Странная всё-таки вещь – интуиция,
и отмахнуться от неё нельзя, и
объяснить невозможно.
А.Кристи
Легенда всегда берёт верх над историей.
С.Бернар
1. Пленники жемайтийской «тайги»
На севере Литвы, на территории, ближе к границам Латвии, находится прекрасный Жемайтийский край. Древние обитатели этой особенной части Литвы давно смешались с основным этносом прибалтийского государства, преимущественно в городах, но и по сей день соблюдение католических традиций и обрядов, ревностными приверженцами которых являются литовцы, перемежается здесь с проявлениями языческих традиций жемайтов, в былые времена не сразу принявших христианство. Недаром немецким крестоносцам крепко досталось в 13 веке от свободолюбивых жемайтов, разгромивших рыцарское войско с помощью таких же язычников, своих соседей земгалов – одного из древнелатышских племён, в битве при Сауле в 1236 году. Да и отцу литовской государственности князю Миндаугасу, как и его потомкам, пришлось немало потрудиться огнём и мечом, чтобы присоединить Жемайтию к своим владениям. Диалект жемайтов и по сей день несколько отличается от литературного языка литовцев.
Сама природа помогает сельским жемайтам сохранять своё этническое своеобразие. Любой европеец, отъехавший на несколько километров от Шяуляя и съехавший с автобана, без труда сможет заблудиться в настоящих таёжных дебрях, какими по сей день отличается эта область. Так случилось и с нами совсем недавно, в начале 21 века.
Мы, трое латвийских моряков, возвращались из Клайпеды в Ригу, после продолжительного контракта списавшись с судна. Недалеко от проходной огромного клайпедского порта мы погрузились в частный микроавтобус, в котором уже сидело несколько пассажиров, забронировавших себе место заранее по телефону маленькой автофирмы, скорее всего нигде не зарегистрированной. Водитель-рижанин хорошо знал дорогу, но очень торопился домой и, решив срезать какой-то участок пути, чтобы побыстрее попасть на заправку в Шяуляй, откуда до столицы Латвии по прямой час пути, неожиданно для нас, пассажиров, и даже для себя, заехал в настоящую лесную глухомань, выбраться из которой на фоне летних сумерек было совсем непросто. Пытаясь найти путь с грунтового большака обратно на асфальт, мы заблудились окончательно.
- Ну, что же вы, Виестурс, - упрекали мы шофёра-латыша, скрывая раздражение, - говорили, что отлично знаете эти места, а сами завезли нас в какую-то Сибирь!
- Подождите и успокойтесь, дайте сосредоточиться! – отвечал водитель. – Мой отец, часто ездивший в окрестностях Шяуляя и Тельшяя на Клайпеду и Калининград в середине прошлого века, рассказывал мне о затерявшемся где-то неподалёку замке, в котором в ту пору ещё жили люди. Замок был очень древний и ветхий. Отцу даже предоставляли там кров, покой и пищу, после чего он, отдохнув, спокойно доезжал до цели своего маршрута. Может, и нам попробовать?
- Да вы шутите, Виестурс?! С той поры прошло чуть ли не полвека!
- Да, времени пролетело немало. Было это в 1954 году, и я родился как раз тогда. Отцу дали телеграмму о моём рождении в гостиницу в Шяуляе, где он тогда останавливался, и он поспешил в Клайпеду, где мы тогда жили, прикупив подарков. Правда, приехал он только через три дня. Он не рассказал тогда, где он пропадал те три дня. Но даже в те далёкие годы дорога от Шяуляя до Клайпеды занимала не более нескольких часов на грузовике, а ведь у отца была служебная «победа». Только многие годы спустя он рассказал мне о том, что с ним приключилось в замке Тришкяй.
Всё это Виестурс рассказывал за рулём, всё ещё надеясь выехать на шоссе или хотя бы обнаружить какой-то огонёк в сгустившейся тьме. Но тут бензин в баке иссяк окончательно, и мы были вынуждены, вооружившись фонариками и построившись цепочкой, двинуться по просёлку на своих двоих, благо, в направлении движения Виестурс был абсолютно уверен.
2. В повествование вплетается легенда
- А я знаю легенду об одном местном замке, - сказал Витаутас, один из наших пассажиров, который представился экскурсоводом и историком-краеведом из Вильнюса. – Возможно, она как раз о том замке, который мы ищем. – И он начал рассказывать, чтобы сгладить нам трудности ночного пути.
«Более века тому назад в одном замке на севере Литвы жила прекрасная девушка. Она была дочерью служанки Анны, горничной хозяина замка, потомка ливонских баронов. Анна была грамотной женщиной, много читала по-немецки и по-польски, поэтому имя дочери, рожденной без отца, дала литературное – Кларисса.
Когда Анна с десятилетней девочкой впервые пришла на работу в замок и они проходили через главные ворота, оттуда выезжал автомобиль, в котором рядом с водителем сидел молодой сын хозяина замка Рихард, отправленный старым бароном на учёбу в Лейпциг. В Саксонии он намерен был прожить несколько лет. Что будет после окончания университета, ни отец, ни сын чётко не планировали. Да и зачем заглядывать так далеко?
Рихарду было девятнадцать лет. Это был высокий молодой человек с правильными, но резкими чертами лица и острым, проницательным взглядом. Внешне он производил впечатление не очень добродушного человека, скорее, напротив, угрюмого. Но тех, кого он любил, он любил горячо и от всей души.
В Германии он три года прожил с молодой вдовой по имени Клара, отец которой, зажиточный лейпцигский бюргер, был хозяином дома, где Рихард снял две комнаты на время учёбы. Клара оказалась довольно ветреной женщиной, и у Рихарда были большие сомнения в её постоянстве. До поры до времени он закрывал на это глаза, пока не узнал, что она почти открыто изменяет ему с его же приятелем-сокурсником. Тогда Рихард моментально разорвал с ней отношения и, ненадолго переехав в отель, чтобы доучиться до бакалавра, решил по окончании курса покинуть Германию.
Сдав последние экзамены экстерном, он вернулся в Лифляндию, в родовое гнездо, чтобы погрузиться в науку, каковой была химия. С помощью друзей-единомышленников из Риги, Митавы и Дерпта он создал в просторном замке отца хорошо оборудованную лабораторию. Одновременно с химическими опытами он с друзьями занимался и реставрационными работами в имении, хотя о том, чтобы модернизировать весь замок, речи быть не могло.
Встреча с Клариссой, которая достигла цветущего шестнадцатилетнего возраста, потрясла его. Искренней любовью и лаской Рихард добился её расположения, и девушка ответила ему взаимностью, а по исполнении Клариссе семнадцати лет они тайно обвенчались. Первое время они скрывали своё намерение пожениться, но старый барон оказался человеком вполне современных взглядов, лишённым сословного чванства, и браку сына с простой литовской девушкой не препятствовал, благо оба новобрачных были католиками. Менее чем через год, немного раньше положенного срока, в подарок за это старый барон получил внучку. По этому поводу в старом замке было устроено большое торжество, пиротехнику к которому полностью подготовил молодой хозяин».
3. Предсказание провидца
Мы с возрастающим интересом слушали повествование Витаутаса, уже не обращая внимания на уставшие ноги, и никто, кроме Виестурса, понимавшего степень своей вины перед всеми нами, не обратил внимания на указатель на перекрёстке с надписью по-литовски и по-английски «Замок Тришкяй, 2 км». Мы машинально, по указанию нашего вожатого, свернули в нужном направлении, не переставая слушать рассказ литовского гида. А он тем временем продолжал:
«Имя маленькой наследнице дали не менее звучное, чем у матери, - Каролина. Ребёнок был настолько прелестен, что до совершеннолетия её старались не показывать никому, кроме гувернёров и домашних учителей, живших, впрочем, в замке безвыездно по нескольку лет.
К несчастью, здоровье Клариссы оказалось весьма хрупким, и она скончалась, когда дочери было всего пять лет. Рихардом овладела депрессия, «охота к перемене мест», как писал ваш великий поэт. Он покинул родовое гнездо, полтора года провёл в путешествиях, а потом осел где-то за океаном, где нашёл неплохой доход со своей профессии инженера-химика. Девочку растил и воспитывал дед, выписавший ей лучших домашних учителей из Риги. Он души не чаял во внучке, к которой как-то незаметно подошли её восемнадцать.
По случаю дня совершеннолетия Каролины дед устроил в замке грандиозный по местным понятиям бал, гости на который съезжались не только из округи, но и из Елгавы, Лиепаи, Мемеля и даже Вильно. Многие юноши были вмиг очарованы красотой Каролины, её весёлостью, воздушностью, милыми проказами – и при этом недюжинным умом вкупе с острым язычком. Лишь один мужчина лет сорока тихо стоял за колонной, не пытаясь пригласить именинницу на танец, и молча наблюдал за ней.
Когда замок окутала ночь и все гости наконец заснули, в комнату к незнакомцу зашёл Рихард, приехавший домой из Америки на такой знаменательный праздник. Он приехал не один, а с маленьким сыном Артуром, который родился у него в Питсбурге в гражданском браке с американкой, уже оставившей своего богатого партнёра ради ещё более богатого.
- Я пригласил вас, господин Вюрцель, чтобы вы внимательно понаблюдали за моей красавицей и сделали прогноз её дальнейшей судьбы. Теперь настал момент, чтобы вы поделились со мной своими выводами. Будет ли она счастлива? Я безумно любил её мать, ушедшую столь рано, и оправиться от того шока я не могу по сей день.
- А вы сами счастливы, господин фон Штайн, после того, что вы сделали? – вопросом на вопрос ответил предсказатель.
- Теперь, спустя двадцать лет, я конечно раскаиваюсь в содеянном. Но и простить предательство, а тем более, насмешки, той женщине я не могу. Жертвой она была не такой уж невинной, а зло должно быть наказуемо, пусть и не так жестоко.
- В чём-то вы и правы, но не в вашем случае. Лишение жизни человека никем и ничем не может быть оправдано. Это противное Господу деяние, и человеку приходится терпеть кару за него пожизненно. Убить врага, в бою – совсем другое дело. Вам удалось избежать тогда уголовного наказания, но уделом вашей оставшейся жизни должно стать покаяние. Она близится к закату. А ваша дочь Каролина будет наказана за ваше злодеяние. У неё будет много мужчин, но не будет мужа. Она будет соблазнять их, губить или превращать в рабов своих прихотей. Себялюбие станет основной чертой её характера. Дети у неё тоже вряд ли будут, но жить она будет вечно.
- Как это? Что вы хотите сказать? – и Рихард схватил астролога за грудки.
- Только то, что вы слышали, любезный. Она будет вечной тенью бродить по замку, а потом по его развалинам. Я увидел всё это так, как нынче вижу вас.
- Сделайте хоть что-нибудь! – глухо произнёс Рихард, суя предсказателю пачку долларов, - отведите беду от моей девочки!
- Я всего лишь ясновидящий, а не Господь Бог. Мои возможности ограниченны.
- Тогда вон из моего дома. И никому не рассказывайте того, что наплели здесь мне!
Когда Вюрцель покинул комнату, а потом и поместье, Рихард забился в угол кожаного дивана и завыл, да так громко, что обитатели замка подумали, будто стая волков бродит под стенами замка.
Вскоре Рихард также покинул Литву, а воспитанием его дочери по-прежнему занимался старый барон».
- Фи, какая неприятная легенда! – сказала ещё одна наша спутница Илва, искусствовед по образованию. – Я не верю в подобную чушь. Давайте лучше прибавим ходу и дойдём поскорее до замка. Виестурс говорит, что он вот-вот покажется.
И действительно, метров через сто мы увидели заросшую бурьяном дорогу, а ещё через двести дорога эта вывела нас в поле, посреди которого высились развалины большого сооружения.
Время сделало своё дело: замок был явно прекрасен, но в далёком прошлом. Одна сторона его была разрушена почти полностью, но во второй жизнь теплилась. Как раз теперь там по очереди загорелись три окна на втором этаже. Всё остальное было по-прежнему погружено во мрак, но мы, ободрённые огоньками, двинулись к замку.
- С машиной ничего не будет, - успокаивали мы Виестурса, - здесь явно безлюдно. И открыть её никто не сможет.
- А, главное, угнать, - улыбнулся Виестурс, - бензин-то только в Шяуляе. А где он, Шяуляй, кто скажет?
И вот мы подходим к месту, где, очевидно, когда-то были ворота имения.
4. Приём в каминном зале
Ворот, конечно, уже никаких не было, но в темноте, при свете луны и трёх больших ярко освещённых окон, замок представлял собой какую-то ирреальную, но при этом величественную картину. От старой башни, про которую рассказывал отец Виестурса, почти ничего не осталось: она просто обвалилась, а внизу виднелась груда булыжников, свидетельствовавшая об этом.
- Старая башня, - сказал Витаутас, - была возведена здесь раньше всего остального – ещё жемайтами в начале 15 века, а всё остальное – в середине 16 века уже немцами из ливонского рыцарского рода фон Штайнов. Эти ребята ничего не завоёвывали, а просто выкупили у нищих литовцев участок земли с башней. Позже Тришкяй перестраивали, укрупняли, наполняли предметами искусства потомки первого барона. Средств у них было маловато, и они обратились за помощью к своей баварской родне из основной ветви фон Штайнов. Те не гнушались ростовщичества и даже держали банк. Так было и при покупке литовских земель. Согласие было получено, местные фон Штайны получили то, что хотели, без всяких процентов. И здесь снова, после большого перерыва, который был вызван польско-шведской войной, снова затеплилась жизнь. Тришкяй, вообще-то, никогда не оставался совершенно необитаемым. Потомки баронов, включая и героев легенды, которую я вам рассказал накануне, жили здесь и при первой Литовской республике, но лишь до 1939 года, когда большинство прибалтийских немцев на время, как их уверили, по зову фюрера, отправились в фатерланд».
Пока Витаутас рассказывал всё это, мы пересекли площадь с какими-то разбитыми скульптурами и по полуразвалившейся лестнице поднялись к центральному входу в этот некогда прекрасный, а теперь, увы, хранящий лишь остатки былого величия замок.
Мы стали громко стучать в дубовую дверь, не очень-то надеясь на отзывчивость обитателей замка. К нашему удивлению, минут через десять раздался скрежет засова, и мы через приоткрытую дверь увидели девушку лет двадцати пяти, полную, неряшливо одетую, в войлочных тапках на босу ногу.
- Могли бы мы переговорить с хозяином или хозяйкой замка? – спросили мы.
Девушка в ответ стала жестикулировать, указывая на лестницу, ведущую на второй этаж. Мы поняли, что перед нами немая прислуга, и последовали за ней. Она ввела нас в довольно приличный, как ни странно, каминный зал, где было уютно и, несмотря на стоявшую раннюю осень, натоплено, что пришлось весьма кстати. В камине ещё тлели угольки, а в зале стояла старинная оттоманка, два кресла в чехлах и несколько стульев, окружавших небольшой стол. Чехлы были новые, они наверняка скрывали рваную обивку, но мы были рады и этому. Девушка указала рукой на все эти сидения и удалилась. Усталые, мы ощутили великое блаженство, рассевшись вблизи камина.
Увидев три полена, мы подбросили их в камин и стали с удовольствием наблюдать, как тлевшее до этого пламя с жадностью набросилось на сухую берёзовую кору. Кое-кто мгновенно задремал, послышалось похрапывание с хрипотцой.
В это время раздались шаркающие шаги, и мы вздрогнули, увидев перед собой самоё Её Величество Старость – так хотелось назвать появившуюся рядом с камином старуху с провалившимся ртом и запавшими глазницами, до того высохшую, что мы диву давались, каким образом это древнее существо ещё может передвигаться.
- Добрый вечер! – неожиданно громким голосом сказала она по-русски, - что привело вас сюда, к старой Матильде? Я живу здесь все свои девяносто пять, но давненько не принимала здесь гостей, к тому же в этом зале. – И она не менее громко рассмеялась, точнее, изобразила подобие смеха – Ну, я вся внимание. Рассказывайте!
Сомнений не было: перед нами была старая хозяйка, явно потомок немецких баронов, которые давно смешались с литовцами, образовав некий прибалтийский коктейль, чудом переживший все перипетии середины бурного двадцатого века и с начала девяностых его годов вновь воцарившихся во владениях своих предков.
5. Знакомство с владелицей замка
Мы наперебой начали рассказывать о нашем неудачном путешествии из Клайпеды в Ригу и о том, как заблудились в дебрях жемайтийских лесов. Подперев рукой голову, старуха внимательно слушала и буравила нас чернотой глазных впадин. Потом она взяла колокольчик и позвонила. Явилась та самая девушка, которая впустила нас и привела сюда. Старуха по-литовски распорядилась подать кофе.
Минут через тридцать, которые мы провели в более тесном знакомстве друг с другом и хозяйкой, мы уже сидели, держа в руках большие кружки с только что сваренным ароматным кофе, а на столике стояло большое блюдо, полное каким-то хрустящим домашней выпечки печеньем.
- Закусывайте, господа, закусывайте, - вновь перешла она на русский язык, - это её мать готовит в деревне и присылает нам сюда. Не обессудьте, в этот час мне больше нечем угостить вас.
Ошеломлённые таким вниманием и гостеприимством, мы горячо поблагодарили хозяйку. Поев, мы отважились и начали задавать ей вопросы, рассчитывая на взаимность после того, как каждый из нас шестерых рассказал вкратце о себе.
- Ну, а вы-то как здесь живёте в полном одиночестве столько лет? Неужели у вас нет близких, каких-то родственников?
- Я уже говорила, что мой возраст приближается к веку. По отцу и деду я урождённая баронесса фон Штайн, но мать моя – литовка из местных. В двадцать восемь лет я вышла замуж за полконика литовской армии, который был уже не молод. Через год я родила сына, муж вскоре скончался, и тут началась эта проклятая война, которая перевернула жизнь всей Европы, и я не стала исключением. На моё счастье, я ещё при Сметоне окончила в Шяуляе педагогическое училище и имела специальность преподавателя трёх языков – литовского, русского и немецкого. Поэтому ни немецкие власти, ни советские меня не трогали: во мне всегда нуждалась местная основная, а потом и средняя школа. Красные оставили за мной три комнаты в реквизированном замке, но средств использовать замок как-то с толком у них не нашлось. Колхозники хотели создать здесь дом культуры – не удалось. Республиканское министерство культуры пыталось устроить здесь музей истории Жемайтии, а меня хотели сделать его директором, но не получилось. А после 91 года я опять стала официальной владелицей замка как вдова последнего барона.
- А где же ваш сын? – спросил её Витаутас.
- А вот сына я в 44 году отправила со своей сестрой подальше отсюда. Я не хотела, чтобы он оставался здесь после второго прихода большевиков. Его тётя была богаче меня и пообещала мне воспитать Римаса настоящим аристократом и при этом литовцем, дав хорошее образование в Англии, куда она и направлялась. И слово своё она сдержала. Я всего несколько раз после этого видела сына, но наши встречи были тёплыми. Сначала у меня появилась внучка, а восемнадцать лет назад родилась и правнучка.
60 лет тому назад, когда я отправляла Римаса в Англию, замок ещё не был в таком запустении. По соседству находятся два хутора, в них всегда жили люди, которые поставляют мне продукты и немного готовят. Их общество скрашивало мне одиночество, в выходные или во время отпуска в школе, а особенно с тех пор, как я вышла на пенсию. А сейчас какое одиночество? Слава Богу, соседская девушка со мной поселилась пять лет назад. Убогая она, но работать может. А вообще, небо забыло обо мне и об этом старом замке.
Когда был жив мой дедушка, а это было очень-очень давно, я спрашивала его, кто мой отец. Он сказал, что я дочь его сына Рихарда, который после ранней смерти моей мамы уехал в Америку и только один раз приезжал сюда на моё восемнадцатилетие…
- Вы слышали?! – воскликнул Витаутас. – Всё сходится. Та легенда, которую я вам рассказывал по дороге, оживает на наших глазах! Только почему хозяйка назвалась Матильдой? – тихо добавил он.
Старуха, даже не обратив внимания на реплику столичного экскурсовода, тем временем продолжала свой рассказ.
- … Правда, когда мне было лет двадцать пять, а дедушка уже покоился на фамильном кладбище, я сквозь сон как-то увидела склонённое над собой лицо ещё не старого мужчины. Видя, что я просыпаюсь, он выбежал из комнаты, и я услышала за окном звук мотора отъезжающего авто. Я тогда подумала, что это и был мой папа, черты которого не очень чётко запечатлелись в моей памяти за семь лет до этого. Я очень расстроилась, что отец не остался со мной, тем более после смерти дедушки, когда я стала совсем одинокой. Я долго плакала в кустах жимолости.
Ну, я вижу, совсем вас утомила! – обратив внимание на похрапывание половины своей аудитории, сказала она. - Время позднее, второй час ночи. Регина уже приготовила две комнаты мужчинам и вам маленькую спаленку, мадам. А всего в доме четыре жилых комнаты, и мы с ней удаляемся в эту четвёртую. Она по соседству с вами, Илва. Остальная часть замка нежилая и туда давно никто не заглядывал, да это и опасно.
- А что будет с замком потом? – спросил второй механик Михаил.
- А что может быть? Денег на его реставрацию ни у кого нет. Постоит какое-то время как развалины памятника истории – и разрушится постепенно. Но нас с вами переживёт. Всё, по спальням, господа!
Мы разошлись по своим скромным апартаментам и погрузились в сон. Но не надолго…
6. Ночь в Тришкяйском замке
Среди ночи нас разбудил крик, и через минуту в каминный зал ворвалась перепуганная Илва. С разбегу она плюхнулась в кресло и, показывая рукой в сторону коридора, сбиваясь от возбуждения и переходя с русского на латышский, заверещала:
- Она ушла по коридору, плывя по воздуху. Когда она склонилась надо мной, я сначала очень испугалась и закричала, а потом побежала за ней, но эта девушка, или то, что мне померещилось, скрылась за большой дверью – там, кажется, нежилая часть замка и никто не живёт. Значит, сами понимаете, кто это был!..
- Ну, и кто же? – почти хором спросили мы, почти в полном составе, кроме Виестурса, вновь собравшись в гостиной.
- Как кто? Каролина! Вы что, забыли легенду и пророчество, которое там было?
- Успокойтесь, милая Илва! – ответил я. – Ведь не каждая легенда совпадает с жизнью и не каждое пророчество сбывается.
- Выходит, что нет! – визгливо воскликнула Илва. – Я сама так думала, но сегодня изменила своё мнение. Пойдёмте! – и она потянула меня за рукав.
Приведя к себе в комнатку, она рассказала, что где-то после трёх проснулась от лёгкого прикосновения к своему лицу. Открыв глаза, Илва увидела перед собой прекрасное лицо молодой девушки, склонившееся над ней и улыбающееся. Мгновенно вскочив, она закричала, чем очень испугала незнакомку. Та выбежала в коридор, Илва – за ней. Девушка была в чём-то полупрозрачном и как будто бы плыла по воздуху…
… а потом скрылась во-он за теми дверями, ведущими в заброшенную часть замка, - закончила она. - Смотрите, смотрите, она и шарф свой уронила!!!
С невольным трепетом я взял в руки красивый шарф тончайшей выделки, который лежал в конце высокой кровати, свесившись с неё почти до пола. Посмотрев на него, Илва сказала:
- Это газовый шарф, такие носили в старину. Прекрасная работа, вышит золотыми нитками. Сейчас такого не сыщешь и в лучших антиквариатах.
- Ну, вот видите – нет худа без добра! Может, незнакомка хотела вам его подарить, а вы перепугали её до смерти!
- Вам бы только шутить, Андрей! Мне, к примеру, не до шуток. Я уверена, что столкнулась с чем-то потусторонним.
- А давайте пойдём туда, куда скрылось ваше привидение. Может, там мы и найдём отгадку? Я бы и сам не прочь взглянуть на вашу прекрасную незнакомку!
- Но ведь Матильда говорила, что помещения за этой дверью аварийны и необитаемы. Это же опасно!
- Ну, мы же только посмотрим. Покажется что-то опасным – не пойдём. К тому же, с вами трое бравых моряков под моим началом. – И я показал на своих спутников, Михаила и матроса Серёжу. - Ну, что, по-прежнему боитесь?
И мы двинулись к загадочной двери сначала втроём, а потом к нам всё же присоединилась и пугливая латышка.
И вот мы открыли тяжёлую дверь, за которой якобы скрылось полувоздушное создание, и очутились в длинном коридоре, представлявшем из себя обычную анфиладу комнат в стиле конца 18 века. Заглянули в первые две: комнаты как комнаты, но видно, что очень давно не убирались. Пыль была везде. А во второй комнате, едва я вошёл в неё, подо мной треснули две доски.
- Осторожнее, старпом! – оттянул меня за порог Серёжа.
- Всё, дальше ни шагу! Хозяйка права: здесь опасно, и требуется капитальнейший ремонт. Только кому он теперь нужен?
Мы решили не рисковать и вернулись назад, в каминный зал, где нас ждал полусонный Витаутас. Вслед за нами туда вплыла Матильда в сопровождении своей экономки.
- Вы, я вижу, снова в сборе. Ну, и как поспали? Я смотрю, недолго, только светать начинает.
При утреннем полумраке её лицо казалось страшной, уродливой маской. А должно быть, когда-то она была красивой. «Да, жизнь тоже должна иметь какие-то пределы, - подумалось мне, - как всё же безобразна старость, её ничем не скрасишь».
- Знаете, ночью… - начала было Илва, но я дёрнул её за руку и шепнул:
- Попридержите язык. Может, это не то, что вы думаете, и здесь кроется что-то другое.
- Так вы погостите в замке ещё денёк? – старуха исподлобья буравила нас своими глазищами-впадинами.
- Да, придётся, - ответил за всех проснувшийся водитель. – У нас ведь машина в лесу осталась. При дневном свете к вам подъехать можно?
- Конечно, можно. Сюда недавно заезжали туристы, хотя в замок я их не пустила. Да и мне хуторяне подвозят кое-что на пикапчике. Вас, Виестурс, проводит в сарай моя девушка, там и канистра бензина найдётся.
И Виестурс в сопровождении Михаила отправился за машиной.
«Однако, она старуха отнюдь не нафталиновая, - удивлённо подумал я. - И ясность ума в таком возрасте не утратила. Это говорит о том, что она общается не только с немой служанкой. Тогда с кем же ещё, если не считать местных фермеров? С учителями-коллегами? Нет, она уже лет тридцать на пенсии!»
Поиск машины, оставленной в лесу, занял часа полтора, а ещё полчаса спустя она уже стояла во внутреннем дворе замка. И тогда, ближе к обеду, мы все снова собрались в каминном зале.
Регина подсуетилась: на столе стояло огромное блюдо со свежими булочками, крестьянский сыр, кофе и ваза с фруктами. Позавтракав позднее обычного, мы были даже довольны, сказав, что обедать теперь не требуется, а ужинать будем в Риге. Витаутас же ехал только до Шяуляя, где у него было много дел перед возвращением в столицу.
Мы заплатили за пребывание и угощение у одинокой женщины. Матильда отказывалась, но кто-то умудрился всунуть пачку литов в карман её атласного халата, который, вероятно, надевался по особым случаям – такое ведь, по её словам, бывало крайне редко – и она ничего не заметила. Мы отлично понимали, что гордая старуха, потомок остзейских дворян, жила небогато и не могла бесплатно угощать залётную компанию.
После завтрака Матильда отправилась к себе, а мы решили ещё на пару часов задержаться – уж очень всем захотелось поизучать окрестности замка. Даже Витаутас не возражал.
7. Мы раскрываем тайну замка
Не успели мы отойти от крыльца, как откуда-то со стороны раздался голос Илвы:
- Смотрите, что я нашла! – Она выбежала на середину двора, держа в руке свёрток плотной бумаги, извлечённый ею из кожаного футляра, который был у неё в другой руке.
- И где же вы это нашли?
- Вот здесь! – И она показала на небольшое углубление в разрушенной старой башне, которое вполне могло быть рукотворным тайником или почтовым ящиком.
- Это вторая ваша находка! – удивился Витаутас. – И как вам это удаётся?
- Меня просто привлекли эти развалины. Я увидела сначала это отверстие, а в нём заметила кончик футляра. Давайте посмотрим, что в этом свёртке.
Она раскрыла свёрток, который оказался ничем иным, как письмом в плотном конверте почему-то крупного формата.
- Ну, читайте же, читайте!
- Тут по-немецки, - сказала Илва, - поэтому я на ходу буду переводить текст сразу на русский, простите за неточности.
И вот, что мы услышали (я адаптирую то, что на ходу переводила наша рижская дама).
«Дорогой Рихард!
Как и условились, я кладу это письмо в наш тайник, до которого могу дотянуться рукой. О том, что мы обвенчались, пока никто не знает. Я храню эту тайну, как ты и просил. Но, дорогой, в прошлую встречу ты был так ласков и страстен со мной, что я совсем потеряла контроль над собой. Помню только жар внутри себя, когда мы стали единым целым. Милый Рихард! Я ездила в Шавли, где доктор сказал мне, что я буду матерью месяцев через семь-восемь. Как только вернёшься из Мемеля, сразу приходи ко мне, чтобы решить, как и когда будем открываться. Если ты не успеешь, а со мной что-то случится, то знай: будет девочка, назови её Каролиной, а мальчика – Витасом. Горячо любящая тебя Кларисса».
Илва закончила читать и посмотрела на всех. Воцарилась тишина. И тут я не выдержал:
- Похоже, что эта Каролина и есть наша хозяйка. Только почему она назвалась Матильдой?
- Элементарно, старпом! – отозвался юный матрос Серёжа тоном незабвенного Холмса в исполнении Ливанова. – В легенде, которая почти уже и не легенда, девочка была названа так, как просит в этом письме её мать, а в жизни девочку назвал Матильдой её дед, который и принимал в её судьбе больше участия, чем отец, укативший за океан.
- А кто же тогда оставил газовый шарф в комнате, где спала Илва?
- И в этом разберёмся, если немного задержимся, - заявил Виестурс. – Кстати, хозяйка предложила остаться ещё на одну ночь, и я не против. Как вы, моряки, потерпите?
- Конечно. Ради этого стоит.
- А я буду рад раскрутить эту историю до конца, - поддержал меня Витаутас. – Лично заинтересован!
После ужина мы вновь собрались у камина, и старая дама обратилась к нам с такими словами:
- Сегодня, господа, я буду спать одна, так как служанку отпустила домой. Утром она вернётся с хутора – принесёт свежий творог, яйца и тёплый хлеб к завтраку. А потом можете продолжать свой затянувшийся путь.
Ночью меня разбудил какой-то шорох за дверью. Я открыл её и увидел, как старуха прошаркала в сторону той самой двери, за которой мы уже успели побывать вчера с Илвой. Меня разобрало любопытство, и я в одних носках тихонечко двинулся за ней – уж очень хотелось мне раскрыть последнюю тайну замка. И вот я переступил порог анфилады.
Накануне мы дошли лишь до второй комнаты, а Матильда нынче проследовала аж до пятой. Я притаился за порогом четвёртой комнаты и стал слушать.
- Бабушка, - раздался девичий голос на хорошем британском английском, - сколько мне ещё здесь находиться? Мне холодно и страшно.
- Потерпи, Кэролайн. Они уже утром уедут. Я никому и никогда не отдам свою девочку, пока жива.
«Вот вам и Каролина, бедный ребёнок! – дошло до меня. – Находиться в мрачном замке, в обществе древней прабабки – это ведь явно не внучка – и прятаться от случайных гостей по её прихоти – это слишком!»
Но то, что я услышал дальше, пролило, наконец, свет на причину таких странностей:
- Бабушка, что-то папа задерживается, а мне уже не так много до родов осталось.
«Ах, вот в чём дело! Девчушка-то, оказывается, в положении. Наверно, от какого-нибудь сосунка «залетела» в своём английском колледже. А бабуля обеспечивает семейные тылы подальше от туманного Альбиона!»
- Он достраивает дом на Уайте, ты же помнишь. Достроит, заберёт тебя туда, и никто в колледже не узнает о том, что с тобой случилось.
- А ты, бабуля, не поедешь с нами?
- Меня уже не будет, детка.
«Ну, нет, - подумал я. – Ты будешь всегда охранять свой замок, старая Матильда, как в легенде тебе предсказал ясновидящий Вюрцель!»
И я поспешил восвояси, чтобы выспаться, а потом, по дороге в Ригу, рассказать о своём последнем приключении.
Наутро, после завтрака, Илва, не дождавшись хозяйки, решила оставить на столике свою ночную находку, приколов к нему записку, написанную на этот раз по-немецки: «Более чудного шарфика мы никогда не видели. Какой изысканный у вас вкус! Желаем вам счастья. Гости замка».
22.01.2014