Осколки великой эпохи-4

Николай Боев
***
         
                Продолжение
            
                "Воркутлаг"

Весной, 23 апреля 1939  года, постановлением особого совещания при  НКВД СССР подследственный Прик-Шайтис Г.И. по политическим мотивам был осуждён на срок 8(восемь) лет заключения  с отбыванием наказания в  исправительно-трудовых лагерях на севере страны.   
Сборы и путь следования к месту ссылки  невозможно описать  обычным литературным языком ввиду полного отторжения человеческим сознанием сложившихся в то время в пенитенциарной системе страны отношений к осуждённым «врагам народа».
Только благодаря своей военной и жизненной закалке, а также беззаветной вере в  правое "дело партии",  Георгий Иванович сумел вынести всевозможные издевательства и мучения.
Но вот, постепенно, начиная с августа 1939 года, режим в отношении его несколько смягчился и  он вскоре при поддержке друзей-единомышленников смог уже приступить к исполнению должности старшего экономиста в управлении "Воркутлага".
Оказывается, и здесь нужны были хорошо соображающие и знающие своё дело, специалисты.

+++

Воркутинский лагерь НКВД-МВД был организован в начале мая 1938 года вблизи  посёлка  Воркута Ненецкого национального округа Архангельской области, впоследствии - город в Коми АССР.

Основным профилем  его производственного предназначения являлась добыча угля,  а также геологоразведка, лесозаготовки, строительство, сельское хозяйство.

Численность заключенных в нём в 1938 году  составляла более 15 тысяч человек, а к 1951 году превысила  уже 40 тысяч человек. 

По тому времени это был самый крупный остров Архипелага ГУЛАГ на территории  европейского Севера России вообще.

Из всего вольного населения Воркуты  (40 тысяч человек) лишь 29 тысяч имели все гражданские права.

Управленческая элита составляла  полторы тысячи человек, инженерно-технических работников насчитывалось 716 человек, из них: 258 - бывшие заключенные.
 
Вплоть до ликвидации "Воркутлага" в апреле 1953 года сложившаяся структура не менялась.

25 января 1960 года приказом МВД СССР № 020 был ликвидирован ГУЛАГ.

Не все времена проходили здесь мирно и без происшествий.

Так, 24 января 1942 года в "Воркутлаге" вспыхнуло восстание заключенных, которое потом вошло в историю как  «Восстание Ретюнина»
Марк Ретюнин был осужден в 1929 году на 13 лет за бандитизм.
В 1939 году он досрочно освобождается  и занимает пост начальника лагерного пункта «Лесорейд» Воркутлага НКВД. А в начале 1942 года организовал и возглавил Усть-Усинское восстание заключенных.
Восставшие (около 100 человек) на короткое время захватили райцентр Усть-Уса, но уже  к 2 февраля большинство из них были уничтожены отрядами НКВД.
 
В дальнейшем, вплоть до закрытия ГУЛАГА, здесь имели место и другие, довольно массовые, восстания и выступления заключённых, наиболее ярким из которых явилось восстание «окруженцев» - бывших красноармейцев и офицеров Красной Армии, попавших в окружение в первые годы войны. Но все они были жестоко подавлены с применением отрядов НКВД, а также авиации и артиллерийского вооружения.

О "Воркутлаге"  имеется большое число публикаций, написанных бывшими ссыльными, а также «вольными» авторами, увидевшими в этом направлении интересные для себя и читательской публики фактические события.

Для Зинаиды Петровны, а впоследствии и Тамары Георгиевны неподдельный интерес представили воспоминания Зубчанинова Владимира Васильевича, ученого-экономиста, сотрудника Института мировой экономики и международных отношений АН СССР, видного специалиста в области научной и педагогической деятельности. Этот человек в тридцатые годы также попал в аналогичную «мясорубку», отбывал годы ссылки в том же "Воркутлаге", где и встретился с  Георгием Ивановичем Прик-Шайтисом.

В предисловии к его книге о судьбе российского экономиста  в-частности отмечается:
«Быть может главная особенность предлагаемой читателю книги состоит в том, что ее автор, увлеченный бережным, кропотливым восстановлением событийной канвы, как бы независимо от собственной воли, но исключительно достоверно очерчивает облик российского интеллигента, обыкновенного и вместе с тем выдающегося человека, унаследовавшего от своих предков многие таланты, жизнелюбие и чувство долга, с достоинством и стойкостью пронесшего это звание через самые жестокие испытания нашей недавней крутой истории...»

Владимир Васильевич так вспоминает одну из своих встреч с Георгием Ивановичем, случившейся у них в окрестностях Воркуты.
...Было тихо и тепло. Расстегнув телогрейку и чувствуя физическую радость от ходьбы и свежего воздуха, я шел по извилистой тропе, которая то сбегала в овражки, выползая потом на бугры, то пробиралась между высохшими и начавшими чернеть кочками. Выйдя из небольшого овражка, я увидел впереди поднимавшегося на бугор человека. Это был Георгий Иванович Прик-Шайтис...
Человеком он был сдержанным, с непреклонным, очень сильным характером. Еще в дореволюционные времена он состоял в большевистской партии, потом был министром первого советского правительства на Дальнем Востоке, руководил во время господства там белогвардейцев большевистским подпольем, а в последние годы работал в Москве членом ЦИК вместе с М.И. Калининым...

...Арестовали его в самые страшные "ежовские" времена, сильно измучили и записали в троцкисты. Пользуясь тем, что мы шли только вдвоем среди совершенно безлюдной тундры, я попытался расспросить - что с ним делали.

- Знаете, Владимир Васильевич, я не хотел бы ни вспоминать, ни рассказывать об этом.
Я не настаивал. Но, пройдя еще некоторое время, он сам начал говорить:
- Самое ужасное в том, что на все это легко находились исполнители... Вы слыхали, кто такие молотобойцы? Вот привели меня один раз к следователю. Он позвонил, и в кабинет вошло трое здоровенных парней. Я заметил, что на гимнастерках у всех были комсомольские значки. Один из них крикнул: спускай штаны! Я не понял. Ну, чего стоишь?! Спускай штаны!..

...Они продолжали жать и, по-видимому, благодаря моему молчанию переступили какой-то предел. Я лишился сознания. Очнулся  в госпитале со страшнейшим воспалением раздавленного яичника.
 
Так думаете на этом кончилось? Когда я только-только начал поправляться, меня под руки отвели к следователю.
 
- Ну, будешь сознаваться?"
 
Я ничего не ответил.
 
- Значит, хочешь повторить? - орал он и опять вызвал молотобойцев.
 
На этот раз явились ребята послабей. Оказалось, что у них другая специальность. Они прижали меня к стене и стали плевать и харкать мне в лицо.
Да что рассказывать!
 
Вон Марью Михайловну сажали в гинекологическое кресло, и при следователе две молодые женщины в белых халатах набивали ей горчицу во влагалище!
Кто все это делал?
Наши обыкновенные ребята, мобилизованные для работы в "органах" по комсомольской линии.

Некоторое время мы шли молча. Потом он заговорил снова:

- Если самому за себя не решать, а только слушаться - любой может собакой стать. А на моей памяти еще были люди, которые руководствовались не приказами и командами, а собственной совестью. В подполье я попал в безвыходное положение: куда ни сунься - везде провал, везде схватят! И вот - схватили! Обрадовались страшно.
Вводят к дежурному офицеру. И, знаете, - сразу и он меня узнал, и я его узнал: мы восемь лет за одной партой просидели!
Но он спрашивает: это вы кого привели?
Те с восторгом: - Прик-Шайтиса поймали!
Он посмотрел на меня, секунду подумал и закричал:
- Растяпы! Прик-Шайтиса упустили! Этого вам подсунули, чтобы со следа сбить! Я Прик-Шайтиса знаю - в гимназии с ним учился. Олухи вы! Идите пока не все потеряно. А с этим я поговорю.
Выпроводил, а немного погодя другим ходом отпустил меня.
Тогда еще не всех успели цепными собаками сделать.

После этого рассказа мы долго шли молча. Потом, не начиная нового разговора, стали перекидываться короткими замечаниями по вопросам нашей работы. Между прочим, я спросил, не знает ли он в лагере хороших экономистов.
 
Георгий Иванович подумал и сказал:
- Возьмите моего брата Николая Ивановича. Он на 12 лет моложе меня, но уже был профессором...»

После получения диплома об окончании Первого Московского ордена Ленина медицинского института по специализации «Лечебное дело» Тамара Георгиевна вместе с мужем и мамой принимают решение ехать в Воркуту с тем, чтобы там по возможности поддержать заболевшего Георгия Ивановича, ну и по возможности, если удастся, подзаработать деньжат для устройства дальнейшей жизни.

Продолжение следует.