Боже ж мой, Боже ж мой, че на белом свете деется-то! Живу девятый десяток, а такого чуда не видывала. Мужики, которые властью заведывают, лупцуют друг дружку, почем зря. У нас в деревне, бывшем отделении колхоза «Вперед к коммунизму», осталось, почитай: четыре двора, один курятник, три бабки, полдеда и один петух. Дед-то безногий. Всем приезжим хвалится, что в войну ноги-то потерял. Какая война! Он в ту пору без штанов по полу елозил – вояка! В аккурат на 50 годовщину празднования ноября, или как теперь говорят переворота или разворота, леший его разберет, Митяй сел на коня и с флагом в поле ускакал. Он тогда орел был! Первый конюх на селе, только больно слаб был на зеленого змия-то. Орал дурнинушкой, что-то революционное: «Мы как один, мол, помрем в борьбе за это». Да чуть было и взаправду не помер. Выпимши-то был уже прилично, а конь-то его, Серый, запах самогонки на дух не переносит, ну и сбросил его в овраг-то с себя. Пока хватились, пока снарядили подмогу, а мороз был лютый, зима ранняя стала. Нашли Митяя. Пока до бани довезли, отпарить. У нас в деревне сроду от всякой напасти одно лекарство – баня. Веником отстегают, стакан самогонки, сто пельменев и глядишь, как новый к утру. А тут ни веник, ни пельмени не помогли. Пришлось на центральную усадьбу вести, там, в амбулатории, и оттяпали ему обе ноги по колено. Но пока колхозом-то жили он, вроде, как на государственном обеспечении был – ему наш управ оформил, как пострадавшему на производстве.
У нас раньше-то отделение богатое было, что ты, даже опыт перенимать приезжали иностранцы разные: узбеки, татары, прибалты какие-то, у моря которые живут. Так они перенимали опыт в разведении гусаков. Мы с ними даже побратались. Ну, а раз отношения стали родственными, друг с дружкой стали обмениваться: они нам - рыбу, а мы им - гусаков. Те, которые южные: нам – фрукты, детей, штук с десяток-то точно байстрюков бегало, а мы им – хлебушек, да медок.
Нет, чего греха таить, нормально жили. Пока, в какую-то Пущу, мужиков, что самыми главными начальниками были, не запустили. Наворочали они там. Видать выпимши-то были крепко, а закуска попалась легкая, вот и подмахнули, не глядя бумажки-то, что им подсунули. А что спьяну-то не подпишешь? Вот, коли, были б наши сибирские пельмени на закуску, никогда б так не накуролесили.
После этих бумажек побратимы наши от нас отказались: рыбы не стало, фруктов не стало, новорожденных тоже. А от кого рожать-то? Все мужики детородного возраста разбежались кто куда, побратимы стали иностранцами, а потом уж и девки и бабы, которые помоложе, тоже по городам разбежались.
Наш колхоз «Вперед к коммунизму» стал акционерным обществом. Правда, в обществе всего два этих акционера – бывший председатель и бухгалтер. Вся движимость и недвижимость перешла к ним – приватизация называется. Это, как раньше у буржуев после 17 года все ихнее богатство приватизировали, а теперь, значит, наоборот – буржуи у народа. Раньше мы все были русские, а теперь мы стали - старые русские, а они - новые русские. Наше отделение им стало, как кость в горле. Мешало. Вот они нас и выбросили из своего общества: с глаз - долой, из сердца - вон. Вот поэтому-то и осталось нас на все село 3 бабки и полдеда. А раньше почитай 100 дворов было.
Но мы не тужим. Живем коммуной. Шли вперед к коммунизму, и дошли – все у нас теперь общее, даже дед (правда только для разговору). А самое главное, что нам электрические провода не отрезали. Видать, упустили из виду-то, а для нас счастье какое! У нас еще от старых времен остался один телевизор на всех, «Рекорд» - ему уж 30 лет почти, а все идет. На века, видать, был сделан: с лампами, с ручками - не то, что сейчас. Внучка из городу приезжала за картошкой, так говорила, что сейчас, сплошь, одни мыльницы выпускают. Че ж в мыльнице увидеть-то можно – ума не приложу. И так, и этак, все по очереди, мыльницу крутили – ничего не видно, не показывает. Видать, только в городу по мыльнице видно. Так вот соберемся вечером к ящику-то – красота. Правда, только первая программа идет – ОРТ называется. Так там, чисто цирк. Самых больших начальников лупят, почем зря. И наряжают в разные платья, и конские волосы прилаживают - у нас раньше так девки делали, что б красивше казаться. Мы, правда, раньше думали, что это новый сериал, навроде «Рабыни Изауры». Потом мнения разошлись: раз женщин нету, одни мужики, что ж это за сериал? Потом глядим: нет, и бабы появились с одним мужиком в койке. Охрипли споривши друг с дружкой, пока не заехал к нам один парень, у него в машине вода кончилась и чего-то там закипело. Так он нам сказал, что это не сериал, а все взаправду – демократия называется. Теперь можно любого начальника матом обложить, всю правду матку в глаза выложить и ничего тебе не будет, акромя, говорит, штрафу. Значит, опять эта демократия только для «новых русских». Они обматерят и тут же заплатят, а мы, как были безмолвные, так и остались – платить-то нечем. Картошкой, разве что, или свеклой. Раньше-то - управа попробуй критикни, а уж председатель вообще – Бог и царь. По телевизору только целовались и хвалили друг друга – ну, эти самые большие начальники. А теперь: соком обливаются, за волосы друг дружку таскают, матерятся, изгаляются. У нас раньше так мужики по большим праздникам: как весь самогон оприходуют, так улица на улицу сходились. Так, то мужики, а тут, вроде, начальники. Чудно.
Ладно. Пора идти смотреть, чем этот сериал, который называется демократией, закончится. Мы даже поспорили на последнего оставшегося в живых петуха. И теперь жизнь этого горлопана зависит от того, чей рейтинг победит. Если робота в очках, как говорят Митяй и Маруся, то будем есть суп-лапшу, а если тот, которого наряжали, то будем есть картошку, но просыпаться на заре от петушиной песни. Ну, а пока прощевайте. Будьте здоровы и не кашляйте