(из сказок "Мёртвого дерева")
(сказка)
Исстари, когда под вечер делать нечего, принято у нас на деревне голубей гонять. Возьмешь запасенного с зимы рака, отнесёшь его на гору - да повыше - только свист стоит округ. Пока так свистаешь, глядишь - и времени к ночи на нос ближе стало. Да не на твой нос, а на гулькин. А уж коль смеркается на дворе, то собираются на завалинке байки сказывать. И я вам расскажу, пока вы от жадности всех звёзд не расхватали. Небо-то, оно не про нас, смертных, создано, и нечего его ручищами лапать. Так что слушайте, вот вам небылица в лицах, развесистая клюква.
Видите, на той стороне реки, в последних лучах заходящего солнца что-то сверкает? Аж блики ясные радужными переливами над ягодами нашего поля рассыпаются блестками. Это всё потому, что жители того зареченского края имеют удивительный обычай пятки салом смазывать. Всё-то странно в той стране, да и жители там живут необыкновенные.
Денно и нощно, вдоль и поперек, от края и до края идут по дорогам два друга: молодой Конь и Мерин, такой старый, что шерстинки его желто-коричневой шкуры отливают сединой.
- Не при! Куда спешишь? Не могу же я за тобой в галоп скакать. Успеем! - ворчал Мерин, при этом его нижняя губа тряслась от старости, и казалось, что он вот-вот достанет из кармана (если такой у него имеется) ладан, но в отличие от бытующего мнения, дышать на него уже не будет.
- Как, куда спешу? Нам же надо из конца в конец дойти.
- Из какого конца? В какой конец? Ты мне покажи, где этот конец находится. Ты хоть наискосок, хоть вглубь да вширь всё исходи, всё равно ничего не найдешь. Обманули нас, нет никакого конца.
- Найдем! Когда-нибудь, да найдем. А сейчас надо жилище подыскать, ночь не за горами.
Дорога, отвечая на мерное уханье копыт маленькими облачками серо-красной пыли, тут же оседающими на придорожную траву, накренилась под горку и стала изворачиваться в правую сторону. Слева поле распласталось. На нём волки траву щиплют, а чтоб не так стыдно было, шкурой овечьей прикрываются. Перед ними зайцы забегают, да смеются, кашу березовую предлагают. Об одном додуматься не могут: откуда у волков шкуры овечьи? Да, что и говорить, заячья душа - потемки.
С другой стороны от дороги на поросшем травой холме лес к обочине подступает - ёлки, палки, да головы дубовые. Случилось так, что Мерин к лесу ближе шёл, чем его друг, и в тот момент, когда спутники, перебравшись через яму, подошли к канаве, ударила его по голове щепка. "Эге, - подумал он, - лес рубят". А вслух сказал:
- По всему видать, за этим поворотом мы найдем жилье.
- С чего ему быть-то здесь? - не поверил Конь, но когда дорога подвела их к хибаре, удивился. - Всё-таки, хоть и ворчлив ты, но мудр.
- Поживи с моё, и ты всё знать будешь, - гордо ответствовал Мерин, а сам пожалел, что не может потереть копытом ушибленное место.
Хибара вблизи оказалась полнейшей развалюхой - сикось-накось доски прибиты, ветер из щелей задувает... В общем, конура собачья. У входа из дырки хвост чей-то болтается, пушистый такой, а под ним надпись: "Тяни".
- Ну, чего ты ждешь? - стал подначивать Конь, когда путешественники в нерешительности остановились у двери.
Хвост качнулся и стал болтаться из стороны в сторону.
- Нехорошо как-то, хвост, вроде бы, живой.
- Живой - не живой. Нам до этого, какое дело? Написано же "Тяни", значит тяни.
- Ладно, попробую.
Хвост оказался довольно-таки вёртким. Когда Мерин изловчился и, поймав, дёрнул за него, за стеной раздалось истошное мяуканье, при этом в морду Мерину брызнуло вонючей жидкостью.
- Говорил же я тебе, не надо его трогать. За дверью послышались звуки ударяющихся друг о друга металлических полых предметов, и чей-то скулящий голос спросил:
- Какого черта надо?
- Пустите путников переночевать.
- А резать не будете?
- Что Вы, конечно, нет. Что за глупости такие?
- Все так говорят. Обещают, прикидываются ангелочками, а намедни дружка моего съели.
- Да мы мясо не едим. Мы - травоядные.
- Интересно взглянуть, кто ж это такие, что мясо не едят.
Дверь залязготала и отворилась. За порогом стояла собака, да не простая, а на пяти ногах!
- А... э...
- Ну, чего рты разинули? Сказывайте, что надо.
- Мы хотели спросить, - влез ни к селу, ни к городу Конь, - зачем это у Вас хвост живого кота у двери болтается?
- Это я вчера на концерт кошачий ходил. Послушал, послушал, хорошо, думаю, орут, надо бы взять одного, пригодится в хозяйстве. Вот и приладил.
- А Вы его желание спросили?
- Не было у него выбора, - задумчиво ответил пес, - они после концерта в кошки-мышки играть должны были. Проигравшие становятся крысами, а там хошь - не хошь либо в церковь, либо в канцелярию отправляться надо. Хрен редьки не слаще. А у меня ему плохо не будет. Слышите скребётся? Иди сюда, кисонька, я тебя крупой покормлю. Ну что ты надулся, ведь не проиграл же ещё. - Обращаясь к лошадям, - впрочем, не для вас я хвост повесил.
- Для кого же?
- Пофорсить решил, чем я хуже других. Познакомился я тут с одной афганской сучкой, а она борзая оказалась. Говорит: "Зачем ты мне нужен с пятью ногами?" А сама-то ни рыба ни мясо, ни пава ни ворона, серёдка на половинке из трёх лучинок. Кожа да кости. Ну, на пяти лапах, ну не такой как все. Так больше ж ничем не отличаюсь. Я с ней на одном солнце онучи сушил. Вот и решил покрасоваться, показать, что я тоже не лыком шит. Да вот незадача, не идет сучка ко мне в дом. Так и приходится с селёдкой жить.
- С какой такой селёдкой?
- Да её у меня полон дом. Я ж конуру из бочки сделал, а в ней селёдка была. Куда ж её теперь девать. Так и живём.
- А мы хотели на ночлег попроситься.
- Рад бы, да не могу. Не верите, можете яблоко кинуть. Только напрасно это. Вы лучше дальше поищите ночлег. К белке не ходите, она в колесе живет, всё равно уснуть не сможете. К утру так закружит-укачает, что и двух шагов не сделаете. Идите к свинье, если заплатить есть чем.
- Посмотри, что у нас там осталось, - обратился Конь к своему дружку.
Мерин покопался в одном кармане и достал блоху на аркане.
- Мало будет, - засомневался пес, - свинья жадная.
Тогда Мерин слазил в другой карман и выволок за цепь упирающуюся вошь.
- Теперь хватит?
- Теперь, думаю, сговоритесь. Только гусей у неё не дразните, а то она вас выеденными яйцами накормит. Я с ней как-то повздорил - гуся водой облил. Ему-то хоть бы что, а свинья обиделась и пошла огород городить. Городит, городит, большую уже изгородь состряпала. Я не выдержал, сходил на реку и принес ей леща. Она его мне назад отдает. Я не беру - ей возвращаю. Та - ни в какую. Так стояли, друг другу леща давали. Я первый не выдержал и дал дрозда. С тех пор мы с ней не разговариваем. Думаю, надо было предложить ей поменять кукушку на ястреба, она бы и успокоилась. Ведь была же у меня кукушка. А вы идите попробуйте, может быть сладите.
Делать нечего, побрели путники дальше. Не за горами, не за долами - только деревню перейти, и вот они уже у свиньи. Та как увидела, что гусей её не тронули, обрадовалась, вшу с блохой забрала и спать укладывать стала гостей.
Уложила их в углу избы, а сверху муху подвесила, чтоб, значит, под ней спали. Сама в апельсинах улеглась. Конь возмущаться было начал, но свинья его быстро осадила:
- Что я, себя вам подложу? Спите, куда пустили.
- Муха-то зачем?
- Из мухи за ночь слона сделаем, а его продавать будем.
Делать нечего, пришлось в углу спать. Только недоразумение вышло, муха больно надоедливая попалась, укусила Мерина, а он, спросонья не разобравшись, её проглотил.
Утром хватилась хозяйка: ни мухи, ни слона. На друзей накинулась:
- Где муха? Разорили!
- Не брали мы твою муху, - стал защищаться Конь, а Мерин стоит молча, слова вымолвить не может.
- Точно! Он проглотил, - завизжала свинья.
- Не, он мухи не обидит.
- Тогда где ж она?
- Тут утром корова ходила, всё лизала языком. Может быть это она?
Еле вырвались друзья от свиньи, всё в итоге на козла свалили. А ещё на дорогу получили от свиньи рыбий мех, чтоб теплее было.
Вышли дорогой на перекресток, что посреди леса на разные стороны пути разводит.
- Куда идём? - спросил Конь.
- Мне всё равно.
- Вот почему ты такой? Всё тебе безразлично.
- Ты ещё молод, у тебя всё впереди. А у меня впереди никогда ничего не было. Я же - мерин!
- Зачем же жить тогда?
- Как зачем? Я тебе расскажу. Была у меня знакомая кобыла, старая и сивая, совсем как я. Перед смертью, когда ей не пришили хвост, в бреду поведала она мне истину. Ты, говорит, посмотри, рубят дровосеки зимой лес, а ветки на землю бросают. Приходит весна, часть веток засохла, но есть такие, что срубленные лежат, а всё ж почки распустить пытаются и вопреки чужой воле корни пускают. Ты эту веточку подними да надрежь. В ней сок живой - не хочет умирать. Так и всё живое. Кто-то сразу сдаётся и умирает, а кто-то до конца к солнцу тянется. Чего стали? Пошли!
- Куда?
- Как куда? Только прямо. Видишь птицу голую? Это сокол, вот туда и пойдем.
И случилось так, что пересекал их дорогу ручей. Клокочет, камешки ворочает, песчинки к берегу прибивает. Подошли путники к воде, глядь, а на дне концы лежат. Обыкновенные такие, не хуже и не лучше других. Хотел Конь в ручей ринуться, да Мерин его остановил:
- Послушай, Конь, давай не будем брать их. Не мы концы прятали, не нам и доставать. Если возьмём, что тогда делать будем? Возвращаться? А куда? Пойдём дальше, в дороге веселее...
Ну, а вы чего уши развесили. Притихли, словно дурак родился. Уже черти в ладоши прохлопали, а вы всё варежку разеваете. Я тут вам баки вкручиваю, узоры развожу, несу и с Дона, и с моря, а вы только глазами блымкаете. Хватит пень колотить, пора Христа славить.
21-22.05.95