40. "Пожар в отеле!"
Дни мои были наполнены тягучей болью. Но после мучительных процедур физическая боль все же мало-помалу стихала. А вот от той боли, что терзала меня изнутри, болеутоляющего не было. Единственным спасением стала мне немощь. Я была очень слабой, быстро уставала и часто впадала в забытье. Но порой даже там настигали меня тяжелые мысли. Не только невольной виной перед Ральфом было уязвлено мое сердце - не менее болезненную рану без конца бередили мысли о маме и Ромке, которых теперь я ощущала такими далекими… расстояние между нами становилось все больше и больше… все непреодолимее.
Теперь я стала часто молиться. Правду мама говорила - когда у человека все в порядке, он о Боге не вспоминает; но едва прижмет, молимся: "Помоги!"
Неумело, не зная толком ни одной молитвы, я укрывалась за ними от терзающих дум. "Господи, - устремлялась я всей душой, всей болью своей к кому-то большому, всесильному и беспристрастному. - Боже Ты Мой, почему ты заставляешь меня приносить столько страдания матери, брату? Ведь нас всего только трое, мы всегда берегли друг друга, заботились и любили. Так почему же теперь ты взваливаешь на меня столько вины? За что? В чем моя вина перед тобой? Ведь я бесконечно люблю их! Неужели в этом и есть моя вина - что их люблю прежде, чем тебя?!"
Я не плакала. Не могла, что-то нарушилось в моей "плакательной системе". Как бы ни стонала душа, ни заходилась от боли, а глаза оставались сухими. Боль не изливалась слезами, лишь отчаянием глаз прорывалась наружу. А Ральф понимал это отчаяние иначе и утешал меня, полный надежды и веры в свои слова, счастливый тем, что смерть не отняла у него любимую. "Если бы ты только знал…" - думала я, а он говорил:
"Все будет хорошо, любовь моя. - Конечно, я не понимала его с точностью до слова, наоборот, улавливала смысл немногих слов, а по ним уже угадывала, о чем он говорит… И, в отличие от слов, как много говорили мне его интонации, нежность и сострадание, звучавшие так ясно. - Я увезу тебя к самым лучшим врачам в мире, майн шецхен - мое сокровище! Ты будешь красива так же, как раньше…" Губы его невесомо прикасались к бинтам на моем лице, на руках.
Он ведь тоже как-то понимал меня. Совсем без слов. Умел по одному лишь движению глаз понять, что мне нужно. Когда я задумывалась об этом, мне оставалось только удивляться. Ладно еще, если бы мы и в самом деле давно были знакомы, знали бы друг друга так хорошо, что понимали бы один другого с полуслова. Но Ральф ведь не знал меня совсем. Нашему "знакомству"… А, кстати, сколько? Какое сегодня число? Месяц?
Во времени я совсем заблудилась. И каково же было мое удивление, когда представился случай узнать наверняка сегодняшнее число. Ральфу принесли газеты, и одну из статей он почему-то захотел мне прочитать. Он сидел около меня и читал по-английски. Разумеется, я ни слова не понимала. А, Рут, выходит и английским свободно владела… Я вдруг поймала себя на мысли, что думаю о ней в прошедшем времени. Но я же ничего о ней не знаю! Откуда это внутреннее ощущение, что ее нет в живых? Из-за того, что не объявляется? Но Никита тоже не приходит… Так что теперь, и Никита умер? Бред! С чего ему помирать! Так можно додуматься до того, что за стенами больницы все перемерли!
И вот в этот момент взгляд мой вдруг упал на цифры в углу газетного листа. Я не поверила им. Я глаз не могла оторвать от газеты в руках Ральфа, и он заметил, каким пристальным и напряженным стал мой взгляд.
- Что случилось, Рут?
Я взглянула на него и опять на газету.
- Что ты увидела?
Он перевернул газетный лист и… понял. Как-то виновато посмотрел на меня.
- Да. Уже почти месяц прошел.
У Ральфа была такая интонация, будто он лично был в чем-то виноват. Я не знаю, за что он испытывал чувство вины, может просто за то, что мои глаза выдали, как я была ошеломлена. Меня же потрясла мысль, что прошло столько времени… почему Никита до сих пор не нашел меня? Или никто и не собирался искать? Как же так?.. Ах, если бы я могла спросить!.. И если бы могла понять каждое слово из того, что мне говорят… Ральф говорит со мной так много - если бы я только понимала его!
И тут меня насторожило знакомое слово. "Отель", - сказал Ральф.
"Что - отель? Да растолкуй же ты мне, что - отель?! При чем он?!"
Я начала напряженно вслушиваться. Наверно, у меня в глазах отразилось отчаянное желание понять. Ральф сделал из этого какой-то вывод, не знаю, может подумал, что из-за бинтов я слышу плохо, и начал говорить медленно, четко, несколько раз повторял одно и то же… Мне стало легче узнавать знакомые слова, и следующим ключевым стало слово "бранд"… - гореть… Отель - гореть… Пожар?! В отеле был пожар?!
- Рут... любовь моя, успокойся, прошу тебя, - Ральф даже испугался. - Тебе плохо? Я позову врача?
Он быстро встал, но мне не нужен был никакой врач, я с таким отчаянием смотрела на него, что глаза мои удержали Ральфа.
- Рут, - заговорил он медленно, сдерживая себя, - если тебе нужен врач, закрой глаза, дай мне знать.
Я смотрела на него, боясь моргнуть.
- Ты понимаешь меня?
Я закрыла глаза. Так у нас с Ральфом появилась собственная система общения. Не знаю, почему он раньше не догадался, что мы можем так "беседовать"? Впрочем, чего это я? Какое раньше? Когда я вот только еле-еле начала понимать десятую часть того, что он мне говорит.
Ральф еще больше меня обрадовался моему "ответу", ведь это был первый случай более-менее разумного общения.
А я и обрадоваться-то не смогла, потому что во мне пульсировало одно только: "Пожар в отеле! Пожар в отеле!" я еще не могла, не хотела и не смела в полной мере осознать это новое открытие.
http://www.proza.ru/2015/05/25/846