В поездке к Николаю за рулём сидел Кирилл. Он лихо управлял машиной и Александру думалось: « Вот так бы всегда сын водил машину, а он бы располагался рядом. Подумать можно обо всём, да и по сторонам можно спокойно посматривать, не боясь въехать какой-нибудь машине в зад».
Кирилл ехал своим маршрутом, и Александр удивлялся, как же давно он не заезжал на эти улицы. Город то, город, как переменился, нет, обновился совсем до неузнаваемости. Он несколько раз чуть не спросил Кирилла: Кира, а где это мы едем? Но постеснялся.
Возле котедджа Николая стояло много машин, но Кирилл подъехал к самым воротам. Александр хотел сделать ему замечание, мол, как он машину оставит, никто из дома не выедет. Но Кирилл опередил его:
- Пап, мам, вы идите, а мы с Дашей по магазинам пошмоняемся. Вещи надо купить, то да сё.
- Что, то да сё? - мать настороженно посмотрела на невестку, на Кирилла.- А деньги то есть?
- Мам, есть деньги, есть. Вот папа карточку дал. Я не хочу идти к дяде Коле. Я был. Лёшу видел, тётю Люсю. Мне плохо там, - он отвернулся и посмотрел на отца.
- Пап, идите уж, а? Закончите, позвоните, мы подъедем.
- Саш, что это? Николай обидится, как то не по-людски…
- Мать, пошли, пошли. Они с Николаем договорились,- он открыл двери, выбираясь из машины.- Едрит твою кочерыжку, вроде хорошая машина, а катапульту придумать не удосужились.
Пока он выбирался из кабины, жена уже стояла на земле и поджидала его.
Она внимательно смотрела, как он, кряхтя и сутулясь, опускает ноги на землю и выпрямляется во весь свой рост.
Мелькнула мысль: «Постарел её Александр, постарел. Ещё полгода назад ходил грудь колесом, а сейчас сутулится и кряхтит, что старик. Да, закатали сивку крутые горки».
Александр словно прочитал её мысли:
- Что, мать, так смотришь? Постарел твой сокол ненаглядный? - Он грустно улыбнулся, обнял её за плечо и увлёк к калитке дома. Они пошли не оглядываясь.
Кирилл внимательно смотрел на отца с матерью и когда за ними закрылась калитка, он повернулся к Даше:
- Дашунь, садись вперёд, - но она уже карабкалась между сидениями, боясь, ненароком, на что нибудь наступить. Наконец, умостившись и защелкнув ремень, она скомандовала:
- Вперёд, Стэлс-с!
- Есть, моя принцесса, вперёд. - Машина, рыкнув двигателем, взвизгнув колёсами, рванула с места, уносясь к потоку машин.
Во дворе дома толпились люди. Две крышки гроба с крестами облокотились о стену, притягивая взгляды. Парни и девушки небольшими группами в полголоса о чём-то беседовали, иногда поворачивая головы в сторону гробов, будто проверяя себя в увиденном. Некоторых ходили или стояли с сосредоточенными лицами, они словно решали какую-то неразрешимую, умственную задачу. Одни беседовали, другие перекидывались какими-то незначительными фразами, но у всех на лицах застыл немой вопрос. А может и не вопрос, а трагическое удивление: «Неужели это смерть? Зачем? Почему? Чего ради?»
Александр мельком окинул взглядом двор. Увидев знакомых, молча, поздоровался.
Николай вышел на крыльцо, встречать друга. Он был чисто выбрит, подтянут. Черный костюм, вкупе с чёрным свитером выделяли его бледное лицо, придавая трагическую элегантность. Воспалённые глаза были холодны и печальны. Александр удивился неожиданной, внешней перемене друга.
Они, молча, обнялись. Вера хотела что-то сказать, но он перебил её:
- Вера, не надо говорить. Пойдёмте молча.
Поднялись по ступенькам, прошли прихожую и вошли в залу.
Два лакированных гроба стояли посредине залы. Всё свободное пространство было уставлено венками. Окна задрамированны тяжелыми, тёмными зановисями. Огонь многих свечей, стоящих подле икон отражался в ликах и, казалось, изливал ещё больший свет.
Гробы стояли рядом.
Александр с женой подошли сначала к Лёше.
Лёша лежал в костюме, при галстуке, начищенные носки туфлей отражали свет свечей. Бледные руки крестообразно были сложены на животе, лицо было слегка розовым и, казалось, сейчас он улыбнётся и засмеётся своим заразительным смехом. Александр всматривался в лицо крестника и увидел в нём затаённую печаль. Словно, немой вопрос застыл на устах Лёши и сейчас он силится сказать, высказать его, но не может.
Александр нагнулся, коснулся губами холодного лба. Прошептал, глядя в закрытые глаза:
- Прости меня, Лёша, если когда, чем обидел тебя. Прости, что не уберегли мы тебя? - жена ухватилась за его руку и беззвучно заплакала. Она также ткнулась губами в холодный лоб крестника и заскулила, что та собачонка. Ещё больше повиснув на руке мужа.
- Успокойся, мать, успокойся,- Александр обнял жену за талию.- Пойдём у Люси прощения попросим.
Люся в гробу лежала в тёмно синем, вечернем платье. Роскошная причёска и ожерелье, с желтого жемчуга, придавало её строгому лицу некую торжественность или даже затаённую обиду. Она словно говорила или уличала: « Эх вы, зачем же вы отпустили меня…? Вам было плохо со мною?»
Постояв минут тридцать, они поднялись вместе с Николаем в его кабинет.
- Как жить дальше?- Николай тяжело вздохнул.- Весь жизненный смысл утерян. Эх, Лёша, Лёша, что же ты наделал, сынок? Папку, не послушал, ещё и мамку забрал. На кого меня оставили?- Он сел в кресло и сгорбился.
Александру хотелось успокоить друга, сказать ему какие-нибудь важные слова, но, какими словами возможно вернуть невозвратное? Если сгорит дом, то есть вариант построить другой дом, даже лучше прежнего, если разобьешь машину, можно купить новую, а здесь?
Николай словно очнулся от забытья:
- Как ваши молодые? Когда надумали свадьбу справлять? Я, наверное, не попаду на свадьбу. Девять дней отметим и я уеду на Донбасс.
- Николай, помнишь, ты меня уговаривал ни ехать за Кириллом. Ты приводил очень веские доводы, а теперь сам решил ехать? - Александр положил руку на плечо друга. - Не принимай не нужных решений, у тебя ещё сын, дочь, внучки. Зачем же ты их бросаешь? Ты ведь поступаешь так же, как Лёша…Убьют тебя, им легче будет? Ты им говорил, что покинешь их?
- Нет, не говорил, - он опустил голову.- Кто-то же должен отомстить? Я не смогу так жить.
- Коля, за твоего Лёшу, я думою, уже отомстили его друзья.
- Ладно, мои хорошие,- Николай встал.- Благодарю, что заехали. Похороны через два дня…ну, вообщем, созвонимся.
- Николай, может, чем помочь? - Александр встал. - Я прошу тебя, держись. Мы просим тебя, как бы ни было тяжело, надо жить. Да, это будет другая жизнь, но жизнь. Мы просим тебя, Коля. - Он обнял друга, - ни надо никуда ехать.
Николай улыбнулся вымученной улыбкой:
- Решение принято.
Они ещё немного постояли во дворе, когда подъехал Кирилл. Николай подошёл к машине, поздоровался с Дашей. Задал ей какие-то житейские вопросы, рассеянно выслушал её. Видя её смущение и неловкость, взял её за руку:
- Даша, ты на похороны приходи. Посмотришь, какой у меня был сын. Увидишь мою жену Люсю.
- Дядя Коля, а я вашего Лёшу видела. Мы даже один раз втроём обедали.
- Да?- Николай в изумлении уставился на неё. Словно он только что увидел эту хрупкую, худенькую девочку. Эту девочку, которая видела его сына живого, там на войне.
- Да? Ты его там видела? Какой он там был?
- Он, Лёша, смелый был,- она повернулась и посмотрела на Кирилла. - Он весёлый был, его все любили.
Здесь, словно на небе открылась невидимая шлюза и, им на головы, повалил снег.
Хлопья снега были крупные и невесомые. Они падали на головы, лица, руки и тут же таяли.
- Ладно, дорогие мои,- Николай посмотрел на небо.- Поезжайте. Даша, Кирилл, вы мне расскажите, каким был Лёша на войне. Потом. - Он махнул рукой, повернулся и пошёл в калитку.
Домой всю дорогу ехали молча. Снег сыпался с неба не переставая. Дворники метались по лобовому стеклу не успевая сбрасывать таящую, белую массу.
Остановились у ворот. Кирилл посмотрел на отца:
- Пап, дяде Коле не нужно ехать на Донбасс.
- А тебе? Тебе-то сейчас зачем ехать туда? Ты вернулся домой. Слава Богу, живой и здоровый. Зачем тебе возвращаться? Война там не закончится.
- Пап, мне нельзя здесь оставаться. Я на службе. Присягу принимал,- он посмотрел на Дашу. - У нас Родина Россия, но служу я в ДНР.
Мать встрепенулась:
- Как уехать? Зачем уехать? Саша, мы их не отпустим. Даша, как же так, а почему ты мне ничего об этом не говорила? - Но Даша сидела молча, сжав коленями засунутые между ними ладони.
Здесь ворота разъехались и Кирилл заехал во двор. Машина остановилась, но никто из неё не выходил. Все сидели, в недоумении рассматривая друг друга.
- Пап, мам, мы через три дня венчаемся и заявление в загс подали. Кое-как уговорили, нас распишут через десять дней. Ещё двадцать дней мы будем с вами. Ни в какие свадебные путешествия не поедим. Мы так с Дашей решили,- он положил руки на руль.- И я вас прошу, не давите на нас. Это наша жизнь.
- Сынок, какая такая жизнь, - мать ухватила его за плечё.- Там каждый день убивают. Они же изверги, бандеровцы! Даша, Дашенька, доченька , как же так? Саша, скажи им! Саша, отец, ты что молчишь?
Александр повернулся к ней лицом:
- Вера, мать, успокойся.
- Да как успокойся! Привезут вот так, как Лёшу, будем потом успокоиться,- она опять повернулась к невестке.- Даша, милая доченька, нельзя так? Тебе надо рожать детишек, а ты воевать.
- Всё, мать, хватит причитать! - Александр с силой открыл дверь и резво, по-молодецки, выскочил из машины. Не оглядываясь, взбежал на крыльцо. Ухватил стоящую там лопату и в ярости стал расшвыривать снег. А снег, сплошной, белой завесой, сыпал сверху и, казалось, что этому светопреставлению не будет конца.
-Едрит твою кочерыжку, да что же это такое? Почему всё не так? Ну почему, зачем эта чёртова война?- Александр бубнил себе под нос, разбрасывая такой невесомый и пушистый снег.
- Пап, иди домой, я сам снег уберу, - Кирилл стоял подле, виновато переминаясь с ноги на ногу.- Что сейчас убирать. Вон он сыплет и сыплет.
Александр выпрямился, отшвырнул лопату в сторону и, не глядя на сына, пошёл к крыльцу. Тот догнал его, ухватил за руку, развернул к себе, обнял:
- Пап, прости, но нам по-другому нельзя. Мы русские. Ты же понимаешь?
- Понимаю, сына, ох, как понимаю,- поцеловал его в щёку, отвернулся и тяжело ступая, поднялся по ступеням.
Поздно вечером Александр, в своём кабинете, перебирал бумаги.
Он, разложил на диване папки с документами, с какими-то вырезками из газет, журналов. На стене в телевизоре шёл сериал, но Александр не смотрел его. Он убавил звук и только иногда, если что-то резкое происходило на экране, отрывался от бумаг. Вскидывал голову, всматривался, слабо пытаясь понять, что же там произошло, но, так и не поняв, вновь погружался в бумаги. Стук в дверь оторвал его от мыслей.
- Пап, ты не занят? Можно?
- Заходи, Кира, заходи.
Сын был в спортивных брюках, босиком и с голым торсом.
- Только из зала?
- Да, немного размялся. Грушу поколотил, железо потягал,- он виновато улыбался.- Я похвастаться хочу.
- Чем же? - Александр отодвинул от себя папки.- Присаживайся.
- Знаешь, пап, за неделю перед отпуском я укроповского эСБэУшника завалил, целого подполковника, а с ним ещё троих. Так мелочь. - Он присел рядом:
- Вообшем-то, мне отпуск за это и предоставили, как благодарность.
Мы их штабную машину перехватили. Там, под Дебальцево. Командир говорит, по приезду из отпуска, мне медаль вручат. Так что сын у тебя почти герой.
Александр смотрел на сына и не узнавал его. Перед глазами промелькнула утиная охота, вспомнился крик раненной птицы и растерянность сына.
- А мелочь…это кто?
- Да-а, водила и три охранника этого эСБэУшника. Они в бронированном «Нисане» ехали, думали, проскочат по утречку.- Он откинулся на спинку дивана.- Я что тебе сейчас покажу.
С заднего карманы брюк достал портмоне, открыл его и извлёк удостоверение.
- Вот посмотри, этот эСБэУшник оказался полный мой тёзка. Только на семь лет старше меня, - он открыл удостоверение.- Григорчук Кирилл Александрович. Все бумаги при нём были, недавно подполковника получил. Неделю, укропчик, и порадовался.
- Как? Как его фамилия? - Александр всем телом подался к сыну.
- Григорчук,- Кирилл перестал улыбаться.- Знакомая фамилия? Ты же по молодости жил на Украине, мамка рассказывала. В Виннице?
- Да, жил,- Александр выдавил из себя и протянул руку за удостоверением.
- Дай, посмотрю.- Так же медленно потянул удостоверение на себя. Открыл его и прочитал по слогам:
- Гри-гор-чук Ки-рилл Алек-сан-дро-вич,- лицо его стало серым, заострённым.- Расскажи, как ты его убил?
- А что рассказывать, - Кирилл напряженно всматривался в лицо отца.- Как на войне убивают, так и убил.
- Нет, ты расскажи подробнее,- Александр вымученно посмотрел на сына. Взгляд его машинально упёрся в фотографию моложавого подполковника.
- Подробнее? Ну, с ночи мы устроили засаду. Утром чуть забрезжило, они едут. Метров шестьдесят было. Я сначала снял того, кто рядом с водителем сидел, а потом и самого водилу. Скорость большая у них была. Они со всего маху в кювет с нашей стороны влетели. Машина перевернулась…Двое других не успели выбраться, их мой товарищ уложил. Мы к машине подбежали,… торопились, думали там живых нет. Машину стали осматривать, а этот Григорчук раненный оказался,… попытался стрелять…Я его…зарезал.
- Зарезал, значит… Тем ножом?
- Да, тем ножом,…что мне ветеран подарил. А что такое, пап? Что с тобой? Он что твой знакомый?
- Знакомый, да, знакомый,- Александр всматривался в фотографию.- Сын, ты иди. Дай я побуду один. Завтра я тебе всё расскажу.
Кирилл встал и, часто оглядываясь на отца, вышел из кабинета.
Александр откинулся на спинку дивана, руки его безвольно лежали на коленях. Он закрыл глаза. Посидев несколько минут, встал, оделся. Открыл ящик стола. Достал прицел и долго рассматривал его, легонько трогая пальцем острый край осколка.
Выйдя на крыльцо, он обнаружил, что снег во дворе убран. Открывшаяся белизна словно расширила двор. Чернота неба искрилась далёкими звёздами.
Александр всматривался в небесную глубину и ни о чём не думал.
Постояв несколько минут на крыльце, подышав чистым, прохладным воздухом он спустился во двор, обогнул дом и направился к беседке.
Фонарный свет освещал всё вокруг. У соседей гуляли. Запах жареного мяса ударил в ноздри. Не громкая музыка, смех, чьи-то возгласы были почему-то ему приятны. Из-за забора звучало: «…но пройдёт день и год и настанет час, захлестнет, как волна, как беда. Закричит, позовёт наша память нас, не уйти от неё никуда…»
Александр опёрся плечом о беседку. Сердце сдавила боль. Он глубоко вздохнул и стал правой рукой растирать грудь. Боль немного отпустила. Он зашёл в беседку, сел на скамью. Достал телефон. В нерешительности набрал номер.
Длинные гудки прервались сразу, тихий, уставший голос спросил:
- Аллё. Саша, ты? Здравствуй, Саша.
- Здравствуй, Оксана. Как ты?
- Плохо у нас, Саша. От Кирилла давно нет вестей. Он ведь в АТО. В командировку направили его, на Донбасс.
- Я знаю, Оксана, - у него спазм перехватил горло.- Ты крепись…ладно. Всё будет хорошо… Может тебе, что надо?
- Нет, спасибо. Ты то, как сам? Сердечко, как твоё? Ты уж, Саша, береги себя.
- Полно тебе, Оксана. Я деньги вышлю. Ты не отказывайся, ладно. Я прошу тебя. Ни тебе так…внучку, тёзке моему…
- Саша, не надо, у нас всё есть. Кирилл, хорошо зарабатывает. Да и Оленька, она сейчас стала начальником отделения в больнице. У нас всё хорошо…Вот только Кирилл не звонит…
- Оксана, ты прости меня. Мы, наверное, никогда больше…не встретимся. Ты прости…Я любил тебя… Оксана…Любил,…но видишь, как вышло.
- Не надо,…Саша, я знаю. Не надо. Что сейчас об этом…жизнь прошла.
- Ты прости меня, Оксана, прости…не держи на меня обиду. Виноват я перед тобой, во всём виноват. И перед Кириллом виноват…Оксана…
- Что с тобой, Саша, перестань. У Оленьки с Кириллом доченька скоро народится. Так что у тебя ещё одна внучка будет.
- Да?
- Да.
- Оксана, прости меня…
- Саша, не надо,…зачем ты так…прошло всё…перегорело. Как твой, Кирюша?
- Оксана, аллё! Оксана!
Здесь связь прервалась. Александр несколько раз набирал номер, но бесстрастный голос отвечал ему, что связь недоступна.
Из-за забора звучали песни Валерия Ободзинского и воспоминания обрушились на Александра щемящей тоской о далёкой юности, о прожитом.
Он встал, подошёл к соседскому забору и прислонился лбом к холодным кирпичам.
«…ла, ла, ла, ла-ла-ла. Что-то случилось этой весною. Что-то случилось с ней и со мною…». Песня сковала дыхание. Удивительный голос певца словно вспорол пелену и окунул в прошлое.
Вспомнилось, как он, молодой специалист, приехал в Винницу, как познакомился с Оксаной. Вспомнились тёплые, тёмные ночи над Бугом.
Сладостные поцелуи молодости. Он явственно ощутил прикосновение её губ. Они думали, что будут до конца жизни вместе. Но его судьба распорядилась по-иному. Месячная командировка в другой город и неожиданная встреча с Верой, затмила, перечеркнула их планы.
Даже рождение сына не смогло ничего исправить. Оксана не простила, хоть замуж сама так и не вышла.
О рождении сына Александр узнал через два года. Ему пришла телеграмма из Киева: Твоему сыну два года. Оксана.
Сейчас, вспоминая те события, он, словно, заново пережил то первое эйфорическое состояние души и тела.
Через три дня он уже стоял у дверей квартиры Оксаны.
Его лихорадило. Букет красных роз в левой руке, огромный плюшевый медведь в правой и ещё большой пакет со всякой детской всячиной, которую он набирал в магазинах, тихо радуясь: Эта машинка сыну понравится и этот автомат, и этот пистолет… Александр даже представлял, как будет играть с ним этими игрушками.,
Он долго нажал кнопку звонка и замер в ожидании.
Оксана открыла дверь с ребёнком на руках и отступила в глубь комнаты:
- Заходи.
Она была в легком цветастом, ситцевом платьице. Оголённые до плеч руки прижимали сына, и она повернулась всем телом, словно, закрывая его собой от взгляда Александра.
- Оксана, здравствуй,- он едва выдавил из себя. Пакет и медведя он опустил на пол, а сам с цветами шагнул к ней.
- Стой на месте. Не подходи,- Оксана отступила к комоду и заговорила, обращаясь к сыну:
- Вот, Кирюша, это твой папка, он бросил нас…
- Оксана, - Александр шагнул к ней.- Оксана, я не знал, что у нас ребёнок. Оксана, дорогая моя, я не знал.
- Ни у нас, а у меня ребёнок. Стой, не подходи,- она повернулась к комоду и что-то стала на нём делать. И только головка сына выглядывала из-за её плеча и его расширенные глазки внимательно смотрели на Александра. Он улыбнулся ему и помахал рукой.
И вдруг, словно, с потолка или с улицы ударила музыка. Александр замер.
Оксана повернулась к нему.
- Господи, - подумалось ему.- Как же она красива.
Он смотрел на неё, не отрывая глаз, с какой-то мужской жадностью впитывал, вбирал в себя её образ, вспоминая поцелуи её губ, её податливое тело, её ласковые руки.
- Господи, как же она красива, - пульсировало в голове.
Он вначале не понимал, что за музыка звучит и не различал слов. И здесь явственно услышал чарующий голос Анны Герман:
Дурманом сладким вело, когда цвели сады.
Когда однажды вечером в любви признался ты.
Дурманом сладким вело от слова твоего…
Александр хотел что-то сказать, но Оксана опередила его:
- Молчи, она выставила вперёд ладонь, преграждая ему путь.
- Молчи и слушай.
А Анна Герман обличала его:
И платье сшилось белое, когда цвели сады.
Но что же тут поделаешь, другую встретил ты…
- Оксана, прости меня,- у него в безволии упали руки. - Оксана, милая моя девочка…
- Молчи, - она ещё сильнее прижала к себе сына.
- Молчи и слушай. Это о нас с тобой. – Глаза её наполнились слезами.
- Зачем ты это сделал? Зачем? Я любила тебя! Зачем?
- Оксана, родная моя, - Александр опустился на колени. Букет роз коснулся её ног.
- Оксана, я не знаю, как это случилось. Прости меня.
Он смотрел на её босые ноги, на её открытые калении, и вспоминал, как целовал их. Щемящая тоска сковывала сердце, а Анна Герман обличала его:
Один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут.
Всего один лишь только раз цветут сады в душе у нас.
Один лишь раз, один лишь раз….
Песня вонзала слова в сердце его. Острыми шипами проникали они и приносили нестерпимую физическую боль.
- Оксана, прости меня,- здесь он увидел, как с ладоней сочится, слетает кровь.
Яркие, маленькие капельки красными смородинками падали на пол.
Музыка разрывала его сердце.
- Оксана, - он на коленях двинулся к ней. Она попятилась.
- Уходи, - она резко обошла его и распахнула дверь. - Уходи!
Александр встал. Он был словно пьяный:
- Оксана, прости меня.
- Сашка, уходи. Я выплакала свою любовь. Там где она жила, сейчас пустота. Я ждала тебя, - она поцеловала сына в голову. - Мы ждали тебя. А ты не шел. Уходи.
Александр смотрел на сына и медленно поднялся с пола. Только букет остался лежать, алея своей праздничностью и радостью, не понимая происходящего.
Он протянул руку к сыну. Оксана отстранилась от него:
- Я прошу тебя, уходи, - сын вскинулся, отвернулся от Александра, обхватил мать за шею и заплакал.
- Оксана, прости меня.
- Бог простит. Уходи…- и Александр вышел. В полной прострации он слышал, как сзади него щёлкнула щеколда. Опускаясь по лестнице, он ещё слышал песню, но вот наступила тишина. И душа у него заплакала. Нет, она даже не заплакала, она заскулила, завыла, осознавая о невозвратности потерянного.
А в это время там, в комнате, упав на диван, плакала и билась в истерике Оксана:
- Что я наделала! Что я наделала! Саша, милый вернись! Сашенька, Сашенька, миленький, Сашенька!
В углу, забившись с плюшевым мишкой, плакал сын. Он словно понимал, а может быть, его детское сердце чувствовало, что он остался без отца.
Но Александр этого не видел. Он поймал такси и поехал на вокзал, купил билет и, всё это время перед глазами, стояла Оксана с сыном, а в голове звучала:
Один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут...
Ему хотелось вернуться. Упасть перед ней ещё раз на колени, но сердце сжималось в горечи и не пускало.
Напившись в ресторане, он едва дошёл до своего купе и весь день пролежал не вставая. Тяжело переживая разрыв и то, что не подержал сына, своего сына на руках.
Пришла другая жизнь.
Александр помогал деньгами. Жена может быть о чём-то и догадывалась, но виду не подавала. Он же хранил свою тайну бережно.
Два, три раза в год приезжал с подарками к сыну. Сын знал Александра, как отца и любил его. Когда встал вопрос выбора жизненного пути, то Кирилл выбрал путь военного и вот этот путь завершился.
Александр отошёл от стены. Он нащупал в кармане прицел, достал,
покрутил его, ощупывая:
- Вот видишь, как, брат. Ты, оказывается, можешь влиять на судьбы людей, а я нет. Ты можешь и спасать, и убивать. Ты, прям, как Бог. Но для тебя я Бог,- он вдруг размахнулся, с силой, швырнул прицел в черноту неба.- Вот так. Теперь спаси себя сам.- И побрёл в сторону дома.
Подойдя к дому, остановился. Музыка у соседей прекратилась, кто-то из гостей стал перебирать струны гитары.
Александр прислушался, определяя мотив песни, но здесь, вдруг, что-то шмякнулось позади него. Он оглянулся, посмотрел, что это прилетело от соседей.
Подошёл, нагнулся, выискивая в пушистом снегу упавший предмет. В удивлении извлёк из снега прицел. Огляделся.
- Да, брат, ты и вправду,…как Бог. Тогда кто я? Тогда зачем я? - Он с силой сжал прицел в руке и тяжело побрёл к тёмным окнам дома. Бормоча под нос:
- Как, как жить дальше? А?- Посмотрел на прицел.- Как? Молчишь?
Остановился, задрал голову к небу:
- Господи, какая же глупая получилась жизнь. Как? Как жить дальше?
У-у-у! Господи, как же мне плохо.
Он не видел, что из-за штор окна второго этажа за ним наблюдает жена.
Она смотрела и шептала:
- Святая Мать Богородица, защити моего мужа от инфаркта и инсульта.
Прошу тебя, Богородица. Прошу тебя…защити…защити.
*** *** *** ***