Он сходил с ума -
сопротивление было диким!
Война расползалась по миру, словно чума,
словно побеги паразитической повилики
(начало войны произошло тогда,
когда на центральной площади возгорелись
книги).
Он прошел залихватским шагом с четверть страны,
на губной гармошке играя марши,
глотая таблетки, от которых не снятся сны
и воистину, никогда не бывает страшно!
(после, увидев клыки русской зимы,
он глотал морозное небо, белое,
как простокваша)
В окопах, под суровым огнем
черкал письма маме и милой Гретхен
От огня- ночь оборачивалась днем
и взрывались головы от выстрелов метких!
Изо дня в день накатывала апатия,
эйфория сходила на нет и войны круговерть,
упиралась в промерзшую землю тупыми лопатами,
какой там "май либен августин", если повсюду смерть!
Он засыпал на ходу, забывая о бодрости,
смеха былого, в душе умирал Гуинплен
под морщинами гибла его вопиющая молодость
взятая в кольцо, за которым плен или тлен.
Он вспомнил бессонные ночи и девичьи плечи,
тепло от шнапса...казалось веселье рутиной,
потом, над головой закрутились смерчи,
и как итог: ни шнапса, ни первитина .
Он был в плену и жил так, как будто бы умер
пустой, как дом без окон и без дверей
он не заплакал, узнав, что низвержен фюрер,
и умер Геббельс, с собой захватив детей.
Судьба, как ворон , скакала с ветки на ветку,
домой вернувшись, он понял, что прибыл в ад,
погибла мама, изнасилованная умерла Гретхен
(это сделал то ли русский,
то ли американский
солдат).
Стерлась жизнь в порошок, смерть стирала людей,
как ластиком,
Все в руинах- ни лодки и ни причала
И увидев обрывок флага с фрагментом свастики,
Он заплакал, упал на колени и закричал.