Нас мотает от края до края...

Виктор Гурьев
("Машина времени" в городе Горьком: воспоминания, размышления...)

*  *  *

«Группа «Машина времени» до сих пор жива лишь памятью нашего поколения: ни на кого она больше не могла повлиять так, как повлияла когда-то на нас», – заявил недавно мой друг-одногодок… А ведь он прав…

*  *  *

В 1980 году, где-то на рубеже весны и лета, в Горький прибыла «Машина времени». Я еще совершенно ничего не знал об этом ансамбле (так в ту пору сие называлось), несмотря на победоносную прокатку «Машины…» по стране после Тбилисского фестиваля в рамках удаления подальше от Москвы в связи с Олимпиадой-80. Как оказалось, это был уже второй визит группы в город великого пролетарского писателя; первый случился годом раньше. Прошел он, правда, почти незаметно, в пределах Автозавода. Позже распространялись слухи, что машинисты там якобы что-то сперли, но мало кто относился к ним всерьез.
Случай – великое дело. Именно по случаю я и оказался на концерте «Машины времени»: были в гостях у добрых знакомых, к ним пришли другие гости, у которых  оказался лишний билет на концерт той самой группы. Признаюсь, после Яака Йоалы, «Лейся песни» и «Звезды и смерти Хоакина Мурьеты», я в течение первых минут пятнадцати не знал, как относиться к увиденному и услышанному. Необычным было все: экстравагантное по тому времени поведение на сцене, свободное общение с залом, какое-то раскованное звучание инструментов и, конечно же, тексты, совсем уж, казалось бы, не песенные. Но затягивало чем дальше, тем больше и, наконец, совсем довело до немого восторга и страстного желания «продолжения банкета» по окончании концерта. Было очень жаль, что не сразу включился, не все уловил, не до конца впитал… До дома шел, спотыкаясь: в глазах продолжали мелькать шарообразная прическа Андрея Макаревича, шляпа Петра Подгородецкого, кургузая кепочка козырьком на глаза Александра Кутикова, его бас, болтающийся чуть не у самых колен (не то, что сейчас) и резкие прыгающие движения самого басиста в направлении грифа. Валерий Ефремов, как и всегда потом, был заметен только своими партиями на барабанах. Да простят меня музыканты, но более всех тогда мне запомнился декламатор Фагот (он же – Бутузов), предварявший большинство песен стихами в основном Макаревича. Я сам занимался декламацией. Манера же чтения Фагота меня просто сразила: ничего лишнего – все точно и четко ритмически акцентировано. Стоит ли говорить, что я начал подражать ему…
Своеобразным итогом пребывания «Машины времени» в Горьком стала постановочная передача на «Горьковском телевидении», показанная аж два раза. В ней прозвучали шесть песен группы, а также интервью с музыкантами, где первую скрипку играл, понятное дело, Андрей Вадимович, заявивший о стремлении на концертах «Машины времени» заставить людей не столько развлекаться, сколько думать; несколько слов сказал с важным видом и слегка бородатый Ованес Мелик-Пашаев, еще значившийся в «Машине…» худруком. До сих пор помню не только названия песен, прозвучавших в передаче, но и порядок их: «Через двадцать лет…», «Сколько лет, сколько зим…», «Кого ты хотел удивить…», «Свеча», «Право», «Поворот». На первой строчке «Свечи» голос Макаревича каким-то образом выпал из записи, и композиция началась словами «И нет ни слов, ни музыки, ни сил». Помню, что перед второй песней Фагот читал (именно читал) «Флаг над замком» (лишь через пару лет я узнал, что слова этого стихотворения давно положены на музыку), перед второй – «Среди всего, что в нас переплелось, порой самодовольство нами правит…», «Свечу» венчало «Нас мотает от края до края…». Последнее я успел от руки записать во время повтора передачи и вмиг выучил.

Нас мотает от края до края,
По краям расположены двери,
На последней написано: «Знаю»,
А на первой написано: «Верю».

И, одной головой обладая,
Никогда не войдешь в обе двери:
Если веришь – то веришь, не зная,
Если знаешь – то знаешь, не веря.

И свое формируя сознанье,
С каждым днем, от момента рожденья,
Мы бредем по дороге познанья,
А с познаньем приходит сомненье.

И загадка останется вечной,
Не помогут ученые лбы:
Если знаем – ничтожно слабы,
Если верим – сильны бесконечно!


Еще один любопытный момент: на концерте «Машина…» не исполняла «Поворот», а в передаче он прозвучал… Лишь много позже я узнал, что тогда эта песня не была разрешена к публичному исполнению, но передача – это ведь не концерт, вот и решили завершить ей…
Теперь немного о слухах: ну как же без них… Говорили, что во время записи передачи товарищ Кутиков нечаянно, но довольно-таки точно плюнул жвачкой в объектив снимающей камеры, из-за чего камеру, разумеется, пришлось менять, а съемки приостанавливать. Веру в сие подкреплял тогдашний пиратский, что ли, облик самого басиста…
Увы, но по настоящее время запись этой передачи нигде не всплыла… А интересно было бы… кому пересмотреть, а кому и в первый раз увидеть…
Осенью того же года на одном из наших школьных вечеров доморощенный ВИА лихо задалбливал песни «Машины…», удлиняя их за счет двукратного повторения зараз. На сцене дергался под Кутикова басист в кепке, кивал шляпой клавишник – а ля Подгородецкий, а мне было дико смешно…
…Некоторое время я был безоглядно помешан на «Машине времени» вообще и Макаревиче как поэте в частности. В конце 1981-го, отвечая в любимом педвузе во время первой сессии экзамен по древнерусской литературе и фантазируя о душевном состоянии в плену князя Игоря, ввернул (причем полностью) в подтверждение этого самого состояния «Как легко решить, что ты слаб…» любимого Андрея Вадимовича (куда уж там неизвестному автору «Слова…»). Наш добрейший преподаватель Владимир Григорьевич Ермушкин, бывший к тому же деканом истфила, заметил мне чуть позже, что хотя приведенное стихотворение и не имеет отношения к «Слову…», по духу подобрано вполне… За ответ в итоге я получил «отлично»…

*  *  *

Следующий раз «Машина времени» объявилась в Горьком спустя почти три года: во второй половине мая 1983-го. Билеты на все шесть дней гастролей разлетелись моментально, и, возможно, не видать бы мне любимой группы, да студенческий клуб выручил. И в один из невероятно теплых майских вечеров я шел на концерт с очаровательной спутницей. Более того, у нас был лишний билет (мой сосед по общежитию не смог пойти, о чем потом страшно горевал) всего за полтора рубля (правда, на задний ряд), которым мы осчастливили одного из многих желающих увидеть любимых исполнителей, но не имеющих заветного клочка бумаги. На пространстве перед Дворцом спорта яблоку негде было упасть. Подобные скопления я наблюдал лишь более чем через двадцать лет перед концертами «КИПЕЛОВ»а, но в 1980-е с пропускной системой проблем не было: двери Дворца открывались заранее и приходящие спокойно проходили контроль, а не продирались, как в 2000-е, сквозь товарищей из ОМОНа, раскорячившихся в непотребных позах у выходов…
В первом отделении выступал танцевальный ансамбль «Сувенир». Затем был полный ожидания перерыв, напряжения которому добавил Александр Кутиков, неожиданно вышедший на сцену поднастроить бас. Наконец, свет потух, в ослепительно-белом луче возник Макаревич, и под перебор его гитары зазвучало «Возникает из недопетости…». На словах «… ведь плывет она тем не менее» вступила вся группа и волшебство началось… «Машина…» явилась в несколько обновленном составе. Из группы к тому времени навсегда изгнали Фагота и зачтений перед песнями больше не было. Ушли в «Воскресение» Ованес Мелик-Пашаев и Петр Подгородецкий, в результате чего пост худрука прочно и навечно занял Андрей Вадимович, а за клавишами воцарился Александр Зайцев. Дополнял команду Сергей Рыженко – гитара, флейта, скрипка, фортепиано, – как представлял его Макаревич…
… «Возникает из недопетости…» сменил «Барьер», за ним – «Костер», где я с удивление, замиранием и тихим восторгом услышал в финале припева: «И Бог хранит меня». До сего момента знал песню только по фильму «Душа» в исполнении Софии Ротару, которая вместо «Бог» пела «Судьба»… А далее звучали и «Новый дом», и «Старый корабль», и «Я с детства склонен к перемене мест…», и «Скачки» и т.д., и т.д. Как-то особенно запомнилась великолепно технически исполненная композиция «Я сюда еще вернусь…», прозвучавшая с троекратным эхом, обратил на себя внимание «Скворец» с флейтой нового участника группы и совершенно снес крышу заключительный аккорд… Программа завершалась «Свечой», в финальном проигрыше которой на авансцену выходил Сергей Рыженко и в луче красного прожектора исполнял вынимающее душу соло на скрипке… С замиранием последних звуков постепенно гас и прожектор, все погружалось во тьму, которая неистово взрывалась дружным ревом зала, буквально рыдающим от восторга…
А потом была светлая грусть, теплые сумерки, длинный парк «Швейцария» и затянувшаяся прогулка… «Глупое, милое счастье…»
Сергей Рыженко играл с «Машиной…» примерно год… Причину его ухода Макаревич объяснял тем, что музыкант, ранее бывший лидером группы «Последний шанс», не привык довольствоваться вторыми ролями. Думаю, покривил душой Андрей Вадимович… Скорее всего, худруку не нравилось, что на концертах Рыженко был уж слишком заметен, – вот и не срослось…
Через два дня чуть не сбивший меня с ног в коридоре института однокурсник выпалил на бегу, что у него есть еще один билет на последний концерт «Машины…». Так я во второй раз за четыре дня оказался в том же месте в тот же час… Сразу же неприятно удивило слишком уж большое количество сотрудников в форме как на подходе ко Дворцу спорта, так и в самом зале. Во втором отделении они показали себя во всей красе. Стоило кому-нибудь в восторге вскочить с кресла – к нему тут же подскакивали два-три ментозавра (ну не знаю, как еще иначе назвать этих поганцев в погонах), выдергивали с места, заламывали руки и волокли к выходу. Надо отдать должное Макаревичу, который, приостановив концерт, достаточно резко высказался в адрес так называемых правоохранителей. Дословно не помню, но что-то вроде: уважаемые стражи порядка, я понимаю ваши благие намерения (или – ваше рвение), но, по-моему, вы озверели. Слово «озверели» точно прозвучало. В зале тут же взлетел рев, несколько нейтрализовавший милицейский беспредел… Просматривая недавно книжку о «Машине времени», вышедшую в серии «Легенды отечественного рока», я наткнулся на копию заявления Андрея Макаревича, написанного на имя начальника УВД г. Горького через день после завершения гастролей. В нем музыкант сообщал о неадекватном поведении милиции во время концертов. Но вот что любопытно: в первый раз, а было это на третий день пребывания «Машины…» в городе, я милиции в зале почти не заметил. Финальный наплыв стражей порядка и боевой их настрой объяснялся, по-видимому, устойчивым мнением, что на заключительном выступлении и музыканты, и публика позволяют себе лишнего. Что ж, не без этого… К примеру, именно на последнем концерте Макаревич единственный раз за все горьковские гастроли исполнил песню, посвященную Владимиру Высоцкому («Я разбил об асфальт расписные стеклянные детские замки…»). Она, на мой взгляд, и стала визитной карточкой завершающего выступления группы в славном городе Горьком в далеком мае 1983-го…
Да, хорошую часть старых песен «Машины…» Макаревич свернул тогда в попурри. Начинавшееся запевом из «Марионеток» и заканчивающееся последним куплетом «Поворота» оно исполнялось перед финальной «Свечой». Сие, видимо, должно было означать, что как не хороши старые песни – новые будут еще лучше… Ах, если бы так оно и случилось…

*  *  *

В моих «встречах» с «Машиной времени» число три стало прямо-таки магическим… Вновь любимую группу довелось увидеть на сцене горьковского Дворца спорта где-то в середине осени 1986-го, то есть через три с небольшим года. Тогда я уже работал в одной из школ города Богородска и на концерт приехал вместе с учениками. Вокруг этих гастролей особого ажиотажа не наблюдалось, и купить билеты даже на весь класс оказалось совсем не трудно.
Из первого отделения запомнилось лишь выступление Ксении Георгиади с группой «Календарь». Правда, и второе особых зарубок в памяти не оставило: это был добротный, крепкий и самый обычный концерт. В «Машине…» давно уже не было Сергея Рыженко, и соло скворца исполнял, как мог, на клавишах Александр Зайцев. Новые песни умело подпирались старыми, которые еще относительно недавно были собраны в попурри, а теперь звучали полностью: видимо, Макаревич не был до конца уверен в действенности вновь написанного и решил подстраховаться – «старина» работала безотказно… Выступление запомнилось песней о старых друзьях, композицией «Караван», мощно исполненной Александром Кутиковым, да выкриком не вполне трезвого гражданина «Андрюша, пой!» в тот момент, когда Макаревич заиграл «Ночью нам дарован покой…». В этот раз группу снова пригласили в студию Горьковского телевидения, правда, формат передачи был гораздо шире, нежели шесть лет назад, с достаточным количеством времени и гостями, у которых, почему-то, все сводилось к вопросам о том, какие песни поют музыканты в узком кругу. Последнее начало забавлять Андрея Вадимовича и в какой-то момент он, широко улыбнувшись, выдохнул: «Да запрещенные…» Что же касается исполненных на встрече композиций, то мне вспоминается лишь заключительная «Музыка под снегом»…
В том же году фирма «Мелодия» выпустила без ведома музыкантов, так, по крайней мере, утверждал Макаревич, пластинку «В добрый час», которую я  первый раз слушал на допотопном проигрывателе во время школьного ночного дежурства  в зимние каникулы. Ожидался выход первого номерного альбома группы «Реки и мосты», который в итоге был выпущен в 1987-м на двух винилах и оказался… скучным… Не спасла положения и пластинка «Десять лет спустя» с перепетыми старыми песнями, долго пылившаяся на прилавках многочисленных киосков… Так стало приходить осознание того, что к середине 1980-х «Машина…» спела и сказала все, что могла… Однако старые привязанности очень сильны: я продолжал следить за творчеством группы, втайне надеясь на чудо. Я радовался возвращению Петра Подгородецкого, смотрел многие концерты, которые транслировало телевидение, слушал новые альбомы… Но из последних как-то немного задели «Картонные крылья любви» и «Отрываясь», а после прихода в «Машину…» экс-сталкера вместо Подгородецкого группа как творческая единица и вообще перестала для меня существовать…
Сейчас я с удовольствием слушаю ремастерированные записи «Машины времени» конца семидесятых – начала восьмидесятых годов прошлого века, пытаясь понять их обаяние на рубеже тех далеких десятилетий. Дело, наверно, в том, что мое поколение оказалось последним, чья юность вписалась в жесткую идеологическую регламентацию духовной жизни страны, когда предлагалось бездумно оперировать готовыми формулами-установками, наподобие «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». И тут зазвучала группа, песни которой, в большинстве своем написанные Андреем Макаревичем, пробуждали живые чувства, заставляя думать, сомневаться, искать… – тогда это дорогого стоило, потому и потянулись к стихам и песням Макаревича, выражаясь словами Андрея Вознесенского, «как к травам от цинги». Но… «все меняется, как справедливо считается». Вот и Андрея Вадимовича мотнуло, как видно, к двери, на которой написано «Знаю». И зазвучали у него сначала педагогические нотки, затем нарисовался перст указующий, проявились истины глаголемые, и стал музыкант судить, рядить да ставить, подобно доктору Крупову, диагнозы типа «Моя страна сошла с ума», после чего невольно думаешь: так, может, в давней песне «Битва с дураками» Макаревич выразил свое отношение не к предержащим от идеологии, а к людям вообще?
И все же – у медали две стороны. В моем прошлом А.В. Макаревич остался тем неправым героем, который «все спалил за час», но «в этот час стало всем теплей»…
…Костер прогорел, но моя юность, как, думаю, и юность многих моих сверстников, была им согрета, и за это, Андрей Вадимович, я благодарен Вам… Что до сегодняшнего дня… Бог вам судья… Но, полагаю, «еще не все разрешено», а потому не стоит ли захлопнуть дверь «Знаю» и выйти на «перекресток семи дорог»… Уверен – никогда не поздно…