Рай. глава из повести В стране можжевёловых ягод

Валентин Лебедев
-Ну а ты оставайся! Сторожи дом, лови рыбу, отдыхай в общем-изрек Михалыч.

-Сетенку мы тебе оставим, как поставить знаешь. Через пару дней подъедем. Предупредим,чтобы тебя не тревожили. Бывай!

ГАЗ-52, пожужжал стартером, выбросил из глушака синеватый клуб дыма, с хрустом включилась передача и, переваливаясь с боку на бок, машина исчезла за горушкой.
Минут пятнадцать еще слышалось далекое надрывное гудение, вой буксующих колес в низинной грязи - Михалыч на ура брал трудно проходимые участки.

 И вот всё стихло. Я остался один на один с собой, в окружении почти не тронутой природы, с клочком цивилизации в виде охотничьего деревянного домика, в заднюю стену которого, плескалась полноводная, весенняя речка Шуя.
Спустился к воде-вправо река просматривалась на сколько хватало взгляда. Влево, метров через семьсот угадывался разлив-проточное озеро Шуесалми и дальше, по прямой, окаймленное затопленными сосновыми воротами, русло Няльмы. У ног закручивала воронки холодная, коричневатая по болотному вода, облизывая голубые бока лодки, на высоких бортах которой, сушились вёсла. Мотор принципиально оставлять не стал. Зачем нарушать тишину. Пусть отдыхает вместе со мной.Объявлялось время покоя.

Серо-голубое вечернее небо опустилось на верхушки высоченных елей и огромных сосен, зацепилось за них, обнаруживая на западе узкий оранжевый край заходящего солнца. Вдоль реки, как в тоннеле, иногда проносились, что-то лопоча, поскрипывая, посвистывая, утки.Постепенно темнело, воздух сырел, пробрасывало сквозняком, шум воды усиливался, звуки обнажались, трепетали, как оголенные нервы. Спать не хотелось, присел в лодке на банке и погрузился в недолгую июньскую ночь.

Под утро запалил костер, вскипятил чайник. Сыпанул, не жалея, заварки, добавил брусничных веточек. Напился в волю. Собрал с собой рюкзак, топор, бросил сетку в нос лодки, солидолом смазал уключины и погреб, неспеша, встречать восход.
Аккуратно, без брызг,  окунал весла в воду, отталкивался от неё. Лодка отзывалась лёгким ходом, раздвигая сонную воду, парЯщую прохладным туманом. Вдоль берега виднелись кремовые клочки пены, шевелились под струями ветви затопленного прибрежного кустарника, упруго играли сваленные бобрами осины со срезанными сучьями, полоскался тёмно-зеленый брусничник. На выходе в озеро, из воды, торчал огромный двойной пень, обшарпанный уплывшими льдинами, дрожащий от напряжения. Молочный туман был настолько плотный, что берегов  не просматривалось-погрёб на удачу, просто вперед. Минут через пятнадцать, порывом несильного ветерка, туман наконец-то разредило, потянуло свежестью и вдруг обдало теплом. Проснувшееся солнышко уже катилось на горку, дарило радость, согревало окружающий мир заботливыми лучами, заставляло жмуриться. Чуть не задев меня, из остатков тумана выскочила стайка чирков, резко ушла вверх и пропала в солнечных бликах.

Раздолье! Чайки метались над водой, иногда резко падая, тыкались головами в утреннюю рябь и медленно поднимались, унося в клювах мелкую рыбёшку. Соперницы противно, возмущенно орали, налетали на счастливчиков, пытаясь отнять добытое.
В открывшемся голубом небе пара воронов, недовольно переругиваясь и налетая друг на друга, выясняла отношения. То и дело, чуть не задевая поверхность крыльями проносилась беспокойная чернеть.

Вот и Няльма. Её затопленная пойма отгородилась от озера грядой невысокого, корявого сосняка с угнетенными вершинами, на которых черными гроздьями развесились косачи, неугомонно булькая и шипя, радуясь наступившему утру.
Протиснулся с лодкой между деревьями и очутился на акватории,заключённой в объятия нескончаемых сосняков, прорезанной поперек грядами, тонущими в русле реки.

Загрёб в небольшую заводинку и опустил сетку вдоль берега, перекрыв доступ к затопленному багульнику, розовеющему вершинками над коричневой водой. Гряда сосняка выкарабкывалась из весеннего половодья, поднималась беломошным ковром, прикрытым тёмно-зеленым брусничником, в каменных россыпях, обрамленных  приземистым еловым подростом.

Ткнул лодку в перепутанный березовый стланник и вылез на сухое. Солнце поднялось уже достаточно высоко и грело во всю, на радость всему миру, отдавая свое тепло соскучившейся за зиму природе. Продравшись через дикарник, забрался на самый верх гряды и очутился в редком, сосновом бору.Под ногами пружинил еще не жесткий  ягель, иногда скользящий на камнях под подошвами сапог.

Неспеша побрёл по тропинке, вилявшей поверху, огибая куртины можжевельника,на ветках которого виднелись прошлогодние ягоды, огромные валуны, вросшие в землю, перешагивал, обходил, упавшие, почерневшие от времени, полусгнившие стволы сосен. Впереди противно заорал куропач и замелькали рыжими спинками бегущие белые птицы. Взлетели стайкой и запорхали невысоко над землей бабочками, плюхнулись недалеко в мох, как будто и не было. Осторожно подкрадываясь,еще раз спугнул куропаток, нарушив покой своим появлением.

Выбрав местечко повыше и посуше, улегся прямо на мох, на спину, раскинул руки и закрыл глаза. Тело распрямлялось, выравнивалось, заполняло каждую неровность поверхности земли, мох пружинил, отталкивал меня, погружая в невесомость. Снизу обдало прохладой, запахами сфагновых выделений. Сверху, сквозь кроны вековых сосен, пробивалось горячее солнышко, слепило через закрытые веки-пришлось отвернуть голову. Щека прислонилась к шершавому ягелю. Пошарил пальцами, нашёл сосновые сдвоенные иголки и сунул их между зубов, пожевал. Рот наполнился смолёвым вкусом, слегка отдавая прелым. В нагревшемся воздухе парИл фитонцидный угар, переплетенный скипидарным запахом, слышалось смутное пощелкивание лопающихся сосновых иголок, не выдержавших давления молодой смолы. С разлива доносилось далёкое бормотание тетеревов, писклявые всхлипы чаек, клекот вОронов в полуденном небе. В мире разлилась бесконечная тишина. Сознание заволокло, подернуло весенней аурой, мозг отключился и я уснул.

Проснулся от озноба-спину смутило холодом - не лето. Надышался кислородом, можжевеловым духманом. В теле появилась необычайная легкость - будто зарядился от источника нескончаемой, солнечной энергии. Прозрачный голубой воздух дышал теплом, свежестью первых незатейлевых цветов.
Вернулся к лодке и неспешно опуская вёсла в воду, поплыл к оставленной сетке. Поплавки дергались. На небольшой глубине было видно, как ворочаются несколько крупных рыбин, запутавшихся в карманах полотна. Попалось семь лещей. Достаточно-куда их?

Довольный погреб  на базу. Запалил костер. Вдоль берега нашел несколько подгнивших снизу, нетолстых ольшин, обломал сухие стволы и намельчил топором. Рыбу разрезал по хребту, выбросил внутренности, присолил. Сдобрил веточками брусники со сморщенными прошлогодними ягодами, добавил в каждую рыбину  кисточку можжевелового побега. Слегка обмазал тушки подсолнечным маслом. На дно коптильни разложил ольховых щепочек, установил решётку, на которую поместилась только пара лещей. Захлопнул крышку и приладил над несильным огнем костра. Приткнул сбоку чайник.

Скоро из под крышки коптильни заструился синеватый дымок. Пошевелил палочкой костер, умерил пламя. Недалеко от базы, в полузатопленной низинке, среди бурелома, в прошлогодних гнилых листьях, надергал охапку медвежьего лука, ополоснул в реке. На отскобленный добела стол из сосновых досок навалил нехитрой снеди. Черный хлеб, банка овощного маринованного ассорти, головка чеснока, крупная соль в льняном мешочке, пачка индийского чая, кусковой, колотый сахар. В литровой аранжевой кружке заварил чай, из коптильни вытащил двух шоколадных, с золотым отливом лещей, раскрыл их. Запах копченой рыбы перебил на мгновение запах соснового бора, перемешался с ним и распахнул врата в мир чревоугодия.

Пир на весь мир!

За долгий вечер перекоптил остальную рыбу. Несколько раз прикладывался к деликатесу, захмелел. Спать в домик не пошёл - разложил спальник под стеной на густом брусничнике, так что бы наблюдать убегающю воду. Нанесло прохладой, над речкой полетели сгустки тумана.

Проснулся от невнятного шума. Потер глаза. Медленно возникло изображение, появилась резкость. Над водой плыл туман. Перевёл взгляд на деревья и обалдел  - два черных петуха устроились на сосне, теребили ветки, обрывали иголки и смешно тряся бородами, закидывали головы, заглатывали жесткий корм. Завтракали не торопясь, высматривали иголки  позеленее, иногда шаркали клювами по толстым веткам. Боковым зрением заметил еще одного глухаря - на земле, который вышагивал среди старых пней и клевал редкие ягоды брусники. До него было не больше десяти метров. От увиденного в горле пересохло, тело внезапно свело судорогой и я не сдерживаясь закашлял. Одна птица от неожиданности оступилась и чуть не свалилась, поправив равновесие короткими взмахами крыльев. Тот лухарь, что был на земле, выпрямился, вытянул шею и косил глазом в мою сторону. Не заметив ничего опасного, покрутив головами, птицы продолжили заниматься своим делом.

-Доброе утро, страна! - заорал я разбудив всю округу. Выскочил из спальника и понесся за глухарем, который присел, споткнулся  пару раз, захлопал крыльями и лавируя между соснами скрылся из виду. Два других тоже не засиделись и умчались с глаз долой.

Не раздумывая, быстро разделся и прыгнул с берега в высокую воду. Обожгло, проснуло каждую клеточку, разбудило. Замахал руками и выбрался на берег, пробежался недалеко, стряхивая остатки сна. Пошаманил у котровища, поправил не сгоревшие остатки, поджог сосновые щепочки, потянуло дымком. Подвесил чайник. Особо не торопился - впереди целый день, суливший новые впечатления, которые надо было пропустить через сознание, посмаковать, уложить по своим полочкам в голове, запомнить.

Туман над Шуей поднялся, утренняя серость отступила, на востоке прорезалась светлая полоска, изломанная темным подзором тайги по горизонту. Забрался в лодку и пошлепал в верх по течению. Не таился, гремел веслами, с силой рвал их на себя, будоража окрестности. Сзади меня что-то изменилось. Оглянулся. Из ворот Няльмы выкатился на озеро огромный огненный шар, полыхая краями, бысро увеличиваясь в размерах.
 
Солнце было оглушительно, подавило все звуки,  запахи, напряглось и оторвавшись от верхушек сосен, запрыгнуло в бездонное небо, расплавило его, устремилось ввысь. Жарило так, что пришлось раздеться.
 Поколесил по заливам, пошугал уток, бросил весла и развалился на дне лодки позагорать. Не сильным ветерком лодку прибило в залив. Она тихонько зашуршала дном и бортами по затопленному стланнику, остановилась. Нанесло тяжелым запахом багульника. Привстал и осмотрелся вокруг. Недалеко от лодки розовые вершинки шевелились, стебли под водой ходили ходуном, над водой то и дело появлялись черные хребты крупной рыбы. Сильно волнило. Лещ нерестится.
 Стая приблизилась к лодке и окружила её. Вгляделся в воду. Огромные, золотые рыбки, поглощенные брачными играми, не обращали на меня никакого внимания. Пузатые самки заигрывали с самцами, неспешно уплывали от них, внезапно останавливались, позволяя прислониться к тугим бокам, ложились на бок, ускользали и снова останавливались. Самцы, в брачном оперении из шипов, покрывающих тело, как ракушки борты корабля, тыкались мордами в животы самок,  всячески понуждая их к рыбьей любви. Те, разомлев, отвечали, упругими, короткими струями выпуская из животов тысячи бледно желтых икринок. Лещи сходили с ума, окутывали их белым туманом молоки, застывали на месте, шевеля черными плавниками, разевая рты, вздрагивая жабрами.
 
Медленно опустил обе руки в воду, наклонив лодку, почти касаясь лицом поверхности воды. К руке подплыл лещ, потыкал её шипами и вдруг губами захватил распрямившиеся в воде волосы, потянул. Прислонялся несколько раз, принимал вертикальное положение, терся. Аккуратно подвел под него вторую руку и ладонью приподнял рыбу. Она нехотя посопротивлялась, вывернув серебристо желтое тело и нырнула вглубь за самкой, застрявшей между веток багульника, трепещавшей плавниками от нетерпения.

Насмотревшись вдоволь, стараясь меньше шуметь, покинул место нереста и погреб прочь.

Вечером подъехал Михалыч. Сидя за столом, прихлебывая чай, рассказывал ему, как принимал роды у лещей. Михалыч слушал, поглядывал на меня с недоверием, улыбался. Махнул рукой в сторону:
-Видишь?
У забора торчали два небольших,метра по полтора,деревца,явно искуственного происхождения.
-Карликовые яблоньки.Этой весной зацветут.Яблоки первые нальются.
Отхлебнул из кружки,мечтательно заключил:
-И будет тебе рай.....