Когда Кристофер начал понемногу приходить в себя, ну или когда он уже просто не мог выносить всего этого, мы начали разговаривать Он постепенно открывался мне и надрывающимся голосом рассказывал подробности этой ужасной истории.
- Я..я не знаю, как это произошло. Я просто наблюдал з-за ней. Я видел, что она намного лучше всех тех девушек, что у меня были. Она пр-просто была такой красивой, доброй и милой, что я сам не заметил, как перестал встречаться с другими. Я проводил все свое время с ней. Она меня обожала, - он старался держать себя в руках и не срываться в новую истерику, - когда я понял, что люблю ее не просто как сестру, а как девушку, с которой я хочу жить, это был настоящий ад. Он-на моя сестра, моя родная маленькая сестренка, по венам которой течет такая же кровь, как и у меня. Я п-просто не мог смириться с этим фактом и начал сильно гулять, я не п-появлялся дома неделями, пробовал наркотики, пил как рыба, трахался со вс-всеми направо и налево, лишь бы хоть немного заглушить эту боль.
Я хотел сказать ему, что прекрасно понимаю, что он чувствует, как сложно принять ту часть себя, которая считается неправильной и аморальной. Мне было искренне жаль его. Его красивое лицо, искаженное болью, причиняло мне практически физические страдания.
- А п-потом она заболела. Ей требовалось болезненное лечение и операция на открытом мозге. Я снова вернулся домой и был с ней каждую секунду. Я-я никак не мог понять, как девушка, которую я люблю и не могу получить, может оставить меня вот таким образом?! Тысячи раз мне снились сны, к-как она уходит с другим, как уезжает от м-меня куда-нибудь далеко, к-как отвергает меня самым гнусным и грубым сп-способом, но это? - он снова всхлипнул и уже не мог удержать этих слез.
Он плакал долго, не в силах унять сорвавшееся дыхание. Я молча сидел и ждал, когда он продолжит.
- Я р-решил, что должен сказать ей, рассказать правду, почему ее братик вел себя как последняя сволочь. И я сказал, а она...она..просто улыбнулась и сказала, что тоже л-любит братика. И тут я понял, что я собирался с-сделать. Понял, что это также бессмысленно, как мечтать родиться кем-то другим.
В его словах было слишком много правды и логики. Время от времени меня восхищала его сила, здравость его суждений. По началу мне казалось, что он не отдает себе отчета о своих чувствах, но он понимал, понимал слишком хорошо и это причиняло еще больше боли.
- Ты мне сразу понравился, - сказал он, неожиданно посмотрев мне прямо в глаза и слегка улыбнувшись. По всему телу прошелся разряд, кажется, в миллион вольт, сердце остановилось на минуту, а потом забилось с нездоровой скоростью. - Узнав тебя получше, я понял, что не ошибся. Ты хороший парень, заботливый и чуткий, никогда не пройдешь мимо человека, который нуждается в поддержке, не останешься в стороне. В тебе очень много справедливости и чувства долга. Ты спокойный и рассудительный. Возможно иногда ты кажешься немного холодным, но думаю это от неуверенности в себе. Не надо так, ты стоишь намного большего, чем сам себе напридумывал.
Все это время, что он толкал эту речь, восхваляя во мне качества, большинство из которых я чаще считал своими недостатками, меня обуревали тысячи чувств. По логике вещей, сейчас я бы должен радоваться и ликовать, что именно этот человек видит меня такой приятной личностью, но сердце чувствовало какой-то подвох. Что-то в его интонации, в его тоне подсказывало, что это не приступ нежности с его стороны, что это признание, только не в том, в чем хотелось бы.
- Мы с Сабриной очень похожи, знаешь? Нам всегда нравились одни и те же вещи, похожая музыка и еда, - он все продолжал говорить, а мне хотелось чтобы он остановился. Я хотел крикнуть ему «Перестань!» и «Хватит», но мог лишь молча смотреть на него. Голос разума все отчетливее шептал, что то, что я сейчас услышу, мне очень не понравится. Это было эгоистично с моей стороны: что может быть хуже умирающей любимой девушки, как мог я быть таким узколобым, чтобы ставить свои чувства выше чьих-то?! Но мне отчаянно не хотелось знать, что он скажет дальше.
- Я не мог дать ей то, чего она хочет. Я не мог стать для нее тем единственным, кто займет ее сердце, - он посмотрел на меня с извинением во взгляде, - поэтому я привел тебя…
В этот момент внутри меня все оборвалось. Я почувствовал себя ужасно, использованным, пешкой в чужой игре. Мне захотелось кричать, ударить его. Это было низко. Он отвратительно обошелся со мной. Не я был эгоистом, а он. Он использовал меня и совершенно не подумал о моих собственных чувствах. Он хотел, чтобы девушка, которая умирает, влюбилась. Он хотел, чтобы я влюбился в эту умирающую девушку. Ему было плевать, что мне будет больно, что я также, как и он, буду терять ее, буду смотреть, как из ее глаз уходит жизнь, как силы покидают ее.
А самое гнусное во всей этой ситуации то, что он совершенно не догадывался о том, что мне будет намного хуже, так как мое сердце разрывалось от боли к двум людям, которых в итоге я все равно потеряю. Он вынудил меня оказаться в ситуации, в которой я жалею о каждой мысли, о каждой эмоции, которую я испытываю. Чувство вины ощущалось не только по отношению к нему, но и к Сабрине, я считал, что тоже придаю ее, предаю этими чувствами, которые испытываю не только к ней.
Голова шла кругом. Меня тошнило. Все это казалось ужасным ночным кошмаром, но я никак не просыпался.
Я хотел возненавидеть Кристофера, который уже, кажется, сходил с ума. Он совсем обезумел от сложившейся ситуации. Он уже не понимал, что хорошо, а что плохо. Его мозг был не в состоянии здраво оценивать происходящее.
Я думал, что он молодец, восхищался его способностью правильно расценивать ситуацию, но я ошибался.
Я не заметил, как он постепенно теряет себя, не заметил, как съехала его крыша. Он совершенно спятил, думал я, а его рука тянулась к моему лицу.
Он превратил мою жизнь в омерзительное месиво аморальной грязи, сцеловывая слезы, льющиеся по моему лицу, подминая меня под себя и ложась сверху.
- Так я могу быть с ней, - это было последнее, что я услышал, перед тем, как он овладел мной и моим не способны сопротивляться телом.
Видимо я был плохим другом, а Крис хорошим актером. А может всему виной его отчаяние на грани безумства. Может я просто не хотел видеть в нем другой, черной стороны, ограничившись тем образом, что он создал. Я давно должен был понять, что с моим лучшим другом твориться что-то странно-ужасное. Но уже поздно об этом говорить и отступать некуда: мы стоим на самой вершине скалы, а со всех сторон обрыв.