О героях и богах

Йовил
(рассказ с конкурса, сухой и скрипучий)

   Витгор на дух не переносил Петербург нынешний, кричаще-аляповатый, безвкусный, обросший новостройками, транспортными эстакадами, торговыми гипермаркетами, и потому выбрал себе постоянным местом его смертную тень, холодную, мрачную, с Мойкой, яростно грызущей парапеты, угрюмыми каменными особняками и небом, вечно низким и хмурым. Булыжные мостовые, редкий, призрачный свет в окнах, крытые экипажи и жуткий, шквалистый, сбивающий с ног ветер были тем миром, который, как ему думалось, отражает его самого.
   В смертной тени было почти безлюдно.
Большинство тех, кого он знал, предпочитали, наоборот, чтобы людей было как можно больше. Среди ритмично пульсирующих жизнью сердец так просто поверить в иллюзию, что и ты в какой-то мере жив.
   Витгор считал это слабостью.
Их время прошло. И северяне, и эллины надеялись, что не навсегда. Но Витгор знал – безвозвратно.
   Он поселился во дворце, там, в современном Петербурге, носившем имя дворца Юсуповых. В смертной тени это было низкое, уродливое здание с серыми колоннами и узкими окнами. Оно ничуть не походило на свой прообраз. Длинные кривые коридоры уводили в самую тьму, а маленькие комнатки-сундучки, казалось, наполняли его как горошины стручок. Ни великолепия, ни простора, ни парадной лестницы.
   Зато имелось «приданое»: неразрывно связанные с дворцом тени Григория Распутина и убитой Феликсом Юсуповым собаки, беспородной дворняжки с развороченной выстрелом пастью. С собакой Витгор общего языка не нашел, но со «старцем» удалось договориться. За краткосрочные визиты в живой мир, тень Божьего человека согласилась работать у Витгора прислугой и хранить дом во время его отсутствия. 
   Утром окно выходящей на Мойку комнатки залепило кленовыми листьями, и в этом привиделся нехороший знак.
   Знак скоро сбылся – Распутин привел Германа.
Герман был из эллинов, торговец и хитрец, изобретатель и покровитель. А еще он умел и не боялся сходить в смертную тень, поскольку когда-то служил проводником между мирами отца и его брата.
   Витгор встретил его кивком, не прекращая колдовать над деревянной фигуркой змея Уробороса. Хвост у змея, правда, откололся, но бросать работу из-за этого не хотелось. Миниатюрное лезвие нарезало чешуйки.
   Полноватый Герман оглядел никакое убранство комнаты, бросил быстрый взгляд на похожую на гроб лежанку и надел на лицо осторожную улыбку. 
– Я знаю, ты берешься за странные дела, – сказал он, пряча руки в карманах добротного серого пальто.
– Брался, – уточнил Витгор.
   Он чуть наклонил голову, и Распутин, уловив жест, придвинул гостю стул с дугообразной спинкой. Герман сел. Лаковые туфли поймали редкий отблеск заоконного света.
– Холодно у тебя.
   Витгор пожал плечами. Он наградил чешуйку царапиной и отложил змея в сторону.
– Я слушаю.
   Герман шмыгнул носом.
– Убили одного из наших.
– Ваших?
– Не совсем наших, – поправился гость. – В смысле, той же природы. Кшитигарбха.
– Не слышал.
   Хозяин комнаты бросил взгляд на Распутина, и старец, сверкнув глазами, удалился, чтобы вернуться с чайником и чашками, несколько столетий назад изготовленными в неком уезде Цю. Даже в смертной тени они умудрялись хранить старые чайные запахи.
   Витгор подождал, пока Распутин на низком столике не разольет напиток.
– Прошу, – жестом пригласил он Германа.
   Эллин двумя пальцами взял чашку, пускающую завитки ароматного пара, придержал донышко мизинцем другой руки.
– Кшитигарбха был вселенным, – сказал он, подув на чай.
– Это мне ни о чем не говорит.
   Герман отпил и поморщился. С большим удовольствием он, наверное, хлебнул бы родосского или хиосского вина.
– Собственно... Он шел к тебе.
– Вот как, – сказал Витгор.
   Он молчал несколько минут, а эллин не торопил это молчание, только зябко поводил плечами и вертел чашку из синьяо в пальцах.
   Ветер сорвал листья с окна, и в комнате сделалось чуть светлее. Стекла, позвякивая, содрогались от порывов. В углу, растянутая на специальном поставце, блеснула кольчуга.
– Почему решили, что ко мне? – спросил наконец Витгор.
   Гость на мгновение замялся.
– Еще никто ничего не решал. Это я, так сказать в особом порядке и в силу профессиональной привычки, проявляю инициативу.
   Витгор посмотрел на эллина – не шутит ли? 
– То есть, о его смерти еще никто не знает?
– Знают, в общих чертах, – Герман поставил чашку на столик. – Дело не в этом. Дело в том, что ему нужен был ты.
   Витгор глотнул чая.
– Я не знаю никакого Кшити... в общем, как его там.
   Эллин кивнул.
– Я так и подумал. Тогда, получается, он знал о тебе то, что ему было важно.
   Витгор посмотрел на Германа и громко рассмеялся.
– Хитер ты, греческое семя!
   Герман отмахнулся.
– Нужны мне твои секреты. Святые горы, путь во Тьму. У нас для этого был Цербер, здесь – ты.
– Ты меня с собакой не ровняй, – хмуро проговорил Витгор.
   Он поднялся, Распутин поднес ему серую, старого военного образца шинель. Витгор загнал пуговицы в петли, перетянул свое крупное тело широким ремнем, подвесил перевязь с мечом в деревянных ножнах.
– Куда идти?
– Недалеко. К Исакию.
– Так он здесь, в смертной тени?
– Именно что! Сам знаешь, не многие любят это место. С чего бы Кшитигарбхе идти сюда? Чья вотчина?
– Н-да. А убийца?
   Герман развел руками.
– Ладно, – Витгор потоптался в дверях, словно вспоминая, не забыл ли чего, затем вытолкал в коридор эллина. – Ну, поехали, покажешь.
   Распутин проводил их мрачным взглядом. Рука его поднялась, чтобы перекрестить уходящих, но затем опала.
   Спускаясь по крутым ступенькам, Герман то и дело оборачивался на своего спутника.
– Здесь все просто, – рассказывал он. – Кшитигарбха – вселенный. Потому и возмущение от его смерти было слабое. Хотя, на самом деле, он был достаточно сильный бодхисатва, далеко, конечно, не олимпиец, но, думаю, и не бедный африканский божок. Что интересно, тоже умел спускаться во Тьму. Как ты и я. В каком-то из пророчеств даже слыл ее истребителем.
– Угу. Ты под ноги смотри, а то кувыркнешься еще.
– Я осторожен.
   Они вышли из подъезда. Герман запахнул полы, но порыв ветра тут же расшвырял их обратно, едва не превратив в крылья.      
– Мать-Тьма! – выругался он.
   Витгор усмехнулся.
Зажатая в каменном желобе канала вода осыпала брызгами гранит парапетов. Летели куда-то листья. В темном небе светились звездчатые разрывы.
– Пешком? – спросил Витгор.
   Герман посмотрел с укором.
– Издеваешься?
– Как ты оказался здесь, Герман? – Витгор, не обращая внимания на гостя, двинулся по мрачной набережной.
– В каком смысле?
   Герман побрел за Витгором, отворачивая от ветра лицо.
– В смысле, что ты делал здесь?
– Следил. Специфика. Хочется все контролировать, даже Тьму. Меня даже в семье все дразнили неугомонным. Ничего не могу с собой поделать.
   Мимо них, посвечивая фонарями, зыбкой тенью проскочил крытый экипаж. Извозчик в черном, сверкнув на путников красными глазами, взмахнул кнутом, карету занесло на повороте, лошади в упряжке заржали, роняя на брусчатку призрачную пену. Цокот копыт звонко задробил, отражаясь от глухих стен.   
   Порыв ветра ударил в спину.
– То есть, ты, грек, следил за убитым?
   Витгор обернулся, и Герман поспешил с ним поравняться.
– Не совсем, – объяснил он, подняв ворот. – Я слежу за всеми, кто ходит во Тьму. Бывали уже сюрпризы в нашей славной истории. Я про титаномахию и прочее. Там свой котел, свое варево. Ты же был там?
– Был, – ответил Витгор односложно.
   Герман подождал продолжения, затем заговорил сам:
– Что-то там готовится. Все эти звери, циклопы, титаны, проигравшие боги, чудовища, сыновья и внуки тех и других...
– Они давно уже мертвы, – сказал Витгор. – Как ты, как я. Только мы чуть-чуть живее.
– Не скажи. Там своя жизнь.
– Ну да, гниение трупа, копошение червей в теле.
   Они свернули на Синий мост, брюхо которого с остервенением драли речные волны. В караульной будке на мосту дрых полицейский.
– Всех манит мир людей, всегда манил, – сказал Герман. – В конце концов, только люди еще способны дать силу тем, кого Тьма приняла в свои объятья.
– Глупцы! – произнес Витгор с чувством. – Прошлое, с вожделением взирающее на будущее. Я был и у Нергала, и у Геба, и у Тонататекутли. Они все грезят возрождением. Куда? – спрашивал я их. Где вы хотите возродиться? Люди не оставили вам места. Они не верят ни в богов, ни в их кары и милости.
   Кривой памятник встретил их на той стороне моста. Конь с седоком в каске с орлом на голове клонились вправо, словно побежденные ветром. Голые кусты стучали ветками друг о друга.
   Спутники пересекли усыпанный листьями сквер. Исаакиевский собор выдвинулся портиком с коричневыми колоннами. Купол у собора отсутствовал, не было и скульптур апостолов. Вокруг здания валялись куски мрамора. Тени двух женщин в кринолинах сошли со ступенек и направились в сторону Невского проспекта. Эллин уловил тонкий аромат лаванды.
– Где он, внутри? – спросил Витгор.
– Да, у алтаря.
– Странно.
– Нисколько, – Герман первым шагнул в тень портика. – Пути богов везде одинаковы. Святилища и алтари. Кшитигарбха просто воспользовался нужным.
– Но его или догнали, или поджидали уже внутри.
   Они прошли в гулкую пустоту собора.
– Тут в чем дело, – сказал Герман, разглядывая тусклые остатки арочной росписи и кое-где уцелевшую позолоту. – Кшитигарбха – вселенный, то есть, бог в теле человека. Я, например, бог, принявший человеческое обличье. Чувствуешь разницу? Поэтому и убить его было просто. Для существа, обладающего какими-никакими способностями и вовсе, я думаю, пустяк. Но зачем-то он шел к тебе.
   Голос эллина разносился под сводами, меняя тембр и окраску.
Витгору было тяжело в чужом храме. Силу и движения теснило, сковывало. Чувствовалось давнее взаимное неприятие.
   Человек, в теле которого погиб Кшитигарбха, был высоким и худым. Вытянувшись, он лежал на каменных плитах – одна рука подогнута к животу, другая выброшена вперед, будто в попытке до чего-то дотянуться.
   Коричневое клетчатое пальто, джинсы. Кепка с коротким козырьком откатилась в сторону, открыв редкие рыжеватые волосы, сквозь которые просвечивала бледная кожа черепа.
– Не вижу, как его убили, – сказал, присев перед трупом, Витгор.
– Переверните, – сказал Герман. – Должно быть, его ударили в живот. Или в горло.
– Тогда поджидали.
   Витгор поймал плечо мертвеца и с трудом отклонил. С треском подалась прихваченная кровью пола. Один глаз у Кшитигарбхи был вдавлен внутрь.
– Ага, – сказал Витгор, заставляя мертвеца перевернуться.
   Стукнули каблуки простых, истертых ботинок.
Живот мертвеца оказался вскрыт могучим ударом меча вместе с пальто, рубашкой и майкой. В разрезе бугрились и воняли внутренности.
– Грек, помоги-ка, – сказал Витгор.
   Он успел обернуться и увидеть льдистый отблеск. Затем боль ослепительным росчерком пришла под лопатку, клинок сломался, но упорный эллин загнал-таки его в спину спутника по самую рукоять.
   Виктор плюнул кровью и упал носом в холодную щеку Кшитигарбхи.
– Вот так, герой.
   Туфли Германа потоптались перед его лицом.
Драный эллин! – подумал Витгор. Обманул. Ради чего только? Вот ведь, он да Локи – два сапога пара. Нет, двое туфель...
   Он попытался рассмеяться, но засевшее внутри железо закололо, распространяя холод по всему телу.
– Ну-ка, где тут у тебя...
   Герман опустился на корточки. Витгор почувствовал, как мягкие эллинские руки, расстегнув шинель, заползли за пазуху, ощупали подмышки, кармашки, грудь.
– Ага.
   Грек оборвал с шеи шнур с продетым в петлю мешочком. Все, что только и смог Витгор, это сжать пальцы.
– Вы, герои, конечно, молодцы, – сказал Герман, отступив. – Сторожите Тьму, убиваете чудовищ. Но, что плохо, все, как один, туповаты. В ваш скудный мозг не могут поместиться ни предательство, ни другие, отличные от ваших скучных, мелких интересов, желания и помыслы. А мы устали ждать. Боги устали.
– С-су... – выдавил Витгор.
– Ты лежи, лежи, не напрягайся, – сказал Герман, пнув его в ребра. – Думаешь, нам, богам, среди людей здорово? Да, там жизнь, яркая, полная, сладкая, только вся она не про нас. И мы там не можем почти ничего. Не слышал про Сабазия? Один из богов богатства. Его пристрелили при попытке ограбления банка. Думаешь, он возродился? Хрен тебе!
   В поле угасающего зрения Витгора сунулась металлическая штучка. 
– А вот с этим ключом, которым ты сейчас благородно поделился со мной, все изменится.
   Герман носком туфли покачал рукоять клинка.
– Не больно, нет?
   Витгор простонал.
– Я еще займу немного твоего времени, – сказал Герман. – Ну, чтобы убедиться, что ты все. Ты же не бессмертный, как Геракл, нет? Значит, отправишься прямиком в свой рай. Нынешние кущи, говорят, пострашнее Тьмы будут. Там вы все вместе и подохнете окончательно. Беовульф, Гильгамеш, Хуанди, Кшитигарбха и ты. Неправильные герои, которым почему-то сильно дороги люди. Хотя на твой счет и были сомнения.
   Ветер дохнул Витгору в лицо. Несколько листьев прошуршали по плитам собора.
– Нам, конечно, нечего делать в мире людей, тут ты прав. Но быть к ним ближе... С помощью ключей Тьма заместит собой смертный мир. Тьма станет смертным миром. Ты чуешь, чем это чревато, герой? Эй!
   Герман толкнул Витгора туфлей. Мертвый герой опрокинулся навзничь, стекленеющие глаза уставились на кусок фрески со святым отцом, поднявшим два перста.
– Вот и ладненько, – сказал грек.

– Здравствуй, сын, – прошептала Тьма.
– У меня есть отец, – хрипло сказал Витгор.
– А мать? Я твоя мать.
   Вокруг было черно. Витгор не видел ни рук своих, ни ног и не ощущал тела. Голос Тьмы звенел отовсюду.
   Откуда-то издалека, второй партией, слышался шорох листьев.
– И что дальше? – спросил Витгор.
– Ты умер.
– Я знаю. Что дальше?
   Тьма вздохнула.
– С тобой трудно говорить. Никогда не могла понять, чего тебе хочется.
   Витгор усмехнулся.
– Чего бы мне не хотелось, всегда есть долг. И проклятый проход в Святых горах, к которому ты меня привязала.
– Из сыновей получаются отличные сторожа.
– Уже нет, – сказал Витгор.
– Другое мне страшно, сын. Ключи открыли пути. Те, кто обитают во мне, тянут меня выше, в смертную тень. Я меняюсь, я теряю себя. Эти чудовища делают из меня не Тьму, а тварь, полную безумия.
– Это чувство мне известно.
– Прости, – сказала Тьма. – Прости за все. И отца прости тоже.
– А где он сам?
– Спроси чего полегче. Он Змей, и этим все сказано.
– Значит, смертной тени больше не будет?
– Сначала ее, затем – мира людей. Впрочем, это будет не скоро. Когда я сойду с ума.
– Мне нравился Петербург в смертной тени.
– Ты опять о своем, Святогор...
– А ты, мать? – выкрикнул он. – Ты о чем? Тоже о своем, о себе, о том, как тебе плохо, а будет еще хуже. Зачем же ты допустила все это?
   Витгор почувствовал, как Тьма улыбнулась.
– Потому что так и должно быть.
– Что должно быть?
– Все. Миры на краю пропасти и герой, их спасающий.
– Я так устал, мать.
– Они все в твоем дворце, – прошелестел голос Тьмы. – И ключи, и боги. Ты понял? А теперь: пусть будет свет!

   Витгор открыл глаза.
Свет был свечной, неяркий. Тени плясали по тонким колоннам и узору стен. Витгор узнал одну из комнат дворца, просторную ванную, испещренную позолотой. Кто-то возился за спиной. Журчала вода. Рядом поскуливал пес, его грязно-серый хвост обмахивал руку.
– Сейчас будет горячо, батюшка, – сказали Витгору.
   Его наклонили вперед, на шею, на лопатки, казалось, плеснул огонь. Он прокатился волной до копчика, проникая в тело до костей.
   Витгор закричал, выплевывая слюну и сгустки крови. Что-то стальное вышло из него и звякнуло, ударившись об пол.
– Тише, батюшка, тише, – пробасил густой голос. – Ото ж, живая вода.
   Витгора разогнули, опалили водой грудь и живот.
Из плывущих в глазах пятен наконец вылепилось серьезное, бородатое лицо Распутина.
– Где они? – спросил Витгор.
– Празднуют в зале.
– Все?
   Распутин пожал плечами.
– Не ведаю. Но много. Разбрелись по дворцу, божье племя. Герман этот, что приходил, козлом скачет. Хвастается, над тобой смеется.
– А ключи? Видел у него ключи?
– Были какие-то железки, махонькие. Ну-ка, батюшка...
   Распутин, схватив голого Витгора под мышки, приподнял его из каменной ванны. Что-то сместилось у того в груди, губы жадно хватанули воздух. Пятки нащупали твердое дно.
– Отпусти, – сказал Витгор.
– Стоишь?
– Стою.
   Распутин разжал пальцы. Виктора качнуло, он присев, уцепился за бортик, затем выпрямился. Пес лизнул ему голень.
– Одежда моя где?
– Здесь, все здесь. И кольчугу твою пронес.
   Пока Витгор одевался, Распутин плескал живой водой в животное. Пес уворачивался, царапая плиты когтями.
   Дом вдруг качнуло, одна из узорчатых решеток упала с густым звоном, пыль посыпалась с потолка.
– Гадят, где живут, – мрачно произнес Распутин. – Одно слово – нелюди.
– Вот что, – Витгор вытянул меч из ножен. Он остался босым, кольчуга поверх рубашки ловила свечной свет частыми кольцами, серебром да железом. – Держи окна и двери. Ну и подвал тоже. Пойду познакомлю божью братию с матушкой.
– Может, помочь?
   Витгор прошел к дверям.
– Ты, главное, не выпусти никого.
– Дворец – это моя крипта. С Богом, – напутствовал его Распутин. – Хоть и нехристь ты, а все ж божий человек.
   Перекрещенный, Витгор повел плечами.
– Ладно.   
   Выдохнув, он шагнул за порог.
Сразу обмяло жаром. В узких коридорах плясали сполохи призрачных костров, мелькали тени. Пахло смолой и гарью. За окнами галереи вместо набережной и стиснутой камнем реки гудел огонь, чадно, жадно, кривляясь, будто кланяясь то фасаду дворца, то фасаду военного суда на противоположном берегу.
   Близко к ограде стоял экипаж с разнесенным в щепки передком. На прутьях ограды висела тень извозчика.
   Что ж, раз вы так...
Витгор ускорил шаг. Меч в руке, дрогнув, оделся сиянием. Впереди хохотали, кто-то топал козлиными ногами, слышалось гудение дудок и звон колокольцев.
   Прямо на Витгора, вынырнувшего из арки, выскочил какой-то сатир, в хламиде, с кудлатой, увенчанной рожками головой, с глумливой улыбкой. Меч тут же взлетел и опустился косой молнией. Во тьму, все во тьму! Тело, оставшееся без кудлатой головы, удивленно привалилось к стене и запоздало брызнуло кровью.
– Твари!
   Витгор раздавил ступней покатившийся кубок.
В зале, дающем начало целой анфиладе, при виде босого человека в кольчуге и с мечом сделалось оторопело-тихо.
   Мгновение задержалось на обернувшихся лицах, наполняя их ужасом.
Шлепок ноги по загаженным полам – «Брысь!» – и наяды, боги, валькирии, нибелунги и даже один кентавр рванули кто куда. Кто-то взмыл под потолок, кто-то проскочил в следующий зал, кто-то попытался выпрыгнуть в окно, но упал, отторгнутый невидимой преградой.
    Прикрываясь крыльями, завизжала девушка-птица.
– Здравствуйте, – сказал Витгор. – Попрошу всех во тьму.   
   Некто быкоподобный, лохматый, топоча, кинулся на него – налитые кровью глаза, бочкообразная грудь, толстые ноги.
   Увернувшись, Витгор рубанул мечом поперек бугристой, красноватой спины. Лезвие достало до позвоночника. Быкоподобный, взревев, упал и залил пол дымящейся кровью. Нимфы забились в углы. Бог с головой сокола, моргая, отступил к стене.
– Я герой злой, – процедил Витгор. – Мне об этом и Илья, и Микула... Так что все во тьму, к матери, щадить не буду.
   Грохнул кувшин с вином.
– Замечательно.
   Так он и шел из зала в зал, оставляя позади богов и их свиту, превращенных в порубленные куски мяса, многочисленные потеки крови на обоях и гобеленах и летающие перья из диванных подушек. Его встречали визги и крики, а провожала тишина.
   Бог-крокодил, бог-пантера, бог-карлик, Кетцалькоатль, Мардук, Иштар, Кали, Рудра, Фра, Хеймдаль, Один, Янус, Бумба, Ориша Эшу, Эшу Би, Кронос. Витгору было без разницы, кого крушить. Он их не знал и шутя отбивал нестройные атаки и удары огнем, молниями, ветром и всяким оружием, снося гордые головы или перерубая тела пополам.
    Огонь одобрительно пылал в окнах. Так, Святогор, так. Взлетали щепки и черепки, закатывались глаза, скребли пальцы.
   Так, Святогор.
Из комнаты в комнату. Из зала в зал. Под угасающую музыку. Шеи богов хлестали кровью, будто вином. Боги падали. Падали их приближенные, принимая на себя первые удары. Хрустели кости. Ненависть вырывалась из губ, но усмирялась острием меча. 
   Витгор действовал планомерно и без колебаний. Это была знакомая работа. Корка засохшей чужой крови стягивала лицо. 
   Германа он оставил напоследок.
В закрытом зале, где грек праздновал убийство Витгора со своим отцом и его братьями Аидом и Нептуном, было шумно и весело. Там, похоже, даже не догадывались, что творится в остальных помещениях дворца. Громогласно хохотала какая-то девица. Шипела вода. Звенели бокалы. Звучал рояль.
   От удара Витгорова плеча дверные створки с треском распахнулись, и звон рояльных клавиш как-то разом оборвался.
– Я же сказал! Ник... – Герман оторвался от женской груди, и слово застряло у него в горле. – Ах, Мать-Тьма!
   Он, не раздумывая, бросил в Витгора девушку, которую только что с упоением целовал. Витгор мгновенно снес ей голову, не давая эллину времени проскользнуть мимо.
– Все во тьму!
   Он закрыл за собой створки. Другого выхода из зала не было.
Несколько секунд Витгор, окровавленный, страшный, пахнущий смертью, исподлобья разглядывал десяток богов и богинь. 
– Убейте его! – истерично крикнул Герман, прячась за спинами отца и его братьев.
   Витгор улыбнулся, когда никто даже не двинулся с места.
– Вам всем пора вернуться во тьму.
– Мы – боги! – громыхнул седой, мускулистый Зевс.
– А я – Святогор, – сказал Витгор.
– Гера, Фрейя, Инанна, что вы стоите? – воззвал Герман. – Спасайте себя!
   Богини, шипя, бросились на героя.
Три раза сверкнул меч, три тела опрокинулись на пол, тараща мертвые глаза.
– Гера! – простонал Зевс по жене.
   Он вышел вперед, с правого бока его прикрыл Аид в дымчатом хитоне, слева, раздувая ноздри, раскручивал трезубец Нептун. Пепел и вода обрушились на Витгора. По резным панно заплясал огонь. Звонко лопнули струны в рояле.
   Дворец сотрясся.
В громовых раскатах и сполохах опрокинулся вдруг Зевс, зажав рану в животе. Затем отполз на одной ноге Аид, оставляя кроваво-огненные разводы. Трезубец Нептуна воткнулся в стену вместе с его рукой.
   Еще несколько ударов меча, и Герман против Витгора остался один. Три шлепка босыми ногами – ближе, ближе, – и бог-торговец, бог-махинатор упал на колени, опрокидывая блюдо с фруктами и давя виноград и сливы.
– Пощади!
   Он протянул ладони, на которых колкими железными фигурками лежали ключи от Тьмы. Витгор не глядя сгреб их.
– Ну что, во тьму? – спросил он.
– Погоди, – поднял кудрявую голову грек, – пойми, это не я, не совсем я, такова наша, божественная природа. Жажда власти, путь к власти. Вечность, состоящая из интриг и смертей. Память о былом могуществе. Пойми, мы на самом деле не самостоятельны. Мы, возможно, мерзки, кровавы, легкомысленны, но это рамки, в которых только и может существовать божество. Зевс не может быть тихоней, Афродита не может не быть развратницей. Я не могу не строить планы по господству, пойми ты!
– Я понимаю, – сказал Витгор.
– Серьезно? – в глазах Германа затеплилась надежда.
– Конечно, – кивнул Витгор. – Ничего личного, такова твоя природа, я понимаю. Ты узнал о ключах и просто вынужден был попытаться их украсть. Но я, увы, тоже никуда не могу уйти от своей природы. Я герой, страж, хранитель пути в Святых горах. Мне нравится Петербург в смертной тени.
– Но...
– Во тьму!
   Витгор взмахнул мечом, и Герман осел, а потом мягко, боком, завалился на пол.
– Ох, батюшка, – появилась в дверях, оглядываясь, тень Распутина, – навели массакру. Крови по залам налили, всех убили-расчленили.
– А я разве мог – не всех? – горько спросил Витгор, вытирая лезвие меча о край Германовой туники. 
– Вряд ли, – Распутин принялся стаскивать тела в кучу. Пес вертелся у его ног, обнюхивая мертвецов. – Я про предопределение много знаю. Как в проруби меня притопили окончательно, так и уверился. Думаю, вы, батюшка, ничего другого и не могли. Как и они вот. Все в мире так.
– Это-то и плохо. Что мы можем, кроме того, что можем? Уберешь здесь все?
   Не дожидаясь ответа, Витгор вернулся в свою комнатку, рванул кольчугу, будто от духоты. Пропади все пропадом.
    За окном, гася огонь, шел снег.