XLVIII
Государственные Думы сменялись одна за другой. В феврале 1907 года была созвана 2-ая Государственная Дума, но она, так же, как и первая, просуществовала недолго, и была распущена по инициативе того же Столыпина.
С Петром Аркадьевичем у Государя сложились непростые отношения. В последнее время Николай стал относиться к министру внутренних дел очень сдержанно. Сдержанность постепенно переросла в отчужденность. Император больше не доверял Столыпину, и старался показать это министру. В августе 1911 года произошел даже такой случай; Петру Аркадьевичу не хватило места в автомобилях, в которых ехали Государь и его приближенные.
Почему произошла такая перемена в отношении Императора к своему министру – неизвестно. Возможно, одной из причин этого было желание Столыпина добровольно уйти в отставку, которую Николай не принял, так как считал, что кроме Петра Аркадьевича никто не сможет быть достойным этой должности.
На Столыпина же отказ Царя принять его отставку подействовал, как признание Императором его незаменимости. Он выдвинул Государю ряд требований, среди которых было несколько неприемлемых ему. Это вполне могло стать одной из причин размолвки между Николаем II и Столыпиным.
Еще одной причиной могло быть негативное отношение Столыпиным к Григорию Распутину, единственной надежде царской четы и наследника Алексея.
Но у Петра Аркадьевича были и открытые враги, которые никак не могли примириться с его реформами, и его деятельностью. Это, конечно же, были революционеры. За то время, что Столыпин занимал свою должность, на него было совершено более десяти покушений. Последнее оказалось роковым.
Во время пребывания Николая II в Киеве, в приемную губернатора города явился начальник Киевского Охранного Отделения полковник Кулябко, и велел доложить, что он желает лично увидеться с главой администрации для того, чтобы доложить ему об одном важном деле.
Губернатор был несколько удивлен таким неожиданным приходом полковника, и такой настоятельной просьбой. Тем не менее, он велел его пропустить.
Полковник, с суровым выражением лица, вошел в кабинет губернатора, по-военному отдал ему честь, и без всяких обиняков заявил:
- Ваше Превосходительство, имею честь доложить об одном безотлагательном деле.
- Докладывайте, - повелительным тоном разрешил губернатор, с подозрением глядя на Кулябко.
- Сегодня может произойти покушение.
Брови губернатора дернулись вверх.
- Ночью в Киев прибыла женщина, которой боевая дружина эсеров повелела произвести террористический акт.
Губернатор побледнел, и почувствовал себя так, словно на него вылили ушат ледяной воды. Хоровод мыслей молниеносно пронесся в его голове. Только этого не хватало, столько времени в городе было относительно спокойно и, на тебе, революция добралась и сюда.
- Кто предполагаемая жертва? – спросил губернатор, не отрывая взгляда от Кулябко.
- Предполагается, что готовится покушение на Председателя Совета Министров. Но… - Полковник заколебался.
- Что? – вкрадчиво спросил глава администрации.
- Не исключается и попытка Цареубийства.
Губернатор на мгновение закрыл глаза. Ну, конечно же, Государь сейчас находится в Киеве, и для террористов это очень удобный шанс избавиться от сразу двух Первых Лиц. Хуже этого не придумаешь. Однако, насколько верна эта информация? Где гарантия, что это не ложная тревога, не попытка просто-напросто запугать власти, и не стремление внести панику. Государь уже четвертый день находится в Киеве. И Столыпин вместе с ним. Если террористы действительно хотят убить их обоих, то, что мешало им сделать это ранее, в первые же дни их пребывания в городе? Почему только сегодня?
- Государь об этом знает? – спросил губернатор, открывая глаза, и вновь устремляя свой взгляд на полковника.
- Генерал Трепов заходил к Столыпину, и предупредил его.
Губернатор задумался. Если предупрежден Столыпин, значит должен быть предупрежден и Государь.
- Что вы предполагаете предпринять по этому поводу? Что делать, если террористку не удастся найти и обезвредить?
Полковник помрачнел. Вероятность этого была очень велика. Искать женщину-террориста, это все равно, что искать иголку в стоге сена. Тем более что никому не известна ее личность. Ею может оказаться кто угодно.
- Ну, так что же? – ждал ответа губернатор.
Кулябко вытянулся по стойке смирно.
- Вблизи Государя и министров я буду держать своего агента. Вполне возможно, что он сможет опознать террористку в лицо. Кроме того, необходимо будет усилить охрану.
Нельзя сказать, что слова полковника обнадежили губернатора, но это было, пожалуй, единственным, что они могли поделать в создавшемся положении.
Император Николай II прибыл в Киев в связи с предстоящим открытием в городе памятника Александру II. В тот день, когда поступило тревожное предупреждение, он, вместе со Столыпиным, должен был присутствовать на опере «Сказка о Царе Солтане», которая должна была состояться в Киевском театре.
К девяти часам стали собираться приглашенные. Здание театра к тому времени уже было оцеплено войсками и полицией. На театральной площади, и на прилегающих к ней улицах, было перекрыто движение, и стояли большие отряды полиции для предотвращения беспорядков. Задолго до начала представления были осмотрены подвалы, ходы, и все помещения. В дверях дежурила усиленная охрана.
Губернатор отдал распоряжение, чтобы тщательно проверялись все билеты, и собственноручно распоряжался распределением мест. Ни в коем случае в зал нельзя было пропустить никого постороннего. Все, казалось бы, было под полным контролем.
В девять часов в театр прибыл Государь со своими дочерями. Царевны по-детски радовались, попав в театр, крутили головами, всячески выражали свой восторг, но в целом вели себя довольно скромно.
А любоваться действительно было чем. Громадный зал, высокие потолки, свисающие под ними хрустальные люстры – все это было свидетельством грандиозных замыслов архитекторов, весьма успешно притворенных в жизнь.
Губернатор, увидев, как Государь с семьей и приближенными заняли свои места, почувствовал некоторое успокоение. Ситуация была под контролем. Повсюду находилась охрана, всех приглашенных он проверил сам. Угрозы просто не могло быть.
Но чувство тревоги до конца не уходило. Это было связано еще и с тем, что губернатор не знал, на кого именно готовится покушение. Действительно ли на Председателя Совета Министров или же на самого Царя?
Представление началось. Николай, собственно, совсем не интересовался тем, что происходило на сцене, впрочем, так же как и Петр Аркадьевич Столыпин. Оба они сидели с озабоченными лицами. Столыпин был предупрежден о готовящемся на него покушении. Трудно сказать, пугало ли оно его или нет. Ведь он уже пережил больше десятка покушений и, возможно, уже и не верил в то, что его смогут убить. А, возможно, и напротив, он был фаталистом, и в душе своей уже давно смирился с тем, что будет убит. Во всяком случае, его больше занимала работа, нежели мысль о покушении. Тревожило его только то, что если он будет убит, то его реформы по развитию России, вне всякого сомнения, провалятся.
Единственные, кто были увлечены происходящим на сцене, это были царевны. Они наблюдали за действием в театральные бинокли, оживленно перешептываясь между собой.
Опера постепенно приближалась к концу первого акта. Во время антракта Министр финансов Коковцев стал прощаться с Императором и Столыпиным. Ему срочно нужно было уезжать в Петербург по неотложным делам. Он не мог дожидаться конца представления.
Все расслабились. Николай II с дочерями отошел вглубь аванложи. Распрощавшись с министром финансов, Столыпин разговорился о чем-то с графами Фрэдериксоном и Потоцким. Увлеченный беседой, он не сразу заметил, что к нему по проходу приближается человек в черном фраке.
Столыпин обернулся как раз в тот момент, когда человек во фраке выхватил из кармана пистолет. Это произошло настолько внезапно и неожиданно, что никто не успел произнести ни звука.
Быстро, один за другим, прогремели два выстрела. И лишь тогда все словно пришли в себя. Послышались крики ужаса.
Столыпин пошатнулся. Обе пули попали в него. Одна прострелила ему руку, а вторая угодила в грудь. Ухватившись здоровой рукой за спинку переднего кресла, Петр Аркадьевич сохранил равновесие. Затем опустил голову, и посмотрел на свой белоснежный сюртук, который медленно становился красным.
- Все кончено, - тихо произнес он, и в следующее мгновение стал заваливаться назад, упав в кресло, которое стояло позади него.
- Врача! Врача! – закричал кто-то. Стоящие рядом бросились на помощь Председателю Совета Министров.
- Счастлив умереть за Царя, - четко и ясно произнес Столыпин.
В зале началась паника. Многие из-за шума и вовсе не слыхали выстрела, но, увидев истекающего кровью Петра Аркадьевича, перепугались.
Стрелявший, воспользовавшись суматохой, стал пробираться к выходу, расталкивая людей руками, чем еще больше усиливал толкучку. На убийцу не смотрели. Большинство даже не видели того, кто стрелял.
Уже у самого выхода из партера кто-то закричал:
- Остановите убийцу! Держите! Вон он!
Стрелявший запаниковал, и ускорил ход. Это его и выдало. Навстречу ему бросилась охрана. Убийца метнулся в сторону, но в него вцепились чьи-то руки. На помощь охране поспешили некоторые из зрителей. Среди них были даже старики.
- Он убил Столыпина!
На убийцу навалились. Охрана выхватывала шашки, явно намереваясь совершить самосуд. Террорист яростно сопротивлялся, но его противников было слишком много. Они били его кулаками, ножнами из-под шашек.
- Убийца! – кричали ему люди, норовя ударить как можно сильнее.
В театр вошел, отлучившийся на время антракта, полковник Спиридович. Увидев драку, он не сразу понял, что происходит, но когда до него дошло, что случилось что-то страшное и непоправимое, он ринулся к свалке с криками:
- Прекратить! Остановиться!
Он сразу понял, что убийце грозит самосуд, и его долгом было предотвратить это. Схватив за руку какого-то полицейского, замахнувшегося обнаженной шашкой на террориста, полковник закричал:
- Я кому сказал, прекратить! Не сметь вершить самосуд!
С большим трудом ему удалось остановить линчевание.
- Преступник арестован! – отдуваясь, воскликнул он.
Военные заломили убийце руки за спину, и поставили на ноги.
Губернатор подошел к террористу, теряясь в догадках, как тот мог проникнуть в театр, ведь он же собственноручно контролировал все приглашения.
- Как вы проникли в театр? – спросил он, внимательно вглядываясь в избитое и окровавленное лицо убийцы.
- У меня был билет, - ответил тот, с трудом шевеля своими разбитыми и распухшими губами.
- Как это может быть? – недоуменно вскинул брови губернатор. – Откуда?
Но из жилетного кармана убийцы, в самом деле, извлекли билет. Место убийцы было в восемнадцатом ряду.
Побледнев, губернатор приказал:
- Увести!
Террориста увели в одно из служебных помещений.
Тем временем Петру Аркадьевичу Столыпину пытались оказать первую помощь. Но уже и без врачей было видно, что его положение было крайне тяжелым. У Председателя Совета Министров были простреляна рука, и задета печень.
Николай II вошел в ложу и, шокированный, остановился напротив Столыпина. Тот красноречиво смотрел на Императора, ожидая от него чего-то. Но Государь никак не мог понять, чего же именно от него хочет Петр Аркадьевич.
И тогда Столыпин поднял здоровую руку и, у всех на глазах, осенил широким крестом Царя.
Николай почувствовал укол в сердце, и ощутил, как по его лицу пробежала судорога, вызывая непроизвольные слезы на глазах. Чувство вины сдавило ему горло. Он подошел к барьеру ложи, чтобы унять панику среди людей, и показать, что с ним все в порядке.