Болевшие от непривычных упражнений мышцы не позволили на следующее утро спать долго. Из телевизионных новостей Фрэнк узнал, что наступило двенадцатое июля. На этот день выпала пятница, и Фрэнк, решив, что ничто не препятствует его встрече с профессором Стэнли, решил действовать.
«В настоящее время Фрэнк Бэйли готовит обзорную статью, посвященную современным исследованиям в области взаимодействия пространства и времени. Прошу вас проконсультировать его по интересующим его вопросам». Перечитав рекомендацию Майка дважды, Фрэнк не нашел в ней ни малейшего изъяна и был вправе надеяться на весьма обстоятельный разговор с профессором Стэнли.
До Ноубриджа было три часа езды, но Фрэнк умудрился удлинить это время почти на час, зайдя в середине пути в трактир, так как отъезд из дома был настолько стремителен, что мысль о еде не успела посетить его скомканный ум.
Когда Фрэнк вошел внутрь, дискуссия о влиянии размера желудей на сворачиваемость поросячьих хвостов, по-видимому, была в разгаре. Хотя Фрэнк и не собирался принимать в ней участие, поглощая еду, он, тем не менее, прислушивался к спорящим. Тот, кто именовался Большим Джоном, утверждал, что, чем крупнее желуди, тем плотность навивки да и сам диаметр спирали будут больше. Другой же спорящий - Фрэнк так и не узнал его имени - полагал, что крупные желуди способствуют сглаживанию спиральности. Спор мог перестать быть джентльменским и перерасти в антагонизм, если бы кому-то из двух любителей поросят не пришла в голову мысль найти способного рассудить их. Выбор пал на Фрэнка, как наиболее трезвомыслящего из всех присутствовавших, а таковых в заведении было трое - Фрэнк специально обернулся, чтобы посчитать как можно точнее. Фрэнк уже доедал и собирался покинуть заведение, к тому же, мисс Уэсли ничего не рассказывала о хвостах. К сожалению, его доводы не были признаны убедительными, и Фрэнку пришлось выслушать аргументы этих энтузиастов с самого начала, на чем, собственно, и было потеряно основное время. Перед тем как огласить вердикт, Фрэнк благоразумно поинтересовался, доверяют ли оба спорящих его решению. Услышав утвердительный ответ, Фрэнк многозначительно произнес: «Взвесив все за и против, и руководствуясь здравым смыслом, считаю, что размер желудей не влияет и не может влиять на радиус изгиба хвоста поросенка». Решение было неординарным, во всяком случае, так оно было воспринято. Фрэнк посчитал, что если он тот час же не покинет «зал заседания», то последует «отвод суда», и нет никакой гарантии, что все пройдет строго в соответствии с «процессуальными нормами». Расплатившись, Фрэнк быстро проследовал к машине.
При подъезде к Ноубриджу впечатления от инцидента в пути постепенно сгладились, и Фрэнк настроился на деловой лад. Оставив автомобиль на стоянке, он отправился в гущу стоящих университетских корпусов без особой надежды на скорое отыскание профессора Стэнли, но первый же встречный молодой человек, очевидно студент, указал на здание, где можно было найти мисс Уоллес, ассистента профессора Стэнли.
Поплутав внутри здания, Фрэнк наконец обнаружил дверь, содержание таблички на которой позволяло надеяться, что именно за этой дверью можно будет встретить мисс Уоллес. Постучавшись, Фрэнк отворил дверь. То ли Фрэнк стучал слишком деликатно, то ли погружение в работу было слишком велико, но молодая особа, работавшая за компьютером, не обратила никакого внимания на вошедшего. Фрэнк огляделся. Кабинет был небольшой и достаточно скромный. Из убранства можно было лишь отметить висевшие в обилии на стенах плакаты, содержавшие различные таблицы и графики. Мисс Уоллес было несколько за двадцать пять, по крайней мере, так показалось Фрэнку. Кроме того, Фрэнку почему-то показалось, что это и есть мисс Уоллес. Оставалось только убедиться в этом, чтобы справиться о профессоре Стэнли. Не придумав ничего более оригинального, Фрэнк кашлянул. В ответ на это девушка устремила на Фрэнка вопросительный взгляд. Рассмотрев мисс Уоллес в фас, Фрэнк нашел ее очень даже симпатичной, однако времени на размышление о месте женщины в науке не оставалось, и Фрэнку необходимо было срочно объяснить свое присутствие.
– Простите, пожалуйста. Я ищу мисс Уоллес.
– Это я. Чем бы я могла вам помочь?
Голос мисс Уоллес был мягкий и, можно даже сказать, какой-то добрый, а это весьма располагало.
– Вообще-то я хотел бы встретиться с профессором Стэнли. Мне сказали, что вы могли бы в этом помочь.
– Думаю, что могла бы, - согласилась мисс Уоллес, - но мне необходимо знать детали.
– Да, конечно, я понимаю. Меня зовут Фрэнк Бэйли. Я корреспондент «Флэш Кроникл». Мы планируем публикацию цикла статей о самых передовых рубежах научных изысканий. Исследования в области взаимодействия пространства и времени, которые проводит профессор Стэнли, как раз отвечают всем необходимым критериям для планируемой публикации. Да, чуть не забыл, у меня есть рекомендация от журнала…
Фрэнк полез в карман, лихорадочно вспоминая, в редакции какого журнала работает Майк. Свернутый в кармане лист он нащупал сразу, но к несчастью название журнала напрочь вылетело из его головы. «Черт меня дернул упомянуть журнал», - мысленно сокрушался Фрэнк, все еще делая вид, что роется в кармане. Пауза, в течение которой мисс Уоллес с интересом наблюдала за Фрэнком, затягивалась. Надо было что-то делать, и от полной безысходности Фрэнк отчетливо вспомнил, что он никогда не знал название журнала, в котором работал Майк. От такой определенности на душе сразу полегчало, и Фрэнк, быстро вынув рекомендацию, протянул ее мисс Уоллес.
– Вот, - добавил он.
Мисс Уоллес внимательно прочитала содержимое переданного.
– «Сайнтифик Мирэклз», - произнесла мисс Уоллес, уважительно кивая головой.
Фрэнк был потрясен осведомленностью мисс Уоллес. Мисс Уоллес в свою очередь пригласила Фрэнка присесть.
– Я правильно поняла, мистер Бэйли, что вы не согласовали с профессором Стэнли время для встречи?
Фрэнк подтвердил, что мисс Уоллес совершенно права.
– К сожалению, у профессора сейчас лекция, и закончится она приблизительно через час. Как вы смотрите на то, чтобы подождать?
У Фрэнка не было выбора, и он ответил, что смотрит положительно.
– Располагайтесь поудобнее, а я тем временем я постараюсь завершить отчет, - сказала мисс Уоллес, кивнув в сторону компьютера.
– Да, разумеется, - горячо согласился Фрэнк, - не беспокойтесь, я подожду.
Диван, на который присел Фрэнк, располагался таким образом, что взору Фрэнка было доступен экран монитора компьютера мисс Уоллес. Украдкой, понимая, что это не очень хорошо, Фрэнк постарался оценить то, что он увидел. А увидел он таблицы и графики, очень похожие на те, что можно было созерцать на стенах. Мисс Уоллес со знанием дела редактировала данные, после чего графики видоизменялись. От всего подмеченного Фрэнк проникся к мисс Уоллес еще большим уважением. Он понял, что мисс Уоллес принимает самое непосредственное участие в научных исследованиях, и ее работа не ограничена каким-то простым делопроизводством, если она вообще имеет к нему какое-либо отношение. Фрэнк взглянул на часы и с сожалением отметил, что рассчитывать на длительную беседу с профессором уже не приходится. «Ладно, по крайней мере, я надеюсь, что мне удастся понять насколько результаты работы профессора могут быть применимы к моему случаю», - решил Фрэнк и стал рассматривать журналы, лежавшие на столике перед ним.
– Ну, вот и все, - спустя некоторое время сказала мисс Уоллес и откинулась на спинку стула, все еще глядя на экран, на этот раз с удовлетворением от сделанного.
Фрэнк почти дремал, глубоко уткнувшись в журнал и полагая, что тем самым он демонстрирует глубокую заинтересованность в написанном. Стоит сказать, что Фрэнк был чрезвычайно поражен, как эти ученые находят взаимопонимание посредством этих ужасных формул. Это был своеобразный язык, понять, а тем более выучить который, Фрэнку представлялось совершенно невыполнимой задачей.
– Прошу прощения, мистер Бэйли, я забыла предложить вам чай. Вы не откажитесь от чая?
Фрэнк не отказался, и мисс Уоллес вышла в дверь, на которую Фрэнк до сих пор не обратил внимания. Когда мисс Уоллес встала из-за своего стола, Фрэнк бесповоротно понял, кого недостает современному модельному бизнесу, а когда мисс Уоллес проходила мимо него в окружении несказанного аромата, Фрэнк поблагодарил судьбу, за то что устойчиво сидит на диване - в противном случае ему грозило падение вследствие головокружения. «Какие красивые у нас ученые!» - подумал Фрэнк и посмотрел на часы. До планируемого окончания лекции профессора Стэнли оставалось минут двадцать.
Мисс Уоллес вернулась с подносом, на котором стояла чашка со свежезаваренным чаем. Фрэнк поблагодарил мисс Уоллес и отпил глоток. Чай был вкусным, но не это отметил Фрэнк. Он вдруг обнаружил, что мисс Уоллес смотрит на него, и по этой причине второй глоток чуть не стал роковым, так как Фрэнк захлебнулся и закашлялся. Нечто вроде легкой улыбки посетило лицо мисс Уоллес. Фрэнк поставил чашку на столик.
– Простите, - сказал он, доставая из кармана платок.
Но мисс Уоллес не стала явным образом высказываться по поводу инцидента. Вместо этого она захотела узнать о причине интереса Фрэнка именно к работам профессора Стэнли.
– Мистер Бэйли, а почему вы находите вопросы исследования взаимодействия пространства и времени важными настолько, что вы решили начать ими ваш цикл статей?
Фрэнк не сразу сообразил, о каком цикле статей идет речь, и чуть было не спросил об этом мисс Уоллес, но вовремя вспомнил, что именно так он объяснил цель своего визита. Платок пригодился еще раз, когда Фрэнк вытирал влажный от нервного перенапряжения лоб.
– Дело в том, - начал Фрэнк, - что…
Еще мгновенье, и Фрэнк в глазах мисс Уоллес падет слишком низко. И все это из-за утери им привычки готовиться ко всему тщательно. «Молчание это провал, лучше говорить. Говорить что угодно, хоть чушь, лишь бы не молчать». Исходя именно из этого принципа Фрэнк продолжил речь.
– Дело в том, что последнее время к нам в редакцию стали приходить письма читателей, в которых они сообщают о странных вещах, происходящих с ними.
– Что же именно сообщают ваши читатели? – заинтересованно спросила мисс Уоллес.
– Они говорят, вы не поверите, мисс Уоллес, но они говорят, что с каждым новым днем, представьте себе только, но с каждым новым днем они оказываются в прошлом с разницей в один месяц ровно.
Фрэнк замолчал, пытаясь понять, какое впечатление сказанное им произвело на мисс Уоллес.
– Мистер Бэйли, вы не могли бы пояснить подробнее?
Было очевидно, что Фрэнк не может преподнести абсурд таким образом, чтобы нормальный человек понял суть дела.
– Возьмем меня в качестве примера. Сегодня двенадцатое июля. Вот. Для вас завтра будет тринадцатое июля, а для меня двенадцатое июня.
Фрэнк еще раз и на этот раз с большой надеждой взглянул на мисс Уоллес.
– Для вас завтра будет двенадцатое июня, - задумчиво повторила она.
– Совершенно верно, - обрадовался Фрэнк. – Только не для меня, это я так, образно, а для тех наших читателей, что пишут нам в редакцию.
– Для ваших читателей… И вы хотели бы…
– Совершенно верно. И я хотел бы узнать мнение профессора Стэнли по данному вопросу. Думаю, если первая статья из цикла не только удовлетворит чей-то любознательный интерес, но и принесет практическую пользу, это будет прекрасно. Это будет означать, что мы на верном пути.
– Думаю, что соглашусь с вами. Что касается феномена, о котором вам сообщают читатели, мне трудно однозначно интерпретировать его. Но, поскольку я ассистирую профессору Стэнли и нахожусь в курсе проводимых им исследований, могу предположить, что упомянутая вами временная аномалия с большой долей вероятности находится в плоскости его научных интересов.
Фрэнк при всей своей образованности не смог бы связать столько красивых и в придачу умных слов в одно предложение и по этой причине почувствовал безмерное восхищение мисс Уоллес.
– Большое спасибо, мисс Уоллес, за то, что вы вселили в меня определенную надежду. Кстати, вы не могли бы мне описать профессора Стэнли? Я хотел бы подготовиться к встрече с ним.
Мисс Уоллес задумалась.
– Видите ли, мистер Бэйли, я небольшой знаток человеческих душ, и вряд ли мой портрет профессора может быть признан эталоном.
– Это не страшно. Я хотел бы получить хотя бы первое представление.
– Хорошо, - согласилась добрая мисс Уоллес. – Во-первых, профессор уже далеко не молодой человек, и это само по себе является положительным фактором для окружающих, потому что опыт, которым владеет профессор, бесценен. Его невозможно почерпнуть из книг – им можно обогатиться только путем личного общения. Во-вторых, и здесь я имею в виду моральный облик, я бы отнесла профессора к категории джентльменов старой формации. Если вы спросите, что это такое, я затруднюсь ответить. Это, так сказать, мое интуитивное определение. Постойте. Я вам приведу пример. Возможно, вы представите, что я имею в виду. Как-то очень давно я видела один фильм. Не помню его название. Кажется, это был итальянский фильм. Да, определенно это был итальянский фильм. Одним из героев был банкир. Мне хорошо запомнился один эпизод с этим человеком. Представьте большой дом банкира. Большой и пустынный дом, одинокий банкир, у которого были большие проблемы с бизнесом, ждет очень важный для него телефонный звонок. Большой и пустынный дом. Полумрак. Банкир, сидя в кресле, весь во власти невеселых мыслей. Раздается звонок телефона. Банкир инстинктивно быстро подходит к телефону и в самый последний момент он останавливается. Как вы думаете, зачем? Это нетривиально! Человек поправляет галстук и только потом поднимает трубку. Ни до, ни после я не была свидетелем более глубокой психологической сцены. Это не было игрой на публику, ведь он был один, абсолютно один. Думаю, в таком поведении явственно проявился склад его души.
– То, что вы рассказали, мисс Уоллес, чрезвычайно трогает, - не удержался вставить Фрэнк.
– Я не провожу буквальной аналогии, но очень надеюсь, что вы поняли меня.
– Несомненно, - подтвердил Фрэнк. – Но, что, если…
– Что-то не так в моих рассуждениях?
– Что, если сопутствующие обстоятельства в приведенном вами эпизоде довлели над вашим сознанием? Вы сказали, что он был богат. Эта романтическая обстановка полумрака огромного зала… А представьте мелкого служащего, поправляющего галстук перед телефоном. Произвело бы это на вас такое же сильное впечатление?
Мисс Уоллес задумалась.
– А вы неплохой психолог, мистер Бэйли, - заключила она.
Фрэнк скромно опустил глаза.
– И в-третьих, профессор по-детски увлекающийся человек, - продолжила мисс Уоллес. - Полагаю, у вас будет возможность убедиться в этом при личном общении. Хотите еще чаю? Или кофе?
– О, благодарю вас, мисс Уоллес…
Фрэнк не успел закончить, как дверь отворилась, и в комнату вошел пожилой бородатый человек с кипой бумаг в руках.
– Добрый день, профессор. Как прошла лекция? – поприветствовала вошедшего мисс Уоллес.
Фрэнк догадался, что видит профессора Стэнли. Профессор же не заметил Фрэнка и продолжал общаться с мисс Уоллес.
– Незабываемо, Джулия. Люблю современную молодежь. Столько энергии, столько творческого запала. Вы знаете, почему я несколько задержался? Они не хотели меня отпускать – все одолевали вопросами. Прекрасно!
В этот момент взгляд профессора Стэнли упал на Фрэнка.
– Это мистер Бэйли, корреспондент. Он пишет научно-популярные статьи и хотел бы побеседовать с вами, - пояснила мисс Уоллес.
– Это просто прекрасно! – воскликнул профессор. – Всяческим образом приветствую популяризацию научных идей. Друг мой, позвольте мне так вас называть, друг мой, я непременно побеседую с вами, вот только узнаю у Джулии о текущем состоянии дел.
– Я произвела корреляционную обработку данных шестнадцатой серии экспериментов, профессор, - отчиталась мисс Уоллес. – В четырехмерном представлении совершенно четко прослеживается тренд.
– Благодарю вас, Джулия. Я вернусь к отчету позже. Думаю, самое время поговорить с мистером…
– Бэйли.
– Ах, да, Бэйли. Пойдемте со мной, мистер Бэйли.
Фрэнк, покидая гостеприимную мисс Джулию Уоллес, от всего сердца поблагодарил ее за участие.
– Мне тоже было интересно общаться с вами, мистер Бэйли, - заверила мисс Уоллес. – Желаю вам удачи.
Кабинет профессора Стэнли оказался поблизости. Он мало чем отличался от кабинета мисс Уоллес – все те же графики, все те же таблицы. Разве что обилие научных журналов и книг, конкретизировало обстановку. Впрочем, эта конкретизация была нужна только тем, кто еще не понял, что попал в гости к маститому ученому. Фрэнк итак уверовал в значимость профессора Стэнли, а слова «время» и «пространство», фигурировавшие повсюду, будь то плакат на стене или же название книги, лишь подтверждали, что ему, Фрэнку, давно надо было оказаться здесь.
– Присаживайтесь, мой друг, - пригласил профессор.
– Благодарю вас.
Профессор Стэнли откинулся в своем кресле, еще не в полной мере расставшись с атмосферой студенческой аудитории.
– Вы также молоды, как и они, друг мой. Это прекрасно.
– Простите, профессор, вы о ком? – не понял Фрэнк.
– Я имею в виду студентов. Молодость – золотая пора. Но, что это я грущу? Возможно, наши исследования сделают доступным ее всем без исключения.
Фрэнк снова не понял, что может стать доступным всем без исключения, но решил сосредоточиться лишь на вопросах, касающихся его лично.
– В случае наличия возможности управлять течением времени, - сам по себе продолжил профессор, - любой человек смог бы вновь вкусить все ее прелести. Я имею в виду, любой бы смог помолодеть.
Фрэнк насторожился.
– А постареть? – вырвалось у него.
– И постареть тоже. Только какое в старости может быть упоение?
Профессор подвигал по столу стопки книг и записей, полагая, что навел порядок.
– Итак, приступим, - решительно произнес профессор и сделал какое-то движение рукой в непосредственной близости от воротничка.
Фрэнку показалось, что профессор поправил галстук, но Фрэнк не был в этом полностью уверен, так как движение руки профессора было каким-то неявным и скорее напоминало движение руки фокусника. Памятуя об истории, рассказанной мисс Уоллес, Фрэнк вздрогнул, найдя во всем некий мистический знак. Профессор же, не догадываясь о сложных траекториях мыслей собеседника, положил для чего-то перед собой чистый лист бумаги и устремил свой добрый взгляд на Фрэнка. Тот в свою очередь в спешном порядке достал блокнот и приготовился к интервью, но профессор его опередил.
– Что, побудило вас, друг мой начать цикл популярных статей о научных исследованиях? Кажется, так пояснила вашу задачу Джулия, то есть мисс Уоллес?
– Нет ничего необычного в том, что такого рода интерес появился у нашего издания. Непременное зацикливание на обыденном, встречающееся повсеместно, сужает кругозор нации, а это недопустимо. Смею заверить, что мы не рассчитываем на какую-то коммерческую выгоду, а руководствуемся исключительно высокой целью просвещения общества.
Вступление впечатлило не только самого Фрэнка, но и самого профессора.
– Грамотная популяризация знания по значимости сродни установлению самого знания. Думаю, вы согласитесь с этим тезисом.
Фрэнк согласился, но не ограничился этим, а решил продолжить дальше.
– Прежде всего, профессор, мне бы хотелось узнать ваше мнение о наличии пределов в познании пространственно-временных свойств материи.
– Хороший вопрос. Полагаю, вы знакомы с изречением «Атом неисчерпаем». Я соглашусь с этим утверждением, если, конечно, рассматривать его в некоем концептуальном смысле. В том смысле, что процесс познания нескончаем. Видите ли, открытие какого-либо нового фундаментального явления представляется мне вскрытием всего лишь очередного слоя неизведанного, так сказать, новой субструктуры, сама по себе которая как наследует свойства вышестоящей инстанции, так и имеет свои собственные свойства и методы, которые наследуются дальше. Именно возможность установить и проследить эти особенности позволяет перейти на еще более глубокий уровень исследования бытия. Теперь вы, я верю, понимаете, почему можно считать, что познание будет продолжаться, пока существует человечество.
Фрэнк согласно кивнул, как если бы понял сказанное. Несмотря на некоторые затруднения, он все же не отложил блокнот.
– Теперь перейдем к теме, которой мы занимаемся в последнее время – к управлению временем. Вы не против?
Фрэнк чуть не поперхнулся. Как он может быть против, если только за этим и приехал сюда!
– Я слушаю вас очень внимательно, профессор.
– Рассуждая таким образом, мы решили исследовать свойства времени. Помните четырехмерное пространство Минковского? Пространство, в котором к обычным координатам добавлена временная. Однако смущает, что временная координата не столь равноправна, как пространственные. Вас, мой друг, не смущает такая асимметрия?
– С-смущает, - выпалил Фрэнк, хотя его больше смущало то обстоятельство, что он уже потерял нить рассуждения.
«Если это все, что я смогу получить от данной встречи, следует признать, что поездка в Ноубридж оказывается бессмысленной тратой времени». Стрелки на часах подтверждали, что мысль была верной.
Фрэнк в целом разделял мнение мисс Уоллес о профессоре. Пожилой, полный благородного достоинства ученый, судя по всему, был фанатично предан своему делу, своей идее. Но как раз это и смущало Фрэнка. Майк ему говорил, что одержимые свято верят в свою правоту, в то, что найденное ими решение единственно и непоколебимо, хотя история показывает, что это не так, и всегда то, что казалось таким естественным и непререкаемым со временем уступало дорогу свежим идеям и открытиям. Действительно, процесс познания бесконечен, только профессор почему-то предпочитал говорить об этом лишь в общих словах.
К исходу третьего часа непрерывного монолога профессора Фрэнк очнулся.
– Такова идея вкратце, - подытожил профессор Стэнли.
– Неужели?! – оживился Фрэнк.
– Простите? – не уловил профессор.
Поняв, что сплоховал, Фрэнк постарался напустить туману.
– Вы сказали идея… Хм… А как вы относитесь к Абсолютной Идее? – многозначительно произнес он.
– Как к синониму…
– Да-да, совершенно верно.
– Браво, мой друг, благодарный последователь Гегеля. Но я не вижу никакого противоречия. Посудите сами…
«Боже, какой я неуклюжий. А ведь он уже был готов завершить свое повествование».
Когда, за окном безнадежно стемнело, Фрэнк ненавязчиво кашлянул, и профессор принял это за сигнал, призывающий переходить к закреплению полученных знаний.
– Чтобы наш разговор стал еще более предметным, предлагаю пройти в лабораторию и осмотреть нашу последнюю действующую установку, - торжественно объявил он.
Фрэнк взял на себя инициативу признать, что любая материализация чистой идеи гораздо лучше самой чистой идеи, и по этой причине с готовностью согласился. На самом деле ему всего лишь хотелось оказаться поближе к выходу. Вопреки ожиданиям лаборатория оказалась от выхода еще дальше, а если быть совсем точным, еще глубже. Как ни старался Фрэнк, он так и не смог произвести точный учет ступенек, по которым они с профессором спустились на самое дно – так их было много.
– Профессор, к чему такая глубина? – запыхавшись, поинтересовался Фрэнк.
– Простите, друг мой, если я забыл упомянуть в рассказе о мешающих факторах, от влияния которых необходимо избавиться. Все дело в том, что фоновое излучение…
– Да-да, профессор, вы достаточно подробно остановились на этой проблеме, - выпалил Фрэнк, для убедительности похлопав по карману, где лежал чистый блокнот.
«Не раскрывать рот без надобности!» - в очередной раз дал себе указание Фрэнк и проследовал вслед за профессором по направлению к массивной двери. Тусклый свет позволял едва различить ее очертания.
– Помогите, друг мой, - попросил профессор и навалился на рукоятку. – Ну! Что, не получается?
– Туго, - признался Фрэнк. – А вы уверены, что направление вращения выбрано верно?
– О, нет! То есть да. Вы правы, в другую сторону. Попробуем?
– Попробуем, - вздохнул Фрэнк, после чего попытался удостовериться: – Профессор, а нам точно надо туда?
– Если бы вы знали, что до вас здесь побывали единицы, вы бы не стали задавать этот вопрос.
Пристыженный, Фрэнк надавил на рукоятку с удвоенной силой, и она поддалось. Вывернув рукоятку до упора, профессор потянул дверь на себя. Переступив порог, Фрэнк оказался в огромном зале, ярко освещенном светом, исходившим от неведомого протяженного источника, опоясывавшего по периметру зал на уровне, лишь незначительно не доходившем до потолка. Потолок тоже был необычен и представлял собой нагромождение ферм всевозможных форм. С ферм свисали какие-то тросы, достигавшие внизу неведомого сооружения, располагавшегося в центре зала и занимавшего примерно половину всего пространства. Высота сооружения по оценкам Фрэнка превышала шестьдесят футов. Фрэнк еще не решил, как ему относится к этому сооружению, которое, скорее всего, и есть та действующая установка, о которой упоминал профессор. Естественно, размеры всего увиденного поражали воображение, но так ли значим был эффект от использования этого творения?
Внезапно из установки со всех ее сторон вырвалось нечто, напоминавшее или пар, или дым. Фрэнк испугался и инстинктивно схватил профессора за руку, мыча что-то нечленораздельное.
– Успокойтесь, мой друг, это всего лишь испарение жидкого азота – переходный процесс.
Уверенность большого ученого передалась Фрэнку, и он, освободив профессора от своего сковывающего объятия, и, указывая на испарение жидкого азота, задал вопрос в очень лаконичной форме:
– А-а?
– Все в порядке, иначе мы бы услышали сигнал тревоги. Все под контролем автоматики.
– А-а, - облегченно выдохнул Фрэнк.
– Тут я должен пояснить, - гордо заявил профессор, - что мы достигли определенного прогресса с точки зрения рабочей температуры.
Фрэнк с сожалением отметил, что в зале нет ни одного предмета, на который можно было бы присесть, так как он уже знал, что профессор не имеет обыкновения говорить кратко.
– Дело в том, что преодоление временного барьера чрезвычайно энергозатратно. Не вдаваясь в подробности, скажу, что необходимо очень эффективное охлаждение. Наше достижение заключается в том, что мы достигли эффекта не при температуре жидкого гелия, а всего лишь при температуре жидкого азота.
– Фантастика! – вынужден был воскликнуть Фрэнк.
Спрашивать, чем жидкий азот отличается от такого же жидкого, но гелия, Фрэнк благоразумно не решился.
– Да, - удовлетворенно крякнул профессор и предложил подойти к установке поближе.
С некоторой опаской, держась строго за спиной профессора, Фрэнк приблизился к установке. Своеобразный запах защекотал нос Фрэнка. Запах не мог принадлежать бездушной, хотя и умной, машине, а потому Фрэнк остановился, пытаясь установить его источник. Завидев недоумение корреспондента, профессор указал на нечто, напоминающее клетку, где Фрэнк увидел кроликов, поглощающих капусту.
– Это продукт нашего эксперимента, - похвалился профессор.
Фрэнк почесал голову.
– Теряюсь в догадках, профессор, но не вижу связи между кроликами и пространством, не говоря уже о времени.
– Друг мой, это только на первый взгляд такая связь не прослеживается.
– А на второй?
– Простите?
– А на второй взгляд?
– Сейчас объясню. Эта установка предназначена для проверки нашей теории о возможности влияния на ход времени. Мы решили удостовериться, можем ли мы изменить период известных в природе процессов. С этой целью мы поместили в место скрещения силовых полей камеру, в которую посадили двух кроликов. Камера располагается вон там.
Фрэнк все еще ничего не понимал. В месте, куда указал профессор, а это было на высоте около пятнадцати футов, он увидел небольшого размера непрозрачный ящик.
– Эксперимент продолжался ровно пять минут.
– И?
– Не догадываетесь? Результат перед вами.
Профессор подвигал носом, привлекая внимание к хрустящим капустой кроликам.
– Постарайтесь, друг мой, соединить воедино все сказанное мной и понять, как мы радовались успеху.
Когда собранные усилием воли крупицы научного разума превысили критическую массу, Фрэнк оказался готовым к продолжению разговора.
– А те два исходных кролика принадлежали к разным полам?
– Конечно, иначе все теряет смысл.
– Эксперимент продолжался пять минут?
– Ровно пять минут.
– Когда вы заглянули в ящик…
– В камеру.
– Хорошо, в камеру. Количество кроликов, находившихся в ящике…
– В камере.
– Количество кроликов, находившихся в камере, решительно не совпадало с числом два.
– Скажу точнее, оно было существенно больше двух.
Фрэнк замолчал. Его мучили сомнения.
– Вы хотите сказать, что…
– Да и еще раз да! О, как вы правы, мой друг. С точки зрения кроликов времени прошло гораздо больше, чем за пределами камеры. Поэтому там успело родиться новое поколение кроликов. И заметьте, успело не только родиться, но и подрасти.
Фрэнк вновь заглянул в клетку. Он не мог отрицать, что кроликов там было много. Верно было и то, что среди них не было новорожденных.
– Вы поняли, - настаивал профессор, - что с точки зрения кроликов время ускорилось?
В отличие от профессора Стэнли Фрэнк не был уверен, что следует полагаться на точку зрения кроликов, тем более в таком сложном и ответственном вопросе.
– Вы думаете, что это артефакт? – спросил профессор, видя колебания Фрэнка.
«Профессор не напоминает шулера. Что, если он прав, и время можно ускорить? Это же то, что мне нужно».
– Вы думаете, что это артефакт? – повторил профессор.
– Профессор, а все ли ваши эксперименты были такими же успешными?
– Друг мой, это был единственный эксперимент. Разумеется, мы не имеем солидной статистики, но у нас есть полное основание считать, что мы на верном пути.
Фрэнк был очень взволнован. Он явственно ощущал близость развязки. «Сейчас или никогда. Лучше сейчас».
– Профессор, а как вы смотрите на эксперимент с человеком?
– Друг мой, нельзя сказать, что мы об этом не думали, но мы реалисты и понимаем, что еще многое надо просчитать и предусмотреть.
– Зачем?! Что просчитывать? Какая разница между кроликом и человеком?
– Видите ли, даже при беглом взгляде эта разница ощущается…
– Я не об этом. Посадите в ящик, то есть в камеру, человека и включите вашу замечательную установку. И все!
Профессор недоверчиво поглядел на Фрэнка.
– Посадить, положим, можно.
– Ну!
– И включить тоже.
– Ну же, профессор! Вам все карты в руки. Или вы не хотите совершить великое открытие?
– Как такое возможно? Вы задеваете мое честолюбие!
– Это ваш звездный час, вперед!
– Постойте, друг мой. Но ведь нам нужен доброволец.
– Он перед вами. Подскажите, как взобраться в этот ящик.
– Друг мой, - осторожно начал профессор, - вы хотите сказать, что готовы пожертвовать собой ради торжества науки?
Настала очередь Фрэнка задуматься.
– А что, это опасно для жизни? – осторожно спросил он
– Не думаю, хотя…
Перед Фрэнком был выбор: бесславный конец или слава первооткрывателя. Что он теряет? Возможность впасть в младенчество через некоторое время. И все. Так стоит ли цепляться за эту сомнительную перспективу?
– Я готов профессор, - твердо заявил Фрэнк.
Слезы гордости и сострадания увлажнили глаза пожилого профессора. Даже в самых смелых мечтах он не мог и представить, что так скоро он сможет проверить влияние его идеи, идеи, родившейся в его голове, которая представляет лишь бесконечно малую часть всеобщего человеческого разума, на судьбы миллионов и миллионов людей. Это скромный парень совершенно бескорыстно желает ему помочь, невзирая на возможную опасность, таящуюся в неизведанном.
Профессор и дальше мог неопределенно долго мечтать о высоком, если бы не заметил, что Фрэнк уже карабкается вверх по направлению к камере.
– Стойте! Стойте, мой друг. Это делается не так. Спускайтесь. Весь процесс механизирован, и вам не нужды демонстрировать повадки, свойственные нашим пращурам.
Фрэнк был уже на полпути к камере, ловко преодолев большое количество различных по размеру жерл, из которых извергался, если верить профессору, испаряющийся жидкий азот. Поэтому предложение спуститься Фрэнк воспринял без большого энтузиазма, но перечить не стал, опасаясь, что профессор передумает. Спустившись, Фрэнк заметил в руке профессора, коробочку с кнопками, наподобие пульта дистанционного управления телевизором.
– Это пульт управления, - пояснил профессор.
Подняв очки на лоб и приблизив пульт непосредственно к лицу, профессор отыскал нужные кнопки и нажал на них в определенной последовательности. В тот же момент что-то загрохотало сверху, и Фрэнк предусмотрительно прижался к клетке с кроликами. Однако ничего страшного не произошло, лишь тросы, свисавшие с потолка, пришли в движение, и Фрэнк понял, что имеет дело с обыкновенной лебедкой. Тем временем, камера, подхваченная лебедкой, описав замысловатую траекторию в пространстве, стала опускаться вблизи профессора. По тому, с каким грохотом камера приземлилась, Фрэнк мог судить о не слишком большом навыке профессора в управлении этой махиной. Камера была действительно большой, и Фрэнка заинтересовал вопрос, имеется ли там стул, чтобы комфортно переждать эксперимент. Профессора такие мелочи не занимали – он боролся с кнопками. Наконец раздался низкий гул, и верхняя часть камеры стала смещаться в сторону, открывая доступ внутрь. Что было внутри, Фрэнк не видел, так как высота камеры несколько превышала его рост. Еще одно легкое движение пальцев профессора, и с боку камеры появилась выдвижная лестница. Не имея силы ждать, Фрэнк самовольно вскарабкался по лестнице и заглянул внутрь камеры.
– О, боже! – воскликнул он.
– Что случилось? – спросил профессор, поднявшись по второй лестнице.
– Вам не кажется, профессор, что кроме кроликов, этот ящик ни для кого не пригоден?
Действительно, внутренний объем камеры был в основном занят каким-то оборудованием – провода, трубки и датчики оставляли слишком мало пространства для подопытного.
– О, боже! – воскликнул профессор, увидев все это. – Я совсем забыл об этом. Что же делать? Придется все отменить…
– Ни за что! – почти вскричал Фрэнк и полез в камеру.
Он уже прикинул, что если он прижмет колени к подбородку, то вполне возможно, что крышка закроется. Разумеется, находиться придется в горизонтальном положении. «Не страшно, пять минут я выдержу».
Гримаса сострадания появилась на лице профессора, когда он стал свидетелем мучений Фрэнка, подгоняющего свою фигуру под прямоугольную форму камеры. «Он делает это ради науки», - подумал профессор и вновь чуть не прослезился.
– Ради вашего удобства, если это слово применимо к создавшемуся положению, имеется виртуальный шлем.
– Что это? - спросил Фрэнк.
– С его помощью вы можете видеть то, что происходит за пределами камеры, а также использовать голосовую связь, например, со мной.
Фрэнк не знал, зачем ему на пять минут такое чудо техники, и как им пользовались кролики, но спорить не стал и надел шлем. Проецируемое на сетчатку изображение поступало с выносных телекамер, и в данный момент Фрэнк видел профессора, склонившегося над пультом.
– Вы готовы, друг мой? – послышалось в наушниках. – Когда я нажму на кнопку «Старт», камера автоматически закроется и переместится в место скрещения полей, после чего также автоматически включатся все поля. Через пять минут я нажму на кнопку «Стоп», и все завершится.
– Начинайте, профессор, - почти обреченно сказал Фрэнк.
В своем шлеме он видел, как профессор спустился с лестницы и сделал два шага назад. «Еще раз все проверяет», - подумал Фрэнк, чувствуя, что его ноги начинают затекать. Профессор поднес пульт к лицу, в поисках заветной кнопки. «Что он там медлит? Скорее же», - изнывал Фрэнк. Сердце его бешено колотилось. В этот момент он почувствовал толчок, и шлем показал, что камера закрывается. Закрывающаяся крышка потянула один из тросов, который, отцепившись, стал раскачиваться в непосредственной близости от профессора. «Надо так или нет? Положим, что надо», - решил Фрэнк, наблюдая за всем происходящим. После очередного толчка Фрэнк ощутил покачивание камеры. Телевизионная картинка запечатлела быстрый подъем к месту, где должно было начаться главное действие. В этот же момент Фрэнк обратил внимание на то, что профессор как-то неестественно вскинул руки, перевернулся и оторвался в таком положении от пола. Сомнений быть не могло – болтавшийся трос захлестнул тело профессора ниже пояса и потянул вверх.
– О, черт! – воскликнул Фрэнк. – Профессор, что случилось?
Профессор не отвечал, но Фрэнк отчетливо слышал в наушниках его кряхтение.
– Профессор! Все летит к черту. Выключайте ваше чудо техники.
– Не могу, - просипел в ответ профессор, все на автоматике.
Камера застыла на месте, и по усилению испарения жидкого азота Фрэнк понял, что процесс пошел.
– Черт! Тогда через пять минут не забудьте выключить.
– Не могу, - натужно изрек профессор.
– Черт! Это еще почему?
– Пульт выпал из рук и в данный момент лежит на полу.
Фрэнк покрылся испариной в предчувствии приближающегося конца. Он, намертво замурованный в этом склепе, подвергается воздействию не понятно чего, и нет никаких средств прекратить это издевательство.
– Профессор, - жалобно позвал Фрэнк.
– Да, мой друг.
– У вас есть хоть какая-нибудь идея?
– Только одна.
– Давайте.
– В понедельник мисс Уоллес хватится меня и догадается спуститься сюда.
Фрэнк дико взвыл. Два дня коптиться на этом мангале! Ему там хорошо – дыши полной грудью и качайся в свое удовольствие. «Джентльмен старой формации». Фрэнк попытался пошевелиться, но все было тщетно, лишь выступающие части внутренностей камеры еще больнее врезались в его тело.
– Профессор, вы отдаете себе отчет, что для мисс Уоллес не будет особого смысла спускаться сюда.
– Это почему же? Она очень исполнительный работник.
– Ну, разве что для опознания...
– Ваши грустные мысли, друг мой, разочаровывают меня.
– Тогда предлагайте решение. И поскорее – пять минут уже прошли. Ситуация нештатная. Стоп! А что ваша умная автоматика предполагает делать в нештатной ситуации?
– Она должна все выключить, только проблема в том, как дать понять автоматике, что ситуация нештатная.
– То есть ваше гениальное творение не различает вас стоящего внизу и летающего под куполом?
– Выходит, что так…
– Тогда думайте дальше, профессор. Это и в ваших интересах тоже.
Прошло еще полчаса, но кроме кряхтения и скрипа троса, на котором профессор имел несчастье висеть, никакие иные звуки до Фрэнка не доносились. Фрэнк уже приготовился высказать профессору большую часть того, что он думал о нем и его изобретении, как неожиданно услышал телефонный звонок.
– Как кстати! – обрадовался измученный Фрэнк. - Я позову звонящего на помощь.
Телефон лежал в кармане его брюк, так сказать, на расстоянии вытянутой руки. Однако, как Фрэнк ни старался, он так и не смог протиснуть руку в карман. В этой ситуации оставалось только заплакать, что Фрэнк и сделал.
– Друг мой, вам плохо?
– Совсем наоборот, мне хорошо как никогда, - съязвил Фрэнк.
Пошевелив затекшим до ломоты плечом, он ощутил острый выступ. «Это стойка с каким-то датчиком», - вспомнил он устройство камеры.
– Профессор, а ваша автоматика реагирует на поломку чего-либо в этом ящике?
– Если вы имеете в виду камеру, то да.
– Очень хорошо.
– Что вы сказали?
Превозмогая боль, Фрэнк надавил на стойку. Какое-то время она сопротивлялась, но в конце концов хрустнула, после чего в зале несколько раз пронзительно прозвучал сигнал тревоги. Сразу после этого камера, подхваченная лебедкой, была перемещена на пол по соседству с кроличьей клеткой. Спустя несколько секунд крышка отворилась.
С большим трудом, почти не ощущая рук и ног, Фрэнк покинул камеру. Было бы точнее сказать, что он вывалился оттуда. Сорвав шлем и ошалело глядя на кроликов, Фрэнк долго не мог решить, что ему следует делать. Еле передвигая ноги, он побрел к выходу.
– Друг мой, я рад, что все закончилось благополучно, - послышалось сверху. - Наберите, пожалуйста, число шесть тысяч триста двадцать на пульте.
Фрэнку стало неудобно оттого, что он забыл о профессоре. Подняв пульт, Фрэнк обнаружил, что при падении корпус пульта треснул, но заветное число все же засветилось на дисплее, и профессор стал медленно опускаться. В последний момент Фрэнк изловчился и перевернул эквилибриста ногами вниз, потому что головой профессора, как наиболее ценным органом, рисковать было нельзя.
Опираясь друг на друга, оба энтузиаста отправились к выходу. В этот момент дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась рыжая голова.
– Это Генри, мой аспирант, - представил обладателя головы профессор.
Фрэнк любезно кивнул. Он и сам понял, что перед ним аспирант, по той причине, что ужасного вида очки, сидевшие на носу Генри и символизировавшие саму ученость, не позволяли предположить что-либо иное.
– Извините, профессор, вам еще нужна моя помощь?
– Уже нет, - ответил за профессора Фрэнк, - все завершилось благополучно.
– Хм, тогда я пойду?
– Идите, Генри.
Дверь закрылась.
– В понедельник я покажу ему отчет об эксперименте, пусть придумает свою интерпретацию, - сказал профессор и взял Фрэнка по руку.
– Пусть, - согласился Фрэнк.
– Постойте, я забыл захватить этот самый отчет, - внезапно воскликнул профессор.
Покачиваясь, Фрэнк остался наблюдать за действиями профессора, будучи не в силах воспрепятствовать. Профессор подошел к установке и нажал на большую красную кнопку. В то же самое время из щели рядом стал выползать лист бумаге. Когда процесс распечатки был закончен, профессор с явно видимым удовлетворением вернулся к Фрэнку. Выйдя из зала, Фрэнк повернул в сторону лестницы, по которой они с профессором некоторое время назад спустились сюда.
– Предлагаю подняться на лифте, - высказался профессор, читая на ходу отчет.
– Вы хотите сказать, что…
– Да, здесь есть лифт, - как ни в чем не бывало констатировал профессор.
– А какого, извините за выражение, черта мы стоптали обувь, обивая ступеньки? – возмутился Фрэнк.
Фрэнк становился зол на профессора, но тот быстро обезоружил Фрэнка.
– Я хотел, чтобы вы оценили всю грандиозность сооружения.
– Считайте, что вам это с лихвой удалось, - пробормотал Фрэнк и вызвал лифт.
– Друг мой! – не унимался профессор.
– Что там еще? – устало спросил Фрэнк.
– Вам крупно повезло, - продолжил профессор, указывая пальцем в отчет.
– Неужели? Что вы там такое вычитали?
– Дело в том, что поля не включились, а это значит, что вы не получили никакого вредного воздействия. Смею предположить, что сработала автоматика.
Фрэнк хотел развить тему автоматики на свой лад, но открывшиеся двери лифта настойчиво предлагали войти. Уже наверху Фрэнк задал профессору вопрос, который его сильно занимал.
– Профессор, а если бы все прошло нормально, без сбоев, в чем должен был проявиться эффект? Я имею в виду себя. Что произошло бы со мной?
Профессор задумался.
– Вы знаете, чем современный человек отличается от человека прошлого? Объясняю. Историческая память говорила человеку прошлого, что происходящее с ним происходило и с его предками. Я имею условия жизни, орудия труда, развлечения и так далее. Так было с некоторыми вариациями и десять, и сто, и тысячу лет до него. Такое знание позволяло человеку предположить, что все в мире неизменно, и через десять, сто, тысячу лет все останется по-прежнему. Иное дело современный человек. Даже на протяжении одного поколения мир меняется до неузнаваемости. От этого человек теряет уверенность – он не может даже предположить, что ждет его в будущем. В связи с этим… Ой, что это мы стоим? Я полагал, мы зайдем ко мне.
– Профессор, я думаю, будет лучше, если я поеду домой. Был рад с вами познакомиться. Очень благодарен за интереснейшую беседу.
Горячо пожав профессору руку, Фрэнк поспешил на улицу. Не без труда найдя в темноте стоянку, Фрэнк уселся за руль. Часы перед ним показывали почти час ночи. Когда первоочередная проблема разрешилась, имеется в виду перспектива корчиться до понедельника в ящике, проявилась проблема второго плана - физические силы были на исходе, и очень хотелось есть. День для него выдался тяжелым и, приходится признавать, бесполезным.
Выезжая на трассу, Фрэнк решил остановиться в мотеле, так как домой он мог попасть лишь под утро. Первое встреченное заведение предлагало лишь еду, и Фрэнк согласился на такой вариант, так как именно желудок диктовал ему линию поведения. Фрэнк был единственным посетителем и имел возможность выбрать столик в соответствии с состоянием свой души, а состояние это было таковым, что Фрэнк сел вблизи окна спиной к пустому залу. Он уже начал нещадно поглощать еду, как его рассеянное внимание было привлечено звуком, который напоминал скрежет тормозов быстро двигавшейся машины. Оторвав взгляд от тарелки и устремив его в сторону окна, Фрэнк заметил в свете фонаря, висевшего над входом, спешно приближающуюся фигуру. Фигура была во всех отношениях привлекательна и принадлежала молодому созданию женского пола. Приняв все это к сведению, Фрэнк продолжил трапезу.
Дверь хлопнула, и на пороге появилась прекрасная незнакомка, которая первым делом огляделась вокруг, а затем быстрым шагом приблизилась к месту, где Фрэнк только что отправил в рот очередную порцию съестного. Опустив руку с вилкой, Фрэнк поднял глаза, ожидая объяснений. Та, кому следовало объяснить причину того, почему она отвлекает Фрэнка от важного дела, была молодой женщиной лет тридцати, с внешностью, не являвшейся редкостью для Голливуда. Одеяние, правда, не дотягивало до стандартов церемонии Оскара, но, в то же время, говорило, что его обладательница не столь давно посетило какую-то вечеринку.
– Мэри. Могу я присесть рядом? – спросила «звезда».
Фрэнк «догадался», что все остальные столики забронированы, и вынужденно согласился. Мэри, если так звали незнакомку, села напротив, даже не делая вид, что хочет что-либо заказать.
– Могу я составить тебе компанию? – последовало продолжение.
Фрэнк не ответил, так как был занят процессом пережевывания пищи.
– Ты так упоенно ешь, как будто голоден, - заметила Мэри, не дождавшись ответа.
– Это может показаться абсурдом, но я действительно зашел сюда, чтобы поесть, - неохотно парировал Фрэнк. – А в чем собственно дело?
– Ты так быстро ехал, что я никак не могла тебя догнать.
– А если бы догнала, чем это могло мне грозить? И зачем следовало за мной гнаться?
– Мне было одиноко.
– Я бы посоветовал тебе отправиться домой и лечь спать. Одиночество во сне проходит бесследно.
– Откуда тебе это известно? У тебя тоже проблемы? Да ты ешь, не отвлекайся.
Фрэнк придвинул следующую тарелку, а Мэри тем временем заказала минеральную воду.
– Проклятая жажда, - пояснила она. – Ты не ответил относительно своих проблем.
– Каких проблем?
– Которые тебе досаждают.
– Откуда такой вывод?
– Ты можешь думать обо мне все что угодно, но у тебя, вне всякого сомнения, нет возможности отказать мне в праве быть наблюдательной
Фраза была слишком мудреной для такой красивой женщины, но Фрэнк промолчал.
– Если у человека нет проблем, он не разъезжает голодным по стране на бешеной скорости, - заключила Мэри. - Ты вообще кем будешь?
– Фрэнк, - признался Фрэнк и добавил: - Исследователь пространства и времени.
– Из Ноубриджа?
– Из Биркенхеда.
– Уиррал?
– Уиррал.
– Это же далеко.
– Пожалуй, но это уже моя проблема, - безразлично ответил Фрэнк, принимаясь за чай.
– Вот ты и проговорился! Впрочем, не буду лезть тебе в душу. Я ведь тоже в некотором смысле имею дело со временем. Хочешь, я предскажу тебе будущее?
От большой иронии Фрэнк захлебнулся.
– Ты не уверен, что я могу предсказать твое будущее?
– Прости, но даже коллективной фантазии всей Вселенной не хватит, чтобы предсказать мое будущее.
Мэри нахмурилась.
– Тяжелый случай?
– Очень.
– Может, попробуем? Дай мне свою руку.
– Ты занимаешься гаданием? – поинтересовался Фрэнк.
– Гаданием занимаются от незнания – на то оно и гадание, - разъяснила Мэри.
– А ты можешь предложить что-то совсем свежее. Правильно я понял? Тогда к чему эта старая атрибутика? Зачем тебе моя рука?
– По большому счету ты прав – незачем. Обойдусь и так. Тогда сиди неподвижно и смотри мне прямо в глаза.
Фрэнк поставил чашку на стол и последовал указаниям Мэри, не будучи уверен, что это ему надо. Используя предоставленную возможность, он откровенно уставился на Мэри. Но ее внешность, которую Фрэнк уже успел оценить, оставалась всего лишь внешностью, ничего не говорящей о том, что за ней скрывается.
– Не на меня, а мне в глаза! Ощущаешь разницу?
Фрэнк посмотрел Мэри в глаза и почувствовал проявление некоего процесса, набиравшего обороты в ней. Фрэнк не заметил какого-либо физического напряжения Мэри, и было очевидно, что активность происходила на пограничном с сознанием уровне.
– Все. Теперь слушай. Никакой ты не исследователь.
Фрэнк вздрогнул. Он не мог даже представить, как можно было сделать такое заключение. «Либо она меня знает, либо она действительно обладает сверхъестественными возможностями».
– Обрати внимание, что я даже не спрашиваю, так это или нет, - механически заметила Мэри. - Ты решил съездить в Ноубридж в надежде найти решение, но ты на ложном пути. Вместо этого следует сосредоточиться на поиске ребенка из Стрэттона.
При упоминании о Стрэттоне у Фрэнка перекосило лицо.
– К-какого ребенка? – прошептал он.
Но вместо продолжения Мэри лишь сделала глоток воды. Она как-то расслабилась, лишившись той собранности, которую Фрэнк смог заметить в ней во время оглашения предсказания.
– Все, - выдохнула Мэри, - больше ничего не знаю.
Фрэнк был в замешательстве. Короткое высказывание Мэри произвело на него большее впечатление, чем аппарат профессора Стэнли. Судьба, похоже, неоднократно намекает на решение. Стрэттон – это ключ к решению!
– Эй, Фрэнк, очнись, - донеслись до него слова Мэри.
– Да.
– Чего так расстроился?
– Послушай, ты уверена, что не знаешь никаких подробностей о Стрэттоне?
– Каком Стрэттоне?
– Кстати, действительно, о каком? Их, насколько мне известно, много.
Мэри нахмурилась.
– Мне ничего не известно о Стрэттоне.
– Ты хочешь сказать, - начал терять терпение Фрэнк, - что и о ребенке тебе ничего не известно?
Мэри насторожилась.
– О каком ребенке? – тихо спросила она.
– Из Стрэттона!
– А, из Стрэттона. Да дался тебе этот Стрэттон!
Фрэнк задумался. Не было похоже, что это розыгрыш. О Стрэттоне в контексте происходящего с ним он ни с кем не разговаривал. Он прекрасно помнил, что замечания о Стрэттоне являлись ему, как правило, во сне. Подозревать Мэри в связи с героями его снов, особенно с кабаном, глупо. Здесь что-то другое. «А, может, я сплю, и эта Мэри мне сниться? Довольно неправдоподобным было ее заявление об одиночестве». Но Фрэнк отбросил версию о сне – слишком уж явственно воспринималось все вокруг. Остается одно – эта Мэри вовсе не Мэри, точнее, не человек, а искусственное творение, которому доступны иные способы общения и восприятия. Впрочем, возможно, что она говорила чьими-то устами. В состоянии гипноза, например.
– Ты же сказала, что можешь предсказывать будущее, - робко промолвил Фрэнк.
– Брось, пустое это, - уверенно заявила Мэри, ставя стакан на стол. – Никто не в состоянии предсказать будущее. Или ты можешь?
– Могу, - ни с того ни с сего вызвался Фрэнк.
– Можешь привести тому пример?
– Могу. Например, в ноябре «Богемская Рапсодия» победит на БиБиСи среди хитов всех времен и народов.
Видно было, что это не произвело должного впечатления на Мэри, потому что она встала.
– Ладно, Фрэнк, было приятно побеседовать с тобой. Последую твоему совету. Пока.
– Пока.
Мэри исчезла также стремительно, как и появилась. Звук ее удалявшейся машины, напомнил Фрэнку о том, что вместе с Мэри исчезла и очередная случайно появившаяся надежда разгадать тайну его злоключений.
Не было никакого желания допивать холодный чай, и Фрэнк решил продолжить путь домой. К великому сожалению Фрэнка поездка не задалась, так как после полноценного подкрепления все его силы были направлены на борьбу со сном. Продолжать в том же духе было небезопасно, и Фрэнк вскоре свернул с дороги влево. Местность была лесистой, и Фрэнку приходилось лавировать между деревьями, что оказалось достаточно утомительным занятием. Когда Фрэнк догадался, что ему нет смысла углубляться в самую чащу, он с облегчением остановил автомобиль. Перебравшись на заднее сиденье, Фрэнк свернулся клубком и моментально уснул.
Пробуждение было ранним вследствие того, что зубы Фрэнка начали отбивать дробь. Фрэнк понял, что замерз. Это было естественно для раннего утра, но от осознания этой естественности легче не становилось. Было около шести часов. Тело затекло от продолжительного нахождения в неудобной позе, и потребовалось определенное усилие, чтобы выбраться наружу. Когда это наконец удалось, Фрэнк медленно обошел машину, пытаясь определиться, куда его занесло этой ночью. Колеса оставили четкий след, и было ясно, в какую сторону, в случае чего, следует двигаться. Это обстоятельство радовало, что можно было признать отрадным обстоятельством в эти скудные на положительные эмоции дни. Вспомнив, что он дал себе слово держать себя в форме, Фрэнк несколько раз трусцой обогнул машину. Он планировал сделать еще семь оборотов, но забег был прерван звуком рожка. Фрэнк остановился. «Здесь кто-то есть поблизости!» - догадался он и осторожно двинулся в направлении, откуда раздавался призыв. Вскоре между деревьев стало возможным различить небольшое строение. «Еще одна Одинокая Пантера», - посчитал Фрэнк, но он так хотел согреться, что, не раздумывая, толкнул входную дверь. Не было ясно, кто дудел, так как хозяин отеля, а это действительно был отель, при звоне колокольчика начал всем своим видом демонстрировать, что он вовсе и не спал. Это удалось лишь отчасти, и по сему приветствие оказалось не очень стройным. Фрэнк попросил горячего чая и присел на диван. Вернувшись с подносом, хозяин поставил его на столике перед Фрэнком.
– Вы хотите остановиться у нас? – поинтересовался хозяин.
Фрэнк не прореагировали и лишь совершал частые глотки. Приятное тепло постепенно разливалось по телу, уменьшая его дрожь. Не получив ответ вовремя, хозяин решил испробовать другую тактику.
– А как вам удалось найти наш отель? – спросил он.
Фрэнк не понял вопрос и постарался дать знать об этом всем своим видом.
– Вряд ли существует даже узкая тропинка, ведущая к нашему отелю, - пояснил хозяин.
– Я на машине, - заметил Фрэнк.
Этим он хотел сказать, что ему не нужна была никакая узкая тропинка. Вместе с тем, Фрэнк не мог взять в толк, для чего нужно прятать отель, ведь в таких условиях смысл его существования теряется. Хозяин выглянул в окно и, не обнаружив машины, о которой шла речь, сильно удивился.
– Она скрыта зарослями, - разъяснил Фрэнк.
Для хозяина, который, судя по всему, знал толк в конспирации, такое объяснение было приемлемо.
– Я понял, вы участвуете в ралли.
Версия Фрэнку понравилась, и он решил придерживаться ее и далее.
– Конечно, ничего удивительного, - высказал свое мнение хозяин и продолжил: - Каждый год в июле здесь имеют место ралли.
А вот Фрэнк, произведя в уме некоторые вычисления, удивился. Он прекрасно помнил, что вчера было двенадцатое июля. «Совершенно очевидно, что сегодня двенадцатое июня», - подумалось ему, - тогда как следует понимать слова этого лесного человека?»
– Где я нахожусь и какой сегодня день? – нашелся в этой ситуации Фрэнк.
– Надо было сразу сказать, что вы сбились с пути, - укоризненно заметил хозяин отеля. – Я все прекрасно понимаю.
– Что именно? – забеспокоился Фрэнк.
– Все!
– А точнее?
– Тяжелый маршрут, большие скорости, неимоверное физическое напряжение, козни конкурентов привели к тому, что вы потеряли ориентацию в пространстве и во времени.
Фрэнк вздрогнул. Поставив чашку на поднос, он впился взглядом в собеседника.
– И какой следует практический вывод из вашего теоретического вывода? – нетерпеливо спросил он.
– Вывод так же прост, как и ценен. Вы находитесь на «Плантации Дюка», а сегодня тринадцатое июля.
Утихшая было дрожь внезапно возобновилась. «Начинается! Очередной виток абсурда». Фрэнк потер виски.
– На «Плантации Дюка»? – некстати переспросил он.
– В самом ее сердце, - подтвердил хозяин.
«Что делать? Что делать? Каждый день на меня сваливается что-нибудь новое. Я долго так не выдержу».
– Тринадцатое июля?
– Естественно! Признаюсь, я не заглядывал еще в календарь, но если вчера было двенадцатое июля, то разумно предположить, что сегодня тринадцатое июля. Ведь разумно?
– Р-разумно.
Допив залпом остывший чай, Фрэнк вскочил и стал прощаться с хозяином.
– Как?! Вы не останетесь в нашем отеле? – вскричал тот.
– Не могу - конкуренты идут по пятам, - постарался как можно ближе к теме парировать Фрэнк и бросился к выходу.
Развернуть машину не представлялось возможным из-за часто растущих деревьев. Двигаясь задним ходом, Фрэнк не переставал удивляться, как ему удался такой слалом в ночное время. Выехав из чащи, Фрэнк, несмотря на все старания, не смог обнаружить никакого упоминания об отеле. «Интересно, знает кроме меня кто-либо еще об этом заведении? Впрочем, какое мне до этого дело – у меня свои проблемы. Надо срочно вернуться домой, чтобы осмыслить происходящее».
Начавшийся вскоре ливень расстроил планы оказаться дома до полудня. Потоки воды, стекавшие с небес, были настолько стремительными, что делали стеклоочистители практически бесполезным приспособлением. Видимость была минимальной, и двигаться приходилось с черепашьей скоростью. Природа успокоилась лишь тогда, когда Фрэнк въехал в Биркенхед. При повороте на улицу, ведущую к его дому, на глаза попалась знакомая фигура со сложенным зонтом под мышкой, бредущая наперекор полноводным ручьям, направлявшимся в конечном итоге в мировой океан для его пополнения. Фрэнк снизил скорость, чтобы не облить соседа, и, поравнявшись с ним, произнес дежурное приветствие. Вильям в очередной раз удивился тому, что неизвестный человек произносит его имя.
– Мы разве с вами знакомы? – попытался он прояснить ситуацию.
Двигаясь параллельно Вильяму, Фрэнк без тени сомнения заверил:
– Со вчерашнего дня.
Сказанное настолько сильно поразило Вильяма, что он остановился как вкопанный. Чтобы было с кем продолжить разговор, Фрэнку пришлось даже сдать назад.
– Вчера на этом же месте, - продолжил он, - вы объясняли мне значение понятия «интеллигент старой формации».
– Я?
– Уверен, что да.
Вильям побледнел. Он, понятное дело, ничего подобного говорить не мог ни вчера, ни когда-либо, так как не был сведущ в таких нюансах, но уверенность человека, сидящего за рулем, заставляла задуматься, что Вильям и сделал. И сделал это настолько основательно, что Фрэнку надоело ждать ответа, и он уже намеревался тронуться с места.
– Странно, что я не помню этого, - поспешил произнести Вильям.
– Почему же?
– У меня хорошая память на лица и события, но то, о чем вы сказали, у меня просто не укладывается в голове.
– Ладно, Вильям, не берите в голову. Относитесь к жизни легче. Например, как я… в последнее время.
– Завидую вашему оптимизму, мистер…
– Просто Фрэнк. Для вас, Вильям, я просто Фрэнк. Кстати, ловлю вас на слове, Вильям. Вы сказали, что все прекрасно помните. Нет ли на вашей памяти какого-либо эпизода с ребенком из Стрэттона?
– С ребенком из Стрэттона?
– Да.
– Боюсь, что не припомню такого, - поразмыслив, признался сосед. – Но, вы меня пугаете. Случилось что-то?
– Да. То есть нет. Впрочем, ничего страшного. Это я к слову. Ну, до встречи, Вильям.
– Постойте, Фрэнк! Постойте.
Фрэнк посмотрел на Вильяма и ощутил сожаление по поводу своей неуместной шутки. «Зря я так», - подумал он.
– Постойте. Мне очень не ловко спрашивать об этом, но не могли бы вы сказать, чем примечателен интеллигент старой формации.
Фрэнк был озадачен. Версия мисс Уоллес была сложна как в объяснении, так и в понимании.
– Таким словосочетанием можно охарактеризовать высшую степень интеллигентности, если бы кто додумался до соответствующей шкалы.
– И я так вчера вам сказал?
– Именно. Слово в слово.
Фрэнк тронул автомобиль, оставляя позади себя человека в насквозь промокших до колена брюках, голова которого в этот момент была полна возвышенного.
Очутившись наконец дома, Фрэнк первым делом отправился в душ. Наблюдая за ниспадающими струйками, он горько усмехнулся. «Если я скажу, что в одну и ту же воду можно войти дважды, мне не поверят. Нет, не поверят. А почему? Да потому, что стереотипы живучи. Определенно живучи». Побрившись и наведя прочий лоск, Фрэнк облачился в халат и в таком виде спустился в гостиную. Диван, обычный диван, после пребывания в камере профессора Стэнли показался Фрэнку периной. Блаженно растянувшись на диване, Фрэнк прикрыл глаза. Смешанные чувства переполняли его душу. Во-первых, дьявольская система сбилась уже во второй раз. Она уязвима, и это радовало. Во-вторых, наученный горьким опытом, Фрэнк не торопился радоваться в полную меру. Время покажет, что из этого получится. В-третьих, Фрэнк стал подумывать, что он приближается к разгадке. Но двигался он не прямолинейно, а какими-то окольными путями, быть может, по спирали. Откуда появились такие мысли, Фрэнк ответить не мог. Но, однажды появившись, они грели его истерзанную душу.