Мой любимый хомячок

Глеб Рубашкин
Очередной хмурый и тусклый осенний вечер. Сумерки расползлись по самым потаенным углам человеческой души и диктуют свою волю, подавляющую любые позитивные эмоции.
В этот вечер на Захара напала особенная тоска. Аленка вот уже как вторую неделю была в рейсе. Все его молодое мужское естество уже было не в  силах терпеть и даже не стонало, а похныкивало и канючило как маленькая капризная девчонка.
А вчера еще оказалось, что после рейса она собиралась погостить у родственников в Питере  (уже третий год подряд в гости зовут – неудобно отказывать) и долгожданный миг встречи с любимой девушкой отдалялся еще, как минимум, дней на десять.
Смена, как назло, сегодня была на удивление легкая и скучная. Усталости Захар совсем не чувствовал. После работы он помог матери перетаскать закупленную впрок картошку  в погреб  и теперь маялся от безделья и неразрешимого гормонального кризиса.
Его рука как-то незаметно сама собой потянулась к телефону и начала набирать на экране сублимированные Захаром слова и символы. Перечитав все сообщение целиком, он так и не решился нажать на "отправить" и сохранил СМС в черновиках.
Захар пару раз тяжело вздохнул, минут десять бесцельно пощелкал пультом от телевизора и, не найдя ничего подходящего, стал собираться на улицу.
- Ты куда? – услышав шум в прихожей, крикнула из кухни мать.
- Пойду погуляю с ребятами.
- Что, опять как в прошлый раз – до поросячьего визга нажрётесь? Ты же обещал? Забыл уже?
- Да не собирались мы выпивать! Посидим, потрещим только, в картишки, может, перекинемся. Дома все равно делать нечего.
- Знаю я твои "картишки"! Перегаром они слишком сильно отдают. Смотри, кончишь как одноклассник твой, Сёмка Долматов, – под забором. Или, не дай Бог, на зону загремишь. У вас в компании таких полно – возьмут "на слабо" по пьяной лавочке и будем мы вместе с Аленкой тебе передачи возить. Только вот она девка смазливая, долго ждать не будет. Может и сейчас с кем кувыркается на теплоходе своем. Шалава, она и есть шалава.
- У меня своя голова на плечах! Не маленький уже! А про Аленку еще раз так скажешь – уйду на съемную квартиру, не отыщешь! – последняя тирада Захара звучала уже из сеней. Долго ссориться с матерью бесполезно – раскатает под милую душу. Но последнее слово ему все же хотелось оставить за собой.
Захар стремительно выбежал из дома и зашагал по направлению к трем пятиэтажным домам, расположенным в центре района в виде буквы "П".  Когда он подошел к их постоянному месту сбора – доминошному столику во дворе пятиэтажек – почти вся компания уже была в сборе: Сыч, Бомба, Круглый, Карась и Трубач по всей видимости находились там уже не один час, судя по порожней литровине из-под самогонки. Не хватало только одного Алекса.
- О, Захар, здорово! Давно ты к нам не захаживал. Что – мамка не пускает? – развязным тоном произнес Карась, протягивая для рукопожатия свою промасленную клешню.
- Буду я у нее еще спрашивать – обидчиво буркнул Захар – на работе задолбали, последнюю неделю падаю после нее как подкошенный. Четверых электриков сократили в бригаде, а зарплаты хрен добавили. Вот и вкалываем как рабы на галерах. Собрать бы всю эту конторскую сволочь, -  да к станку! Чтобы знали - каким потом мы им на коттеджи с иномарками зарабатываем.
- А мы тут тебя вспоминали как раз – судя по достаточно внятной речи Круглый сегодня воздерживался от серьезных возлияний и был тут самым трезвым – правда, что ты всем своим бабам прозвища придумывал звериные?
- Получается, что так. Хоть я и не специально подбирал. Само собой так получилось. Катька Федотова, когда мы с ней гуляли, была очень на серую мышку похожа. Вот я ее "мышонком" и прозывал. Пока из армии ждала – из "серой мышки" в "крысу" превратилась – с грузинами снюхалась. Они ее быстро раскрутили. Я с ней больше и не здороваюсь, делаю вид, будто она пустое место, ш – ш – шлюха! После армии с Жанкой Пестрецовой загулял. Так она – вылитая макака, такое же личико маленькое и гримасничает постоянно.
- А ты ее прям так и называл – "макака моя ненаглядная"? – заливаясь от смеха, спросил Трубач – Ромка Трубников.
- Нет. Стал только после того, как послал на все четыре стороны.
- Что – тоже рога тебе пристроила? – Трубач все не унимался, по пьяни ему всегда хотелось кого-нибудь довести "до белого каления". Вот Захарка и подвернулся.
- Трубач, отвянь от Захара, ты ему даже не налил еще. Захар, иди сюда, выпей. Не слушай этого идиота, по нему и так зона плачет – сказал свое авторитетное слово Сыч (Славка Сычев) – ветеран Второй Чеченской войны, прошедший ее всю от начала и до конца. После демобилизации он устроился  охранником в ЧОП, тихо пьянствовал и не торопился обзавестись семьей. Трубач сразу заткнулся.
От этого разговора в сердце Захара опять  победоносно поселилась тоска. Он присел за столик и, пока Сыч заботливо наливал ему в стакан самогонку и снаряжал на закуску бутерброд с вареной колбасой, торопливо извлек из черновиков набранное накануне СМС и, выбрав в поле "Кому" до боли знакомые буквы "Ал..", отправил сообщение адресату.
После того, как тепло от содержимого первого за вечер стакана растеклось у Захару по телу, ему вдруг захотелось продолжить в какой-то мере неприятную для него тему – видимо, захотелось как-то оправдаться перед пацанами и представить все в выгодном для себя свете.
- Да какие рога, она таскалась за мной как привязанная! СМС-ками забомбила – все просила в любви к ней признаваться. А я не люблю, когда мне навязывают что-то, даже если это мне самому нравится! Ну, я и послал ее куда подальше. Она все никак поверить не могла: "Котеночек, дорогой, нам же так хорошо вместе! Мы так любим друг друга! Я мечтала о том, что мы через пару лет поженимся и заведем ребеночка!" – у Захара плохо получалось подражать писклявому голосу своей бывшей подруги, но даже в таком варианте это вызывало гомерический хохот у всей уже порядком понабравшейся компании.
Всеобщее веселье и одобрение придало Захару уверенности, и он решил укрепить свои позиции.
- Аленку вот я хомячком называю, а она и не обижается нисколько. Обзывается только в ответ.
- За что же ты ее так? – Круглого, видимо, тема с прозвищами тоже, в конце концов, не оставила равнодушным.
- А она когда ест, иногда щеки смешно надувает, как хомяк. Говорит, что с детства привычка осталась.
- И что, она тебе так это спокойно спускает? – поинтересовался, увлеченный поднятой темой Бомба. Из-за его комплекции с девушками у него как-то плохо получалось. Но подробности личных отношений своих знакомых никогда не оставляли его равнодушным.
- Да вообще без проблем! Обзывается только в ответ.  Но тут все "по чесноку". Меня не парит.
- А как? – продолжал любопытствовать Бомба.
- А много будешь знать – скоро состаришься – отпарировал. Захар – Ты бы лучше завел себя наконец нормальную телку и называл бы ее какими хочешь красивыми словами – кастрюлька, сосулька, тачанка, болванка… А то так и придется за тебя Людку – Пятихатку замуж выдавать. Кроме тебя-то ее никто и не возьмет. Доктора если какие только. С нее ведь можно целую диссертацию написать по венерическим болезням.
Бомба сразу осекся, а пацаны дружно загоготали. Захар почувствовал себя чуть ли не властелином мира, как минимум Михаилом Задорновым в самом зените славы.
В это время около их шумного столика возникла еще одна долговязая фигура. Это был Алекс – Пашка Алексеев, успевший уже два раза отмотать срок на зоне (первый раз – в детской колонии, второй – уже по-взрослому). Он работал на пилораме у каких-то кавказцев и иногда, когда к ним поступали срочные заказы, подолгу задерживался на работе.
Алекс по очереди протягивал свою здоровенную лапу парням для рукопожатия, но, когда очередь дошла до Захара, его аж перекосило.
- А-а, вот ты где, чучело навозное! Ты чего, охренел совсем! Страх потерял и мышей не ловишь! – Алекс буквально извергал из себя проклятия, попутно забрызгивая Захара обильной слюной.
- Ты чего, Алекс, с дуба, что ли рухнул? Чего я тебе сделал?
- Да пошел ты со своими вечными приколами. Задолбал уже. Я тебе сейчас твое наглое табло так начищу, что ни одна химчистка не отмоет – весь вид Алекса говорил о полной серьезности его намерений.
- Алекс, остынь! Чего он натворил такого? – Сыч как всегда пытался "разрулить" ситуацию.
- Да СМС-ку какую-то дебильную прислал! Я дома сидел, шамал, собирался к вам идти. А тут мне мать сотик несет. Я его чуть дома не забыл. А там от этого юмориста доморощенного бредятина какая-то. Сейчас я ему расскажу подробно, что в нашем отряде шутникам таким устраивали. А ну, вставай, отойдем в сторонку, я с тобой тет-а-тет потолкую! – с этими словами  он взял Захарку за шивоврот и поволок его навстречу пугающей темноте.
- Алекс, погоди! Что он такое написал-то? Дай посмотреть! – Карась был готов взорваться от любопытства.
- Да на, смотри! – Алекс протянул ему мобильник.
Карась лихорадочно стал шарить в поисках нужного сообщения и, обнаружив его, начал читать, прерываясь после каждого предложения для того, чтобы просмеяться и вытереть набегавшие слезы: "Привет, мой хомячок!  Как ты? Как твоя норка? Очень скучаю по ней.  Жду не дождусь, когда смогу зайти к тебе в гости со своей морковкой и вместе с тобою похрумкать три,  а то и четыре раза.  Приезжай скорее! Твой реактивный кролик".
После чтения этой короткой статьи из "Юного натуралиста" на ногах не смог устоять никто: Карась постепенно опустился на корточки, прижавшись спиной к дереву, и тихо постанывал, Бомба развалился на лавочке и разразился неугомонной икотой, Сыч пытался подавить смех, но у него получалось только хуже – тот вырывался из него короткими шумными взрывами, Круглый буквально сотрясал атмосферу громоподобным хохотом. Трубача же накрыло всего с головой, от смеха он уже не мог выговаривать слова, он их выбулькивал:
- Ха! Алекс – ты хомячок, вот открытие-то! Захар, а ты крутой зоофил по ходу! Надо тебе на днюху козу подарить в валенках! 
Даже Алекс, заразившийся всеобщим весельем, несколько раз хмыкнул, отпустил Захаркин воротник и устремился за стол – заправляться огненным топливом.
Захару от этого факта нисколько не полегчало. Наоборот, он был бы даже рад, если бы Алекс его сейчас отделал – не таким сильным было бы впечатление от внезапно навалившегося позора. Объяснять, что в списке контактов "Аленка" и "Алекс" находятся на соседних строчках, сейчас было попросту бессмысленно. После этого поначалу очень даже скучного вечера  он завел себе отдельный телефон для амурной переписки и девушек своих, которых после Аленки у Захара было великое множество, называл исключительно по имени.