LX
Лидеры революционного движения явственно ощутили, что наступил решительный и ответственный момент, когда, как говорится, либо пан, либо пропал. Медлить, и упускать такой шанс было нельзя. Необходимо было любыми средствами добиваться отречения Императора. Нельзя было ни в коем случае допустить возвращение Николая в Петроград. Прибудь он в мятежную столицу, неизвестно, как бы повернулись тогда события. Предсказать их ход было совершенно невозможно. Вполне могло быть, что Царю удалось бы остановить революцию, ведь в столицу уже были посланы войска под руководством генерала Иванова. Прибудь они в Петроград, и окажись там же Государь, ситуация могла бы и стабилизироваться.
Все направления революционного движения понимали это. Знал об этом и Родзянко, и прекрасно осознавали и Чхеидзе с Керенским. Оба этих Временных Комитета стремились к власти, и обоим было ясно, что для них двоих нет места в будущей России. А если Николай прибудет в столицу, то не будет места ни одному из них. Они окажутся крайними в устроенной революции, и за весь состоявшийся заговор придется отвечать, в первую очередь, им самим.
И тогда оба революционных Комитета объединили свои усилия для того, чтобы не допустить возвращения Императора.
Время для начала новой революции было выбрано не случайно. Революционные силы понимали, что их успех зависит от положения на фронте. Чем больше проигрывает Россия в войне, тем больше будет недовольства в стране. А вот если Россия начнет уверенно побеждать, то это приведет к поражению революции. Между тем Николаем II планировалось начать генеральное наступление. Судя по всему, это наступление вполне могло оказаться слишком успешным, и лидеры антиправительственного движения не могли его допустить. Все они прекрасно понимали, что победа в войне будет означать огромный рост авторитета Государя в глазах народа. Победа России означала бы укрепление царской власти, укрепление самодержавного строя, и это означало бы конец революции. Она получила бы такой смертельный удар, от которого уже никогда бы не смогла оправиться. Следовательно, ни в коем случае нельзя было допустить этой победы. Нужно был поражение. Поражение России в войне означало бы победу революции. И революционные силы были готовы пойти ради этого на все.
Недаром уже после произошедших событий П. Н. Милюков написал в декабре 1917 следующие строки:
«Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования».
Практически весь генералитет, так или иначе, был сторонником революции. Большая часть ее членов состояла в масонских организациях, либо открыто симпатизировало им. Предательство генералитета и оказалось той самой соломинкой, которая сломала спину верблюду, вынудив Императора пойти на отречение. Николай до последнего момента верил в то, что генералы поддержат его, но они-то и расставили ему ловушку, в которую и угодил Государь в ту самую роковую ночь 1 марта.
Известие о том, что Николай хочет покинуть Ставку, и вернуться в столицу, сильно переполошило мятежных генералов. Этого нельзя было допустить ни в коем случае. Необходимо было перекрыть железнодорожные пути на Петроград, по которым должен был ехать царский поезд.
Впрочем, для достижения этой цели, перекрывать путь уже не было и нужды, так как практически весь состав царского окружения, начиная от машиниста, и заканчивая прислугой, был на стороне революции, и выполнял волю заговорщиков.
Генерал Алексеев пытался всячески отговорить Императора от предстоящей поездки.
- Ваше Величество, - настойчиво говорил генерал. – Вам ни в коем случае нельзя покидать Ставку, и возвращаться в Царское село. Вы знаете из полученных телеграмм, каково сейчас положение в столице. Ваше возвращение может быть не просто опасным, а смертельно опасным. Вы можете попасть прямо в руки революционеров, и тогда можете лишиться жизни, что ни в коем случае нельзя допустить. Ваша жизнь чрезвычайно важна как для самой России, так и для спасения положения в государстве. Ваша гибель ввергнет Россию в такой хаос, из которого она уже никогда не сможет выбраться.
Лицемерные слова Алексеева оказались пророческими. Действительно, сбылось пророчество о том, что судьба Царя – судьба России. Последующие события доказали правоту генерала, который сам не осознавал того, какую чудовищную ошибку он совершает.
- Я ценю вашу преданность и заботу, - медленно проговорил Николай. – Но я не имею права отсиживаться здесь, и пустить события на самотек. Вы в курсе того, что сейчас творится в Петрограде, и должны меня понять. Возвратиться сейчас в столицу – это единственное, что я должен сейчас предпринять.
На самом же деле ни Николай, ни генерал Алексеев, не имели и понятия о том, каких невероятных размеров достигла в столице анархия. Алексеев знал лишь только одно – Императора ни в коем случае нельзя допустить до Петрограда, и дело здесь было вовсе не в заботе о его безопасности. Опасение того, что Государь сможет подавить мятеж, руководствовало Главнокомандующим.
А мятежные генералы уже делали свое дело. По их распоряжению поезда с полками, посланные вместе с генералом Ивановым для подавления бунта, были остановлены, так и не доехав до Царского села.
Известие о том, что Николай, несмотря на все уговоры, все же решил отправиться в столицу, вызвало у генералов едва ли не панику. Так Воейков, которому Государь лично велел приготовить его поезд, в панике помчался к Алексееву.
Он застал генерала в постели. У Алексеева в последние дни обострилось воспаление почек, и он страдал от сильных болей. Поднявшаяся почти до сорока градусов температура уложила его в кровать, где он и отлеживался в надежде на то, что болезнь отпустит его.
Увидев взволнованного Воейкова, он сказал:
- По вашему лицу я вижу, что случилось что-то непредвиденное. Так говорите же, не тяните.
Воейков кивнул, как бы желая показать, что генерал не ошибся.
- Вы правы, и это может спутать все карты.
Алексеев выжидающе смотрел на генерал-майора, силясь понять, что же могло его так встревожить.
- Михаил Алексеевич, несмотря на все ваши попытки разубедить Императора, он только что отдал приказ об отправке его поезда в Царское село.
Это известие, вопреки ожиданию, не только не встревожило Алексеева, а напротив, вызвало на его лице усмешку.
Откинувшись на подушку, он заметно расслабился, и смотрел куда-то мимо Воейкова. С его лица не сходила хитрая усмешка, словно это решение Императора лишь забавляло его.
Воейков в полном недоумении смотрел на Главнокомандующего, совершенно не понимая, почему его слова вызвали у того такую реакцию.
- Он вам так и сказал? – насмешливо спросил Алексеев.
- Сказал. Он отдал мне приказ о том, чтобы я приготовил его поезд. Мне ничего не оставалось, как исполнить приказ. Все уже готово к отбытию. Я… - Воейков запнулся. – Я не знаю, что еще можно предпринять.
Хитрое выражение не сходило с лица Главнокомандующего, и ставило Воейкова в тупик. Словно в ответ на его мысли, тот произнес все так же насмешливо, даже с какой-то издевкой.
- Как же он поедет, интересно знать. Ему необходимо будет послать впереди себя целый батальон, чтобы тот расчищал ему путь.
Воейков недоуменно захлопал глазами, такими циничными и бестактными показались ему слова Главнокомандующего.
- Если вы считаете, что ехать опасно, то ваш прямой долг сообщить мне об этом.
Алексеев посмотрел на Воейкова, удивленный наивностью этой фразы и, пытаясь понять, говорит ли тот всерьез или же пытается вложить в эти слова какой-то иной смысл.
- Успокойтесь, Виктор Николаевич, - отозвался он. – Я ничего не знаю ни о какой опасности.
Однако в глазах Воейкова было недоверие.
- Ваши слова мне не кажутся сказанными просто так.
Алексеев неопределенно пожал плечами.
- И все же объяснитесь, - настаивал Воейков. – Что вы подразумевали под вышесказанным? Вы должны мне сказать более определенно, считаете ли вы опасным ехать Царю или же нет.
Главнокомандующий вновь устремил на Воейкова взгляд, в котором явно читались насмешливость и пренебрежение.
- Почему же, - произнес он. – Пуская Государь едет. Ничего в этом страшного нет.
После этого Алексеев, казалось, полностью утратил интерес к Воейкову. Подозрения генерал-майора, однако же, усилились еще больше. Он понимал, что Главнокомандующий болен, знал, что у него жар. И, тем не менее, он не считал, что подобное поведение обусловлено жаром. Алексеев что-то знал, но пытался скрыть.
Видя, что Главнокомандующий игнорирует его, Воейков произнес:
- Михаил Алексеевич, я считаю, что вы должны сами пойти к Государю, и честно доложить ему положение дел. То, что вы не хотите сказать мне, вы обязаны сообщить ему.
- Хорошо, Виктор Николаевич, - отозвался больной. – Вполне возможно, я так и сделаю.
Казалось, Алексеев колеблется, но у Воейкова сложилось впечатление, что Главнокомандующий уже давно все для себя решил.
Само собой, разумеется, Алексеев ничего не сказал Императору, и больше не пытался отговорить его от поездки.
28 февраля, примерно в половине шестого вечера, императорский поезд вышел из Могилева, направляясь в Царское село.
Известие о том, что Государь направляется в столицу, сильно встревожило Временный Комитет. Отступать было поздно, и единственным спасением для самозванцев было не допустить Царя до Петрограда.
Эту задачу поручили теперь уже бывшему депутату Государственной Думы А.А. Бубликову. В его задачу входило дезинформировать Николая, сообщив ему, что путь в столицу перерезан в районе Луги. Однако заговорщики опасались, что Император не поверит этому, и продолжит движение.
Получив сообщение, Государь заколебался.
- Ваше Величество, - сказали ему. – Всем нам очень жаль, но дальше двигаться не представляется возможным. Все остальные станции захвачены мятежниками. Путь на Петроград закрыт.
Донесение сильно расстроило Императора, но он постарался не подавать и виду.
- Что же вы предлагаете мне сделать? – спросил он, вопросительно глядя на человека, сообщившего ему это известие.
- Ваше Величество, единственный вариант – это повернуть поезд на Псков.
- Почему именно на Псков? – спросил Государь, не сводя внимательного взгляда с говорившего.
Под этим взглядом тот сжался, и невольно втянул голову в плечи.
- В Пскове находятся военные части Северного фронта, под командованием генерала Рузского. Эти части верны Вашему Величеству, и будут делать то, что вы им прикажете.
Это была заведомая ложь, так как генерал Рузский принадлежал к числу самых активных заговорщиков, и готовил Императору ловушку. Само собой, что и войска, которыми руководил он, не пошевелили бы и пальцем, чтобы стать на сторону Государя. Получалось, что Николай, выехав из Могилева, уже был обречен. Все его пути к отступлению были отрезаны.
Император колебался. Нельзя сказать, что он доверял Рузскому, он уже давно понял, что доверять нельзя никому. Но он упорно не желал верить в то, что Генералитет окажется способным его предать.