Всем осточертели сирены и, беспорядочно располагаясь в тесноте лестничной клетки, которая как бы заменяла им бомбоубежище, они ругали правительство, которое якобы медлит и не решается довести войну до победного конца. Они были похожи на плохо выспавшихся домашних животных, которых несвоевременно потревожили. Я смотрел на них и думал о том, что с ними невозможно спорить. Их правота непробиваема как железобетонная стена.
Но каждый день уходили в небытие мальчики и молодые мужчины, и вряд ли бы кто взялся утверждать, что это неизбежно, неотвратимо, что нельзя было все сделать как-то иначе.
Потом была передышка, потом все началось по новой, и была объявлена дополнительная мобилизация резервистов. Давид, один из жильцов дома, нередко любящий рассуждать о бездарности больших начальников,затих. Перестал участвовать в общих разговорах и ратовать за продолжение войны. Вчера повестку получил его внук. И сейчас он тоже мог находиться там, в лабиринтах сектора Газа. И каждая минута, каждая секунда могла стать последней для этого мальчика…
Когда звучала сирена, Давид выходил из квартиры, прислонялся к стене и что-то шептал. Очевидно, он молился. Я подумал, что чаще всего именно ожидание беды заставляет обратиться к Богу.
Может быть, для этого и существует беда. Как главный итог войны до победного конца.