для http://proza.ru/2015/03/24/1497
СТАРАЯ ЗАПИСКА
С Урала, после эвакуации, моя мама не вернулась на пепелище в родной Бердичев, а переехала в Харьков вместе с мужем. Ей едва тогда исполнилось семнадцать лет. В те годы редко кто ставил штамп в паспорте, чаще жили в гражданском браке.
Молодая семья, не имея возможности обзавестись собственным жильём, поселилась в съёмной квартире. Собирались немного обжиться, осмотреться и приобрести, пусть и небольшой, но свой домик. В след за мамой в Харьков перебрались её мать, сестра и брат.
На малом пространстве сосредоточились разные судьбы. И каждому из приехавших хотелось устроить собственную жизнь. И устроили, нечаянно разрушив мамину. Любой семье необходимо строить свою жизнь отдельно ото всех. Но кто в те годы мог бы такое себе позволить?!
Две небольшие комнаты и веранда – место, где родились и выросли мы с сестрой.
Деревянную веранду, изнутри оббитую фанерой, мы почему-то называли галереей. Одна её стена состояла из рам, застеклённых разными по размеру стёклами, соединенными между собой многочисленными задвижками – шпингалетами. На длинном подоконнике всегда стояли бутыли с бабушкиными наливками, запах которых будоражил не один заинтересованный нос!
В нашей галерее почти всё свободное пространство занимал большой деревянный стол. Он был квадратным, раздвижным и стоял на толстенных ножищах. На моей памяти стол этот всегда был чем-то заставлен - разнообразной едой, старой, отжившей свой век посудой, всякой ерундой, скопившейся за трудные годы нашего проживания в этой квартире - всем тем, что мешает в быту, занимает много места, но с чем неимоверно тяжело расставаться.
Вдоль стен сложены были старые газеты, учебники, неизвестно кому ранее принадлежавшие, кипы бумаг, туго стянутых бичевой. Во всём этом я и рылась время от времени, особенно, когда на улице было ненастье.
Не зная, чей это был хлам, мы не могли от него избавиться.
Я, будучи любопытной и обладая чрезмерной фантазией, пыталась представить людей, живших здесь до нас.
Учебники по физике и математике, и ученические тетради, а таких было множество, меня не интересовали - я просматривала старые брошюры с невыразительными рисунками, газеты разных лет, пестревших непонятными заголовками, листала чьи-то недописанные дневники. Читая малоразборчивые каракули, подпорченные временем и сыростью, не всегда можно было понять, о чём или о ком идёт в них речь.
Но меня это не останавливало. И я с энтузиазмом, свойственным молодости, раскрывала новые пачки, забывая приводить в порядок старые, за что часто получала нагоняй от бабушки. Но бабушку, в отличие от мамы, никто не боялся, и потому я продолжала копание в никому не нужном старье.
Однажды, перелистывая очередную тетрадь с какими-то формулами, собралась было её отбросить, как неинтересную, а, значит, и бесполезную для меня, но не сделала этого: меня заинтересовал старый листок, сложенный вчетверо.
Я раскрыла его и принялась рассматривать, но не поняв, что попало мне в руки, отправилась к маме.
Она долго читала и перечитывала. Потом сказала:
- Это записка, старая записка, но в ней столько мерзости, я и не знаю, как объяснить тебе, что в ней и к чему.
- Понимаешь, были времена, когда одни люди собирали пакости о других людях. Потом те, другие, часто исчезали после доносов. Вот именно такая записка непонятно каким образом попала к нам. Вероятно, это копия, потому что вижу - не первый экземпляр.
Верхняя часть записки была надорвана, и потому мы не смогли прочесть, кому она была адресована. Сам текст состоял из подробного отчёта о тех людях, которые ранее проживали в нашей квартире. Это были студенты, шестеро парней. Осведомитель, составив подробно словесный портрет каждого из них, описывал, о чём они говорили между собой, что ели, кто к ним приходил и когда.
Слева стояли даты, затем посредине листа в столбик были записаны имена и фамилии ребят, справа – кто и о чём говорил, с кем пел песни под гитару на крылечке, кто и когда сидел за нашим, тогда их, столом.
Внизу перед закорючкой – подписью неизвестный корреспондент делал выводы: " Часто можно услышать песни на иностранных языках, бывают студенты из других стран. Вероятно, идёт вербовка! " Чётко видна была дата: 2 апреля 1936года.
Мама повертела бумажку в руках. Вздохнула:
- Всё описано с такими подробностями, что становится понятным - человек этот был близок к ребятам, а они, доверяя по молодости всем, ничего не замечали. Теперь можно только вздыхать и надеяться – они выжили в той мясорубке!
Она ещё раз пробежала глазами текст. Покачала головой и разорвала старую пожелтевшую записку на очень мелкие кусочки: " Пусть такие времена и нравы никогда больше не наступят"
Весь оставшийся день я думала о студентах, о том, как они пели песни, пили дешёвое вино и ни о чём не догадывались. Печаль сковала сердце. Но я убеждала себя – все они живы, а доносчик получил по заслугам. С тем ночью и заснула…
27.03.15