Якобы утерянное письмо

Алессандро Де Филиппо


По воспоминаниям современников, Лермонтов бывал в доме родителей Мартынова и, вероятно, очень неравнодушно относился к сестре Николая, Наталье Соломоновне, которой посвящено стихотворение «Когда поспорить нам придётся».

Когда поспорить нам придётся,
Не спорьте никогда о том,
Что невозможно быть с умом
Тому, кто в этом признаётся.
Кто с вами раз поговорил,
Тот с вами вечно спорить будет,
        Что ум ваш вечно не забудет,
И что другое всё забыл!
                Лермонтов. Мартыновой. 1831г.

В семействе Мартыновых были три незамужние дочери, из которых одна, а именно Наталья, особо занимала  нашего поэта. И некоторым образом, сама того не желая, она повлияла на судьбу Лермонтова, добавила шероховатости в отношения Мишеля и Николая.

Неудивительно, что сёстры Мартыновы, как и многие тогда девицы, находились под впечатлением таланта Лермонтова. Неравнодушна к поэту была и Наталья Соломоновна. Говорили, что и Лермонтов был влюблён и сильно ухаживал за нею, а, может быть, и прикидывался влюблённым.

Николай Соломонович Мартынов, отставной майор Гребенского казачьего полка, служивший раньше в кавалергардах, был товарищем Лермонтова по Юнкерской школе и с юных лет находился в довольно коротких отношениях с поэтом.

Мартыновы были пензенскими помещиками. Их родовое имение, пожалованное их предкам в 1702 году, находилось в селе Липяги Инсарского уезда и Кучки Пензенского уезда, расположенных по соседству с имениями Столыпиных. По винным откупам Соломон Михайлович Мартынов занимался делом в Нижегородской губернии. В Нижнем Новгороде и родился его сын Николай в 1815 году.

Отчество Николая Мартынова и род занятий его отца (виноторговля, выгодное дело, в котором подвизалось тогда много евреев) позволили как-то известным советским писателям  навесить пару лишних собак на несчастного русского офицера, верноподданнически служившего отечеству и царю. И это тоже ему вменили в вину.

Дескать, злодей Мартынов потому и убил гениального русского поэта, что является евреем по происхождению. Типичный российский бред – везде мерещится жидо-масонский заговор. В первой половине 19-го века евреям ещё не позволялось служить в офицерских чинах - только рядовыми солдатами. Так отмечено в книге Солженицына "Двести лет вместе".
  А то, что Лермонтов имеет тоже нерусские (шотландские) корни, никто и не заметил.

Можно было бы поискать (если очень захотеть) в его поэзии какие-то, оскорбительные для России, русофобские намёки типа «прощай немытая Россия – страна рабов, страна господ». Вражьими происками сейчас заняться самое подходящее время: не эти ли антироссийские санкции, которыми нынче долбят страну, предсказал гениальный поэт?

А если он был шотландским шпионом? Как вам эта оригинальная версия? Вспомним его горячее подражание Байрону. А Бенкендорф тогда слишком занят был внутренними угрозами, да и шпиономания ещё в моду не вошла.
В анналах НКВД шотландских шпионов, пожалуй, не найдётся. Был бы приказ, они бы в два счёта Лермонтова раскрутили, как шотландского шпиона. Пусть даже «постскриптум», но заодно посрамили бы графа Бенкендорфа вместе с его негодными «внутренними органами».

Ну, это я так, порезвился немного, дал волю фантазии…

В Кавказской войне Николай Мартынов участвует добровольно – «…из школы вышел прямо на Кавказ», а Лермонтов – подневольно. Почему Лермонтов не хотел ехать на Кавказ, чтобы участвовать в боевых действиях?

Разное отношение к военной службе и к войне вообще? Свободолюбивая натура поэта не терпела муштры и казарменных порядков. А Мартынов служил с надеждой сделать военную карьеру. Да, что было, то было.

Является ли добровольность Мартынова в войне ещё одной отягчающей собакой, которую на него можно навесить? Смотрите сами…

Является ли подневольность участия поэта в войне возвышающим его обстоятельством или наоборот – неудачно косил от армии? Решайте сами…

Вот как пишут о войне современники Лермонтова и Мартынова:
«…Как ужасна эта кавказская война, с которой офицеры возвращаются всегда больными и постаревшими на десять лет, исполненные отвращения к резне, особенно прискорбной потому, что она бесцельна и безрезультатна».
С.Н. Карамзина – Е.Н. Мещерской («Пушкин в письмах Карамзиных»).
***
Теперь, когда мы немного уяснили уровень отношений Лермонтова с семьёй Мартыновых, вернёмся к главной линии сюжета – утерянному письму. В воспоминаниях современников об этом есть много сомнений и предположений, а потому обратимся к запискам сослуживца Лермонтова – А.Ф Тиран(у), сообщения которого автору показались сравнительно достоверными.

Проезжая через Москву, по пути на Кавказ, Лермонтов наведался в дом Мартыновых. Отец Николая принял поэта очень хорошо и при отъезде просил передать письмо сыну. Сестра Мартынова Наталья сказала Мишелю, что в том же конверте и её письмо. Она проводила его до лестницы, и уже спускаясь, Лермонтов «вдруг обернулся, громко захохотал ей в лицо и сбежал с лестницы, оставив в недоумении провожатую».

В дороге Лермонтов, со скуки что ли, распечатал письмо, прочёл, и нашёл в нём 300 руб. Деньги он спрятал, а при встрече с Мартыновым сказал ему, что письмо он потерял, а так как там были деньги, то отдаёт ему свои.

Между тем по городу стали ходить разные истории и анекдоты, основанные на проказах Натальи Мартыновой, будто брат пишет выговор сестре, что она так ветрено ведёт себя, что даже на Кавказе про неё слухи разнеслись…А отца Николай благодарит за деньги, причём рассказывает о прекрасном поступке Лермонтова.

Почтовое сообщение с Кавказом в те времена было очень медленным, и потому ответ со стороны отца последовал нескоро. Но вот письмо получено, и «отец задаёт сыну странный вопрос: почему Лермонтов мог знать, что в пакете были деньги?

Вручая ему пакет, он ни слова о деньгах не сказал. Вышел разговор, и очевидно, не пустые остроты играют роль побудителей к тяжёлой развязке».

«Я думаю, – говорил потом старик Мартынов сыну, – что если Лермонтов узнал, что в письме было вложено триста рублей, то он либо ясновидец, либо письмо это вскрыл».

Немного позже Мартынову пришло письмо от матери, в котором она, в частности, пишет:
«…Как мы все огорчены тем, что наши письма, писанные через Лермонтова, до тебя не дошли…После этого случая даю зарок не писать никогда иначе, как по почте: по крайней мере, остаётся уверенность, что тебя не прочтут».

Сестра сообщила, что она писала Николаю «всякий вздор, похожий на тот, про который он говорит, но то письмо потеряно Лермонтовым».

Далее (спустя несколько месяцев) события, как пишет Тиран А.Ф., развивались следующим образом:

«Мартынов приходит к Лермонтову:
    – Ты прочёл письмо ко мне?
    – Да.
    – Подлец!
Они дрались (спустя несколько лет - АК). Первый стрелял Лермонтов.
    – Я свиней не бью, – и выстрелил в воздух.
    – А я так бью!».

Так ли было на самом деле или нет? Всей правды мы не узнаем никогда – слишком много здесь переплелось домыслов и фактов, слухов и сплетен, симпатий и антипатий. Всю правду знает только Бог: Он ведь не человек, чтобы лгать.

Одни современники считали, что Мартыновы заподозрили Лермонтова в любопытстве узнать, что о нём пишут, а содержание письма было таково, что ему из самолюбия не хотелось передать его, и он изобрёл историю с ограблением, так чудесно воспроизведённую потом в «Герое нашего времени».

Хорошо, когда жизнь подбрасывает сюжеты для литературы, и плохо, когда такие сюжеты насмерть рассорили приятелей.

Другие современники, хорошо знавшие Лермонтова, утверждали совсем другое. Д.А. Столыпин (брат секунданта поэта А.А. Столыпина) дал очень уклончивый отзыв о Мартынове, так как мало с ним встречался, а о Лермонтове он сказал подробно:

«О казусе с пакетом при жизни Лермонтова никакого разговора не было. Это, вероятно, была простая любезность, желание оказать услугу добрым знакомым, и если поэт её не исполнил, то потому, что посылка по дороге была украдена. Если он так заявил, то это значит, что так и было: он никогда не лгал, ложь была ему чужда. Во всяком случае, подобное обстоятельство причиной дуэли быть не могло, иначе она должна была состояться несколькими годами раньше, то есть в то время, когда Мартынов узнал, что Лермонтов захватил письмо его сестёр…».

Да, это так и есть: случай с утерянным пакетом произошёл в 1837 году, а смертельная дуэль состоялась в 1841 году. Но ведь мог Николай Мартынов все эти годы помнить обиду, к тому же, Лермонтов донимал его насмешками, сыпал соль на рану, и, таким образом, ссора в доме Верзилиных послужила зажжённой спичкой к давно уже заготовленному сухому хворосту. Непреклонная решимость Мартынова стреляться на любых условиях тоже говорит в пользу отложенного возмездия.

«Вот, собственно, причина, которая поставила нас на барьер, – заключил свой рассказ покойный Мартынов, – и она даёт мне право считать себя вовсе не так виноватым, как представляют меня вообще».
А. Пирожков, автор публикации о Лермонтове в журнале «Нива» за 1985г.

Мартынову было тяжело вообразить, как дерзко, как, скажем, нагло было попрано доверие сестёр, отца, оказанное товарищу…Что за несчастное побуждение влекло Лермонтова к такому просто непонятному поступку! Ведь он, конечно, понимал, что рано или поздно тайное станет явным.

Но как оно случилось?

Ещё одно предположение:
«…Вернее ещё, что сам Лермонтов, чувствуя себя виноватым перед Мартыновым, хотел искупить свою вину поединком».
Оболенский Д.Д. Из бумаг Н.С. Мартынова. Русский архив.1893. №8.

Вполне возможный вариант…

   И уж никак не можем мы уйти от мистики, любители которой тоже высказали свои точки зрения на смерть поэта. Евгений Гусляров, автор книги "Лермонтов в жизни" пишет в пространном предисловии:

   "Итак, Лермонтов погиб за гривенник. У русского бесшабашного человека всегда так: судьба - индейка, жизнь - копейка.

   Дело было так. В последнюю ссылку на Кавказ ехали они с родственником, Алексеем Столыпиным. Приставлен он был к Лермонтову оберегать его от безрассудства. Не уберёг. В Ставрополе вышел у них спор, куда лучше ехать.Тенгинский полк, куда ехал Лермонтов, стоял за речкой Лабой. Лермонтова влекло в Пятигорск. Рок? Он вынул из кошелька, осыпанного бисером, полтинник и подбросил в воздух...Монета упала "решетом" вверх. Сие означало ехать в Пятигорск - так было загадано...

   Это было 15 мая 1841 года. Жить Лермонтову оставалось три месяца".

   В этом эпизоде есть легко читаемая мистика. Правда, неясно с монетой - то ли гривенник, то ли полтинник? Да это, видимо, и неважно. Всё равно цена жизни недорогая, в тех же копейках.


Но, но,…Важным автору представляется имя сестры Мартынова, за которою «усердно волочился» Лермонтов. У Е. Гуслярова, в «Предисловии», речь идёт о Софье Мартыновой, и в случае с утерянным письмом фигурирует опять же Софья, а не Наталья, как записано в воспоминаниях современников. Ошибка 2-я.

Напомню себе и читателю: у Николая Мартынова было четыре сестры (по некоторым данным – пять): Екатерина, Наталья, Софья и Юлия. Все они в воспоминаниях современников представлены красивыми женщинами.

Возникающие у автора сомнения относительно достоверности выводов Гуслярова по части взаимоотношений поэта и отставного майора, подкрепляются ещё одной (3-й!) ошибкой (намеренной или случайной, неясно): у Гуслярова упоминается сумма в 500 рублей (возвращённых поэтом Николаю Мартынову), а не 300 руб., записанных в воспоминаниях современников.

Зачем Гусляров завысил сумму? С учётом инфляции, что ли…Иные литературоведы считают, что Лермонтов утерял 300 руб., а вернул Николаю 500 руб. Из благородства? Вполне возможно. Моральная компенсация…

В «Предисловии» Гусляров пишет:

«…автор избегает комментариев. Делается это вполне сознательно. Любое толкование есть навязывание собственных ощущений. А ведь каждый имеет право на своё понимание текста и события, и может быть, оно будет вернее и безошибочнее. В этом я вижу способ подчеркнуть уважение к читателю».

Не согласен с Гусляровым в двух моментах:

Во-первых, всякое толкование есть личная точка зрения и своё понимание сути предмета, но никак не «навязывание собственных ощущений». Навязывание – это принуждение. Толкование – свободное высказывание. Никто меня не принуждал писать то, что вы сейчас читаете. И вас, дорогой читатель, никто ведь силой не загонял на эти страницы.

Во-вторых: уважение к читателю достигается точностью ссылок и подбором документальных источников, а эмоциональную окраску и симпатии-антипатии свидетелей можно приводить, но не считать их окончательным приговором. Кто там подлец, а кто хороший мальчик – это знает только Бог.

Богу можно и нужно верить, людям - нет.

Из нашей истории мы можем сделать вывод: на всякого гения найдётся метко стреляющая посредственность.

Будьте осторожны, господа поэты и писатели. Не давайте повода ищущим повода. И…не читайте чужих писем.


22.05.15