Песня петербургских кварталов

Иллюстрация - работа В. Меркушева "Князь-Владимирский собор".

Песня петербургских кварталов

Осмысление пейзажа Виктора Меркушева

1.
Писателю Виктору Меркушеву и о писателе Викторе Меркушеве за последние шесть лет столько мной написано, что уместилось бы все это разве что в солидном фолианте. Но никак до сих пор не получалось рассказать о Викторе Меркушеве – художнике. И это немного странно, поскольку о творчестве многих мастеров изобразительного искусства, даже о первых пробах в рисовании даровитых начинающих готовила журналистские материалы. Опыт имеется, что ж такого сложного? – спрашиваю себя. И себя же наставляю: садись за клавиатуру, созерцай по ходу дела работы столь любимого тобой художника и подмечай, анализируй, отображай увиденное в словах. А не выходит. Верно для "самого молчаливого из искусств" – живописи, порой очень сложно подобрать убедительный словесный эквивалент.
У Виктора Меркушева есть немало дневниковых записей о собственной работе кистью, в основном – о его зарисовках на натуре. Юмористическими и ироническими интонациями расцвечены его рассказы о выходах на городские этюды. Все это мной прочитано, и не единожды.
Но меня отчего-то всегда занимал вопрос: какие мысли посещают художника, когда кладет он мазки на холст, оттушевывает светотени на бумаге, прорисовывает задний план на полотне. Начинающий, вероятно, думает о технической стороне дела, о том, как бы не смазать фон, как не поломать четкость и выразительность линии, как добиться объемности и цветовой гармонии в создаваемой работе. Но, вряд ли, всем этим озабочен профессиональный художник, который давно приобрел навыки, у которого рука помнит во всей полноте и последовательности сотни тысяч, а может, и миллионы движений, сделанных прежде.
Труд мастера дел живописных – это ведь вовсе не обязательно вдохновение, интуитивное озарение, которых можно ждать долгие месяцы. Работа художника – это прежде всего отражение процесса мышления, это философские поиски путей мысли, направление её движения. В позитивном смысле, художник – это регулировщик внутри потока жизни, все время изменяющейся, но каждый раз – лишь на неуловимый миг, и при этом постоянно остающейся при тех же неизменных атрибутах, свидетельствующих о происходящем движении.
Художник всегда на перекрестке. И неважно, где и что он пишет: городской пейзаж или вид лужайки с цветущими одуванчиками и тропинкой, ведущей в синюю даль, натюрморт с вяленой рыбой, завернутой в газету, или эскиз портрета незнакомки на троллейбусной остановке, панно с беспредметной абстракцией из черточек и точек или икону с ликом святого.
Виктор Меркушев сознательно не привносит в творчество политических акцентов. В изобразительном искусстве он воплощает на полотне распознанные им движения природы и архитектурные композиции – категории аполитичные и, как может показаться, несколько скучноватые, лишенные событийной и дискуссионной экспрессии.
Но это только на первый взгляд. А далее тот же взгляд становится более сосредоточенным и начинает узнавать драму, разворачивающуюся на полотне, и открывается ему не банальное воспроизведение ландшафтов с деревьями и кустами, зданиями и мостами, но содержательная летопись бытия и чувств современного горожанина.
Именно горожанина, с его не вполне осознанным стремлением к упорядочению множества открывающихся перспектив и непрестанными поисками того гармоничного и, возможно, закрытого для непосвященных пространства, нарушить которое позволено только небу и провидению.
Хотя у творчества Виктора Меркушева множество поклонников, понятно, что другие люди могут воспринимать его работы по-иному – как приятные для глаз реалистичные картинки, выполненные мастеровым кисти. Поэтому подчеркну: в данном случае, "взгляд зрителя" – это исключительно мой взгляд, способный даже притягивать драму и заставлять меня переживать ее, сопереживать.
Есть у Виктора Меркушева пейзаж под названием "На островах". На нём – уголок церковного, или монастырского подворья, зеленые деревья и зеленые купола под голубым небом с кучевыми облаками, некоторые растения чуть тронуты желтизной (видимо, на подходе осень). Узкая полоска воды с камышовыми зарослями на переднем плане и отражение на глади, слегка рябящей и разбегающейся кругами, белого проема ворот.
Стоп. Эти ворота и блики на воде подсказывают драматический сюжет. Да, скорее всего, это монастырь, и художник выбрал ворота не случайно, не потому что они хорошо подчеркивают общую симметрию на полотне, а, скорее, потому что они заперты. И для того, кто мог бы в них войти, нет переправы, нет даже хлипкого мостика. Но, если судить по основательности ворот и близости берега, на котором находится художник, мост был, и, вполне вероятно, даже не пешеходный.
И здесь "взгляд зрителя" отчего-то попадает в прошлое, в то время, когда существовал СЛОН, когда Соловецкий монастырь был превращен в узилище для "врагов народа", откуда заключенным не представлялось возможным ни выйти на свободу по оправдательному приговору суда, ни бежать.
И не важно, что на полотне Меркушева – не Соловецкий монастырь, важно другое – пейзаж заставляет вспоминать, заставляет оглядываться и замечать также одинокого созерцателя-художника, который на противоположном от духовной обители берегу обнаруживает вход в нее. Может быть, даже и не помышляя о том, что выхода из неё не будет.
Политические акценты в пейзаже отсутствуют, но различимо в нём отражение исторического прошлого, которое, словно круги на воде, охватывает своим действием настоящее, касается будущего.
Впрочем, не буду уподобляться неумелому экскурсоводу в музее, где все экспонаты снабжены пояснительными табличками. Творить мифы, в том числе и о создателях произведений искусства, – занятно и не сложно, но избавляться от них сознанию человеческому – трудно, иногда почти невозможно. Поэтому если восприятию другого зрителя "На островах" увидится лишь летняя благодать и укромное местечко для отдохновения души, перечить такому взгляду не буду – каждый замечает преимущественно то, к чему подготовлен и в чём нуждается его сознание.
***
Мне кажется, в галерее Виктора Меркушева неслучайно наличествует такое обилие пейзажей с культовыми сооружениями. В больших городах они остаются островами духовности, островами, где хранится сакральное таинство сотворения, вдохновения и веры в чудо – воскресение и вознесение.
А ведь что такое острова? Это всегда продолжение или же начало материка – в зависимости от того, как смотреть. Для меня точка объятия большой земли начинается с островов. Именно так и осваивала живописный материк Виктора Меркушева, на протяжении шести лет знакомясь с новыми картинами, пытаясь для себя рассмотреть на глади полотен пусть узенький, но надежный переход к серьёзному восприятию его творчества.
То, что у Виктора в живописи и графике – стиль особенный, узнаваемый, отметила очень скоро. Как и то, что художник сам разделяет свое творчество – на реалистичное и романтичное. Это вполне оправданно и правильно: человек состоит из прагматичности и мечты. Мечты воплощают люди, способные просчитать будущее и последовательно действовать, чтобы достичь цели. Последовательность Виктора Меркушева заслуживает всяческого восхищения, за все годы он, как мне кажется, ни разу не изменил определённому им для себя распорядку работы. Новые произведения Виктора появляются с завидной регулярностью, как если бы не было у него никаких иных забот, кроме писать кистью и пером. Мне в этой самоотверженности художника видится его желание заполнить собственным творчеством угрожающий провал в искусстве, который все увеличивается в постмодернистскую эпоху. И это воистину Сизифов труд. Хотя и может показаться бесполезным, если зритель позволит себе пойти на поводу у производителей суррогата искусства, заполонивших собой и своими, очень часто уродливыми или бессмысленными, поделками мировое культурно-информационное пространство. Но суетные людские метания в надежде создать "нечто этакое" забудутся, растворятся без остатка в новых попытках новых мечущихся доказать миру своё превосходство или первенство. Или несостоятельность. Потому что и авторское первенство, и рейтинги в СМИ, обеспеченные эпатажным пиаром, вовсе не являются показателями мастерства и настоящего творчества. Гораздо более значимы на этом пути – талант, ум, знание и труд без устали. Даже если они остаются до поры до времени невидимыми для современников художника. Настоящее искусство создается без шумихи и не терпит преждевременных аплодисментов.

***
Довольно продолжительное время наблюдаю за творчеством одного украинского художника, много и часто выставляющегося, чьи произведения за солидные деньги покупают "новые украинцы" и зарубежные любители яркой абстрактной живописи. Не буду раскрывать его имя, дабы моей, по сути дела, дилетантской критикой, которой он уж никак не ожидает и в которой не нуждается, не отвратить человека от направления его мысли, от его выбора. Но параллель между ним и Меркушевым хотелось бы провести.
Так вот, художник-абстракционист рисует овалы, внутри которых закручены спирали из разных геометрических фигур радостных расцветок. Овалы однообразны, каким боком их не поворачивай. Цветовая гамма, по большей части, такая же. Думаю, палитра у абстракциониста разделена на четыре – максимум шесть чистых колеров – и никакого смешивания. Это работа чертежника с элементами раскрашивания. Но, может быть, есть в ней скрытый от меня смысл? Оказывается, существует. Во всяком случае, о нём взахлёб пишут украинские таблоиды, сам художник об этих скрытых смыслах своего творчества оттуда же и узнал, о чём сообщил в социальных сетях. Овалы, как уверяют нас – это сакральные украинские писанки, а сочетание цветов, используемых художником, символизирует радость и радужное сияние. Позитив, в общем. Без сомнения, положительные эмоции сейчас востребованы, "чим би дитя не тішилось".
Но этот абстрактный позитив – объясняет ли он зрителю сложный, многогранный мир, в котором нас угораздило жить, любить и страдать? Можно ли с помощью детского конструктора "Lego" научить ребенка уважать природу и ощущать себя неотъемлемой нотой в симфонии Вселенной, или привить ему моральные устои с помощью преподнесенного сладкого леденца на палочке?
А ведь художник творит не ради сиюминутности и забавы, но для последующих поколений, если приземлено – для детей, которым предстоит стать взрослыми. Лучшими образцами искусства, по-моему убеждению, являются те произведения, которые учат и развивают, знакомясь с которыми приходящий нам вослед узнает о мире то, чего, возможно, не окажется в личном жизненном опыте конкретного человека. И если оценивать искусство в таком измерении, то, безусловно, творчество Виктора Меркушева является той "обязательной программой", усвоение которой так же полезно для культурного развития общества в целом и человека в частности, как и лучших образцов художественного творчества представителей эпохи Возрождения или русской школы Товарищества Передвижных Художественных Выставок.
***
В дни, когда писала эти заметки, случилось посмотреть одну из старых передач с участием искусствоведа Михаила Казиника – "Эффект Моцарта". В ней Михаил Семёнович демонстрировал, как одно и то же произведение музыкального гения Моцарта – "Шкатулку" – можно сыграть в тональности радостной, порхающей, брызжущей весельем и, наоборот, с разрывающей душу глубиной, которая способна передать разве только трагический исход. И реальная подоплека именно к написанию реквиема в момент создания упоминаемой пьесы у композитора была – накануне умерла его дочь. Тем не менее, произведение принято играть в жизнерадостном интонировании, любовь к жизни должна побеждать чувство страха перед смертью. Такое исполнение продиктовано смыслом нашего бытия – мы живём не для того, чтобы умереть, а благодаря тому, что рождены.
И вот если в произведении обнаруживается не только внешнее, но и внутреннее содержание, такое произведение можно с уверенностью отнести к настоящему искусству. В сдержанной цветовой палитре и тематическом традиционализме работ Виктора Меркушева всегда нахожу закодированное послание, адресованное мне. Другой внимательный зритель точно также обязательно отыщет нужный лично ему посыл и удивится тому обстоятельству, что в том или ином полотне незримо присутствует в качестве имени адресата его собственное имя.

2.
С картиной "Чёрные голуби" у меня случился казус. На литературном сайте, где Виктор Меркушев размещает свои опыты в прозе и поэзии, прочитала в ответе одному из его поклонников о том, что в тот момент он работал над произведением с таким мрачноватым названием. И, предвкушая нечто необычное, со дня на день ждала появления нового рассказа или эссе. Но лишь спустя много месяцев обнаружила в галерее художника живописную работу, наполненную экспрессией багрового зарева и символикой колодца, внутри которого вот-вот вскипит субстанция, напоминающая расплавленный свинец.
Это не тот пейзаж, о котором Максимилиан Волошин сказал: "…Пейзажист должен изображать землю, по которой можно ходить, и писать небо, по которому можно летать, то есть в пейзажах должна быть такая грань горизонта, через которую хочется перейти, и должен ощущаться тот воздух, который хочется вдохнуть полной грудью, а в небе те восходящие токи, по которым можно взлететь на планере".
"Чёрные голуби" – это обращение художника к алхимической изобразительной символике, при которой "чёрный ворон становится белым голубем". На полотне же Виктора Меркушева это превращение происходит с точностью до наоборот. Антиподы посланцев вести о мире у него изображены в виде темных душ, они – предтечи возвращения к мрачному средневековью, закрытому пространству, полыхающему огнём. Эти голуби несут известие о мире лишь как о состоянии между войнами и своим появлением напоминают, что состояние это может быть прервано и нарушено в любой миг.
Наверное, стоит упомянуть о том, что эту картину Виктор написал приблизительно за год до начала противостояния на киевском Майдане. Увы, но тогда я не увидела собственного имени в этом философски и художественно осмысленном предупреждении живописца о мрачных событиях, которые предстоит пережить Украине. Зато теперь точно уверена, что оно там было начертано, по не высохшей еще грунтовке. Хотя, конечно, картина сообщает о более сложном и масштабном конфликте всепланетарного уровня. И, наверное, если бы в этом сюрреалистическом произведении Виктор Меркушев счел нужным употребить средства изображения, ещё более воздействующие на зрителя, он бы, пожалуй, смог добиться эффекта деформирования не только зданий, башен и стен, угрожающе нависающих над воображаемым человеком, но и пространства, в котором они расположены.
Мне трудно представить, что подобное полотно мне бы захотелось приобрести для домашней галереи. Но местом показа этой работы должны быть музеи и экспозиции в интерьерах культурно-исторических комплексов – чтобы как можно большее количество землян попыталось прочесть собственные имена в толще этого послания о нашем мире, всегда пребывающем над бездной.
Много ли в общей людской массе художников? Не каждый второй и даже не каждый десятый. Но иногда мне кажется, что именно благодаря усилиям художников (в расширенном значении этого слова), а также людей, понимающих значение творчества, художественного созидания в нашей жизни, и отдельному человеку, и миру в целом удаётся балансировать над пропастью. Творчество – это та серебряная нить, которая, подобно канату страховки у альпиниста, позволяет вырываться из реальности, оставаясь при этом в ней, находя в ней опору.
***
"Чёрные голуби" выбиваются из цветовой и тематической палитры работ Виктора Меркушева. Преимущественно живопись его – светлая и гармоничная, даже когда на полотне изображен санкт-петербургский архитектурный ансамбль в суровое время года с замерзшим каналом и обледеневшими сваями моста. В городских пейзажах всегда обнаруживаются мелькнувший солнечный блик на мостовой, отблески огней на воде, зажегшийся под вечер фонарь или светящееся теплом и уютом окно. При почти фотографическом внимании к мельчайшим деталям на фасадах зданий и строгой "архитектурной" графике линий стилистику художника можно было бы охарактеризовать словосочетанием "мягкий реализм".
Виктор пишет прозрачную и чистую духовную вечность, дабы именно она стала посылом для зрителя: все эти здания, много разного повидавшие на своем веку, красные кирпичи, оголившиеся на месте отвалившейся штукатурки, отполированные до блеска камни мостовой, лужицы на тротуаре набережной, гранитные плиты, окаймляющие берега так и не укрощенной человеком реки – всё это лишь временная рамка для единственного и вечного пейзажа, который только и надлежит изучать и которым только и следует восхищаться, – пейзажа человеческой души, очень человечной души. И душа эта всегда стремится к высшему, идеальному – не случайно так много неба, чистого и высокого, в работах художника.
Поскольку я не являюсь ученым искусствоведом – всего лишь искусстволюбом, или же почитателем искусства по наитию, не мне определять, к какому направлению живописи отнести композиции Виктора Меркушева. Я называю их сюрреалистическими, но символизм в этих, по сути, почти реалистичных пейзажах, тонко трансформированных сознанием и воображением художника, – также прочитывается. И модернистскими или постмодернистскими эти картины никак нельзя назвать, поскольку они не отрицают опыт предшественников, но преображают и облагораживают его. Композиции Виктора Меркушева – это эмоционально-романтическая живопись вдохновенного пространства. Дома, одновременно раздвигающие перспективу и кланяющиеся влюбленным на мосту, солнечный дождь, зажигающий всеми цветами радуги городские фонари, философствующая черная кошка под сиреневой луной, наблюдающая, как кружит мотылёк вокруг источника искусственного света... Мотылёк, конечно, мною придуман. Но именно этой возможностью – окунуться в мир многоцветно осмысленной лирично-философской фантазии – и подкупают зрителя живописные композиции Виктора Меркушева.
Метафизика нашего бытия – это поиски ответов на вопросы. В этом смысле художник своими работами неустанно ищет ответы на одни и те же вопросы: зачем этот мир так красив и почему для него не важна красота человека? почему человек – венец природы – растворяется в ней до сумеречной, ускользающей тени? и все же – а будет ли мир красив без человека в нём? И ответы живописец находит, и предлагает их зрителю – по большей части, доброжелательно ироничные, позволяющие тому, кто их расслышал и уразумел, переосмыслить многие "общие места" в собственном мировосприятии.
***
Понятие "красота" – всегда субъективно, оценочно. Без человеческого взгляда, индивидуальной способности (а может быть, и дара) удивляться тому, что наполняет пространство и время, что нами воспринимается красивым или уродливым, – всё это перестанет быть таковым. И пока жив человек, живёт красота – красота природы, чувств и эмоций, мысли и действия, созидания, как, впрочем, и разрушения, и даже красота равнодушия, отстранённости и бесстрастности.
Художник Виктор Меркушев необыкновенно разнообразен, многолик. Его творчество не ограничено городскими пейзажами, этюдами, сделанными на природе и у моря, а также метаморфической живописью с вариациями на тему тех же городских видов. Он профессионально работает в книжной иллюстрации, и лаконичная выразительность черно-белой сюжетной графики в его исполнении точно также запоминается по индивидуальному почерку. Великолепен цикл работ Виктора Меркушева, посвященный творчеству Виктора Цоя. В каждой звучит музыка, нарастающая, проникающая в самую глухомань, переполняющая глубины и питающая сочностью и живостью корни земные, вырывающаяся рваным, но напористым пульсом ввысь.
***
Десятки книжек оформлены Виктором Меркушевым в издательствах "Знак", "Анима", изд. Н. Куприянова, других. Виктор иллюстрировал гуашью и акварелью сказки Николая Рериха, роман Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита", им созданы живописные листы к циклу Александра Блока "Город", а также произведениям А. С. Пушкина "Медный всадник", "Кавказский пленник", "Моцарт и Сальери", "Пиковая дама", "Сказки", "Бесы". Благородная шелковая матовость присуща его графике в сборнике "Персидская поэзия". Неожиданно, в ярких цветных пятнах и расплывающихся силуэтах, Виктор Меркушев преподносит творчество и образ Владимира Маяковского, иллюстрируя поэму-автопортрет советского поэта.
Творчество Ф. Ницше, Омара Хайяма, поэзия М. Метерлинка, А. Мачадо, А. Арто, Леконта де Лиля, Луиса де Камоэнса в переводах Майи Квятковской, древняя китайская поэзия, баллады Василия Жуковского "Светлана" и Готфрида Августа Бюргера "Ленора", стихи современных петербургских поэтов Ильи Фонякова, Льва Куклина, Анатолия Стернова, Льва Гутнера, Людмилы Павловой, Виктора Сербского, Саши Аберкорн, Б. Ольшанецкого – это очень неполный список произведений и авторов, очень тщательно и талантливо прочитанных художником с помощью изобразительных средств.
Многие собственные эссе, рассказы, прозаические миниатюры Виктор Меркушев также иллюстрирует. Хотя и сетовал однажды на нехватку времени для того, чтобы "упаковать", как следовало бы, собственный литературный багаж.
Виктор Меркушев так многогранен, что, по моему мнению, даже в очень пространной статье с размышлениями о его художественном даре нет возможности упомнить обо всех нюансах и оттенках его творчества. Но отдельно хотелось бы рассказать о замечательном, очень деликатном и гуманном чувстве юмора художника, которое присутствует в его работах из серии "котоживопись". Кот на его картинах – не кич, не попытка подстроиться под массового потребителя, помешанного на "лапах и хвостах", не способ заработать "халтуркой" на прожитье. Его коты с неизменными их спутниками – небесными светилами и городскими фонарями, совершенно им очеловечены. Кот-мыслитель является заодно и котом-хранителем собственного острова, где в природной среде, между высокими роскошными деревьями построено загадочное и красивое здание с переходами и мостами внутрь и вовне, но без крыши. Тут же водоем, в котором, надо полагать, и рыба водится. Но коту-мыслителю она малоинтересна. Он отстранен, охота и добыча его не привлекают. Вместе с тем, он зорко вглядывается чуть вправо – в будущее, в то пространство, которое, вероятно, заметно отличается от охраняемого им. Кот и кошка в "Незнакомке" пристально рассматривают друг друга, а падающий свет от фонарей образует на полотне две горы, ближняя из которых верхушкой своей от души потешается, взирая с высоты на очарованных...
Коты Виктора Меркушева – не гламурные, не глянцевые, не лубочные, не попсовые. Его коты учат смотреть, чтобы видеть, созерцать, чтобы мыслить, они не ублажают, но вдохновляют зрителя. И поэтому они всецело принадлежат настоящему искусству.
И, заканчивая эту статью, хочу, наконец, "разъяснить себя": отчего же меня так привлекает живопись Виктора Меркушева, что в ней такого, чего я не нашла у многих даровитых и известных художников? А не нашла я на их полотнах той мягкой шероховатости, которая только и способна засвидетельствовать правдивость и цельность истинного Таланта.