Призраки былого и просто призраки

Евгения Хлызова
Призраки Былого и просто призраки
Посреди хрущевской квартиры бабушки Гали (той самой, что любила копченую колбасу) и дедушки Зоси стоял огромный натурального дерева стол. Вокруг него "толпились" стулья. Стол стоял строго посредине и служил символом советского гостеприимства. На все праздники, которые были известны в году, включая дни рождения и юбилеи, за этим столом собиралась толпа единомышленников, коллег, соратников и друзей бабушки и дедушки. А также небольшая горстка родственников, от которых невозможно было отделаться. Стол раздвигался и становился совсем уже невозможных размеров, заполонял собою всю комнату. Каждый гость нес с собою свой личный стул. Кто стул принести не мог - ходил и просил по соседям. Поэтому все соседи знали, что у Фурманов сегодня застолье, и именно в этот день вспоминали, что забыли купить соли и надо бы попросить у Галины Михайловны, или что давно пора отдать ей чашку из-под бульона, или миску из-под холодца... Каждый случайно зашедший сосед присоединялся к застолью, вежливо расшаркиваясь и с неловкой улыбкой оправдываясь, что он вообще-то спешит, и вообще-то сыт, не пьет, и не намеревался... Стол был рад всем. Он чувствовал свою важность и с напыщенностью исполнял свою миссию. Он ломился от салатов, холодца, экономно состряпанных в условиях дефицита блюд. Гул голосов, алкогольных паров, пота и смеха наполнял комнату. Велись разговоры о талонах на масло, колбасу, о том, где "выкинули" шампунь, о домашних рецептах, в которых ценилась экономность и незатейливость ингредиентов. Разговоры перемежались ностальгическими воспоминаниями о молодости, наивными по современным меркам анекдотами, в то время считавшимися неприличными и расказываемыми шепотом под смущенное хихикание слушателей.
Под столом тоже велась своя бурная и насыщенная жизнь, о которой присутствующие гости не подозревали. Малолетние дети, внуки хозяев и гостей дома, играли в свои ненавязчивые тихие игры. Привязывали присутствующих нитками к ножкам стульев, путали обувь гостей, запихивали в нее объедки и салфетки и развивали навыки интимного общения с противоположным полом, с любопытством разглядывая тела друг друга, особо кайфуя от того, что сие действие развивается под носом у взрослых... Стол был молчаливым свидетелем и покрывателем их игр.

Справа от стола стояло пианино. Можно сказать, что оно было супругой стола. Оно развлекало гостей и на пару с книжным шкафом, ломящемся от книг, создавало неповторимую интеллигентную атмосферу. Протолкавшись между стульев и потных раскрасневшихся тел, разящих алкоголем, за пианино по очереди музицировали и пели дети хозяев и гостей дома. Эти минуты хозяева дома особо любили и гордились ими. В этот момент они чувствовали, что их воспитательные усилия приносят плоды, и они их пожинают. "Ах, как выросла Сонечка! Какая красавица! А как поет!.. ну кто бы мог подумать?" "А что Вадик тоже умеет играть на пианино?! Интересно, в кого у него талант?!" "А что и Витя тоже умеет петь?! Он ведь учился в ШРМ!?"

...Для моего двоюродного брата Глеба подобные застолья являлись такой же празднично-будничной обстановкой. Только он раньше моего появления на свет освоил преимущества огромного стола, и первый начал использовать его невидимые плюсы. Про Глеба с детства говорили, что он - неординарный ребенок. От похвал и комплиментов он сбегал в подстольное убежище. Данная его черта не изменилась и по сей день: самый верный способ обратить его в бегство - это смутить пристальным вниманием.
Под столом было отлично слышно и хорошо думалось о бренности жизни.

"...День ли царит, тишина ли ночная,
В снах ли тревожных, в житейской борьбе,
Всюду со мной, мою жизнь наполняя,
Дума все та же, одна, роковая, -
Всё о тебе! -

звучал романс в исполнении Сонечки, под аккомпанемент Вадика.

С нею не страшен мне призрак былого,
Сердце воспрянуло, снова любя...
Вера, мечты, вдохновенное слово,
Всё, что в душе дорогого, святого, -
Всё от тебя!

Будут ли дни мои ясны, унылы,
Скоро ли сгину я, жизнь загубя, -
Знаю одно: что до самой могилы
Помыслы, чувства, и песни, и силы
Всё для тебя!

Глеб внимательно слушал романс, возведя очи к деревянному потолку, окруженный ногами в копроновых носках и засаленных тапках.
Романс окончился, звуки пианино стихли. Гости, разморенные музыкой Чайковского на сытый желудок, духотой и благостью жизни, не сразу отреагировали аплодисментами... И прежде, чем стол содрогнулся от взрыва хохота, в наступившей тихой паузе прозвучал из-под стола серьезный детский голос Глеба, задающий нетривиальный вопрос:

- А призрак былого он страшнее, чем просто призрак?