РАССКАЗ ОТЦА
о своей жизни
Я родился в 1921 году 7 апреля. Родители мои были Петров Григорий Антонович и мать Петрова Ирина Григорьевна. Семья наша была большая – 10 человек. Родители приехали в Сибирь, в село Тасеево, в 1915 году из Пермской области Соликамского уезда, по родове мы – пермяки. Сколько в Тасеево помню себя, нас все звали Пермяковы, а когда маленький был, так на улице Пашенной так все и дразнились: Пермяк-Солены-Уши. Злился я всегда, как слышал оскорбление.
А уж когда вырос, да в армию пошел служить, мне один грамотный командир, сам тоже из тех мест, разъяснение дал правильное и простое. Пермяки – народ крепкий, приземистый, а вот грамотёшки совсем не было, и работать могли они больше на соль-приисках грузчиками – на баржи соль в мешках носили, на спине. Ну, вот как кинут мешок на спину, а соляная пыль-то и трусилась на волосы да на уши. А работа тяжелая, жаркая, народ-то вспотевший работает, а пыль эта соляная уши-то и разъедает. Во, командир мне показывал, ровно красные фонари делались уши-то. Не то что болели, а разбухали. Вот тебе и соленые уши у пермяков – красные, значит, вздутые. Так исстари и повелось.
И ишшо мне командир так говорил, что пельмени – слово пермяцкое, обозначает «хлебное ухо». Пермяки первыми такое блюдо из теста наловчились делать, а когда заворачивали его – вот и получается пель-мень (ушко – «пель» значит, а из хлеба – «мень» по-пермяцкому).
Вот, значит, пермяки мы. И ты, выходит, пермяк по моей крови. Жили мои родители бедно, угол у кого-то снимали, батрачили, недоедали. Это в первую, германскую войну ишшо, когда не родился я. Трудно было жить. Так, мать, Ирина Григорьевна жалилась, что ее дочери то есть, болели и все умерли, и братья, почитай, все умерли. Нас тока трое осталось братьев. Так самого старшего брата Николаем звали, при Колчаке убили. Пошел он утром рано по воду в белой рубахе на Усолку, его посчитали за разведчика, вот и подстрелили. Потом и я уже родился на свет, Алексеем назвали, а брата мать моя всё его помнила – в часть него Николаем меня покрестила. Остались мы у матери два сына, Федот да я, только что родившийся.
Тасеево наше при Колчаке почти все сожгли. Дома стали новые рубить. И в центре, и за Балчугом, и вдоль Пашенной улицы, где мы жили – ты, сын, помнить должон – заново строить все стали. И мы тоже. Я тогда был совсем малым пацаном – без штанов летом бегал, в рубашке такой длинной – да все тогда так бегали. Взрослые были отец с братом моим Федотом. Он рождения был 1908 года, ему уж почти двадцать лет было, жениться думал, вот и решили дом срубить, пятистенок . Отец на мельнице тогда работал, пшеницу молол. Дом построили, брат женился, жить стали лучше. Сначала лошадь купили – Серуха звали, земли было 10 десятин – это как гектар, десятина-то, но поменьше. Потом вторую лошадь завели, Рыжка, занимались своим хозяйством. А тут отец мой в 1929 году умер от тяжелой трудовой работы. Остались мы вдвоем с матерью – у Федота ведь уже своя семья сделалась - с Фёклой он поженился.
А мне тут в школу пришлось идти. Одежда была плохая, валенок своих не было, рубашки были холщовые, зимой – и штаны такие же.
Больше помню не школу, а то, как у нас коммуну в селе сделали. Столовая там была, и я ходил туда кушать. Мне давали поесть, мама ведь моя в коммуну тоже записалась.
Урожай с огорода и с поля мы с матерью убирали, изредка соседи ей помогали, а когда и работников нанимала, чтобы убрать. Все зерно сдавали государству, в общий котел – коммуна же была. Потом мать моя сдала землю, колхозы стали образовываться. Она сильно работать уже не могла, пасла овец от населения.
В 1933 году у нас коллективизацию сделали. В Тасеево образовалось три колхоза. Первый колхоз – имени Ленина, потом колхоз «Красный партизан» и третий колхоз – «Группа партизан». Так назывались потому, что почти все записавшиеся туда в партизанах у Яковенко были, когда с Колчаком воевали. Его ещё «кулацким» называли. У нас даже кобыла старая была с прозванием «Яковенчиха». Уж не помню, почему её покрестили по фамилии партизанского командира в «кулацком» колхозе.
В колхозе «Группа партизан» и мать моя работала. Она совсем уже изработалась, сторожихой была в колхозной конторе, даже комнатку ей дали.
До 1936 года я учился, в комсомол вступил, работать стал в колхозе. Зимой возил корм на колхозную ферму, летом в посевную боронил на лошадях. Обувь была очень плохая, даже приходилось босиком боронить. Но был ударником, перевыполнял норму, премию получил 10 рублей. Потом работал прицепщиком на ХТЗ – колесный такой трактор, а после и на ЧТЗ был прицепщиком – это уже гусеничный трактор. Осенью молотил хлеб на молотилке. В колхозе «Группа партизан» были три бригады, я работал в 1-й бригаде.
Молодежи в те годы было очень много, было весело жить. На трудодни мы получали хорошо – 5-8 кэгэ на трудодень. И деньгами нам оплачивали – 2 руб. на 1 трудодень. Колхоз наш был передовой во всем районе.
Помню, как в 1938 году вернулся из заключения Дмитрий Семенович Тараканов, партизан при Яковенке, но его арестовали, когда колхозы стали делать, а он с другими бывшими партизанами, которые с Яковенкой были в партизанах, не согласился. Сказал, что с Колчаком воевали не за колхоз, а за свободную крестьянскую жизнь и работу. А когда вернулся, все равно в колхоз пошел работать – единоличных хозяйств уже не стало.
Вот том же году, в 1938-м, меня как комсомольца направили на лесозаготовки. Мне уже 17 лет было, и поехал я с другими парнями в деревню Никольскую, за Михалево, лес валить. Снега было много, глубокий он тогда был. Чтоб до дерева дойти, надо было дорогу протарить да яму вокруг дерева сделать, чтобы пилить. Лес возили ближе к берегу реки Она, которая в Ангару впадала, чтобы весной сплавлять.
И вот тогда я с девушкой познакомился, Тамарой, матерью твоей, получается. Она тоже на лесозаготовках была из другого колхоза, который в Сухово организовали. Вблизи я ее сначала не видел, но сразу полюбил. Такая она была красивая, черноглазая, с бровями черно-соболиными.
Я и думать об ней боялся. А тут так получилось. Она на неделю уехала домой погостить, а я остался. Потом мы на неделю уезжаем, а они навстречу. Я им и кричу: «Поехали с нами!», а сам на нее смотрю, глаз оторвать не могу. Она смеется, не соглашается. А когда она засмеялась, я совсем в нее влюбился – уж такая красавица-раскрасавица.
Вот возвращаемся мы на лесозаготовки. Как-то вечером лежу в бараке на нарах, печалюсь об ней. А старшие ребята, увидев такое дело, сказали: «Знаем, по ком сохнешь!» Выскочили из барака и приводят ее ко мне за руки. Она чуть не плачет. Тут я соскочил с нар, со злостью крикнул им: «Отпустите девчонку!»
Оказалось, зовут ее Тамарой, она в Сухове жила с отцом и двумя сестрами – в 1934 году из Курской области, от голода, привез их отец Платон Пашнев. Тоже была бедная семья, они без матери росли.
Надумал я на ней жениться. Толком не знал, как это, но чтоб она была рядом. Вернулся с лесозаготовок – и у матери разрешения спрашиваю. Мол, жениться хочу. Она со старшим своим сыном Федотом отговаривать стали: рановато, дескать, в 17 лет-то жениться. Но я им сказал, что Тому сильно полюбил, и все равно женюсь. Мы с Медовым Сергеем, бригадиром, и поехали ее сватать. Отец ее, Платон, старенький уже был, он ведь четверых дочерей один поднимал – жена его давно умерла, в 1921 году, когда Тамаре два года было и когда я только родился.
Приехали мы в Сухово, замерзли совсем, морозы сильные были, еле в санях доехали. А Тамара сначала отказала мне. Дескать, молодой еще. И смеется. Посидели, поговорили. Отец у нее строгий был, неторопливый, рассудительный. Спрашивает, что по хозяйству могу делать, кто у меня мать, как живем. Слушает и снова спрашивает. В общем, дал свое согласие, а дочери сказал, что мать у меня старенькая, хозяйство надо помогать вести.
В общем, через сколько-то дней сделали мы вечер небольшой, стол, как могли, накрыли для своих и стали с ней жить в Тасеево.
Она мою мать сильно полюбила, и мать ее тоже, считала ее своей дочерью – у нее-то все дочки, мои сестры, поумирали.
Весной 1939 года в мае началась посевная кампания, я уже был учетчиком в 1-ой бригаде и работал конюхом на полевом стане. В бригаде было весело. Тракторная бригада находилась на полевом стане. Это был не шалаш, полевой стан был красивый, крестовый дом из деревни Хандалы перевезли разобранный, а там собрали. Было два больших поднавеса, два амбара, столовая была, конный двор очень хороший. Воду из колодца качали помпой, и она по желобкам текла в долбленные из лиственницы такие колоды, из которых лошади и пили. Все, кто работал в бригаде, ночевали на полевом стане, по субботам ездили в село в баню, а утром в воскресенье – обратно. Кто на подводе, кто пешком приходил. И снова за работу.
Мы с Тамарой вместе работали – боронила на лошадях. Как кончилась посевная кампания, все бригады снова в село. Женщин направляли на раскорчевку леса для расширения полей. Особенно весело женщины и девушки домой возвращались. Ехали на подводах. Каждая женщина везла домой детям какой подарок, гостинчик. В начале лета это жарки наши – их в то время было очень много, и как уж земляника и другая ягода поспеет, то веточки с ягодами. Всегда с песнями, хорошими такими. Услышишь – душа радуется.
Готовились к сенокосу, который начинался в первых числах июня. Вся молодежь и пожилые мужчины тоже заготавливали сено для зимовки скота. Работали на сенокосилках, ребята помоложе сено гребли на конных граблях, а мужики постарше – копнили. Каждая копна весит 1 центнер, потом надо было заскирдовать все сено, а тут уже надо было готовиться к хлебоуборочной страде. Инвентарь ремонтировать, конные жатки, а в МТС ремонтировали комбайны.
Хлебоуборочная кампания начиналась в августе. Тут уж урожай убирали все, кто мог на работу выйти. Рано утром обходил все дома, где жили из нашей бригады, стучал в окно и звал на работу. Женщины и девушки вязали снопы за жаткой. Были и настоящие стахановские работники – Федот, и работницы, которые вязали по тысяче снопов. В том числе, моя жена Тамара была стахановка в красной косынке. Им давали за хорошую работу подарки – красные косынки. И снова работа – с раннего утра до позднего вечера.
После уборочной кампании всегда в колхозе делали праздничный вечер в колхозной конторе, а то и на полевом стане. Так было весело! Вся молодежь и пожилые люди пели, плясали под гармошку, водили хороводы.
Осенью 1939 года меня послали учиться на председателя ревизионной комиссии в районную сельхозшколу. Она была в том здании в центре, где райисполком. Закончил я ее успешно. После отчетного года делал ревизию в колхозе. Так и шла наша жизнь.
И семейная жизнь тоже продвигалась. В 1940 году в мае у нас прибавилась семья. Жена Тома родила мне сына. Я был такой радый, что родился сын. Крестили его – попа домой приглашали, это мама захотела, и назвали его Колей.
Лето прошло, а тут осенью – призыв в Красную армию. Мне так сильно хотелось идти в армию служить, что даже расхотелось в колхозе работать. Выписали мне повестку, и вот нас собрали на Ёрче . Меня провожала моя жена Тома, брат мой Федот. Мать мне в дорогу сварила индюка и хлеба булку положила в котомку, да и соль, и луковицу.
Сыну моему Коле было 6 месяцев. Жена с ним осталась, как мы грузиться стали в машину, а мать моя с Федотом поехали с нами, кто призывался, до второго бугра. А уж там и распрощались.
Когда нас привезли в город Канск, всех построили и направили строем к железнодорожному вокзалу. Повезли нас в вагонах-телятниках, как сейчас называют, на восток. Ехали мы туда 5 суток.
Прибыли на станцию назначения в воинскую часть в Приморский край, станция Шмаковка, высадили нас там, несколько призывников, остальные дальше поехали. Нас встретили с духовым оркестром: и вот прибыли в воинскую часть. Сделали нам санобработку, подстригли, повели в баню. Потом дали военную форму, и мы тогда не могли узнать друг друга. Обмотки дали вместо сапогов, и они разматывались, мы же не умели их правильно наматывать.
Потом был у нас воинский карантин, изучали устав рядового солдата на воинской службе, а уж после началась нормальная служба.
Прослужили мы полгода, а тут Германия войну вероломную начала против нашей страны. Потом шла война, шло время, а гитлеровцы все наступали, захватывали наши города и села. Конечно, там, на фронте, трудно было, да и нам доставалось, хоть в боях мы не участвовали в первое время.
Мы слушали сообщения Информбюро, как немцы убивают наших солдат и командиров, население в тех местах, которые захватили. Наша Красная армия несла потери, хотя и немцы много потеряли своих солдат. Нам тоже хотелось попасть на фронт, идти в бой, защищать свою Родину, но на востоке тоже было напряженно: Япония готовилась напасть на Советский Союз. Но у них ничего не получилось.
Вот 9 мая был день Победы над Германией, наши солдаты дошли до Берлина и победили.
А у меня сердце рвалось домой. Мать моя совсем уже старенькая и больная была и умерла в 1942 году. А узнал я об этом еще позже, потому что в соседней части был еще один Петров, только из Троицка, но тоже Тасеевского района. Так, первое письмо от Тамары, что мама моя умерла, я не получил, а отдали ему. Какой ему интерес читать чужие письма? Хоть вернул бы, когда прочитал, а то мне Тамара уже со второго или третьего раза сумела сообщить, что мать моя Ирина Григорьевна умерла.
А тут поступил приказ начать войну на востоке с Японией. Я служил в то время вторым номером пулеметного расчета МСС-2 – в Шмаковке (...), в укрепрайоне в Гродеково, и мы перешли границу. Нам мало пришлось повоевать. Заняли мы несколько городов, где японцы были, а это ведь Китай был. Батальоны наши бросали на штурм пулеметных дотов, где японцы сидели в бетонированных таких гнездах. Наших там много полегло.
Дошли мы до города Хабей, станция Мудаэдзян. Тут наше командование объявило Японии капитуляцию, и японские солдаты и офицеры капитулировали, и наш укрепрайон вернулся на свою землю, на свои позиции. После мы ждали приказа Верховного командования об увольнении из рядов Советской Армии.
За боевые заслуги меня наградили медалью «За победу над Японией», и в 1946 году был приказ опубликован насчет демобилизации тех, кто родился в 1921 году. В июне месяце приехал я до города Канска, потом 150 км ехал на попутных машинных до своего района, села Тасеево. Меня уже ждала моя любимая жена Тома и сынок Коля, которому было уже 6 годиков. Жена моя встретила хорошо и обняла меня крепко, и я ее тоже обнял, потом сыночка взял на руки, стал его целовать, давал ему гостинцев фронтовых.
После все соседи узнали и пришли меня поздравить с победой и посмотреть меня, какой я пришел с фронта. Многие из моих друзей не вернулись домой, погибли на войне, женщины-солдатки плакали, что они остались вдовами. Потом моя жена Тома накрыла на стол, сели мы за стол, и соседи с нами отметили тогда победу и мой приезд.
Немного отдохнул я, пошел работать в колхоз рядовым колхозником. Во время хлебоуборочной кампании я отгружал хлеб от молотилки и возил с подтоварника хлеб в Заготзерно. За трудодень 8 рублей. Потом меня выбрали бригадиром 1-ой бригады, когда ты уже родился в 1947-м, и в 1948 году я собрал хороший урожай пшеницы с площади 120 гектаров по 22 центнера с гектара, за что меня представили к правительственной награде. Получил орден Ленина. В 1949-м орден вручили, депутатом сделали, а потом и третий сын у нас родился, твой, получается, брат, Володя.
Проработал я три года бригадиром полеводческой бригады, и в 1952 году меня направили в краевую сельскохозяйственную школу по подготовке председателей колхозов и агрономов. Тогда я вступил в кандидаты КПСС и один год проучился. Экзамены после первого года не сдал, грамотешки было маловато, всего 4 класса образования, а в школе надо было знать школу за 7 классов.
Не стал я больше учиться. Пригласил из Тасеево жену Тамару город посмотреть. Она всё охала да ахала, и сказала, что ради сынов наших надо переезжать в город. Страшно было – всё дома бросить и начинать новую жизнь, где никого мы не знали. А всё ж таки перевёз свою семью в город Красноярск, стали помаленьку жить.
Да, вспоминаю такой случай, был в 1952 году, летом, перед тем, как Тамаре приехать. Договорились мы с мужиками, с кем учился, подкалымить, разгружать баржи на острове Молокова. С острова Отдыха надо было переходить протоку. Часто там ходили, а тут я попал в глубокую яму и чуть не утонул. Тут меня спасли ребята, которые плавали по протоке на лодке.
Как перевез семью, устроился работать в Главвторсырье в 1953 году и проработал там до 1960 года. А первое время в Красноярске мы жили у Феклы, которая была жена Федота. Он на войне погиб, а она в военные годы в дочками-близняшками из Тасеево в Красноярск уехала. Девчонки Лида и Зина работали на эвакуированном номерном заводе имени Ворошилова, жили они в комнате в бараке на 1-ом участке, недалеко от Нефтебазы, а вот согласилась же принять всю нашу семью – мы с женой Тамарой, да трое сыновей. Да и как она могла не согласиться – брат же я был ее мужу Федоту.
Вот всю нашу семью временно приютила Фёкла с дочками, а потом приняли на квартиру в Первомайском посёлке на улице Лермонтова Сендерские. Семья у них была еврейская, но не жидовская, и к нашему положению с пониманием отнеслись, взяли на год на квартиру.
Работал в Главвторсырье. Стыдновато было утиль собирать, ведь я был орденоносец в колхозе, да делать было нечего, надо было копейку зарабатывать на семью, тянуться, сколько было сил.
В 1961 году устроился работать на стройку – в Красноярске строительство домов началось большое. Пошел я в СУ-14 в трест Красноярскжилстрой-1, потом в СУ-16, но уже Домостроительный комбинат №1. Бригада у нас была знаменитая бригадиром Михаилом Ивановичем Евдокимовым, много раз нашу работу по телевизору показывали.
Семья у нас была, я уже говорил, 5 человек. Чтобы сыновья не остались без пригляда, моя жена Тома работать не пошла, мы с ней так решили, вела все по хозяйству да сыновей растила, а я, как мог, деньгами обеспечивал.
Сын Коля был призван в Советскую армию в 1959 году, а двое сыновей учились в школе. Ты, Гоша, тогда учился в 5 классе, а младший Володя во втором. Сын Николай закончил военное училище в Хабаровске, стал офицером по ракетной части, а средний школу семилетку заканчивал в те годы, был председателем пионерской дружины, два знамени получил на слётах. Как кончил 11 классов, пошёл в наш политехнический институт, как я ему наказал, работал и на стройке, и на заводе, а всё писать в газету хотел. Немного в маленькой газете, где про шоферов писали красноярских, проработал. Да и в «Красрабе» публиковался. Уж потом он поступил учиться в МГУ, журналистом стал.
Я на стройке проработал 15 лет, и в 1976 году, когда мне исполнилось 55 лет, ушел на пенсию. Младший сын Володя к тому времени после службы танкистом в ГДР тоже поступил в МГУ, как и средний наш сын, учиться на журналиста стал, поженился прямо в МГУ и работает теперь в городе Сочи.
Дом в Первомайском посёлке, который мы купили на улице Малой Гвардейской, потом снесли, нашей семье дали квартиру на 5 этаже на улице Гастелло, рядом с ДК «Сибтяжмаш».
Так мы остались вдвоем с женой продолжать свою старческую жизнь. Мне в 1981 году сделали тяжелую операцию в мае, а в августе у моей жены Тамары заболела левая нога, положили ее в больницу, лечили ногу, потом перевезли в другую больницу на улице Горького. Пролежала она там 3 месяца, и ей сделали операцию на брюшной полости в октябре. После операции она прожила 14 дней, и 14 октября умерла. Не от операции, а от штуки такой тромбовой, которая у нее в ноге наросла в кровеносном сосуде на левой ноге, а потом оторвалась, и сердце уже через 2 недели после операции перекрыла. А левую ногу она повредила летом 1950 года, когда ехала на велосипеде, уже беременная младшим нашим сыном, ее сбила машина и колесами придавила велосипед и ее левую ногу.
Ушла из жизни моя милая жена, остался я один жить. Квартиру по-родственному отдал родственникам своей двоюродной сестрички Октябрины, они обещали хорошо заплатить, но обманули, и дали мне квартиру из одной комнаты на Предмостной площади…