Северовестфальский Фихтенберг-на-Руре так мал, что от западной черты города до восточной можно за полчаса пешком пройти. А от северной границы до южной и двадцати минут достаточно будет.
Городок наш хоть и невелик, но жители его не здороваются все подряд друг с другом, как это принято в деревнях. Издавна протянуты крепкие нити знакомств, и есть у каждой городской семьи «свой круг», старые друзья и приятели, которых зовут на дни рождения или на бокал вина.
Старожилы говорят, что раньше в Фихтенберге жили только немцы.
А теперь услышать русскую речь на улицах старинного города можно всё чаще и чаще.
У нас тоже сложился «свой круг». Мы, приехавшие из России, очень разные, но мы тянемся друг к другу, разговариваем подолгу, встретившись случайно, приглашаем на дни рождения и на шашлыки. И если за столом сидят наши немецкие мужья (куда же их девать, живут они здесь), то разговор всё равно чаще будет происходить на русском. То и дело кто-то из нас будет пытаться заговорить по-немецки (неудобно же, они не понимают!), но потом вновь перейдёт на свой великий и могучий...
Я давно знала о том, что в магазине антиквариата на Айхенштрассе работает русская продавщица по имени Вера. Муж её, пожилой немец – владелец магазинчика.
Сегодня утром я впервые заговорила с Верой. Шла мимо антикварного магазинчика, заметила в витрине красивую хрустальную вазу красно-фиолетового цвета. Надо посмотреть поближе, подумала я, и вошла внутрь.
Продавщица была занята – разговаривала с дородной громогласной дамой. Русский акцент слышался в беглой речи продавщицы, и я поняла – это та самая русская Вера.
Дородная немка уходит. Вера подходит ко мне и с улыбкой произносит: «Guten Morgen!».
Радуясь, что можно перейти на русский – тем более, что в магазине мы одни – я отвечаю: «Доброе утро! Здравствуйте!».
– Was kann ich fuer sie tun? –– спрашивает Вера.
К моему удивлению, по-немецки.
– Можно посмотреть поближе эту вазу? – продолжаю по-русски я.
– О ja, selbstverstaendlich! – Вера берёт вазу, протягивает мне.
– Сколько она стоит?
– Zwanzig Euro.
– Двадцать евро? Недорого... Это хрусталь?
– Ja, es ist Kristallglas. Sehr gute Qualitaet!
– Что? – переспрашиваю я. Не потому, что не поняла, а лишь показывая, что мне бы хотелось говорить по-русски.
– Ja, es ist Kristallglas. Sehr gute Qualitaet, – спокойно повторяет Вера.
Несколько мгновений мы смотрим друг другу в глаза. Я чувствую, как мои губы кривятся в улыбке. Но ни тени раздражения или недовольства не видно в кротком взоре Веры.
– Нет, я не буду покупать эту вазу. До свидания!
– Auf wiedersehen! – слышу я за спиной.
Я вышла из магазина – злая, будто бы мне нахамили. Настроение испортилось напрочь.
– Куда так несёшься? Идёт и не видит...
Оглянувшись, вижу Марину, мою давнюю подругу.
– Послушай, ты знакома с продавщицей из антикварного? Она ведь русская? – спрашиваю я.
– Вера? Ну, так, знаю немного, – кивает Марина.
– Она ведь русская?
– Русская. Из Краснодара. Года три, как здесь. А что?
– То есть, по-русски умеет?
– Ну, конечно, умеет. Только не хочет. Выпендривается... Дура.
– Дура, – охотно соглашаюсь я.
Солнце садится, я стою дома у окна и смотрю на мою тихую улицу, на тюльпаны и нарциссы, на белку, снующую по гладкостиженному газону. Еле слышны мерные удары колокола старинного собора. Я думаю о том, что бы сделать, чтобы поскорее забыть разговор с Верой. И зачем я зашла в этот отвратительный антикварный магазинчик?