В надежде

Рона Михайлова
Все считали его чудовищем. Находили в его некрасивом лице выражение, недоступное человеку: животную злобу, зверскую ненависть ко всему, что его окружало. И боялись. Покидали его, не желая понять, поворачивались спиной, уходили, кивали, прощаясь — не то снисходительно, не то виновато, не то с опаской. Отводили взгляд, не желая прямого контакта с чёрными глазами.

Затем он просыпался. И оставался один. Во снах звучали чьи-то далёкие, незнакомые голоса; они корили его, увещевали, смеялись над ним... Клеймили.

И лишь Элла всегда была рядом. Прикосновение её ладони умиротворяло, смиряло пыл его заблудшей души. Эта девушка была мудра, а ещё необыкновенно сильна духом. Ей было неважно, что думают остальные: о нём, о ней, о них вместе... Она была не такая, как все. И прощала ему очень многое. С уверенностью и спокойствием она произносила своим нежным голосом: «Всё как надо» — и он понимал всю её правоту.

Поучиться бы у неё. Научиться у Эллы никогда не отчаиваться...

Она обещала ждать. Впереди у них — не счастливое «вместе», а тоскливое «порознь». Письма. Краткие встречи под надзором чужих... Он снова и снова будет просить у неё прощения за то, что по глупости сотворил, а она будет гладить его косматую голову и понимающе улыбаться. Всё как надо.

Она будет передавать ему книги и множество всяких необходимых вещей, которые недопустимы в местах заключения. Бритву, мыльные принадлежности, ножницы, чтобы стричься, порой — сигареты. Каким образом? Найдёт лазейку. А на редких свиданиях на ней будут дешёвенькая кофточка и простецкие джинсы, никаких украшений: ни в прелестных маленьких ушках, ни в каштановых волосах — и в этом Элла будет бедна и прекрасна. Словно ангел, являющийся к нему, чтобы скрасить пустые, наполненные горечью годы.

Тысячи женщин и девушек на её месте бросили бы в беде старого друга, испугавшись трудностей или расходов, отрекаясь. Он ей никто. Не родственник и не любовник. Но отчего-то она раз за разом приходит к нему в тюрьму, часами отстаивая длинную нервную очередь, и улыбается всякий раз угрюмым надзирателям на пункте приёма. У кого ещё хватит мужества на такое?

Наверное, она дура. Влюблённая?

А может, всё дело в дурацкой, вскормленной книгами совести?

Семь лет за убийство отнимут часть жизни. Поначалу пропажа не будет заметна, но с годами острее и больше будет её не хватать. Сам у себя он украл целых семь лет, а теперь — крадёт у неё. Элла отдаёт ему своё время и душу и не требует взамен ничего. Видит в его душе свет, который для него самого потерян, и служит ему утешением.

Амнистия, правда, возможна. Первоходка. Стечение обстоятельств. Аффект.

— Ты не обязана ждать меня.

— Я за тебя ответственна.

Снова улыбка. Элла знает: он абсолютно прав, но всё-таки девушка верит своим лишь словам. Своему только сердцу. И ему, заблудшему чудищу, несмотря ни на что.