, например. Она от этого чище не станет и можно даже потом втихомолку туда поссать, а тебя сфотографируют и напишут в Интернете, что ты за экологию борешься. И по телеку покажут. Во, читал про девок - пета называются, вот они классно протестуют! И эти... фемины?
 - Фемен. - Поправил я. - Да, круто. Девчонки в одних трусах выглядят круто. Не пойму, за что их ругают.
 - Петы тоже в одних трусах. - Мечтательно вздохнул Миха. - А ещё они протестуют прямо по линеечке - не придерёшься. Вот смотри, если собаку с***кой назвал - это нормально?
 - Да. - Отозвался Макс вместо меня. - Она же так и называется.
 - Во. - Миха многозначительно поднял палец. - А пета скажет "фу, ты матерился на собачку!" и подаст на тебя в суд, потому что ты нарушил права собачки.
 - Тогда пусть лучше молча протестуют... - Буркнул я. - Выдумают же.
 - Зато их протест неоспорим. - Назидательно резюмировал Миха. - Кто же сможет им возразить, что собака - это с***ка, а с***ка - это матерно? Никто. Потому про них и пишут в Интернете. А про нас - нет.
 - Бесконечно прошу прощения, что вмешиваюсь в разговор, молодые люди, но вы о каких протестах изволите говорить? - Прервал нашу мирную беседу какой-то мужчина.

Он моментально вызывал сам собой чувство неясной гадливости и желания его послать. Виной тому непонятно что было - то ли странно виноватый прилизанный вид, то ли само это "прошу прощения", сказанное с оттенком такой назидательной презрительности, словно он заранее нас записал в тараканы под плинтусом, но ведёт себя вежливо, потому что должен.
 - О пете и тех чудиках у администрации. - Отозвался Миха. Мы с Максом предпочли промолчать. К трём уже взрослым парням приставать с такой менторской рожей осмелится только сумасшедший... Или идиот.
 - Помилуйте, молодой человек, ну какие это чудики? - Мужик покачал головой с таким скорбным видом, словно Миха его глубоко разочаровал во всём - от внешнего вида, до секущегося кончика кучерявых длинных волос. - Это - совесть нации. Хотя, Вам, любезнейший, в Вашем возрасте простительно не знать элементарнейших вещей. Тем более, что и с правилами приличия, Вы к сожалению, явно не знакомы, но уверяю Вас - это не Ваша вина. Увы, но таково Ваше поколение.
 - Мы что, на званом балу? - Тихо буркнул я себе под нос.
 - Ладно, так против чего протестовали те люди? - Макс своей невозмутимостью напомнил каменную стену. Он  выкопал из рюкзака какую-то печеньку,  и  тут же вгрызся в неё, блаженно щурясь на воду.
 - Против того, что не чтут память жертв репрессий, мои юные друзья.
 - А её не чтут? - Миха озадачено уткнулся в планшет. - Вот, 30 октября. Те люди хотят два раза праздновать? Тогда лучше бы за день рождения или Новый год так собирались. Их все поддержали бы.
 - Мы постоянно должны об этом помнить. - Напустил на себя скорбно-стыдливую мину дядька. - И не праздновать, а скорбеть. Знаете, сколько людей мучительно погибло во время строительства этого канала? Тысячи! Десятки и сотни тысяч невинно осуждённых! Вас, любезнейшие, разве не мучает совесть, что вы сидите, крошите тут печеньки, а ведь на этом самом месте насмерть забили молодую, умирающую от голода учительницу!

Макс подавился печеньем. Я, на всякий случай, отодвинулся от бетонной плиты, внезапно отдавшей могильным холодом.
 - Светлая ей память. - Выдавил из себя Миха. - А чему учила учительница на стройке?
 - Она была репрессирована по доносу! И потом расстреляна! - Мужик пафосно смахнул слезу. И таких были сотни тысяч!
 - Её же уже забили... - Озадачено заметил Макс, выкашляв крошку.
 - А потом расстреляли труп! - Мужик возмущённо уставился на Макса. - Как? Как можно быть настолько циничной тварью... Да, тварью, молодой человек! Как? Вы маньяк? Вас интересуют подробности смерти бедняжки, замерзающей без ватника? С переломанными руками и ногами?
 - А как она тогда на стройку вышла на сломанных ногах? - Удивился я. - Когда я плюсневую кость ломал - я вообще той ногой ходить не мог.
 - И вот мы подходим к самому страшному! - Мужика уже трясло так, что мы на всякий случай привстали, рассчитывая удрать, как только у него на губах появится пена. - Нет! НЕТ!!! Нет у нынешней молодёжи!
 - Чего нет? - Выдавил из себя Миха, судорожно заталкивая планшет в рюкзак Макса.
 - СОВЕСТЛИВОСТИ! Совести нет и совестливости! Вам плевать, кто здесь погибал на этом проклятом месте! Вы грязное, циничное быдло, созданное для того, чтобы с сатанинским смехом плясать на костях несчастных, что умирали здесь по прихоти тоталитарного, кровавого режима! Вам не понять этого тонкого состояния души, когда вина и покаяние...
 - Драпаем... - Прошептал Миха. - Щас его накроет...
 - ...Вы не понимаете, какой трагедией пропитаны эти воды! Они кровавы даже под солнечными лучами! Засыпать эту моги... - Мы уже плохо слышали, что орёт тот мужик. Просто молча наращивали скорость и перевели дух лишь у входа в ДК.
 - Надо ему "скорую" вызвать. - Пробормотал Макс.
 - Кому? - Стоящая у входа пожилая женщина насторожено развернулась к дверям, уже готовая броситься к телефону.
 - Да там... Чокнутый. Орёт, что мы на костях пляшем и это... Канал засыпать надо. - Выдал я в три вдоха.
 - Хорошо, где орёт?
 - На мысе, где канал, затон и Волга пересекаются. Ух, как мы драпали!
 - Это из тех, что у администрации собирались? - Что-то покумекав, поинтересовалась она.
 - Ага. - Макс нашарил в рюкзаке планшет и вернул его Михе.
 - Ох, понятно. Успокойтесь, он наверное, хотел вам что-то по истории рассказать, расчувствовался и впал в истерику. Само пройдёт. - Женщина добродушно рассмеялась.
 - Он сказал, что мы без совестливости. - Буркнул я. - А мы просто вопросы задавали... Он сказал, что на канале много заключённых учительниц умерло и теперь нельзя на нём отдыхать.
 - Так на другом берегу канала музей стоит. Там и задавали бы вопросы. - Она отпустила дверную ручку. - А совестливость - это сложное понятие. Только не думайте, что это вечная виноватость за всё. Совестливость - это умение жить по совести. Что он вам про канал рассказывал, лучше проверьте в музее. А то, что он вам сказал про совесть - это лицемерие, хорошие мои, в самом паскудном смысле этого слова. Комплекс вины называется.
 - Так канал не заключённые строили? - Насторожился Миха.
 - Заключённые. - Подтвердила женщина. - Только они одним своим титаническим трудом не просто вину свою искупили, а оставили память о себе вечную. И, пользуясь их трудом с благодарностью, а не скорбью, мы этой памяти воздаём куда больше. Вы в музей-то сходите. Там вам подробнее расскажут.
Естественно, мы в музей сходили на той же неделе. Ещё бы после такой встряски лично не удостовериться, как оно было!

Сейчас, уже с порога прожитых лет, глядя на звёздную вечность за иллюминатором космической станции, я вспоминаю тот случай из детства и мысленно, с благодарностью, воздаю космонавтам, что погибли среди этих звёзд. Ради того, чтобы мы могли жить в космосе. И мне как-то плевать на тех, кто протестует на земле за вечную скорбь и вину перед жертвами первых станций замкнутого цикла.