(переработанное и дополненное)
Это был обычный осенний день, когда ко мне в окно, на 5-й этаж, влетели 15 полураздетых проституток и еще два их незадачливых клиента. Как известно, человек не – птица, и летать самостоятельно по воздуху не может, разве что оказия какая, но все равно только в одном направлении – «привет асфальт». Потому поверить в воздушный налет на мою квартиру путанских валькирий довольно трудно, хотя это и чистая правда, к тому же есть живые свидетели. Да и как поверить, когда кругом только одни воры и мошенники.
Конечно, я ни тот и ни другой, но под знаменитой статьей имени Березовского-Ходорковского – 159-й, часть 4-я, 10 лет строго режима без права на УДО – ходил аж семь лет, пока это дело не закрыли за отсутствием состава преступления. Скандал был громким – почти миллион долларов не возвращенного кредита, 26 участников , 10 эпизодов, и во главе всего этого аншлага, по версии следствия – я. В принципе так оно и было. Не было только одного: не было самого преступления. Я, конечно, был дурак самонадеянный, но умысла кого-то обуть не имел, а это, как написано в наших учебниках по юриспруденции, и есть квинтэссенция любого мошенничества. Но в тот момент я этого еще не понимал и реально собирал вещи на этап. Особенно после встречи с адвокатами.
АДВОКАТЫ И СТУДЕНТЫ.
Первый адвокат, с которым я встретился, был совсем молоденький, и оттого, наверное, бравший за первичную консультацию всего тысячу рублей. В этот утренний час в маленькой привокзальной забегаловке мы сидели практически одни. Принципиально отказавшись от предложенного мной кофе, парнишка сосредоточенно изучал мои искренние показания, а я терпеливо ждал, изредка пялясь в окно на суетящихся пассажиров. Несмотря на раннюю весну, погода была скверной, крупные капли дождя прерывистыми очередями барабанили по мутным стеклам кафе.
Закончив читать и придвинув ко мне обратно мои листочки , адвокат поднял голову:
- Мне вас так жалко. Шансов нет, посадят однозначно, даже не буду сейчас с вас брать деньги. Но, когда будете в тюрьме – обращайтесь, я обязательно помогу, есть опыт.
Со спокойствием человека, в одну минуту потерявшему все, настойчиво толкаю на его сторону стола слегка потрепанную купюру:
- Вы знаете, это меня не спасет, а уговор дороже денег. Горько усмехаюсь про себя: мне ли говорить об уговоре… это все равно, что перед тем, как помыть с мылом руки, помыть само мыло.
Добрый юноша тихо сказал «спасибо» и с лицом, похожим на дождь за окном, ушел. Немного погодя, расплатившись за свой зеленый чай, не забывая про полтинник сверху (привет, Мимино, ведь понты – дороже денег), с последними двумястами рублями поехал к знакомому адвокату Вите, который обещал меня спасти практически бесплатно.
Встретились с ним на улице, перед его домом – Витя, чтобы не терять время зря, решил одновременно с моим спасением заодно и прогулять своего пса, чистопородного и по моде расчесанного золотого ретривера. Быстро пролистав мою пояснительную, он без мучительных театральных пауз изложил свою версию предстоящей спецоперации:
- Так, ты еще постановление у следователя не получал, ничего не подписывал, правильно? И меру пресечения тебе ж еще не определяли, правильно?
- Нет, в понедельник только поеду.
- Ага, а сегодня еще суббота, и по закону на данный момент ты обычный гражданин, со всеми правами. Есть возможность куда-нибудь уехать?
- Куда?
- Так, понятно. Тогда ищи 25 тысяч долларов, мы тебя в Кащенко определим. Сам понимаешь – он выразительно покрутил пальцем – такие неподсудны.
- И сколько мне надо быть таким?
- Долго, возможно год, а то и больше, пока не отстанут.
Перспектива вновь закосить под шизофреника, как тогда, когда мне нужна была «академка» в институте, но теперь с гораздо худшими условиями и последствиями, мне никак не катила. Правда, 10 долгих лет строго режима мне не нравились еще больше.
Эх, да если б у меня на тот момент было 25 тысяч долларов, то Витя был бы мне – сто лет в обед, тем более без компота.
- Ладно, спасибо Витя, поеду, что-то решать, – понуро пробурчал я, глядя прямо в умные, все понимающие и бесконечно добрые глаза Витиного пса.
Забравшись в машину, долго не мог завести двигатель, потому что адвокаты на этот день закончились, а куда еще поехать – лишь бы не домой, как-то не придумывалось.
"Ой, куда мне деться, дайте оглядеться,
Спереди застава, сзади - западня.
Белые, зеленые, золотопогонные,
А голова у всех одна, как и у меня.
Журавль по небу летит, корабль по морю идёт.
А кто меня куда влекёт по белу свету?
И где награда для меня, и где засада на меня?
Гуляй, солдатик, ищи ответу!
Журавль по небу летит….."
В конце концов, не найдя ничего лучшего, позвонил Галке – моей бывшей первой жене. Развелись мы с ней так давно, что оба успели осознать, что прошлого не воротишь и дважды в одну и ту же ….нет-нет, конечно не воду, лучше не влезать. От этого понимания и, живя каждый своей жизнью, стали друг друга любить верно и навсегда. А в случае безвременной кончины мне надлежало хоронить ее, обязательно в свадебном платье. В чем меня надо будет похоронить, мы как-то не оговорили – наверное, из-за того, что костюм свой со свадьбы с Галкой я таки не сохранил.
Как нельзя кстати, у нее гуляли гости, родственники и друзья, для которых, по понятным обстоятельствам, я тоже был далеко не чужой. В момент моего прибытия застолье только зачиналось. Жалиться красиво я не умел – в ответ на мое пунктирное сообщение о предстоящем казенном отпуске все стали дружно пить за мое здоровье, как будто я уже отсидел и вот только сегодня вышел на волю, прямо к ним за стол.
В промежутке между песнями и тостами за все хорошее и самый гуманный суд в мире я успел еще сбегать на дорогу, чтобы встретиться с Толяном. Потому как через него загреметь в Кащенко можно было и без всяких денег и других заморочек. Толик, редкой, как принято говорить в кино, души человек, будучи зятем первого лица великого, почившего в бозе государства, умудрился никак не замарать себя своим семейным положением. И все, что в жизни имел, то только благодаря своему таланту хирурга от Бога. Как живой Бог, имел много поклонников, в смысле просителей бесплатной и животворящей милостыни. Иногда кое-что перепадало и мне. Терпеливо выслушав мой слега запинающийся монолог, Толя, в порядке мелкой пакости, пообещал похлопотать непременно за палату симулянтов. Но это, конечно, ничто по сравнению с тем, как он, одним пятиминутным звонком, выручил меня , когда я наехал на гаишника в центре Москвы. Обязательно об этом напишу, но чуть позже.
Домой вернулся далеко за полночь: несмотря на выпитое и пережитое, спать не хотелось. Включил пока еще мой комп и зашел на «ответы». Все спецы, с почти нескрываемыми злорадством и радостью, что все это произошло не с ними, дружно признавали очевидность вины и неизбежность посадки.
"Как за меня матушка всё просила Бога, всё поклоны била, ой целовала крест.
А сыночку выпала ой дальняя дорога, хлопоты бубновые, пиковый интерес.
Журавль по небу летит, корабль по морю идёт….."
Лишь только в одном, самом последнем сообщении, забрезжил лучик надежды:
«Уважаемый господин , внимательно изучил все обстоятельства вашего дела, никакого преступления нет!»
*****
Знаток оказался ни адвокатом, ни даже просто юристом, а всего лишь студентом второго курса юрфака по имени Алексей. С той поры он мне, как отец родной. Пусть у него все будет хорошо, главное, чтоб женился только один раз.
Безмерно благодарен я еще одному мужику, к сожалению, имя-фамилию не сохранил. Отсидев 18 лет, он написал книгу про то, как защищать себя самостоятельно, без денег и адвокатов. Для всех, не зарекшихся от сумы и от тюрьмы, это воистину «Отче наш», а вернее – главная заповедь: «Если у вас много денег, но мало мозгов, обязательно наймите адвоката, он сделает все, чтобы запугать вас еще больше, чтобы еще больше содрать с вас денег». То что, стряпчим глубоко наплевать, посадят или нет, главное, чтобы платили исправно, подтвердили практически все собратья по их цеху, с коими мне в последствии приходилось иметь дело.
Алексей толково, по буквам, «разжевал» мне, в чем суть такого вида преступления, как мошенничество. Ведь, с моей точки зрения рядового обывателя-коммерсанта, все фальшивые справки о работе, имуществе и доходах всех участников нашей группы, которые я торжественно занес в банк, и были мошенничеством. В чем не преминул, несмотря на 51-ю статью, сознаться уже на предварительном опросе, объявив себя единственным автором всех этих заведомо сногсшибательных сведений. Поступил так не из-за излишней смелости или самонадеянной тупости: просто по-другому было никак нельзя. Ведь, уговаривая ребят стать поручителями и заемщиками в таком 100-процентно надежном деле, гарантировал им, в случае чего, взять все на себя, а их признать потерпевшими.
Слово свое сдержал. Как только первому из них пришла повестка, пошел вместо него, хотя именно меня-то никто и не вызывал. Пацаны тоже в долгу не остались. Сколько не убеждал их следователь написать на меня заявление – жалобу о нанесении им значительного материального и морального ущерба, кстати, чего я и сам не отрицал, из 26-и человек не согласился никто. Хотя одного такого заявления хватило бы с лихвой, чтобы в мгновение ока надо мной состоялся суд, неправедный и скорый.
Спасало меня от немедленной расправы и то , что в УК РФ на тот момент все преступления с финансовыми займами четко разделялись на два вида: получение денежных средств юридическим лицом на основе недостоверных сведений означало уголовное преступление с вывеской «Незаконное получение кредита», в то время, как «физики», попавшие в кабалу к банкам, или просто старухам-процентщицам, подводились под статью о мошенничестве, если в деле имелись соответствующие доказательства.
Мудрый законодатель, принимая закон в таком виде, исходил прежде всего из реалий жизни. Люди часто берут деньги взаймы как у организаций, так и друг у друга. При этом, в большинстве своем, врут об истинных целях и о своих возможностях вернуть все в срок. Что же касается банков, то по уровню их требований к обеспечению заемщиков , 90 процентов российских граждан там даже пешком бы не стояли. В итоге все мои поддельные бумажки, слепленные исключительно с целью получения кредита, сами по себе уголовным преступлением не являлись. Что потом «прогорели» и не смогли вернуть деньги банку – обычный спор хозяйствующих субъектов, решаемый в гражданско-правовом поле мировым судьей с судебными приставами. Другое дело, если бы имелся заранее спланированный умысел - не отдавать, тогда б это и было мошенничеством в чистом виде. Все ясно и понятно, за исключением одного «но»: умысел должен быть спланирован строго заранее. Если же он возник только в момент получения или на другой день, то это уже не мошенничество, а банальное воровство. Вроде нюанс, но очень важный, потому что статья совсем другая, менее тяжкая как по срокам, так и по строгости наказания.
Доказывание заранее спланированного умысла – одна из самых трудных задач во всей уголовной практике. Прямых доказательств, как правило, нет. Документировать мысли, тем более прошлые, еще не научились, а чтобы суд принял в качестве убедительных доказательств косвенные улики , надо было еще как постараться. Сущий ад для следователей и прокуроров. Особенно в таком деле, как наше, потому как никаким умыслом, тем более заранее спланированным не пахло и в помине. Но наши правоохранители не были бы нашими, если бы не пошли напролом в обход. Вместо повышения квалификации и профессионализма своих сотрудников они продавили через Госдуму в 159-ю статью поправки, в соответствии с которыми предоставление заемщиком кредитным организациям недостоверных, заведомо ложных сведений и есть уже само мошенничество. В итоге, всякая нужда доказывать какие-то там неуловимые, заранее спланированные умыслы, естественно, отпала сама собой. Хорошо только, что закон обратной силы не имеет, во всяком случае, пока. Ну а так, всем горемыкам вроде меня теперь на посошок - задушевная песня:
"А в чистом поле - васильки,
И дальняя дорога.
Вдоль дороги - лес густой
С бабами-ягами,
А в конце дороги той -
Плаха с топорами."
*****
Все воскресенье я штудировал учебники Алексея и наставления бывшего зэка. Спал ли вообще – не помню, но в девять часов понедельника, как штык, стоял на проходной УВД с небольшим рюкзаком за спиной и с моим дружбаном Сережкой в машине – кто-то же должен был отогнать ее обратно домой. Но следак мой заболел, и дальше рамки меня не пустили:
- Ну и что теперь делать? – продолжал я не уходить с настойчивостью обреченного.
- Да ничего, выздоровеет, сам тебя найдет и вызовет, - недовольно отвечал дежурный, поворачиваясь ко мне спиной - мое рвение его явно раздражало.
Из УВД вышел на негнущихся ногах. Серега в машине улыбался во весь рот . Он не верил, что меня посадят, не только в этот раз, но и вообще. До меня же только через пару месяцев дошло, что это был чистый развод - ни чиха, ни кашля. Менты – далеко не дураки, и на земле стояли обеими ногами. Им было все ясно с самого начала. Ну конечно, мошенник – третий по величине банк окучил , а какую прорву народа под монастырь оформил . Только вот одна закавыка. Количество подозреваемых и свидетелей, с учетом еще целого ряда сотрудников банка, от управляющего до кассира, просто зашкаливало. И всю эту ораву, проживающую по всей Москве и области, надлежало допросить-опросить, а потом оперативно проверить все их россказни. Это ж тонны бумаги и уйма времени, от года до двух, а то и больше. Процесс сулил быть томным и долгим. А вот вариант с моим побегом упростил бы всю картину и без всякого масла. Преступление успешно раскрыто, преступник выявлен и объявлен в розыск. Рано или поздно все равно попадется, и не таких ловили. Все остальное можно будет делать не спеша, без каждодневного давления со стороны начальства. Заодно по тихому стричь отступные со служащих банка , которые, по мнению ментов, сами во всем этом были не просто так, а денежки у них реально водились по определению. Смешно, но именно в нашем деле как раз-таки банковские клерки были во всем белом.
Используя свои неформальные связи с начальницей кредитного отдела и нашу дурость-доверчивость, посредник Вова развел всех по кругу. Через несколько лет по моим наводкам его нашли в Челябинске. Но так как он никогда, нигде и никому не высказывал идею умышленного невозврата кредитов, предъявлять ему, как впрочем и мне, ничего не стали.
*****
Ну а тогда, по горячим следам, следователь с оперативниками на 100 процентов были уверены, что я сбегу, и даже в тайне, по упомянутым выше причинам, желали этого и ждали до последнего. Так, за полчаса до окончания 10-дневного срока моей подписки о невыезде – такая мера пресечения была избрана в отношении меня – после вручения постановления о возбуждении уголовного дела, ровно в половину двенадцатого ночи мне позвонил опер. Невнятно что-то пробурчал про плохую связь и попросил перезвонить ему с моего телефона. Смекнув в чем дело, нарочно набрал ему с городского. Опер был из ранних и неопытный. Понимая по определившемуся номеру, что я сижу дома, не смог даже в голосе скрыть своего некоторого разочарования. После пары тупых вопросов ни о чем быстренько ретировался.
Но чего бы он там не думал, у меня действительно оставалась последняя ночь, чтобы куда-нибудь слинять: утром следователь должен был по закону либо предъявить мне обвинение и взять под стражу, не выходя из кабинета, либо изменить меру пресечения – с подписки о невыезде на обязательство о явке.
Всю жизнь шнырять по подвалам и чердакам загнанной крысой я не стал бы даже под угрозой смерти, но и самому лезть в петлю раньше паровоза тоже не хотелось. Сигареты были на исходе, глаза слипались, а как и рыбку съесть – ничего путного в голову не приходило. В конце концов, докурив с огромным облегчением последнюю, я перестал метаться, убедив себя, что банальное «чему быть, тому не миновать» - не самое страшное, когда еще не вечер.
"Я знаю - мне не раз в колеса палки ткнут.
Догадываюсь, в чем и как меня обманут.
Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут
И где через дорогу трос натянут."
Так оно и вышло: на следующее утро в оговоренное время, в кабинете у следователя, гордый про себя, как слон, оттого, что не вляпался в очередную глупость с побегом , подписал обязательство о явке.
*****
Из-за больших пробок обратно на Динамо мы ехали с Серегой бесконечно долго. Он тактично молчал, а я беспрерывно курил. Извечные русские вопросы, слегка расширенные до «кому бы еще морду набить», всю дорогу, под пробирающий до глубины души хрип из автомобильных колонок, бились синими птицами в клетках моего кипящего мозга:
"Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль, вдоль дороги всё не так,
А в конце - подавно.
И ни церковь, и ни кабак -
Ничего не свято!
Нет, ребята, всё не так!
Всё не так, ребята... Их, раз, да еще раз, да еще много-много-много раз."
Как назло, дома с лифтом оказалось тоже все не так, пришлось ползти пешком на 5-й этаж. Выпив до дна чай, под маковые сушки с маслом, я решил, что пока суть да дело – самое время побеспокоиться об условиях моего будущего проживания в тюрьме. Из всех моих знакомых единственным человеком , сведущем в подобных делах, был мой киевский приятель Леша - известный и очень авторитетный в определенных кругах Москвы человек. Афган, тюрьма, жизнь «по понятиям», с междоусобными разборками и показательными казнями через отрезание голов: типичные вехи, типичного пути, типичного авторитета нового времени. В начале нулевых, вдоволь наевшись всей этой бандитской романтики, потеряв подло убитыми самых близких друзей и едва не погибнув самому в очередной заварушке, он решил завязать и уехал в Киев.
Слава Богу, он оказался на месте - чуть ли не с первого гудка:
- Леша, привет, у Тебя знакомства в зонах есть?
- Привет, Юрок, а тебе зачем?
Излагаю, как можно короче свою проблему.
- Юр, ты чтооооооо, му@ак? В тюрьму собрался!!!
Во-первых, откуда я знаю, куда тебя посадят! Во-вторых, запомнииииииииииии, ничего, ни-че-го ты оттуда уже не сделаешь, это на воле деньги-адвокаты, а там все, всееее!!!!!!!!!!! Так короче, тебе же еще постановление не вручали? Правильно?
- Да, говорю ж, следователь заболел.
- Ну, тогда прямо сейчас садись на поезд и приезжай сюда в Киев, что-нибудь придумаем. Вон и костюм твой в шкафу висит, еще с прошлого приезда, ну а корочку черного хлеба с солью, сам понимаешь, я всегда для тебя найду.
- Леш, так все равно ж найдут.
- Плять, если не будешь козлом, как некоторые, и шарить по кабакам, не найдут, местным ментам тут все пофиг!
От такого сочувствия бывалого, с прострелянными легким и ногой , человека, к горлу подступил комок:
- Леша, спасибо тебе большое, я подумаю.
- Ну, будь здоров, звони, если что и приезжай.
Немного успокоившись от нахлынувших чувств и утерев под носом скупую мужскую печаль, я прикинул, что бежать сиротинушкой по недоразумению, не только позорно, но и глупо. Да и старенькую мать на кого оставишь. С другой стороны, в случае посадки, вырисовывался тот же вид, и совсем не с боку. Получалось, как не крути, хоть глобус, хоть что поменьше - а по всему экватору лишь одна черная неизвестность, самая худшая из всех известных неизвестностей - неизвестность при цейтноте крайних обстоятельств.
*****
Из состояния «туда, или сюда» меня вывела трель любимой песни из телефона :
- Юрок, здорово! - Саня привет!
- Мы тут с Пашей на покере зависаем, я ему рассказал, как к тебе в окно проститутки влетали, но он не верит.
Саня, мой давнишний приятель, как раз и был одним свидетелей того самого дерзкого путанского налета на мою квартиру…
- Дай ему трубку. Паша, здорово. По глазам вижу, что ты поднял сегодня.
- Да ладно, мелочь какую-то.
- А ты не жадничай, ты ж не амивони (Республика ШКИД), возьми хорошего вискарика и приезжайте ко мне, я тут на месте тебе все покажу: кто где стоял, кто где сидел и где кто лежал. Закусить тоже прихвати - у меня только две сушки.
Где-то через час , мужики привычно сидели у меня на кухне. Паша не пожадничал и виски привез правильные, не только на вкус, но и на слух - лед в стаканах чуть слышно потрескивал, как спелый арбуз. Уже после второго тоста, поднятого так быстро, чтобы не забыть первого, легкий бриз начального опьянения приятно раскачивал мое унылое сознание, напрочь отгоняя все предстоящие горести до следующего дня. Жизнь на какое-то мгновение наладилась - захотелось петь, плясать и рассказывать.
ТОГДА МЫ ИДЕМ К ВАМ.
Для того, чтобы все стало понятно – небольшой экскурс в архитектурные особенности моего дома: эта двенадцатиэтажная кишка, напротив метро «Динамо», была известна многим москвичам еще с до буржуйских времен, так как в ней, кроме любимого многими горожанами кафе «Аист», располагался Московский Дворец бракосочетания № 2, при том, что в Москве их всего-то было два.
По первоначальному замыслу – планировалось построить общежитие для рабочих и служащих завода, который раскинулся на добрый десяток квадратных километров от Ленинградского проспекта в сторону Ходынского поля. Однако завод был не простой, а номерной, то есть «почтовым ящиком». Поэтому, наверняка, истинная цель смекалистого высокого начальство заключалась, прежде всего, в стремлении надежно укрыть за домом-забором вверенный секретный объект от всякого вражеского сглаза.
Но, то ли политическая обстановка изменилась в лучшую сторону, то ли переловили всех шпионов к тому времени, но в окончательном варианте получился типичный советский многоквартирный дом. Правда, с одной архитектурной особенностью, доставшейся ему в наследство от первого проекта здания, как общежития. На каждом этаже со стороны главного фасада имелись лоджии, сплошные от одного края дома до другого, но без каких-либо перегородок на всем их протяжении. Оно и понятно, ведь советским людям предписывалось жить открыто и честно, ничего не тая не только от бдительного ока государства, но и от друг , друга. При таком подходе конструктивная возможность заходить к соседям запросто, не только через коридорные двери, но и через любые другие, например, балконные, как нельзя лучше вписывалась в рамки общества, где человек человеку – друг, товарищ и брат.
Естественно, что первые жильцы дома заселявшиеся строго , с учетом их анкетных данных, ни о каких капитальных перегородках даже не помышляли. Они просто и без затей обозначили свои владения старыми кухонными тумбами, надставив их всевозможными горшочками и ящиками с цветами.
Получилось , как всегда - дешево и сердито. Зато, с другой стороны, все проблемы с захлопнувшимися от сквозняка дверями или забытыми и потерянными ключами, сами собой перекочевали в разряд обычных житейских пустяков, лишь бы в вашей квартире имелась , хотя бы одна незапертая на щеколду форточка. Посему мы с соседями все советское время, постоянно, по разным поводам, сигали к друг , другу на балконы, цаплями переступая через цветы или осторожно, бочком, продираясь сквозь редкие заросли вьюна и дикого винограда.
Однако все изменилось с приходом девяностых. Строгостей стало меньше, а денег больше, правда ,только у того, кого было меньше. Самые рьяные принялись активно приватизировать и стеклить свое околожизненное пространство. Рамы деревянные и алюминиевые, стекольные пакеты двухслойные и трехслойные – все шло в ход, в зависимости от вкуса и количества бабок.
Но дальше всех продвинулся в этом направлении мой школьный приятель и сосед справа Энрике. Причем продвинулся в буквальном смысле, расширив свою кухню за счет лоджии, и возведя между нами кирпичную стенку. В угоду старым порядкам, в нее под самым потолком он врезал небольшое, размером с гигантскую форточку, окно. Правда теперь, в случае острой нужды попасть к соседу на балкон, потребовались бы нехилые акробатические навыки.
*****
В жилах Энрике ровно наполовину текла чисто испанская кровь - его отец, еще до войны, по зову партии приехал на время в Москву. Но, сыграв свадьбу по зову сердца с местной красавицей, решил остаться навсегда. Когда же Союз развалился, они с женой, оставив на хозяйстве сына, таки уехали навсегда, но теперь уже в Испанию. Сам Энрике промаялся еще несколько лет, пытаясь найти себе дело: как и многие из нас, он внезапно богател, и также внезапно беднел. В конце концов, устав пить и есть из стакана, который никак не хотел наполняться до краев, плюнул на все, набрал кучу долгов, продал квартиру и уехал к родителям – верою и правдой служить вновь водруженному на трон королю Испании.
Судя по тому, как быстро менялись жильцы в бывшей квартире Энрике, новый хозяин тупо сдавал ее в аренду по объявлению. Так продолжалось довольно долго, пока туда не заселилась очень веселая кампания девушек. Девушки, как на подбор, были крепенькие и веселились посменно, то есть круглосуточно. Место для борделя было козырное - почти центр Москвы, в двух шагах от метро, и частное мелькание среди клиентов, общественно-значимых лиц из телевизора, свидетельствовало о все растущей популярности этого доморощенного кружка «Умелые ручки».
Больше всех по этому поводу переживала моя соседка слева, Галя. Ее, как и Энрике, я знал еще со школы, правда она была на два класса старше меня. Личная жизнь у нее не сложилась – став рано матерью-одиночкой, некогда приятная девушка превратилась в набожную и сварливую тетку. По несколько раз в неделю тетка ходила в отделение милиции и писала жалобы на новых соседей, но толку от этого было чуть, и даже меньше. Участковый вообще стал редким гостем нашего подъезда, а на Галины звонки упорно не слышал.
Со своей стороны, я искренне ей сочувствовал, понимая, что Галка никак не может смириться с тем, что волшебная сила бабла в одночасье, вот так и разрушила наш старый, прекрасный и вечный , как сама вечность , мир. Мир, где повсеместно нет места ни притонам, ни борделям , ни всем прочим завлекательным буржуазным мерзостям; где вся милиция исключительно моя, и с утра до вечера всех бережет от алкоголиков, тунеядцев и разгильдяев, в то время, как - от каждого по способности, и каждому по труду, в смысле только по одной жене.
Периодически встречая меня у лифта, Галя , трагически заламывая руки, как заезженная пластинка, задавала мне один и тот же призыв-вопрос:
- Юра! Ну ведь надо что-то делать!!!
Иногда к вопросу добавлялась какая-нибудь очередная страшная подробность из жизни соседок:
- Ты видел, вчера у их двери лежала мертвая женщина?
- Да? Нет, не видел. Может, просто пьяная? – я пыжился, как мог, чтобы не рассмеяться в голос.
- Юра! Надо, что-то делать!
- Согласен. А что милиция?
- Обещали, говорят, что работы у них пока много.
- Ну так, освободятся и разгонят это осиное гнездо, не переживай ты так!
Объяснять Гале, что менты заодно с проститутками, я не считал возможным - зачем лишать человека последней надежды на хоть какую-то справедливость? Да и вообще, по жизни - открывать глаза кому-то – последнее дело, особенно, когда вас это не касается напрямую. Больно тонкая у разных людей грань между добром и злом. К тому же, и правда у каждого сугубо своя, чаще - с приоритетом к личной выгоде, нежели с оттенком наивного бескорыстия. Любому, живущему прежде мозгами, а не только сердцем, давно и доподлинно известно, что никакой правды - ни голой, ни чистой, ни горькой - не существует в принципе, во всяком случае, в том виде, в каком ее «придумали отъявленные лжецы». Кто не согласен с этим - пусть объяснит, наперво самому себе: почему голая правда - это хорошо, а голая проститутка – плохо.
В отличие от чересчур взволнованной Гали, меня не особо трогали даже неурочные звонки в дверь – бестолковые клиенты, что днем, что ночью, постоянно путали кнопки. А что там, да и как - все, кто хотел, уже давно были в курсе – все подобные заведения, хоть подпольные, хоть официальные под вывеской стриптиз- клубов, как советские дома быта, мало чем отличались друг от друга. К самим же проституткам, начитавшись еще в школе «Ямы» Куприна, я всегда относился скорее с пролетарским сочувствием, чем с праведным осуждением , и уж тем более теперь, когда свобода - не свобода, перемены - не перемены, а по сути видео-шмидео, культур-мультур и сплошное воровство всего общенародного. Конечно, каждый зарабатывал, как мог, но торговать личными закромами, или закромами Родины - ведь далеко не одно и то же.
Сказать по правде, кроме Галки, был еще один человек, которому все не давал покоя бордель у соседок. Саня, мой закадычный приятель и вечный спутник по вылазкам в злачные места Москвы, неоднократно выкатывал предложения по организации совместной экскурсии в соседнюю квартиру. Но я упирался, как Первый Ватиканский Собор - уж очень не хотелось так низко падать в глазах Галки, а при ее маниакальной с некоторых пор бдительности, скрыть сей факт вопиющего предательства не удалось бы никак. Да и золотого правила – не гадить там, где живешь, еще никто не отменял.
Я НЕ ВИДЕЛ СТРАШНЕЙ, ЧЕМ ТОЛПА ЦВЕТА ХАКИ,
Как я уже писал во первых строках, был обычный осенний день, месяц и число уже не помню, но то, что это была среда - совершенно точно: именно в этот день я договорился с моими большими приятелями Андрюхой и Игорем Зайцем посмотреть в одном из московских баров очередной матч Кубка Европейских чемпионов. Ради козырных мест перед самым телевизором, ребята выдвинулись заранее, о чем около пяти часов и уведомили меня по телефону.
В предвкушении халявной (всегда выгодно считать себя приглашенным) пинты Гиннеса, густого, как томатный сок, и черного, как аргентинская ночь, я собирался в бар в таком темпе, словно услышал не телефонный звонок, а сигнал воздушной тревоги. Уже во всем готовый , с пачкой сигарет в каждом кармане , какие только нашлись на моем демисезонном прикиде, подошел к выходной двери и от неожиданности вздрогнул от истошного вопля:
- Открывайте, суки!!!!
Осторожно прильнув краешком глаза к краешку глазка, догнал, что «суки» - это не ко мне. Человек восемь ментов толпились в предбаннике и по очереди молотили кулаками в железную дверь соседок, выкрикивая призывы-лозунги, в которых непостижимым образом слова «бл@дь» и «совесть» сочетались в едином смысловом контексте.
- Опа! - Выдохнул я с облегчением. - Обычная фигня – менты прессуют подпольный бордель : либо кто опять кому-то что-то не донес, либо пришла пора сменить крышу на крышу, в той же подведомственности, но рангом повыше, типа с полковничьих погон на погоны генеральские.
*****
Признав про себя, что подслушивать и подглядывать некрасиво, и похлопав себя по карманам еще раз, дабы удостовериться, что не забыл, ни ключей, ни мобильного , ни – главное - сигарет, вновь хватаюсь за ручку дверей, но опять без всякого результата – теперь уже со стороны лоджии, до меня долетает едва слышный из-за непрерывного гуда Ленинградки за окном, звук шлепка о бетонный пол чего-то тяжелого, вроде мешка с картошкой. Оставив в покое так и не повернутую до конца дверную ручку, я с походкой сильно заинтересованной Варвары дефилирую через большую комнату прямо на балкон, а там - О Господи…..
"Марш марш левой
Марш марш правой
Я не видел толпы страшней
Чем толпа цвета хаки"
Через Энрикину форточку из-под потолка на меня реально валила толпа, вернее даже не толпа, а клубок полураздетых и полностью одетых женских тел: девицы в трусах и лифчиках с тюками верхней одеждой под мышкой, вперемежку с девицами в шарфах, плащах и сапогах. Отдельно руки, отдельно ноги, кто отчаянно рыбкой, кто нагло ногами вперед. Жалко, что в тот момент никто не мог запечатлеть выражение моего лица – впервые в истории , статуэтка Оскара за самую прикольную мимику, к маме не ходи , была бы обеспечена.
От кувыркающегося передо мной месива человеческих тел веяло настоящим животным ужасом: глаза-блюдца, как у Андерсеновских собак, до краев наполненные страхом на грани безумия. Такие глаза я видел еще только один раз в жизни – у Надюхи (Малой), когда она выходила из квартиры садистов, московских пай-мальчиков, отмечающих мальчишник перед свадьбой. На голове - дырки от вырванные с корнями волос, лицо без рта и нечеловеческая мука в глазах-блюдцах.
Было видно, что люди впали в куку-невесомость – то есть не видят и не слышат, в том смысле, что все видят, но только в режиме перемотки , и все слышат, но только звуки никак не складываются в какие-либо привычные слуховые образы.
Впереди всех неслась крашеная блондинка в белой стеганной куртке, прижимая обеими руками к груди черную с блестками сумку. Лицо у нее – точная копия родной дочки из кинофильма «Морозко». С какого-то фига двинув мне этой самой сумкой прямо в солнечное сплетение, просвистела мимо, куда-то дальше за мою спину. Если бы она успела еще засадить мне ногой в пах, то получилось бы совсем красиво, как в кино. Понятно, что уже через минуту она бежала обратно – в отличии от Энрике, мы с Галей разгородились трехслойным глухим пакетом поверх тяжеленной деревянной тумбы. Видя вновь стремительно надвигающий снежный ком, я непроизвольно притиснулся спиной к стене и скрестил пальцы ниже пояса. Но Морозко, неожиданно ударив по тормозам прямо перед моим носом, заложила крутой вираж вправо и через открытую балконную дверь прошмыгнула прямо в квартиру. Это был, конечно, сигнал – вся толпа (и вовсе не цвета хаки, очень рифмовалось другое слово, но по цветовой гамме гораздо ближе к истине) ринулась следом за ней. Наблюдать все дальнейшее в режиме перемотки пришлось уже мне.
*****
Я и глазом моргнуть не успел, как вся орава стремительно рассыпалась по всей трехкомнатной квартире, включая кухню и ванну. Короче засада и измена в одном флаконе – дело в том, что со мной еще проживали моя родная племянница Юлька со своим гражданским мужем Денисом, и в отличие от меня, они успели накопить кое-какие ценности и драгоценности:
- Вы что, бл@дь!!!! Офигели!!! Это же квартира !!!! А ну-ка быстро все в большую комнату!!!! – единственно, что все это я не проорал, а злобно прошипел, как королевская кобра в период линьки – боялся, что крик могут услышать менты за дверью. Хотя, по-честному, где-то на подсознании, я нутром чувствовал, что с учетом пришибленного состояния незваных гостей, ждать каких-либо еще подлянок с их стороны больше не придется. И то, с какой готовностью и скоростью они принялись исполнять все мои приказы, словно стадо зомби-баранов, лишний раз подтверждало – людям явно было не до Юлькиных с Денисом грибов.
Когда вся компания собралась в большой комнате, полностью заполонив диван, кресла, стулья, а также все стоячие места, наконец, стало реальным подсчитать необходимое количество тарелок для торжественного приема. Девок набралось пятнадцать, плюс два мужика-клиента, которых я в запале не сразу и заприметил, что было немудрено, так как струхнули они не меньше баб и вели себя соответствующим образом, то есть, как бабы, а может быть еще и хуже.
Один белобрысый, типичный офис-менеджер, с внешностью, в памяти от которой остается лишь цвет волос, полностью ушел в нирвану: сидя на диване и сложив ладошки на сомкнутых коленях, он отрешенно пялился куда-то в потолок. Одно то, что он сидел, когда рядом стояли, какие-никакие, но женщины, свидетельствовало о его немужицкой сути в целом. Одет он был в новенькую фирменную джинсу – наверняка хотелось показаться перед проститутками удалым и знойным, а в результате его ждала знойная встреча с женой, которая теперь поймет, чем на самом деле занимается ее благоверный муженек в рабочее время , и почему им в прошлом месяце не хватило денег на дополнительный телевизор в детскую. Но это все цветочки, по сравнению с тем, что помимо всего прочего, включая увесистые оплеухи, его обязательно погонят пройти всевозможные унизительные анализы на все сразу, включая коклюш и СПИД, а обнаруженный при этом хламидиоз , которым сама жена его и наградила, все равно припишут ему.
Второй чернявый, по облику - гость с юга. Судя по той скорости, с какой он, несмотря на свое пузо, прошмыгнул в форточку, встречаться с любознательными ментами ему не хотелось еще больше, чем белобрысому:
- Брат, послушай, брат. Скажи им, что я твой друг и выпусти меня отсюда.
В принципе - нормальный ход - обыграть, что пионеру плюнуть, но я отрицательно мотаю головой, поддаваясь какому-то безотчетному, глубоко внутреннему несогласию с таким раскладом «только для избранных». И дело вовсе не в трусливой суетливости чернявого, так - легкая досада за весь мужской род, и не более - да и кто бы не обделался на его месте. Гораздо больше за живое цепляло его очевидное желание соскочить одному, наплевав на всех остальных. Хотя, с другой стороны, эти самые остальные, будь у них возможность – вели себя точно также: люди они и есть люди, а оставаться всегда человеком при любых обстоятельствах - это уже совсем другая история, в том смысле, что не каждому под силу. К тому же, в конце концов, ведь никто так до сих пор и не придумал, за что именно судить крыс, сбежавших с тонущего корабля. Однако и я, в свою очередь, имел не меньше прав поступать так, как считал нужным, исключительно в меру своего понимания - что такое хорошо, что такое плохо. Но надо отдать должное чернявому : чутко уловив мою скрытую неприязнь, он больше ни с чем ко мне не прикапывался.
Какое-то время мы все, словно случайные гости на банкете, молчали, пялясь друг на друга и думая каждый о своем. Эти дуры даже не понимали, что они натворили со страху – пятнадцать минут назад им грозила все лишь плевая «административка», а теперь - самая что ни на есть «уголовка»: незаконное проникновение в жилище, ст.139 УК. Если до того, как ломануться всей гурьбой через форточку в чужую квартиру, они представляли собой лишь случайное собрание знакомых, полу-знакомых и совсем незнакомых граждан и гражданок, то теперь, сами того не желая, образовывали устойчивую группу. И, будь я среднестатистической московской «редиской», менты, с моей помощью, в легкую бы перекрутили 139-ю в 158-ю (грабеж, воровство и т.п) - всего-то пара пустяков: пара серебряных ложечек, пара поломанных стульев и пара синяков на теле потерпевшего. Конечно, не с целью - посадить реально, а вот поиметь со всех них денег за отмазку, и побольше, было бы вполне возможным.
Но вместо всего этого, я принял твердое решение - девок не сдавать. Да, конечно, они проститутки, возможно, это плохо, а может и очень плохо, но от того, чем они занимались, в больницах не умирали больные, в приютах не голодали сироты, а заслуженные учителя не уходили из школ. Спору нет, торговать душой и телом – и не симпатично и не гигиенично, но на фоне глобального пердимонокля, куда на всех парах скатывалось общество - этакий бенефис переписанной задом наперед «Божественной комедии» Данте , на авансцене «Скотного двора» Оруэлла - тянуть лямку на поприще второй древнейшей - вовсе не казалось таким зазорным. А то, с какими мыслями ложились спать менты, и с какими мыслями уходили утром опять на работу, дабы никого не обижать, пусть останется сугубо моим личным мнением.
"Круговая порука мажет как копоть
Я беру чью-то руку а чувствую локоть
Я ищу глаза а чувствую взгляд
Где выше голов находится зад
За красным восходом - розовый закат
Скованные одной цепью ….
Здесь суставы вялы
А пространства огромны
Здесь составы смяли
Чтобы сделать колонны
Одни слова для кухонь
Другие для улиц
Здесь брошены орлы
Ради бройлерных куриц
И я держу равнение даже целуясь
На скованных одной цепью
Связанных одной целью…."
В том, что я вписался за девчонок, не было ничего героического - лично мне это ничем не грозило, за исключением той малости, что обо мне подумают соседи, если все ненароком вскроется. Но, даже если меня это как-то и волновало , поступить по-другому я все равно б не смог – уж больно крепко, еще сызмальства, во мне укоренились уличные понятия: своих не бросать; за совершенное сообща - отвечать всем вместе, а в случае неизбежного, главное - выгородить товарищей. Естественно, что мое добровольное решение - принять соседок под свою крышу, позволило полностью исключить из текущей фабулы всякий криминальный подтекст. Как ходить к друг другу в гости - через окно или дверь - не предписывалось ни в одном законе, а, значит, это наше сугубо личное дело и с боку бантик. Правда, еще оставались проблемы у тех, у кого документы были не в порядке, но данный вопрос был уже не в моей компетенции.
Публику начало понемногу отпускать, впрочем меня тоже:
- Так, девчонки, можете оправиться и закурить, но только на кухне и балконе, и сидите, как мыши, пойду схожу на разведку - в полголоса прошипел я, как можно гостеприимней. Затем снял верхнюю одежду и с видом: «А что тут происходит, я свидетель!» - вышел на лестничную площадку. Ментов осталось, сколько было, но заметно прибавилось сторонних наблюдателей преклонного возраста из соседних квартир и этажей. Из этой толпы тут же выскочила Галка и бросилась ко мне чуть ли не на шею:
- Юра, Юра, мы сейчас все подпишем заявление, и нас спасут!!!
Она была на голову ниже меня, но из нее пыхало такой неуемной верой в близкое счастье, что мне казалась, будто она обволакивает меня всего целиком откуда-то сверху .
- Угммм, – неопределенно промычал я в ответ с непроницаемым лицом - было страшно даже подумать, чем бы она меня обволокла, узнай, что все те, от кого она так страстно хотела спасти весь мир, спокойно сидели и курили у меня на кухне. Тайная вечеря какая-то, да и только.
Менты продолжали стучать и орать, я же , подписав на коленке Галкин боевой листок , еще минуту-другую участливо потоптался для вида и вернулся обратно в квартиру. Все сидели тихо и дружно напрягали слух - ничто не объединяет так крепко и так быстро, как неожиданно свалившаяся одна на всех беда, под названием полная @опа.
- Ну, ждем пока, может, успокоятся и уйдут, - выдохнул я общую надежду, не обращаясь ни к кому конкретно. Напряжение, до того царившее в воздухе, заметно начало спадать, и народ разбился на группки по интересам, то тут то там раздавались приглушенные смешки и всхлипы:
- Бабыыы, блиин, я тока сейчас врубилась, что мы в чужой квартире!!!
- Во-во, и я вообще сначала не могла понять, куда мы попали!
- Ну вот, как @опой чувствовала, ведь не хотела ехать, эх мать, если б не раздача денег!!!
Жгучая брюнетка в немыслимых казацких шароварах ярко-красного цвета, забившись в угол дивана, сосредоточенно зубами ровняла поломанные ногти.
На кухне, взгромоздившись на мой любимый барный стул, взятый напрокат в каком-то кафе, и крепко зажав лицо в ладошках, скулила вылитая Барби, именно скулила, а не плакала:
- Аааааа, я же еще маленькая, аааааа, я ж москвичка, ааааа, и вообще я к маме хочу, ааа, мммм, уууууу.
Выглядела она смешной, и в то же время жалкой. А от ее «я ж москвичка» , хоть и было понятно, что она имела ввиду, становилось как-то неловко, то ли конкретно за нее, то ли за всех москвичек сразу. Вот уж поистине – впереди планеты всей: наши люди даже в процессе индивидуального грехопадения вынуждены были ранжироваться строго по месту прописки.
Белобрысый продолжал блаженно умирать, не мигая и не меняя позы. Чернявый курил на балконе, свесившись через перила головой вниз, что-то там внимательно рассматривая на улице: и наверняка бы спрыгнул, если б не пятый этаж.
Пройдясь по закоулкам квартиры, я наконец осознал, что гостей все-таки чересчур много, и лишняя пара своих глаз не помешает. Не долго думая, набрал номер:
- Саня!!! Привет! Давай срочно ко мне, сбылась мечта идиота - они все у меня!
Даже не знаю, в каких краях Москвы в этот момент Саня раскатывал на своем бумере, но нарисовался он уже минут через десять . Меня лишь слегка удивило, как это Саня так быстро въехал в тему, не задавая ни одного уточняющего вопроса: кто - «все они», и о каком идиоте идет речь. Но, видать, бордель за стеной моей квартире уже давно для него был, что шило в одном известном месте.
Пропустив Саню в квартиру и передав ему надзирательские функции, сам остался в предбаннике разведывать дальше. То, что я увидел и услышал, меня совсем не обрадовало, а даже очень и очень расстроило. Рядом с ментами теперь суетились, в своих грязно-синих комбинезонах с оранжевыми плечиками, два МЧС-ника. Одни из них, нервно подбрасывал на руках болгарку:
- Ну что, командир, бумага будет, я лично за это отвечать не собираюсь!
Судя по молчаливому и неуверенному замешательству ментов, бумаги не было, и вряд ли будет. Дело начинало принимать дурной оборот, поэтому я не стал слушать их дальнейшие препирательства и поспешил обратно к ребятам.
Санька, конечно, красавчик – с блаженной полу-улыбочкой, важно расхаживал среди гостей, разглядывая подробно каждого в отдельности, разумеется, за исключением белобрысого и чернявого: кто да что, я объяснил ему еще при входе. Вид у него был такой, словно он ответственный менеджер на предварительном просмотре конкурсанток Евровидения. Завидев меня, он решил пошутить, впрочем, что он произнесет именно такие слова , я бы отгадал с двух нот не напрягаясь:
- Юрок, ну почему все так? Одним – все, а другим- ничего!
(продолжение http://www.proza.ru/2015/08/21/323)