Войско не спит. С кряжистого холма их предводитель слышит переливчатый гул голосов, конское ржание, треск костров… Звук достигает слуха немногим ранее, чем в глаза плещет огненное марево. Людям нужно согреться, пополнить силы: с каждым осенним днем становится меньше тепла и света, солнце впадает в спячку. Солдаты сбиваются в стаи возле десятка разведенных кострищ.
Хладная осень мстительно щиплет лица мужчин и женщин — все они побывали в битве за Эльбст и одержали победу. Геройски павших в тот день унесли быстрые воды Эльбст прямо в загробный мир. Те же, кому удалось пережить резню, сегодня готовятся к штурму столицы, сидя, считай, в двух шагах от крепостной стены. Костры полыхают в предрассветном мраке, их приказано не гасить: пусть королева явственно видит гнев своего народа.
Предводитель в накидке из рысьей шкуры шагает к подножию холма. Вопреки всем представлениям о былинных военачальниках, предводитель — женщина не самого дюжего сложения, невысокая ростом. Она не так молода и не красавица: грубо очерченный подбородок, тонкие губы и нос с горбинкой (такая, впрочем, считалась породистой) придают ее лику хищное выражение, хотя маслянисто-черные кудри весьма хороши. Имя женщине — Эридвен. В народе ее назвали будущей королевой, а при дворе да при нынешней королеве зовут наглой бунтаркой. Сама Эридвен в равной мере согласна с любым из прозвищ. Присвоить себе королевскую армию и повести ее на захват столицы — это неслыханно наглый поступок — и от исхода дела теперь зависит, быть ли ей на престоле.
Она шагает вдоль разбитых войсками шатров, приветствуя знаменосцев и адъютантов нервным кивком головы. Из-под накидки на ее серебристом нагруднике виднеется полустертый королевский герб — такие же красовались на развернутых синих полотнищах повстанческой армии. Здесь искренне верят, что именно бунтовщики представляют волю страны и народа, поэтому от традиционных символов отказываться не стали.
— Моя леди, — встречает ее у штабного шатра сэр Хьюстер — ближайший советник. Он тоже нервничает, говорит себе Эридвен, взглянув на его лицо: словно вытесано из камня. — Вас долго не было, мы начали волноваться, — добавляет он.
— Молилась всем духам, какие есть, — отвечает она. — На то, чтобы вспомнить всех, ушло много времени. Но вот я здесь и должна спросить: все готово?
Сэр Хьюстер почтительно наклоняет темную с проседью голову.
— Как было велено, мы отобрали три тысячи лучших солдат. Оставшиеся уже к вечеру замкнут столицу в кольцо и отрежут от внешнего мира, но еще утром я поскачу с тремя тысячами вперед и начну зачищать город от королевской гвардии. Только она и осталась у королевы. А вы, моя леди, прибудете следом за нами. Вы не должны идти сразу в самое пекло: с вашей гибелью все на свете утратит смысл.
Эридвен слушает краем уха, ведь все это обсуждалось не раз. Куда больше ее занимает мысль: вот бы скорее все это кончилось… Спустя полгода странствий, лишений, ожесточенных боев, поисков пропитания для многотысячной армии Эридвен с грустью думает, что сама разорила страну. Там, где проходили ее войска, не оставалось ни крошки, ни зернышка; в королевстве мятеж, а великой мятежнице нечем утешить обнищалых крестьян. Разве что уверениями, дескать, сядет она на трон, и мало-помалу все придет в должный вид: истоптанные поля превратятся в зеленые и плодородные, в домах появятся молоко и хлеб, а разруха сменится процветанием. Став королевой, Эридвен бросит все силы на защиту внешних границ и укрепление государства. Крестьяне вполне понимали, что на это уйдут годы, десятилетия, но возражать не смели. В конце концов, Эридвен и ее армия целых полгода оберегали страну от вторжения сопредельных государств. С божьей помощью — уберегли.
Теперь нужно разобраться с первопричиной.
Сэру Хьюстеру, Гагерсу, лорду Катлеру и остальным вельможам не терпится обсудить с Эридвен детали грядущего сражения. Та же пристально вглядывается в развернутую ландкарту, подмечает расположение противоосадных орудий и расстановку сил. Гвардия королевы сделает все, чтобы не дать трехтысячному отряду Эридвен прорваться в город. Гул за пределами штабного шатра нарастает: войску дана команда выстроиться с равнением на столицу, полным ходом идет подготовка штурмовых орудий. Тяжелые конники седлают своих питомцев, и отовсюду уже слышен топот копыт.
Армия добиралась сюда три месяца, по пути отражая захватнические атаки чужеземных завоевателей. Те воистину имели шакалий нюх, раз почуяли гнилостный смрад отчаяния с родины Эридвен: королевство билось в агонии, и виновата в том королева. Это она, когда король Урбарт находился при смерти, приняла на себя командование и отослала добрую половину войск на другой конец королевства, поставив над ними молоденького военачальника. «Наш Великий» — прозвали его солдаты и говорили о нем с неизменным пренебрежением. Новый командир был всему обучен, но ни черта не смыслил в военном деле. В первой же схватке с извечным врагом-чужеземцем Их Великий потерял треть армии и панически отступил. То же было и во второй, и в третьей. Эридвен — тогда еще никому не известная — сражалась и отступала вместе со всеми. Чужеземцы одолевали, и вскоре другие страны услышали о смехотворно-тщетных стараниях Их Великого защитить державу. Вот тогда-то и потянулась цепь нескончаемых смертоносных баталий… Но одна из них сделала Эридвен героиней.
Их Великий пал. Вышло так, что именно Эридвен и ее ребята стояли насмерть в страшной битве за Эльбст. Рискуя жизнью, сильная духом женщина вывела шесть отрядов из-под коварного удара орудий и с полного их одобрения перехватила командование. Когда войска, повинуясь ее замыслу, отступили на левый берег Эльбст и там перекрыли брод, обрушив на неприятеля шквал стрел, то впервые за много дней одержали победу.
О героине услыхал народ, и молва возвела ее на вершину. Но коль скоро можно было надеяться на счастливый исход? В ту пору королевская армия несла чудовищные потери, страна вопреки стараниям Эридвен оказалась оккупирована с востока, и Ее Величество новым указом потребовала набрать людей из числа наименее защищенного населения: стариков и детей. Чтобы не терять времени, под оружие следовало поставить жителей всех окрестных деревень. Королева выжила из ума, решила Эридвен и порвала донесение. Таковое решение солдаты встретили с энтузиазмом.
Пошли слухи, что новая военачальница намерена повернуть остатки армии на столицу и свергнуть владычицу, чей генерал так отвратно себя проявил и погиб под копытом собственного коня. И никто не удивился, что все вышло именно так: Эридвен разослала часть войска на дальние рубежи — охранять границу, а сама выдвинулась домой. Сейчас она точно не может сказать, почему была столь уверена в себе, когда положение казалось абсолютно безвыходным.
Спустя несколько месяцев армия Эридвен встретилась на полпути с войсками, прежде оставленными в столице, а нынче посланными перехватить нахалку. Королевский военачальник, сэр Хьюстер, оказался человеком старой формации, преданным почившему монарху, и действий Ее Величества он совершенно не одобрял. Когда Эридвен встретилась с ним в приватной беседе, то им удалось прийти к полному взаимопониманию. От него же она узнала, что и в столице действующая королева творит неизвестно что, не считая нужным объясниться с Советом лордов, да и с народом тоже. По слухам, даже якшалась с магами и колдунами, и если это не злая шутка, то воистину сумасшествие.
В тот вечер сэр Хьюстер увидел в этой воинственной женщине харизму и небывалый ум. Однако он не был уверен, что видит перед собой будущую королеву. Эридвен была… славной. Ей не хватало жесткости. Особая стать, широта взглядов и сострадание народу еще не делали ее королевой; благородство, изящность манер также не делали ее королевой; и даже опыт сражений, когда ее меч сотни раз обагряла чужая кровь, не делал ее королевой. Истинный монарх должен уметь принимать непростые решения, полностью сознавая тяжесть последствий, но также сознавая необходимость выбора. Не зря же на местных королевских регалиях с незапамятной древности были выгравированы весы.
Сэр Хьюстер поведал женщине о своих сомнениях. Та согласилась. И поклялась научиться.
На том оба и порешили. Соединив войска, Эридвен и сэр Хьюстер, не откладывая, выступили на штурм столицы.
И вот минуло несколько месяцев, и сэр Хьюстер мог с большей уверенностью сказать: вот его королева. Она примирилась с мыслью, что кроме нее никто не может занять престол; у короля с королевой не родилось наследников, а придворные лица теперь, когда у «бунтарки» была целая армия, а страна оказалась разорена, поумерили амбиции. Многие знатные лица примкнули к ее повстанческой армии, сыны дворянских родов шли под ее знаменами. Народ был вынужден покориться своей судьбе; а Эридвен, зная, что в ее руках целый клубок чужих судеб, чаяния и волнения лучших людей королевства, изо всех сил закалялась в огне их убеждений. У нынешней королевы при всех ее дурных качествах было одно преимущество: она была рождена, чтобы править. Она являлась законнорожденной принцессой, которую выдали замуж за короля. И после его кончины она, при поддержке Совета лордов, становилась единственной кандидаткой на трон.
Ведь как становятся королевами?
От рождения. В браке. Волею народа. Либо присваивая чужую корону.
Героиня битвы за Эльбст могла сделать только одно-единственное — последнее. Она проделала над собой колоссальный труд, духовно переменилась. Она достаточно проницательна для того, чтобы видеть свои недостатки и чутко прислушиваться к желаниям сэра Хьюстера и других авторитетных лиц — и настолько тверда, чтобы избавиться от недостатков. Стать королевой — ее осознанный выбор: она понимает причины и готова претерпевать лишения. Она способна на многое, чтобы однажды сказать: «Что ж, я сама себя сделала королевой. А вернее, истинным королем».
И поэтому сэр Хьюстер, Гагерс, лорд Катлер и остальные ждут ее слова, а Эридвен все вглядывается в карту и молится про себя, одними губами. Наконец она поднимает голову, и кудри рассыпаются по плечам.
— Любезный Гагерс, — говорит она своему старому другу и старому другу ее отца, — займитесь последними приготовлениями.
— Лорд Катлер, — обращается она к высохшему, как печеное яблочко, графу (он видел своими глазами, что творилось у Эльбст), — пошлите гонцов на другой конец лагеря, и пусть они прокричат, что мы выступаем.
— Сэр Хьюстер… — и голос ее не срывается, как было прежде, когда они обсуждали этот вопрос. — Я помню все.
— Королева должна умереть, — не в первый раз повторяет он. Его пальцы судорожно сжимают рукоять меча.
— Да, — отвечает она. — Королева должна.
* * *
Оглушительно.
В те минуты, когда Эридвен с дружиной обходят вражеское наступление и, прикрываемые градом огненных стрел, движутся по мосту через ров… Эридвен думает: только бы не погибнуть сейчас, когда цель так близко, когда сердце бьется так оглушительно.
Но она уже в городе, и ее люди сметают все на своем пути. Здесь явно прошла кавалерия во главе с сэром Хьюстером: всюду лежат тела королевских гвардейцев. И она, Эридвен, перешагивает через трупы. Восходящее солнце осеняет своими лучами ее триумфальный путь по столичным улицам. Солнце мерно греет и золотится, до того скучающее, безучастное, будто смотрит из зрительного зала, как разворачивается на подмостках последний акт небывалой трагедии.
Королева должна умереть, повторяет себе Эридвен и нарочно себя гневит, растравляет душу. Припоминает слухи: отчего так внезапно скончался король, год как обвенчавшийся? отчего командующим королева назначила неопытного, но смазливого молодчика, у которого молоко на губах не обсохло? отчего приглашала ко двору колдунов, от которых принято держаться подальше? Ясно одно: так не должно продолжаться. Сегодня на трон взойдет новая государыня, и страна будет спасена.
А пока столицу замыкают в кольцо, Эридвен снимает меткими выстрелами из лука спешащих к ней одиноких гвардейцев, а у самой торговой площади натыкается на целый кордон… И начинается новая битва. В этой части города плотно стоят жилые дома, и Эридвен, убивая, видит, как горожане в панике разбегаются. Она клялась духам не причинить вреда ни одному из них, ни женщине, ни ребенку. Ни одному невинному человеку. Только бы духи, божественные создания, помогли ей сегодня…
Но столичным гвардейцам не на что даже надеяться: у Эридвен в десятки раз больше людей. Оглушительно стонет город — в нем героиня войны больше не видит блеска и силы, знакомых ей с детства. За полгода многое изменилось. Король умер, а королева глупа.
Они идут дальше, потеряв лишь двести убитыми, направляются к дворцу. Его вид всегда восхищал Эридвен: многоглавый, с позолоченными ставнями и лепными барельефами, окруженный вечнозеленым садом… Как часто она любовалась этим архитектурным творением! Теперь же в ней поднимает голову самодовольство: этот прекрасный дворец будет ее. Но дело, конечно, не в этом.
Предводительница шагает по мощеной булыжниками аллее прямо к парадным дверям, а впереди — последний жестокий бой. И только здесь Эридвен понимает, как сильно она устала. Впереди сэр Хьюстер отважно бьется за ее правое дело… а она устала. От войны и противоречий. От голода и постоянной борьбы с собой.
Однако единственный способ все это прекратить ей давно известен.
Эридвен выдыхает и спешит на подмогу. Когда кругом брызжут осколки стали и капли крови, некогда сомневаться. В боевом запале гораздо легче изжить ненужные мысли, отдаться духу завоеваний и поверить в судьбу. Она сражается за свою жизнь и за королевство, пока королева прячется за расписными парадными дверями… Вечнозеленый сад уже полыхает. Кругом крики — они почти так же оглушительны, как и биение сердца. От приливающих токов тела уши закладывает. Чтобы добраться до сэра Хьюстера, восседающего на коне, она убивает шестерых или семерых; тот одобрительно хмурится, не увидев в ее лице сожаления о загубленных душах.
— Идемте, моя леди! — он спрыгивает с коня и протягивает ей руку. — Сейчас она наиболее уязвима! За мной!
Эридвен вырывает руку, чтобы выстрелить в очередного гвардейца, и они с сэром Хьюстером и несколькими солдатами бегут к дверям.
Но отчего двери не забаррикадировали? Одна из внушительных створок маняще приоткрыта. Едва справившись с удивлением, Эридвен распахивает ее и вступает в холл.
В двадцати шагах от нее стоит королева.
Героиня войны встрепана, исхудала, кожа бледна и в алых разводах крови, изорвана накидка из рысьей шкуры и перепачкан доспех. Королева пышет здоровьем, заметно поправившись, на ней длиннополый плащ с вышивкой и украшения. И, конечно, корона на каштановых волосах — вожделеннейший из символов власти на все времена.
С Эридвен пришли ее верный рыцарь и целая толпа витязей. Королева одна, с нею лишь ее улыбка. Могут ли в темноте, по углам дворца прятаться соглядатаи со смазанными ядом стрелами?
Когда створка дверей встает на место, снаружи больше не доносится ни звука. Эридвен не чувствует ничего, по-прежнему оглушенная боем. В судьбоносный миг, который войдет в историю, своего врага полагается ненавидеть... Но не быть безразличной. Хорошо, что в душе остается уверенность: за это можно бы ухватиться.
— Сэр Хьюстер, — помолчав, произносит Ее Величество совершенно спокойным голосом. — Ох и долго же вы добирались сюда из похода.
Взятый королевой светский тон изрядно досаждает Эридвен, ведь складывается чувство, что королева все продумала наперед. «Это бравада, — думает Эридвен, — она не хочет казаться напуганной».
А сэр Хьюстер тем временем отвечает:
— Все кончено, леди Лаока. Я для себя выбрал новую королеву.
Та лишь ведет тоненькой бровью. И тогда героиня войны делает шаг вперед.
— Мое имя — Эридвен, — произносит она и опускает лук. — Я хочу, чтобы ты знала, Лаока: король Урбарт желал королевству лучшей судьбы, чем уготованная тобой. Я верю, что Совет лордов поддержит мои притязания на престол; хотя во мне нет ни капли голубой крови, я показала себя достойной. Ты же едва не погубила нас, как и все, завещанное нам предками. И потому ты, Лаока, немедля предстанешь перед судом.
— Судить будешь ты? — Лаока в свою очередь приближается, тихо шуршит подолом своего плаща. — Полно, милочка. Твоя отвага в битве за Эльбст вовсе не делает тебя Божьей помазанницей. Ни Совет лордов, ни этот изменник — сэр Хьюстер — не вправе избрать другого короля, чем тот, что уже был выбран.
Среди прибывших с Эридвен солдат слышится возбужденное гудение. Ее верный рыцарь откидывает темноволосую голову, чтобы захохотать.
— Лаока, довольно твоих интриг! — произносит он наконец. — Что за бред ты несешь!
В его голосе Эридвен неожиданно чует злорадство, до того странное и необъяснимое, что подозрение кончиками когтей касается ее сердца. И этого оказывается достаточно, чтобы пробудить уснувшую было ненависть. О, теперь Эридвен пылает жаждой мести и справедливости: что сказала она, эта ряженая лицемерка, про «другого», якобы избранного короля?!
А Лаока вдруг вынимает из складок плаща пергамент и разворачивает перед всеми собравшимися, показывая грубый росчерк алых чернил и алую же печать.
— Сим смертным завещанием, — отчетливо-громко произносит она, — мой супруг, ваш законный король Урбарт, наказал: «Наследовать сей престол только агнцу, кровь от крови и плоть от плоти моих, зачатому в венчании с супругой моей Лаокой, коего та обязана народить спустя полгода после моей кончины, но не позднее». — Лаока сворачивает пергамент. — Я обязана! Мой любезный супруг стремился все держать под полным контролем.
Но последней фразы Эридвен не слышит, до глубин души ошарашенная последней волей почившего короля. Бесстыдно она впивается глазами в фигуру Лаоки; Ее Величество одергивает плащ и демонстрирует своим врагам округлый живот, обтянутый белоснежным платьем, столь же гордо, сколь демонстрировала завещание. Нет сомнений в том, что Лаока носит дитя. Как и в том, что она совсем не любила Урбарта. И, возможно, его болезнь была неслучайна… Но и доказательств нет.
Потрясенную тишину раскалывает не терпящий возражений голос сэра Хьюстера:
— Леди Эридвен приказывает всем покинуть зал.
Эридвен меж тем не молвит ни слова. Но солдаты уходят, оставив ее и рыцаря один на один с королевой.
— Должны ли мы верить, что завещание не подделано? — сухо говорит сэр Хьюстер, пока героиня войны пытается справиться с подступающей паникой.
Королева кивает.
— Должен ли я верить, что этот ребенок — действительно отпрыск Урбарта? — добавляет он.
Королева вновь, чуть помедлив, кивает.
Предводительница мятежников не знает, что и сказать; а нужны ли слова? Она клялась духам Божьим, что не тронет ни единой невинной души. И теперь должна убить беременную королеву?
— Совет лордов назначит меня королевой-регентом, — говорит Лаока, — до тех пор, пока дитя Урбарта не вступит в возраст престолонаследия. Если вы сомневались, кто здесь самый достойный, то, полагаю, теперь никаких сомнений. О, я знаю, за тобой армия. Вот что я предлагаю: Эридвен, я представлю тебя народу как великую героиню, спасшую город от гвардейского бунта. Ты же не тронешь ни меня, ни моего ребенка и откажешься от дальнейших притязаний на трон.
Тронуть ее? Как можно? Долго боролась с собой Эридвен, зная, что ради блага всего королевства нужно перешагивать через всякую мерзость. Клялась сэру Хьюстеру, что научится быть истинной королевой.
Но теперь Эридвен дрожит и не может поднять свой лук. Ведь так просто выстрелить королеве в сердце… Но невыносимо! Этот грех ей не смыть никогда.
Стальной стержень внутри нее изворачивается и обжигает ее до кончиков пальцев. Остается одно: заточить Лаоку в темнице до первых родовых мук. Отобрать дитя и казнить ее, как и было обещано.
И до конца своих дней сомневаться, законное то дитя или нет. Не спать ночами и ожидать новой гражданской войны, которую против нее поведет сын или дочка Урбарта…
Эридвен ни на что не может решиться.
Хьюстер решается за нее. Отточенным метким выпадом он мечет кинжал прямо в грудь королевы.
— Нет! — Эридвен слышит свой крик точно со стороны, когда Лаока с потрясенным лицом опускается на пол, пытаясь прикрыть смертельную рану дрожащей рукой. Голубая кровь струится меж пальцев. — Хьюстер, зачем же ты… Ведь это…
— Мой грех, а не ваш, — говорит он, не глядя на Эридвен. — Вы научитесь. Но, видимо, не сегодня.
Он подходит к еще живой королеве Лаоке и приподнимает ее с мраморного пола. Долго смотрит в закрывающиеся глаза, окончательно разметав подозрения Эридвен.
— Какая же ты красивая, — он проводит стальной перчаткой по волосам Лаоки, снимая корону. И вновь обращается к Эридвен: — Подойдите же, моя леди, возьмите корону. И запомните, что ради вас и всего королевства я убил собственное дитя. Его мать слишком долго врала и заслужила смерть. Подойдите сюда и возьмите свою корону…