Я вечно попадаю в дурацкие ситуации и передряги, причем в самый неподходящий момент. Кому охота искать приключения на одно незатейливое место? Ясное дело никому. Но меня почему-то никто не спрашивает, чего я хочу и когда хочу. Если уж быть до конца честной, то обычно я ничего особенного-то и не хочу. Не верите?
— Секундочку, — тётенька, или же, простите, мадам, не уходите, я сейчас все расскажу. Я вижу у вас доброе лицо. Будьте милостивы, войдите в мое положение. Ну, пожалуйста...
***
Глядя на упитанную, хорошо одетую дамочку, кутающуюся в меховое манто из пушистого крокодила, я мучительно подбирала слова. Вчера, скажем, был обычный будний день, среда, не праздник. Мы с моим парнем, бой-френдом, пошли в кино. Куда? Да, знаете, сейчас много настроили всяких там торгово-развлекательных комплексов. В каждом заштатном городишке процветает это новшество. Но нормальные люди-то догадываются, кому оно — новьё, кому основательно приелось, кому время от скуки девать некуда, а кому-то и бизнес, такой не слабый.
— Я не гурман, ни в пище, ни в одежде, — как вы можете догадаться, по моей жёлто-лиловой курточке, полиэстровым гетрам под леопарда и африканским косичкам, — а натурально простая девчонка из вон того дома с прозрачным куполом, — я указала пальцем в сторону бионебоскреба. — Да, нет, живу не под крышей, там за жилье платить надо и дорого. Предпочитаю бокс на минус первом этаже, и цена подходящая, — банка колы за месяц.
— Подвал? Милочка, вы живете в подвале. Кошмарные условия! Крысы не беспокоят?
— Бывают, попадаются, если приманку хорошую в ловушку положишь. У-уу, тогда можно пировать. Два дня шашлыком балуешься и еще три дня в радость, если на бульоне из косточек суп с вермишелью забацаешь! Так я дальше расскажу историйку?
Главное в жалостном сюжете, — это передать живую картинку прямо в мозг сердобольной богачке. Мысленно сфотографировала наш квартал с высоты птичьего полета. Не, не впечатляет. Лучше взять план покрупнее, из толпы, из народа, на уровне глаз. Ага, дамочка оживилась, на людей смотрит жалостно. Я поддала в мысленную голограмму тётеньки уличных деталей. Их видно, когда идешь к кинотеатру вдоль вечно реконструируемой улицы. Окидываешь взглядом эту знойную архитектуру воспалённого мозга современного Не-Леонардо-Да-Винчи, мечтая о чём-то романтическом и запредельном, уходящем за горизонт, и понимаешь, что жить надо математически проще, логичнее и скромнее, согласно доходам. Эх, люблю я математику! Особенно завораживает эн-мерное пространство Калаби-Яу. Представляешь многомерный тор с его ленточками-завитками, и дух захватывает. А какие тайны скрываются за всем этим? Разбогатею, куплю энциклопедию по визуализации пространства-времени с разным числом измерений.
Здесь я несколько отвлеклась, где-то в глубине души проснулись эмоции, остро выплескивающие мое отношение к неэстетичности бытия. Стоит это тёмно-серое недоразумение, именуемое развлекательным комплексом, в ряду торговых павильонов эконом класса. Люди мимо проходят, словно слепые котята, и не замечают, что нелепой конструкцией оно смахивает на броненосец Потёмкин из времён оных, — тот, о котором все прабабушки и прадедушки, услышав, слезу роняют. Ходил по морям, уткнулся в берег, да так и замер памятником на суше, грезя о морских боях с турками в ходе Трапезундской операции в Первую мировую, аккурат в центре строительного оазиса неподалеку от декоративного озера с утками.
Я слышала, главный архитектор города в свободное время увлекается моделированием кораблей и подводных лодок всех времён и народов. Его домашнюю коллекцию даже по телевизору показывали. Там и увидела этот эскадренный броненосец по имени «Князь Потёмкин-Таврический», тяжеловесное чудище водоизмещением почти тринадцать тысяч тонн. Как он на воде мог держаться-то, да еще и стрелять? Но интересная информация оказалась, вдруг пригодится когда-нибудь? Ну, я себе в память всю передачу и записала.
Глянцевые сине-зеленые бронестёкла комплекса смотрят на озеро. Чудом оставшиеся на зимовье дикие птицы, не улетели на юг, а свили гнезда в сухом камыше. К сожалению, поймать уточку никому ни разу не удалось, ни Лысому, ни Бывалому, моему бой-френду, ни мне самой. Высокие камышины прижились на узкой полоске пляжа, как раз по соседству с автомобильной магистралью. Машины туда-сюда шмыгают, не подобраться никак. Робокопы шныряют плотным строем и по земле, и по воздуху. Но, местечко клёвое, — ещё те охотничьи угодья. Заболоченная вода с запахом сточных вод от целлюлозного комбината приютила много странной флоры и фауны. А что? Чем не пейзаж в стиле Сальвадора Дали? Художникам — раздолье.
В этом месте я прервала мои думки. Дамочка носик сморщила, пузырек с нюхательной смесью из сумочки достала и платочком тряхнула. О, она унюхала вонь от утиного озера из моей голограммы. Хороша рыбка сегодня мне попалась на крючок, не сорвалась бы!
— А дальше что?
— Мадам, не желаете пройтись живьём по местам моего приключения? Так вот. С одной стороны, этот броненосец возвышается над долгостройными руинами, свидетелями эпохи путча, не помню какого президента. Мы их в школе проходили, конечно, но я не люблю политику и не стала заучивать, — ведь не таблица умножения. Значит, практической пользы — ноль. Кажется, тот, который калинку-малинку любил на приёмах отчебучивать. К остовам не родившегося здания спортивного комплекса бойкие туроператоры уже смело продают горящие путёвки всем любителям творчества Стругацких. «Аномальная зона», — завывают рекламщики на улицах, — «примет уфологических смельчаков в свои объятия».
— Неужели?
— Не верьте им, мадам, — я понизила голос до шепота и закатила глаза. — Примет-примет вас аномальная зона, конечно же, но с жадно горящими в ночи глазами тусклых фонарей, с радостью бродячих собак и блохастых кошек и с причмокиванием любителей чужих карманов и кошельков. Всякая шушера и шпана, как обычно водится в таких случаях, не значится ни в примечаниях о медицинской страховке, ни даже мелким шрифтом под грифом «особенности национального туризма» никогда и нигде, ни в одной путевке мира. Ну, это так, к слову, чтобы вы, такая видная дамочка, не купились на рекламу аномальщиков. Кстати, за приватную информацию, с вас пятьсот мямликов. Спасибо, мадам, вы очень добры.
— Зачем тебе так много памяти, деточка? Твой IQ, на первый взгляд, требует не более одной микросхемки.
Я скорчила рожу усердной школьницы, а про себя ухмыльнулась, между делом засовывая мямлики, — они же новые мемристоры, — за пазуху в кибербюстгальтер. Кто в просвещенный век помнит о бумажных деньгах, якобы эквиваленте, обеспеченном золотым запасом страны? Может, кто-то и помнит, но не верит. Мемристоры каждому нормальному гуманоиду более ценны, — вставил микросхему в слот, перезагрузил родную центральную нервную систему и радуйся, радуйся!
— Вы правы, мадам, но я мечтаю выучиться на учительницу по эргономике.
— Что же, от души приветствую благородное стремление, — она достала кошелек и добавила еще сто мямликов.
— О, благодарю, мадам. Какая любезность! Мы продолжим прогулку по моему сюжету?
— Да-да.
— С другой стороны, броненосец служит почти культурной ширмой для официальных лиц, обязательно интересующихся, куда город дел государственные дотации. Но мы-то с вами знаем, мадам, что броненосец — это вершина холодного и загадочного айсберга. А что там, под водой, под массой документов из финансового круговорота? Не видать никому, ни нам, ни вам, ни ревизорам, ни всяким пронырам из налоговой инспекции. Впрочем, о чем это я? Ах да, вспомнила, о вчерашнем вечере.
Дамочка увлеченно разглядывала массивное здание. Как пить дать, она никогда не заходила в это местечко для бедных. Я продолжала экскурсию дальше:
— Зашли мы с Бывалым в этот броненосец, или как там его, торговый центр «Терминал-Эф», — видите вывеску на крыше, — и как белые люди сразу в лифт прошли. Кинозалы-то сделали на последнем этаже, сто третьем, мы ту кнопку и нажали. Лифт прозрачный, всё видно, едет медленно, цивильно. На разных уровнях останавливается, люди приличные туда-сюда заходят и выходят. Мы с бой-френдом, раз едем в кино, тоже культуру соблюдаем: рожицы не корчим, мысли чужие не читаем, собачек расфуфыренных мяуканьем не дразним. Если я добрая, и у меня — праздник, то пусть у них тоже будет всё хорошо.
Мы прошли с дамочкой в лифт, поехали. Я хотела бы в экскурсии совместить для клиентки мысленную голограмму, живую реальность и драматический сюжет воедино. За основу взяла свежие биографические события. Менее всего люди склонны верить истинной правде, и думают на байки. Но некоторые экзальтированные особы, вроде клиентки в крокодиловом манто, проникаются и сочувствуют. Рассказываю далее и разворачиваю спектакль воочию:
— На десятом этаже все кроме нас вышли, и в кабину пассажир заходит. Я поначалу на него и внимания-то не обратила. Одет неброско, серое в ёлочку пальто из драпа, — мне подумалось, в таком дранье мой дедушка ещё ходил. Шапка вязаная, пёстро-полосатая, колпаком. В лифте зеркало, большое, меня во весь рост показывает. Я и засмотрелась, то прическу поправить захотелось, то шарфик. Вдруг слышу, пассажир громко так, ни к кому не обращается, и сам собой говорит: «Вечер. Девять часов, а как темно на улице. Страшно становится. Зимой рано темнеет».
У женщинки глаза округлились, вижу испугалась. Прибавила минорных красок:
— Представляете, я обернулась и вижу, мужик улыбается во весь рот. Лицо у него лошадиное, черты лица крупные, нос не запомнила, а желтые зубы большие-пребольшие. Я сразу поняла, он сумасшедший. Дёрнула Бывалого за рукав. Тот даже не пошевелился, у него в ушах «бананы», музыку слушает, глаза к потолку свёл. Небось, опять Моцарта врубил. Вот это я влипла!
Лифт, как нарочно, едет и едет без остановок. Словно всем покупателям в этом огромном торговом центре ничего не нужно покупать этажами выше. В безмолвии мы проехали этаж с кружевным нижним бельем: французским, итальянским, голландским. Сумасшедший даже глаз не скосил, лыбится по-прежнему. Бой-френд статуей замер, не моргнет, в вибрации погрузился. Дайвер, меломан! Одно слово уважительное напрашивается: «классика».
Дамочка шмыгнула носом, в глазах слезы блестят:
— Ай-ай-ай! Какая жестокая ситуация, сочувствую, крошка! — она промокнула глаза.
— Едем дальше; я, он и сумасшедший в лифте. Реально струхнула, соображаю, как выкручиваться. Сумасшедший шире губы растянул, словно клоун, и заулыбался еще страннее. И знай, одно себе бормочет: «Вечер. Девять часов, а как темно на улице. Страшно становится. Зимой рано темнеет». Я руки в карманы сунула. Нащупала жвачку, губнушку, салфетку из бара и открывашку для порталов в прошлое.
Некоторые, вероятно, помнят, что лет двести назад в моде были электрошокеры. В наш просвещенный век мы, гуманоиды, пользуемся континуумными ловушками. Р-раз, и подозрительный субъект улетает в прошлое, неизвестно на какую планету. Дамочка ждет продолжения душещипательной истории, не дышит.
— Наверное, сложно выбрать, нажать или не нажать спусковой крючок открывашки порталов?
Лифт остановился на семьдесят пятом этаже, вошли робокопы. Я их вмиг заценила: крепкие ребята, ладные и высокие, но веселые, — анекдоты травят. На форме жетоны с трехзначными номерами. Я похолодела, неужто — патруль времени? А робокопы, вроде, ко мне индифферентны, в окно смотрят, шуточками и прибауточками перекидываются, песенки напевают. Мелодии мне показались древними, африканскими, в ритме незаконченного музыкального квадрата. В двадцать первом веке ими сопровождались рекламные ролики. Я видела их на старых видеодисках, в своём боксе перед электросном частенько их запускала, чтобы нервы пощекотать.
И тут меня осенило: «За кем охотятся робокопы, уж не за мной ли? Бежать отсюда подальше или остаться»? У меня был десяток секунд, чтобы принять единственное и правильное решение. Робокопы расслабились, лишь глаза скосили в нашу сторону. Я прикинула расстояние до дверей лифта, повернулась боком к клиентке так, чтобы не зацепиться за её манто и сумку. И через секунду готова была дать дёру. Но неожиданно дамочка оживилась и вцепилась мне в плечо:
— Ну, скажи же! Ты рискнула, в конце концов?
Я вздрогнула и отвлеклась; двери лифта закрылись:
— Понимаете, это произошло нечаянно. До сих пор я сумасшедших живьём близко не видела ни разу. Помнится, Лысый говорил о двоюродном сумасшедшем дядьке, дескать тот буйный был, чуть что не по нутру, сразу в драку кидался. Впятером унять не могли, такой в умопомрачении силой обладал. Я долго отворачивалась от жуткой лошадиной морды сумасшедшего пассажира. Тот не унимался, бормотал заученный текст, словно проматывал пленку вкруголя. На девяностом этаже он стал принимать разные позы, изображая парковые статуи: девушку с мячом, охотника, на привале и ещё всяких разных животных. А когда черёд дошел до Фредди Крюггера, мадам, вы представить не можете степень моего напряжения и страха.
— Ах, бедняжка, я эмпат с рождения! Но причем тут добропорядочный немец Фредди Крюггер, чемпион Европы по водным лыжам?
— Его тёзка стал ужасающим персонажем мультфильмов и синонимом городского маньяка.
— Не знала, не знала, давно мультиков не смотрела. Отвратительная фантазия у режиссеров нынче! Как я тебя понимаю, деточка. Ну же, я в нетерпении!
— Он поднял руки граблями, растопырил пальцы и громко отвратительно вибрируя надтреснутым голосом низкие басы, захохотал, повторяя: «Вечер. Девять часов, а как темно на улице. Страшно становится. Зимой рано темнеет». Мадам, — я картинно всхлипнула, — пальцы сами непроизвольно судорожно сжались на открывашке порталов.
— Надо же! И что произошло следом, помнишь?
— Сумасшедший? Он, он... исчез. Никак не могу привыкнуть к виду телепортации. Ужасное зрелище! Человек исчезает не сразу, не мгновенно, а послойно. Такой метод используется дизайнерами в графических пакетах. Потом молекулярные вихри закрутили его и размазали по противоположной стенке лифта, полу, зеркалу и всё …внезапно стёрлось.
Дамочка всхлипнула и разрыдалась:
— Драматический сюжет! Вам точно нужна помощь социопсихолога, деточка.
— Не беспокойтесь, мадам, я уже в норме.
В этот момент робокопы уже стояли по бокам, выворачивая мои карманы. Они выудили открывашку порталов и кинули её в свой контейнер для сбора улик. Один из них, с номером шестьсот семьдесят три на жетоне, связался по рации с начальством:
— Преступница обезврежена. Можем ехать в участок? Понял.
— Он был больной человек, не гуманоид, и ...сумасшедший, — выкрикнула я, отчаянно сопротивляясь задержанию и ограничительным нейробраслетам.
Дамочка вмиг перестала хлюпать носом и ледяным тоном произнесла:
— Его роль играл клоун, — специальный агент из службы времени; он нормальный человек с правами гуманоида из двадцать четвертого века. Конечно же, наш кибердесант найдёт его в прошлом. След ребята, к счастью, взяли. С вашей помощью клоун отправился всего-то на пятьсот лет назад, поскольку подготовлен хорошо, то должен приспособиться к тем историческим условиям. Мы давно охотились за «деточкой с открывашкой порталов», дорогая Шерш. На этот раз вы проиграли. Да, кстати, сколько вам лет?
Она сочувственно смерила меня скептическим взглядом и устало зевнула:
— На вид шестнадцать. Совершеннолетняя, а законы не соблюдаете. Можете сохранять молчание, гражданка Шерш, пока вам не назначат киберадвоката и вы не пройдете курс реабилитации у социопсихолога. Иначе любая информация будет истолкована против вас, — она обернулась к робокопам. — Операция «Клоун» завершена успешно. Вызывайте аэрофургон.
— Мне четырнадцать, и ни в какой детский комбинат я не поеду. Запрёте, убегу!
— Шерш, это твоё настоящее имя? Надо бы по базе данных идентификационный ДНК-код пробить. Мы и не из таких беспризорников как ты законопослушных гуманоидов делали. Не сбежишь, детка, у нас хорошие замки, электронные, с надёжным паролем.
— Ещё не вечер, — процедила я сквозь зубы, но потом прикусила язык.
Сболтну ежели что-нибудь лишнее, так робосудьи абсолютно негуманно прикажут стереть дополнительную генно-модифицированную память. Жалко было бы потерять мою фишечку, я ведь за нее целую тысячу мямликов выложила. «А там лежат сюжеты воистину достойные великого комбинатора, — «цы», я мысленно цокнула языком, — похлеще сегодняшней драмы». Оно мне надо?