Командировка в ФРГ. Главы 12-13

Михаил Шариков
          Глава 12. Снова в Касселе.

       4 марта нам сообщил господин Рупп, что в Касселе наши машины готовы, можно проводить испытания прессов со штампами. Мы уехали снова в гостеприимный Кассель, поселились в той же гостинице «Цур Пост» у фрау Катрин.

       По контракту мы должны были на каждом прессе с каждым комплектом штампов, или инструмента, как называли немцы, от-штамповать 30 тысяч качественных деталей. Начались испытания, которые тут же пришлось прервать – инструмент не давал качественной штамповки, требовалась его доработка. Для этого из города Карлсруэ был вызван специалист по штампам Энрико Хофман, высокий кареглазый красавец, которому было лет 35. Работал он настолько красиво, что его точными действиями можно было только любоваться. Он не делал ни одного лишнего движения, не тратил ни секунды на поиск необходимого инструмента, у него всё было под рукой. К тому же он обладал недюжинной силой, штамп весом более ста килограммов снимался и ставился на место без посторонней помощи им самим одним красивым движением.

       Я не удержался от того, чтобы выразить Энрико своё восхищение его красивой и отлично организованной работой. Однако добиться требуемого качества штампуемых деталей пока не удавалось, а сроки поджимали, упаковочная фирма уже доставила щиты и материалы для упаковки первого пресса, господин Шваль уже заказал вагон для отгрузки. Хофман заявил, что ему нужно трудиться ещё две смены. Пришёл директор фирмы доктор Вальди, который предложил Хофману поработать вечером и ночью.

       – Фирма платит, господин Хофман, – произнёс доктор Вальди волшебные для каждого немца слова.
       – Окей, – тут же ответил ему Энрике, без лишних слов, без каких-либо оговорок, – ужинаю и прихожу, думаю, что к утру успею штамп доработать и назначить испытания.

       На следующий день к восьми утра всё было готово, Хофман уже начал штамповать. 70 деталей в минуту, около семи часов необходимо, чтобы нужное количество деталей с нужным качеством было получено. Тут же начальник отдела технического контроля господин Утех подзывает меня, берёт под руку, подводит к работающему прессу и предлагает взять несколько готовых деталей для контроля. Потом мы идём в его отдел, где на столе приготовлены измерительные инструменты для обмера деталей, лежит чертёж изделия с указанием его размеров и допустимых отклонений от номинала. Чертёж подписан автором изделия – господином Саличе, итальянца. Измеряем несколько деталей – результат поразительный, ни одного отклонения от чер-тежа. Пришлось просто восхититься результатом и тут же поблагодарить Хофмана за его ночной труд.

       К концу рабочего дня испытания успешно закончились, наш пресс быстро снимается краном со стапеля и идёт в покрасочное отделение, где корпус шпаклюется, шлифуется и красится, для чего двое маляров остаются работать в вечернюю смену.

       Утром следующего дня к нам подошёл один из маляров и на довольно понятном русском языке приглашает меня оценить качество покраски, а заодно побеседовать:
       – Вы действительно из России?
       – Да, мы из Москвы. А откуда Вы знаете русский язык?
       – Как же! Я пять лет в Донбассе и в другой месте уголёк копал, когда попал в плен в сорок первом году. О, много перекопал. Только русский женщины очень мне нравились, такой женщины! Я жениться даже хотель, но не сумель уговорить свой подруга. А сердце у моей Веры было просто золото, но в Германию ехать не захотела, когда нас отпустили.
       – Наверное, неприятно вспоминать годы русского плена? Тем более что и труд ваш был тяжёлый, в шахте.

       – Да нет, я благодарью судьба, что в плен попаль, зато жив, домой пришёль, жена, дети. На фронте я би просто погиб, а в Донбассе нас кормили, ми работаль, уголь даваль. Теперь вот для Россия прессы шпаклюем, красим…
Мужичка звали Пауль, это был приземистый, среднего роста, плотный человек с приветливым выражением лица, очень походившим на нашего простого русского мужика. У маляров обозначился технологический перерыв, и Пауль достаёт из внутреннего кармана плоскую бутылочку с завинчивающейся пробкой, открывает её, наливает в пробочку из бутылочки граммов, может быть, десять-пятнадцать коньяку и предлагает выпить за сотрудничество и дружбу. Ну и как тут можно было отказаться от такого искреннего дружеского жеста! Мы предупредили, что от нас последуют ответные меры немного позднее.

       В это время упаковочная фирма «Дойфоль» уже разложила в цехе мощное основание упаковочного ящика с анкерными болтами, всё же вес пресса около 20 тонн, постелила фольгированный плотный полиэтилен для вакуумной упаковки, дала команду крановщику, и через минуту пресс стоял на этом основании и затянут анкерами. Сверху машину накрыли готовым чехлом из такой же плёнки, заработали паяльные аппараты, которые приклеили чехол к основанию, вакуумными насосами откачали из этого мешка воздух, предварительно положив внутрь чехла мешки с осушительными гранулами, и окончательно запаяли этот чехол. Потом на своё место встали щиты упаковки, застучали пневматические молотки, молниеносно всаживающие короткие гвозди с винтовой нарезкой в тело щитов, соответствующих требованиям к морской упаковке. В такой одежде нашему прессу будет не страшен никакой дождь и даже морская волна, если ящики поплывут по Балтике.

       Когда машина была полностью упакована, я попросил разрешения у директора Вальди принести бутылку водки в цех, чтобы символически отблагодарить всех рабочих, принимавших участие в изготовлении нашей прекрасной машины. Доктор Вальди без промедления разрешил, и я тут же достал из портфеля принесённую заранее бутылку нашей доброй «Старки». Через три минуты вокруг неё собралось человек двадцать с рюмками и стаканами в руках, в том числе и сам директор – доктор Вальди. Бутылка пошла по кругу, хватило всем, поскольку немецкая доза одноразового принятия крепких спиртных напитков традиционно ограничена двадцатью миллилитрами, так что в бутылке даже осталось, и я тут же вручил её доктору Вальди.

       Под традиционные тосты «Цум воль!» немцы несколько раз прикладывались к этой скромной дозе спиртного, хвалили наш русский крепкий напиток, поднимая кверху большой палец. Был конец рабочего дня, но повторить розлив второй бутылки никто не позволил. Доктор Вальди получил её в подарок и тут же пригласил всех присутствующих на ужин в загородный ресторан от имени фирмы по случаю успешных испытаний и отправки в Россию первой для Касселя после войны машины – пневматического многоступенчатого пресса усилием 63 тонны, как символа технического сотрудничества Германии и Советского Союза. Вечер был продолжен в ресторане, как говорят, в самой тесной обстановке.

       Работа на фирме продолжалась ещё около двух недель. Хофман отладил все 12 комплектов штампов для четырёх прессов, по три комплекта на каждый, мы наблюдали за штамповкой опытных партий и технологией производства на фирме. Особенно интересно было увидеть процесс изготовления двух подобных ступенчатых прессов для Югославии, только усилием две тысячи тонн, которые будут тянуть из стальной ленты толщиной семь миллиметров гильзы цилиндров для автомобиля «Застава», а их высота 240 миллиметров. Я впервые увидел эти уникальные экземпляры подобных машин, как пример таланта немецких конструкторов. Доктор Вальди, когда был свободен, сам с гордостью показывал своё производство, которое он начинал ещё молодым специалистом. Кстати сказать, у него было очень плохое зрение, он носил очки с толстенными стёклами. Через несколько лет, уже вернувшись домой, я узнал от Энрике Хофмана, с которым несколько лет вёл переписку, что доктор Вальди совсем ослеп, а потом умер на своём рабочем месте, фирма же ИВК разорилась и перестала существовать.
А тогда мы пользовались гостеприимством немцев, и не только мы.

       Однажды после рабочего дня Хофман познакомил нас со своей любовницей Катрин, которая прилетела в Кассель самолётом из Западного Берлина на выходные дни к нему на свидание. Это была женщина высокого роста, пожалуй, под 190 сантиметров, стройная блондинка, до обалдения красивая, одета изумительно, к тому же весьма общительная и приветливая. Случилось так, что комната Хофмана в гостинице была по соседству с моей, звукопроницаемость стен гостиницы очень хорошая, а мне было тогда 33 года, больше месяца я был без молодой жены, так что звуки любви из соседнего номера спать не позволили две ночи. Но какие претензии можно было предъявить двум любящим людям? Перед отъездом Катрин и Энрико при-гласили нас в свой номер на «вечерний кофе». Мы пили хорошее мозельское вино, тихо звучала музыка. Катрин сама пригласила меня на танец, а я ниже её ростом, едва дотягиваюсь до подбородка, но теплота её прикосновений, да в полутёмном помещении, да в разлуке с любимой женщиной, – окончательно сводили меня с ума, хотя никаких крамольных мыслей я себе позволить не мог, ну, что вы! Энрико сидел в сторонке и любовался, конечно не мной, а своей изысканной красавицей Катрин.


           Глава 13. В ночном клубе.

       Когда Катрин улетела обратно в Берлин, Энрико решил компенсировать наши необычные переживания необычным же способом.  После работы и ужина он украл нас с Володей у захмелевшего Томаса Россмана, посадил в свой бордовый «опель» с двумя широченными дверями и сказал:
       – Сегодня я вас буду развлекать, едем в город в ночной клуб.
       – А это что такое, – спрашиваю у него, поскольку никогда не только не посещал, но и не интересовался их существованием, – это бордель или ресторан? Энрико, нам противопоказано посещение таких заведений...
       – Ну что ты волнуешься? Кайн проблем, это и ресторан, и кинотеатр, и танцзал, и немного девочки. У вас в России таких заведений пока нет, но будут ещё обязательно. Должны же вы знать, что это такое. То что есть у вас, вы и дома посмотрите, я хочу показать вам то, чего у вас нет.

       Посёлок Локфельден находится от города километрах в десяти. Когда мы ехали в шикарной машине Хофмана, мне интересно было наблюдать за его манерой вождения автомобиля. Вот живой пример: равнозначный перекрёсток, на который почти одновременно подъезжают два автомобиля – наш и другой с поперечного направления, он подъехал чуть раньше, и у него преимущество – нет помехи справа. Тем не менее, водитель останавливается, поднимает правую руку вверх с обращённой в нашу сторону открытой ладонью, предлагая нам проехать перекрёсток первыми. Хофман воспользовался этим любезным приглашением и в ответ тоже поднял свою правую руку в знак согласия и благодарности партнёру за проявленный дружеский жест. 
       – У вас все водители так любезны, Энрико?
       – Да, почти все. Дело в том, что он в душе некоторое время будет гордиться тем, что оказался вежливее меня, его партнёра на дороге. А это дороже, чем любой другой капитал, – сказал Энрико на смешанном английском и немецком, чтобы только мы поняли его мысль.

       Я подумал, какая хорошая традиция, нам далеко до такого понимания вещей, хоть и ходит у нас крылатое выражение: «Ничто не обходится нам так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость».

       Подъехали к ночному клубу, над его входом горит всё же красный фонарь, а это же бордельная вывеска. Ну и ну! Но отступать поздно, «экскурсия» началась.
Входим в полутёмный зал, нас провожают за свободный низкий столик неподалёку от овальной сцены. На сцене пока никого, в зале за столиками и на мягких диванах сидят в обнимку целующиеся парочки, пьют пиво и вино. Хофман и нам заказывает по большой кружке пива, которое тотчас приносят и тут же просят произвести расчёт. Мы обалдеваем, когда Энрико за три кружки пива, которые в ресторане стоят шесть марок, отдаёт сто марок. Как потом он объяснил нам, здесь в стоимость напитков входит и то развлечение, которое нам предстояло увидеть, это же ещё и театр.

       Что ж, ждём развлечений, раз театр. В это время слабый свет гаснет, из боковой двери выходит актриса в белоснежном длинном до пола пеньюаре, включается ультрафиолетовое освещение, при котором она, подобно призраку, плывёт по тёмному залу в сторону сцены, поднимается по ступенькам и подплывает к стоящему на столе зеркалу. Тут включается освещение сцены, и перед посетителями предстаёт высокая стройная красавица. Она прижимает к груди большой портрет любимого мужчины, ставит его на стол, зажигает перед ним толстенную свечу и ведёт с портретом, видимо, очень интимный разговор, содержание которого понятно без перевода. Горячая страсть красавицы постепенно становится настолько эмоциональной, что с её с плеч тихо падает белоснежный пеньюар, под которым никакой другой одежды нет, она не в силах сдерживать свою страсть, берёт со стола горящую свечу и начинает её пламенем обжигать свою истосковавшуюся без мужских ласк красивую грудь, тихо произнося какие-то слова. Минута-другая, и обнажённая красавица уже не в силах сдержать себя, и горящая толстая свеча направляется ею в то место, кото-рое обычно посещает партнёр – мужчина. Несколько минут длится её игра с погасшей свечой, а диалог с портретом любимого переходит в уже другие звуки, стон и муки любви, достигающие своего апогея в известном окончании. Свет постепенно меркнет, в темноте женщина поднимает с пола подсвеченный ультрафиолетом пеньюар и медленно уплывает с ним, обнажённая, через весь зал мимо ревущей от восторга публики…

       Не могу и не буду рассказывать, какие чувства обуревали мной во время этого эротического спектакля, но скромно замечу, что потребность в защитных средствах от протеканий у меня возникла… Вместе с тем должен отметить, что это было сделано красиво, и вряд ли кто-то мог бы позволить себе проявить какую-либо бестактность во время этой сцены.

       Другой сюжет был более банальным и пошловатым. Два дюжих молодца вынесли и поставили на сцену большущий деревянный ушат, заполненный вспененной водой, причём пена в ушате возвышалась высокой шапкой, по пути она будто невзначай падала на пол под улюлюканье мужиков и сдержанный визг посетительниц. Следом за ушатом шагала женщина, которая несколько раз дотягивалась до пены, брала её в горсть и игриво бросала в сидящих в зале мужчин. Мужики поставили ушат-ванну и ушли, а актриса, ведя торопливый разговор о каких-то женских проблемах, подошла к ней и стала медленно раздеваться: сначала платье, потом бюстгальтер, потом… Словом, в пену ванны она вошла и села в неё, как Афродита. Нашлась мочалка, которая стала путешествовать по всем частям её стройной фигуры. Возникла проблема – спину потереть самой не удаётся, не дотянуться. Зовёт на помощь кого-нибудь из зала. Желающий тут же нашёлся, взял из её рук мочалку и с видимым удовольствием прошелся ею не только по спине, но и по другим интимным местам, для чего актриса встала в полный рост. Красивым полотенцем Афродита начинает вытираться, опять та же проблема, опять зовёт помощника, который вытер и спину, и другие приглянувшиеся ему места, одеться не дал, а завернул женщину в огромное полотенце и унёс в известном направлении. Так вот развлекались в прошлом веке в Германии. Так, а то и ещё хлеще, пожалуй, развлекаются в наше время у нас.

       А потом над сценой опустился экран, и мы посмотрели эротический мультфильм по мотивам сказки о мёртвой царевне и странствующем рыцаре, искателе приключений. Сюжет коротко стоит рассказать, чтобы было понятно, как можно его исказить.

       Жил был король с королевой, у них долгое время не было детей. Наконец, король в постели так постарался угодить королеве, что у неё грудь заходила буквально ходуном от его интенсивного старания и глубокого проникновения. В результате у них родилась дочь – писаная красавица. Мамки-няньки вокруг суетятся, король с королевой радуются, хлопают в ладоши, а вечерком с зажжённой свечой тайком подкрадываются к её комнатке, чтобы лишний раз полюбоваться, как их голенькая очаровательная дочурка спит в роскошной кроватке с пустышечкой во рту. Доченька тихонько посасывает пустышечку, и вдруг своей ручкой вынимает её из миленького ротика и вставляет её… да-да, туда, куда вы подумали, и совершает ею несколько таких движений, которые знакомы только юношам в несколько ином возрасте. Король рвёт на себе волосы и в крайнем возбуждении убегает, королева с неописуемым ужасом на лице уходит следом за ним. Но тут из тёмного коридора выбегает какой-то пигмей, настигает королеву и хватает её сзади за накинутый пеньюар, который падает на пол, а пигмей пристраивается к обнажённой королеве сзади, его короткие штаны буквально лопаются в том месте, где находится его восставшее пигмейское достоинство, и он совершает с королевой такое действие, которое и в страшном сне не приснится. Своим инструментом он проник в тело королевы до такой глубины, что заходила ходуном её пышная грудь при каждом такте пигмея, крепко обхватившего королеву сзади своими не по росту длинными ручищами. Сделав это пакостное дело, он ещё и пальцем королеве погрозил, мол, не подглядывай за принцессой, я её опекун, и пошёл в свой тёмный коридор, что-то бурча и выражая сильное недовольство.

       С того самого дня королева и король твёрдо решили оградить дочь от любых, даже самых безобидных, мужских соблазнов и контактов, изгнав из дворца всех особей мужского пола.

       Дочь растёт писаной красавицей, наступает день её совершеннолетия. Королевская чета приглашает на праздник самых знаменитых фей, которые когда-то одарили принцессу различными полезными качествами: умом, мудростью, музыкальностью и другими чертами, так необходимыми молодой девице. А одну из фей, которая слыла злыдней и, вероятно, наградила принцессу известным пороком, приглашать не стали, на что та страшно обиделась. В тот день, когда весь двор и приглашённые феи веселились на празднике, фея-злыдня сама, как вихрь, влетает через окно в королевский дворец и произносит своё страшное заклинание: принцесса и весь двор немедленно погрузятся в сон, который продлится до тех пор, пока не найдётся такой рыцарь, который сможет удовлетворить ненасытную страсть принцессы, обладающую ею с младенческого возраста.

       Так и случилось. Все в королевстве замирают в том положении, в котором их застал миг заклинания. Дороги к королевскому замку зарастают лесом, и только крыши виднеются из-за вершин на глазах вырастающих деревьев.

       В один из дней странствующий в поисках приключений молодой рыцарь подъезжает на коне к перекрёстку двух дорог и размышляет, куда бы поехать дальше. Вдруг он видит крыши замка и поворачивает коня на ведущую к нему дорогу. Но тут в образе обнажённой красавицы ему преграждает дорогу та самая фея-злыдня, заколдовавшая всё королевство. Она обещает пропустить рыцаря к замку только в том случае, если он удовлетворит её сексуальные потребности, при этом она тут же продемонстрировала все свои женские прелести со всех сторон. Рыцарь подумал-подумал, что-то смекнул, потом между игривым разговором закурил сигарету, достал из перемётной сумы небольшую бомбоньерку с огнепроводным шнуром, похожую на известный мужской орган, зажёг шнур от сигареты и бросил фее, мол, пока потренируйся этим. Фея, от созерцания красавца-рыцаря уже сама изнемогает от желания, хватает брошенную ей вещицу, и только поднесла её к интимному месту – взрыв, и на месте красавицы-феи образовалась лишь неглубокая ямка на дороге.

       Тут лес на дороге к замку расступается, рыцарь въезжает на площадь перед замком и видит странную картину: все люди застыли в неестественных позах, девочка тянет непослушную козу за верёвку, женщина наполняет сосуд застывшей водой, лошадь не может опустить поднятую ногу… Чудеса! Рыцарь входит в покои замка и видит в постели полуобнажённую очаровательную принцессу. Молодая кровь тут же заиграла во всех членах молодого рыцаря, и уже не в силах удержать ему пробудившуюся страсть. Падают на пол его рыцарские доспехи, одежды. Рыцарь прыгает в кровать принцессы, та тут же разваливается на части, он страстно целует принцессу уже на полу, обнимает и внедряется в её прелести всей силой своей молодости и страсти. Принцесса открывает сначала один глаз, потом второй… И тут следует такой взрыв эмоций и восклицаний, что на этом можно прекратить моё лирически-эротическое повествование, чтобы оставить читателям возможность самим дофантазировать окончание сказки. Естественно, все очнулись от сна, сыграли свадьбу, молодые жили долго и счастливо и умерли в один день.

       Это моё лирическое отступление можно было бы считать аморальным в те, теперь уже далёкие, семидесятые годы прошлого века, поскольку это считалось бы крамолой, несовместимой с мировоззрением советского человека, тем более, члена партии. Партийный дуализм много лет тщательно прикрывался ширмой партийного устава, искусной маскировкой крамольных интересов и действий партийных функционеров и высоких чиновников. Но, не дай Бог они стали бы достоянием гласности, проявились бы в печати от какого-нибудь дотошного корреспондента, тогда всё, пожар был бы раздут публично в самых мрачных красках с соответствующими выводами, разумеется, не для всех, авторитетным лидерам принципы морали были несколько мягче и не так строго контролировались.
Но у нас не возникало абсолютно никаких аморальных мыслей и действий ни в тот вечер, ни после него, мы просто знакомились с нравами новой для нас страны Германии, наблюдали за реакцией людей во время публичных мероприятий, на которых нам удалось побывать.

       Продолжение следует.