Неизвестные солдаты минувшей войны

Николай Сологубовский
 
А.Васильев: «Неизвестные солдаты минувшей войны».

Германия будет размолота!

«Под небом Африки моей»
«Русская армия» в Северной Африке
И один в пустыне воин! Если он вместе с арабами!
Как лейтенант Еникеев потопил немецкую подлодку U-602

Хабиб Бургиба: «Германия будет размолота»

Шел 1942 год…
Фашисты были уже под Москвой и Ленинградом…
Фашисты рвались к Волге…
Фашисты приближались к Кавказу…
«Германия не выиграет войну,... время работает против нее, и можно математически просчитать, что она будет раздавлена. Между русским ко-лоссом, которого не удалось свалить в прошлом году – и он уже возобновля-ет наступление – и колоссом американским, или англосаксонским, который держит моря и чьи промышленные возможности неисчерпаемы, Германия будет размолота, как в тисках мощных челюстей. Это лишь вопрос време-ни».
Эти слова написал прозорливый тунисец Хабиб Бургиба в своем пись-ме из тюрьмы Fort Saint-Nicolas, Марсель, 8 августа 1942 года. Если бы пись-мо попало в руки врагов, его бы расстреляли…

Северная Африка. 2015 год. В русской православной церкви Воскресе-ния Христова в Тунисе – черная мраморная плита с фамилиями:
 Федоров, Харламов, Шаров, Александров, Груненков, Юргенс…
И внизу слова:
Русская колонiя Тунизiи своимъ сынамъ павшимъ на полъ брани 1939-1945.
На военных кладбищах времен Второй мировой войны в Тунисе – ти-шина. Строгими рядами вытянулись надгробные плиты и кресты. Мы с моим тунисским другом Нуреддином Мрадом молча идем вдоль могил. На таблич-ках - фамилии французов, тунисцев, алжирцев, сенегальцев, марокканцев, индийцев, зулусов, американцев, англичан….Снова фамилии арабов и афри-канцев… Среди них – захоронения с русскими фамилиями: Федоров, Попов, Попович, Пунчин, Павловский, Огарович, Кращенков, Трофимов…
На могилы  и русских, и других воинов мы  кладем свежие цветы .
Как они оказались в Африке? Какие русские судьбы скрыты под над-гробными плитами в Тунисе?
18 июня 1940 г. по Лондонскому радио было передано историческое воззвание еще неизвестного французского генерала де Голля:
«Пламя французского сопротивления не должно погаснуть и не по-гаснет…От имени Франции я твердо заявляю следующее: абсолютным долгом всех французов, которые еще носят оружие, является продолже-ние сопротивления… Прямой долг всех честных людей – отказаться вы-полнять условия противника».
Среди честных людей, которые первыми откликнулись на призыв гене-рала, были русские эмигранты.

 «Под небом Африки моей»

Ветеран французского Сопротивления Н.В. Вырубов свидетельствует: «После 1941 года все изменилось: Родина подверглась нападению, само ее существование было под угрозой. Для тех, кто был воспитан в русском духе, жил в русской среде, главным мотивом участия в войне, безусловно, стала Россия… Им хотелось участвовать в войне, ими руководило желание внести свой вклад в достижение победы… Они боролись за победу на стороне союз-ников. Многие из них сочувствовали победам русских войск, гордились ими» .
Одним из них был Зиновий Пешков, старший брат Якова Свердлова. Его крестный отец – писатель Алексей Максимович Пешков, Максим Горь-кий. Командир батальона, капитан Пешков участвует в боях Иностранного легиона в Северной Африке .
Как известно, 3 сентября 1939 г. Франция объявила войну фашистской Германии. Что случилось потом – об этом написано много книг…
После поражения Франции летом 1940 г. Пешков отказался принять перемирие с нацистами, отказался стать коллаборационистом  и бежал ночью на пароходе, прибыв в Лондон одним из первых. В Лондоне Зиновий Пешков стал ближайшим соратником генерала де Голля.
В своей речи, произнесенной в Алжире 14 июля 1943г., генерал де Голль отмечал: «Когда же огонь войны перекинулся на землю нашей Север-ной Африки, то там оказалась французская армия, чтобы славно послужить авангардом союзников в Тунисе »   В ее создании активно участие приняли русские патриоты, в том числе и З.Пешков. М. Пархомовский, исследователь биографии З. Пешкова, пишет о том, что «он сражался против немецко-итальянской войск в Северной Африке с февраля по май 1941г.» .
В книга «Звуки горна. Жизнь в Иностранном легионе» (американское издание) Зиновий Пешков с гордостью пишет о русских, которые сражались в Африке: «Мне следует воздать должное неизвестному величию этих людей, по случаю ставших солдатами, этим кочующим труженикам, которые под солнцем Африки выполняют множественные и трудные задачи. Они могли бы сказать о себе, как солдаты Рима: «Мы идем, и дороги следуют за нами» .
Имя этого человека высечено  посмертно а одной надгробной плите с русской княгиней Верой Аполлоновной Оболенской.
Княгиня, активный участник французского «Сопротивления», после зверских пыток была расстреляна фашистами в Берлинской тюрьме.
Светлая память о русских людях,  сражавшихся вдали России и погиб-ших  за Россию!
В Северной Африке сражались князь Сергей Урусов, Ващенко, Гайер, Гомберг, Золотарев, Попов, Регема, Ротштейн, Земцов, награжденный двумя Военными Крестами, вторым Крестом посмертно, и многие другие.
Они воевали в составе французского Иностранного легиона,  в частях Свободной Франции,  вместе с англичанами создавали диверсионные отряды.
В своих мемуарах, изданных в послевоенном Париже, В.И. Алексин-ский писал о том, что во французских частях воевало много русских, которые отличились в боях против фашистов в Тунисе, Алжире, Ливии. Среди 1056 человек, награжденных «Орденом Освобождения», (этот орден был учрежден генералом де Голлем в 1940 г. для награждения за особые отличия перед Францией), имена подполковника Д. Амилахвари, Н. Румянцева, командира 1-го марокканского кавалерийского полка, капитана А. Тер-Саркисова и еще семерых русских...
Александр Сергеевич Пушкин как-то написал в своих стихах: «Под не-бом Африки моей». Здесь, в Северной Африке, под ее бескрайним небом по-гиб праправнук великого поэта (по линии дочери Натальи Александровны Пушкиной, во втором браке графини Меренберг) – Александр Уэрнер. Ему шел лишь 25-й год... В армию он пошел добровольцем, служил пехотинцем и погиб во время высадки английского десанта в Северной Африке в 1942 году. Он был единственным из всех пятнадцати потомков Пушкина, принимавших участие во второй мировой войне, который пал на поле брани. Другой, Геор-гий Михайлович Воронцов-Вельяминов, сражался в рядах французской ар-мии и был ранен под Дюнкерком. Его отец Михаил Павлович Воронцов-Вельяминов участвовал во французском Сопротивлении.
Никто не стоял в стороне!
И еще о двух русских по происхождению людях, воевавших в Север-ной Африке на стороне союзников, хотелось бы рассказать. Роман Касев то-же добровольцем присоединился к французскому Сопротивлению, воевал летчиком в авиагруппе «Лотарингия»,  а Алекс Васильев – во флоте и стал контр-адмиралом. Оба получили широкую литературную известность во Франции.
Особенно бывший летчик, многие романы которого изданы в России. Ромен Гари – такой псевдоним  взял себе Роман Касев – «родился»во второй раз  в победном 1945 году с выходом в свет романа «Европейское воспита-ние». Он стал известным романистом, дипломатом, членом Французской академии. В автобиографической книге «Предчувствие зари» он воспроизво-дит тяжелую, тревожную атмосферу подлого вишистского безвременья в Марокко, описывает свои скитанья по Мекнесу и Касабланке перед дерзким побегом в британский Гибралтар, навстречу боевым будням в одном из под-разделений французской авиации. Его последний роман «Воздушные змеи» (1980 г.) – доверительный разговор русского человека о любви простого француза к гордой польской аристократке. Любви возвышенной, любви к од-ной женщине и на всю жизнь. Счастливой любви на трагическом фоне вто-рой мировой войны…
Но и контр-адмирал запаса Алекс Васильевнпе только громил немцев.  Он написал сборник новелл «Неизвестные солдаты минувшей войны». В них он воскрешает пережитое им и его боевыми товарищами, в частности, высад-ку союзного десанта в Северной Африке в ноябре 1942 года.
По сведениям российского востоковеда А.З. Егорина, во время второй мировой войны в Северную Африку немцами-нацистами было переброшено более 20 тысяч советских военнопленных .  В неимоверно трудных условиях  они занимались строительством дорог и фортификационных сооружений для армии генерала Роммеля, в том числе  в Тунисе на линии Марет, под Энфи-давиллем и Хаммаметом и на полуострове Кап-Бон. Многие умерли от изде-вательств и побоев, были расстреляны немцами при их отступлении, но часть их них смогла бежать из плена и встала под знамена союзников.
И когда в 1943 году части союзников высадились в Италии, в их рядах были и русские добровольцы из числа эмигрантов, и бывшие советские воен-нопленные…

 «Русская армия» в Северной Африке

Во время Второй мировой войны русские эмигранты и бежавшие из плена советские военнопленные  участвовали в создании диверсионных от-рядов (говоря современным языком, спецназа) в Северной Африке. Одним из таких отрядов была «русская армия Попского», которая снабжала союзников ценнейшими разведывательными сведениями и наносила удары по тылам немцев и итальянцев в Ливии, а затем и в Тунисе. В его отряде вместе с рус-скими, англичанами, французами, поляками геройски сражались арабы, туа-реги и берберы. То, что этому отряду англичане, а затем и немцы дали назва-ние «русской армии», говорит о многом.
О книге Владимира Пеньякова «Частная армия Попского», вышедшей в Великобритании в 1950 г., в прессе тогда писали, что «это авантюрная исто-рия, которая не имеет себе равных в литературе о любой другой войне» . Путь отряда майора английской армии Владимира Пеньякова по тылам врага от африканских пустынь до севера Италии – это одна из самых захватываю-щих историй времен второй мировой войны. 
Вот что рассказывают о Владимире Пеньякове.
Он родился в 1897 году в семье русских, работавших  в Бельгии (по другим данным,  в Лондоне) . Семнадцати лет от роду он вступил добро-вольцем в ряды французской армии. В качестве артиллериста молодой чело-век прошел всю Первую мировую войну. Получив ранение и  демобилизо-вавшись, Пеньяков уехал на работу в одной из иностранных концессий в Египте. Как это ни было бы странно, он,  полюбив пустыню,  весь свой досуг посвящал исследованию Северной Африки, совершая длительные «рейды» по пустыням, знакомясь с образом жизни бедуинов и туарегов, изучая их языки, обычаи и традиции  и осваивая методы выживания. Ну как он мог предвидеть, что именно это так пригодится ему, командиру «спецназа, через несколько лет!
Свое участие в войне с фашистами  Пеньяков объяснял просто:
«Я не питал никаких иллюзий, что могу повлиять на ход событий, но было как-то неловко оставаться в стороне...».
В конце 1941 г. он всеми правдами и неправдами прошел медицинские комиссии (ему было уже 44 года) и получил назначение в арабские воинские части, входившие в состав британских вооруженных сил, воевавших с италь-янцами в Киренаике (Ливия). Сначала он служил в тыловых частях. Но по-степенно у него созрели иные планы. Он решил создать разведывательную сеть в пустыне Сахара, чтобы собирать информацию, дающую точную, изо дня в день картину расположения вражеских войск, и поставлять ее штабу британской армии. Английское командование дало добро, и  в течение 15 ме-сяцев Пеньяков сражался  в Ливии во главе английского диверсионного от-ряда, в который он набирал только добровольцев.
Пеньяков полагался на свое знание арабского языка и арабских обыча-ев: араб  не может предать гостя, которого принимает в своем шатре. В один из таких разъездов, в апреле 1942 г., он встретился с двумя шейхами – Мат-валлой и Саадом Али – и убедил их созвать совещание всех предводителей племен. Во все стороны были разосланы гонцы, и в один прекрасный день к шатру Матваллы съехалось более 60 шейхов. Пеньяков обратился к ним с ре-чью, снабженной всеми украшениями восточного красноречия:
«Ваш духовный вождь, ваш эмир, уважаемый Сайд Идрис эль Сану-си – да благословит его Бог – предложил свою помощь и помощь своего народа моему королю, кто есть король Англии... Черно-белое знамя Сайда Идриса развевается рядом со знаменем английского короля. Британское правительство знает, что у него нет более преданных друзей, больших энтузиастов, чем вы – арабы Сануси».
Шейхи, которые ненавидели оккупантов-итальянцев, с энтузиазмом встретили призыв Пеньякова,  и вскоре русская разведывательная сеть рас-кинулась по всей оккупированной территории Ливии.
Главным источником информации были знавшие итальянский язык арабы, работавшие прислугой при штабах и офицерских столовых. Итальян-ские офицеры не подозревали, что их оборванные «слуги» понимают и даже читают на их языке. Они свободно разговаривали в их присутствии, оставля-ли на столах важные документы. По ночам на улицах городков или в палат-ках пастухов эти «слуги» встречались с посыльным, и всадник исчезал во тьме, унося с собой очередное важное сообщение для Пеньякова. Сам Пенья-ков со своим отрядом, разбитым на группы,  разъезжал по пустыне Сахара, проверял на месте разведывательные данные, наблюдал за передвижениями войск противника и каждую ночь в течение пяти месяцев сообщал по радио-передатчику важные и, главное, точные данные в штаб 8-й английской ар-мии.

И один в пустыне воин! Если он вместе с арабами!

«Армия Попского», получившая  сначала официальное наименование «истребительный эскадрон (Demolition Squadron) № 1», предназначалась для разведки и диверсий на аэродромах, узлах связи, складах, железных дорогах и нефтепроводах противника. В ее состав вошли отобранные лично Пеньяко-вым добровольцы, специалисты по подрывному делу, а также вождению ав-томобилейв условиях пустыни. Владимир Пеньяков получил довольно боль-шую свободу в планировании операций и выборе целей для диверсий и цели-ком оправдал доверие английского командования:   проведенные его «спец-назовцами» рейды всегда закончивались успешно.
Автопарк отряда Demolition Squadron был представлен легковыми вез-деходами «Willys MB», а по-простому – джипами, вооруженными двумя пу-леметами каждый, и трехтонными грузовиками  в качестве "тылового" транспорта. Экипаж каждого джипа – «тачанки» Второй мировой войны -  состоял из двух-трех человек.
Сбор разведывательных данных был важной частью деятельности «русской армии». Но накануне английского наступления на армию Роммеля   Пеньяков получил из штаба весьма лаконичное   предписание: «Сейте панику и страх». И он сразу энергично взялся за дело. Его «армия» провела множе-ство успешных боевых операций с минимальными потерями. Например, ноч-ной рейд на немецкий аэродром в окрестностях Тобрука, когда  пеньяковцы расстреляли из крупнокалиберных пулеметов 20 самолетов противника и по-дожгли несколько складов, но потеряли  всего трех человек. По всей оккупи-рованной территории Ливии начали взлетать по ночам  на воздух склады го-рючего, столь необходимого для немцев,  немецкие танки подрывались на минах, расставленных бойцами Пеньякова в самых неожиданных местах, го-рели самолеты на аэродромах, и десятки солдат бежали из лагерей военно-пленных, освобожденные во время ночных рейдов «русской армии».
После этих акций недоверчивое отношение британских офицеров к   «парням Попски» сменилось искренним уважением. Выражение "Popski`s private Army", брошенное одним из офицеров штаба 8-й английской армии, быстро прижилось, а затем стало официальным наименованием группы. С этого времени «1-й эскадрон» сокращенно именовался "РРА".
Конечно, все эти акции Пеньяков мог проводить только с помощью арабских добровольцев и во взаимодействии с другими спецгруппами англи-чан, так называемых САС. Разъяренные нацисты отвечали на это жестокими репрессиями: арабов, заподозренных в помощи англичанам, фашисты под-вешивали за челюсть на крюк и оставляли умирать на солнце. Тогда Пенья-ков написал письмо главнокомандующему итальянскими войсками в Кире-наики генералу Патти и предупредил его, что за каждого замученного араба он, русский офицер, будет расстреливать одного офицера итальянской армии. Генерал Патти всерьез воспринял угрозу русского офицера. После этого, пи-шет в своей книге Пеньяков, ни об одной казни араба он не слышал.
В конце начале ноября 1942 г. командующий 8-й армией генерал Монт-гомери нанес Роммелю сокрушительный удар, выиграв битву при Эль-Аламейне (Египет), которая стала переломным моментом в ходе войны на Севере Африки. Киренаика была очищена от фашистов, Роммель стал отсту-пать в Тунис, а первыми из армии Монтгомери в Тунис проникли  разведчи-ки из отряда Пеньякова.
Перед английскими войсками встала сильно укрепленная линия Марет. Ее построили в тридцатые годы французы на случай вторжения в Тунис итальянцев. Теперь здесь сосредоточил свои силы генерал Роммель; здесь же Монтгомери нанес  главный удар по немецкой армии. Но наступление  «в лоб» обернулось огромными потерями. Надо было найти обходы этих укреп-лений.
Вот что  Монтгомери запишет – уже после войны -  в своих воспоми-наниях: «Местность западнее возвышенности Матматы (на  юго-западе от линии Марет – авт.) считалась непроходимым «песчаным морем», прости-равшимся на многие километры…Главным моментом моего плана должен был стать обход фланга противника с запада от Матматы, происходящий од-новременно с ограниченным фронтальным наступлением.  Проблема стояла одна: можно ли найти путь через пески?» .
Пеньяков получил срочное задание.   Рано утром  он подъехал к город-ку Матмата, находящемуся на  гористом плато. «Целый день, пишет Пенья-ков, мы исследовали местность и обнаружили возможный проход для воен-ных соединений. Мы знали, что в штабе 8-й армии ждут результатов наших наблюдений и сделали все это так быстро, как только могли».
Русский офицер с честью выполнил ответственное задание. Монтгоме-ри потом напишет  в своих воспоминаниях: «Группа дальнего действия в пустыне нашла сносный путь, и план сложился» . Новозеландская танковая дивизия  совершила фланговый марш в обход линии Марет, и 20 марта 1943 года Монтгомери обратился к своим войскам:
 «Вперед на Тунис! Сбросим врага в море!» 
Разведданные Пеньякова и других разведгрупп сыграли важную роль в прорыве союзниками линии Марет 28 марта 1943 года, и это  стало началом разгрома германо-итальянской группировки в Тунисе. Тунис стал для нацис-тов «африканским Сталинградом» .
Потом были бои за освобождение Италии и Австрии, где майор Пенья-ков воевал командиром 27-го танкового полка, а затем стал личным офице-ром генерал-лейтенанта Маккрири . После окончания Второй  мировой вой-ны Владимир Пеньяков служил в Вене связным офицером между англо-американскими и советскими войсками. Его боевой путь, который он закон-чил в чине полковника английской армии, отмечен высокими военными на-градами.
 
  Как лейтенант Еникеев потопил немецкую подлодку U-602

Эту историю рассказал капитан I ранга Николай Черкашин.
…В сентябре 1976 года плавбаза «Федор Видяев» в сопровождении сторожевика и подводной лодки, на которой я служил, входила на рейд Би-зерты с визитом дружбы. В знак уважения к советскому флагу нас поставили не в аванпорте, а в военной гавани Сиди-Абдаллах – в той самой, как выяс-нилось, что стала последним причалом для черноморских кораблей, уведен-ных Врангелем из Севастополя. Здесь же, кстати, укрывались и испанская эс-кадра, угнанная мятежниками из республиканской Картахены в 1939 году, и остатки французского флота после падения Парижа в сороковом...
Бизерта, Бизерта, пристанище беглых флотов...Я оглядываюсь по сто-ронам – не увижу ли где призатопленный корпус русского эсминца, не мелькнет ли где ржавая мачта корабля-земляка... Но гладь бизертского озера была пустынна.
Утром объявили сход на берег. Мне не терпелось попасть в Медину – старую арабскую часть города, и я всячески торопил своих спутников – ко-мандира плавбазы сорокалетнего крепыша с флибустьерскими бакенбардами Разбаша, на кремовой рубашке которого блестело золото кавторанговских погон, и старпома с нашей подводной лодки – капитан-лейтенанта Симбир-цева. В Медине мы с головой окунулись в «добрый старый Восток». Все бы-ло так, как грезилось когда-то в школярских мечтах, как виделось лишь на телеэкране да на снимках путешествующих счастливцев. Велик базар... Плы-вут малиновые фески, чалмы, бурнусы... Пестрые попоны мулов, яркая эмаль мопедов, сияющая медь кувшинов на смуглых плечах водоносов, пунцовые связки перца, разноцветная рябь фиников, миндаля, маслин, бобов...
У ворот старой испанской крепости к нам подбежала девушка, вида ев-ропейского, но с сильным туземным загаром. Безошибочно определив в Раз-баше старшего, она принялась его о чем-то упрашивать, обращаясь за под-держкой то ко мне, то к Симбирцеву. Из потока французских слов, обрушен-ных на нас, мы поняли, что она внучка кого-то из здешних русских, что ее дед – бывший моряк, тяжело болен и очень хотел бы поговорить с соотечест-венниками; дом рядом – в двух шагах от крепости. Мы переглянулись.
– Может, провокация? – предположил Симбирцев.
– Напужал ежа! – воинственно распушил бакенбарды командир плавба-зы. – Нас трое и мы в тельняшках. Посмотрим на «осколок империи».
Мы пошли вслед за девушкой, которую, как быстро выяснил Разбаш, звали Таня и которую всю недолгую дорогу он корил за то, что не удосужи-лась выучить родной язык. Девушка привела нас к старинному туземному дому, такому же кубическому и белому, как и теснившие его соседи–крепыши с чугунными балкончиками и фонарями, вроде тех, что горели на парижских улицах во времена Золя и Мопассана…
«Осколок империи» лежал на тахте под пледом. Голова повернулась с подушки к нам, и старик отчаянно задвигал локтями, пытаясь сесть. Подоб-рал плед, оглядел нас недоверчиво, растерянно и радостно:
– Вот уж не ожидал!.. Рассаживайтесь! Простите, не знаю, как вас ти-туловать...
Мы назвались. Представился и хозяин:
– Бывший лейтенант российского императорского флота Еникеев Сер-гей Николаевич.
В распахе домашней куртки виднелась тельняшка. В вырез ее сбегала с шеи цепочка нательного крестика. Сергей Николаевич рассматривал наши лица, наши погоны, фуражки с тем же ошеломлением, с каким бы мы разгля-дывали инопланетян, явись они вдруг перед нами. Он очень боялся – и это было видно – что мы посидим–посидим, встанем и уйдем. Он не знал, как нас удержать и смятенно предлагал чай, фанту, буху (местную водку), кофе... Мы выбрали кофе.
– Таня! – почти закричал он. – Труа кафе тюрк!.. Извините, внучка не говорит по-русски, живет не со мной... Вы из Севастополя?
– Да, – ответил за всех Разбаш, который и в самом деле жил в Севасто-поле.
–  Я ведь тоже коренной севастополит! – Обрадовался Еникеев. – Ро-дился на Корабельной стороне, в Аполлоновой балке. Отец снимал там до-мик у отставного боцмана, а потом мы перебрались в центр... Может быть, знаете, в конце Большой Морской стоял знаменитый «дом Гущина»? Вот в этом доме я прожил до самой «врангелиады».
Таня принесла кофе и блюдо с финиками. Я огляделся... Из морских вещей в комнате были только бронзовые корабельные часы фирмы «Мозер», висевшие на стене между иконкой Николая Чудотворца и журнальным фото Юрия Гагарина. Поверх картоньера лежала аккуратная подшивка газеты «Голос Родины», издававшейся в Москве для соотечественников за рубежом.
– Я подписался на эту газету, – перехватил мой взгляд Еникеев, – когда узнал, что ваше правительство поставило в Порт-Саиде памятник броненосцу «Пересвет». Слыхали о таком?
– Тот, что взорвался в Средиземном море?
–Точно так. В шестнадцатом году на выходе из Суэцкого канала... Я был младшим трюмным механиком на «Пересвете» и прошел на нем – изви-ните за каламбур – полсвета: от Владивостока до Суэца. Это был старый броненосец, хлебнувший лиха еще в Порт-Артуре. Японцы его потопили в 1904-м, подняли, а спустя лет десять продали России. Из глубокого тыла мы шли на войну… Но морская война для меня началась и кончилась в одну ночь. Ночь, скажу я вам, ужасную. Мы вышли из Порт-Саида на Мальту за три дня до рождества…Вдруг корабль тряхнуло…Палуба кренилась все кру-че и круче…. Подобрал меня вельбот с английского эсминца…
Потом выяснилось: подорвались мы на мине, выставленной германской подводной лодкой U-73…
Потом я попал в Грецию, там женился на гречанке Кассии, она родила мне сына, Пересвета… Оттуда попал в Севастополь. Меня определили инже-нер-механиком на подводную лодку «Тюлень». В войну с турками слава об этой субмарине гремела по всему флоту. Она приводила в Севастополь ту-рецкие шхуны одну за другой, топила транспорты, крейсировала у Босфора... На «Тюлене» я приплыл в Бизерту. Здесь я, уже лейтенант, сошелся очень близко с кавторангом Владимиром Петровичем Шмидтом, братом того само-го Шмидта, что был расстрелян на острове Березань. На многие вещи мы смотрели одними глазами. Правда, в Бизерте он снял погоны, принял духов-ный сан и стал священником. Говорят, до недавних лет Шмидт служил на-стоятелем в небольшом православном храме в Нью-Йорке близ здания ООН.
Да... Здесь в Бизерте, как на большом перекрестке, пути расходились у многих: кто уехал в Марокко, кто в Сербию, кто во Францию. А по Севасто-полю тосковали! И как тосковали! Вы шли сюда по бульвару Хабиба. ? Нет, вы шли по Примбулю. Приморскому бульвару! Гавань Вьё-Пор мы переиме-новали в Артбухту. А городской холм назвали между собой Малаховым кур-ганом.
Еникеев на минуту замолк, задумался, потом снова повел свой груст-ный рассказ:
– Конечно, я мог бы вернуться на родину, как вернулся генерал Слащов со своими казаками. На мне не было крови... Заурядный корабельный меха-ник. Кто стал бы меня преследовать? Но жизнь моя уже установилась здесь. Приехала из Пирея Касси с Пересветом, вскоре родилась дочь, Ксения.
Я преподавал теоретическую механику в гардемаринских ротах Мор-ского корпуса. Все было хорошо, пока корпус не распустили. Вот тут нача-лись черные дни. Безработица... Потом устроился рабочим в аккумуляторную мастерскую. И, наконец, в тридцать третьем выбился в начальники электро-технической службы торгового порта.
Как только началась вторая война с бошами, я вступил добровольцем во французский флот. Однако плавать мне не пришлось. В чине капитан-лейтенанта меня назначили старшим механиком здешней базы по ремонту подводных лодок. Через год я отравился хлором и меня списали вчистую…
Когда я узнал о гибели сына Пересвета – волосы стали белыми... Лей-тенант французского флота Пересвет Еникееев погиб девятнадцатого декабря сорокового года на подводной лодке «Сфакс» под Касабланкой. Потопили их боши…
Немцы пришли в Бизерту в ноябре сорок второго года. В порту я не по-являлся, хотя меня могли обвинить в саботаже и расстрелять. И когда в марте сорок третьего ко мне вломились ночью жандармы, я так и понял – повезут на расстрел. Простился с Касси и Ксюшей... Привезли меня в порт, где стояла немецкая подводная лодка. Теперь мне известен ее номер – U-602, как из-вестно и то, что лодку сына потопила U-37. Но тогда я решил – вот она, убийца моего Пересвета. Новенькая, спущенная со стапелей чуть больше го-да, она несла четыре торпедных аппарата в носу и один в корме. Зубастая была акула. Командир субмарины на скверном французском сообщил мне, что в электродвигатели попала морская вода и требуется срочная переборка механизмов. И если я не справлюсь с работой за сутки, то он лично расстре-ляет меня прямо на причале…
Делать нечего. Взялся за работу… и устроил я им межвитковое замы-кание якорей обоих электромоторов. Причем, сделал это так, чтобы замыка-ние произошло лишь при полной нагрузке. Полный же подводный ход, как вы сами знаете, лодка развивает лишь в крайне опасных ситуациях. 23 апреля сорок третьего года U-602 погибла «при неизвестных обстоятельствах» у бе-регов Алжира… U-602 – это мой личный взнос на алтарь общей победы…
Еникеев дотянулся до картоньера, выдвинул ящичек и достал из него старый морской кортик. Ласково огладил эфес и ножны, тихо звякнули брон-зовые кольца и пряжки с львиными мордами.
– Теперь, когда вы знаете мою историю, я хочу попросить вас об одном одолжении, – Еникеев не сводил глаз с булатного клинка. – Когда вернетесь в Севастополь, бросьте мой кортик в море… возле памятника затопленным ко-раблям. Беру с вас слово офицера.
Он решительно протянул Разбашу кортик, рукояткой вперед.
…В один из воскресных дней, вернувшись в Севастополь, мы все той же бизертской тройкой спустились с Приморского бульвара на мысок, про-тив которого высится над водой свеча коринфской колонны. Разбаш достал из свертка кортик лейтенанта Еникеева, повертел в руках и сокрушенно вздохнул:
– Как-то жалко в море бросать. Может, в музей сдадим?
– А слово офицера? – напомнил Симбирцев.
Разбаш размахнулся и с силой метнул кортик туда, где в неспокойной синеве зыбко отражался бронзовый орел памятника затопленным кораблям.